Оперативная обстановка. Генерал-майору Филатову

 

Срочно

Сов.секретно

 

Начальнику СОП РФ

Генерал-майору Филатову

 

Направляю в Ваш адрес контрольную запись телефонного разговора по линии ВЧ-связи между объектом "Дед" и объектом "Зубр";.

Мероприятия в отношении объекта "Зубр" осуществляются согласно Вашего распоряжения от 01.01. с.г.

 

Нач. 12-го отдела СОП РФ

 

п/п-к Кузин

 

 

* * *

 

 

Стенограмма

 

"Дед". — Привет. Как настроение, Иван?

"Зубр". — На букву "хе", не подумай, что "хорошо".

"Д". — Понимаю тебя, Ваня. Прими соболезнования.

"З". — Ага! Ты думаешь, для меня это личная боль? За нас, козлов, больно. Сегодня один, завтра другой... Только волю дай, начнете друг друга дырявить. Не дай бог войдет в моду!

"Д" — Это точно! Однако, есть же профессиональный риск. Вон Николай-батюшка пулю принял, как должное. Дело наше, Иван, царское, терпи, если взялся. Из наших кресел дорога одна — в каземат или на эшафот. Про персональные пенсии можно забыть, не при социализме живем.

"З". — Спасибо, утешил! Я тут мозгую, что народу своему наплести. А ты с утешениями лезешь. Их бы чем утешить? Дураков и у меня много.

"Д". — С дураками построже надо. А умные что говорят?

"З". — Пока ни с кем не советовался. Думаю, стоит устроить старику похороны по первому разряду, с гонкой на лафете, как считаешь? Заодно, кого надо в Москву высвистаем, а? Хвосты накрутим, под хвостом скипидаром намажем, а то вконец в провинции разболтались. Хозяйский кулак забывать стали.

"Д". — Можно, можно... Деньжат из казны на такое дело подброшу. Да и перед Движением я давно не выступал. Хотя, Иван...

"З". — Говори, я слушаю.

"Д". — Да так, мыслишка проползла... Ну припрутся они в Москву, наберутся здесь сплетен, пойдет бодяга гулять по провинциям. На кой нам это надо? Покой дороже.

"З". — Да я и сам об этом думал. Но ведь уже слух пошел, притравили старика.

"Д". — Слух мы прижмем. У него уже был инсульт, да?

"З". — Да.

"Д". — Вот и ладно. Объявим, помер от инсульта, а для своих запустим слух — от передозировки лекарства. Дело, мол, темное, но "контора" уже копает.

"З". — Ага, и все на тормозах спустить!

"Д". — Зачем? Копать-то все одно будем, но тихо!

"З". — Тихо копать у нас не обучены, сам знаешь.

"Д". — Я это на контроль возьму. Сейчас позвоню Филатову, хвост накручу. Или ты “за” Ларина?

"З". — Да оба они мудаки. Филатов, конечно, профессионал. Ларин пока свой интеллигентный пятак морщит и думает, как эту кучу дерьма разгрести, чтобы не запачкаться, твой Филя весь по уши вымажется, а результат даст.

"Д". — Ха-ха-ха! За то и ценю! Так как решим, Иваныч? Стоит мне на трибуну выползать, или как?

"З". — В принципе, согласен. Это же не мое личное, под тебя все делалось. Я, так, рулю по мере сил. "Движение", мать их за ногу! Пока педаля под задницу не дашь, никто не двинется.

“Д”. — Ты на завтра сможешь все организовать?

“З”. — Без проблем. Только тут такое дело... Родня от старика фактически отказалась. Мне все разгребать предстоит. Считай, что от имени скорбящих обращаюсь: дай указание Филатову, пусть выдаст тело. Что там следакам копаться? Распластали уже, наковыряли, что надо, вот и хватит.

“Д”. — Сделаю, Иван. А с утречка я перезвоню, и мы окончательно договоримся. Где планируешь отходняк Карнаухову петь?

"З". — В штаб-квартире, само собой.

“Д”. — Ладно, поддерживаю. Место у вас там на всех хватит. Орлов Филатова загодя пустишь?

“З”. — Да пусть хоть ночуют, мне то что!

“Д”. — Вот и договорились. О, погоди! А разве не на третий день полагается закапывать?

“З”. — У нормальных — да. Только Карнаухов такой христианин, как я японская гейша. У него партбилетов больше, чем у тебя орденов. По-моему, если он во что-то и верил, так это в таблицу умножения.

“Д”. — Эк, ты, Иван! О мертвом же либо хорошо, либо...

“З”. — А я еще хорошо! У меня тут все такие. Послушаешь, что скажут, когда я помру.

“Д”. — Иван, ты не не каркай. Ты мне еще нужен.

“З”. — Приятно слышать. Да, вот чего еще! Тут созрела инициатива бросить моих хунвейбинов на восстановление Питера. Ты как на это смотришь?

“Д”. — Да, вроде бы, ничего идейка... А не жалко?

“З”. — А что их жалеть? Пацаны молодые, силы девать некуда. Пусть поработают. Заодно генофонд в городе подправят. А то совсем уже запрыщавели от спермотоксикоза.

“Д”. — Ха-ха-ха! Ну ты дал, Иван!

“З”. — Я так понял, ты поддерживаешь?

“Д”. — Ага, особенно в части, касаемой генофонда. Ха-ха-ха!

“З”. — Я планирую завтра клич бросить. Или ты огласишь?

“Д”. — Не, давай лучше ты с инициативой выступи, а я поддержу.

“З”. — Договорились. Значит, я даю команду собрать пацанов в казармах, чтобы речь слушали и дружно в ладоши хлопали. И сразу — в поезд. Нормально?

“Д”. — Нормально. Все, жду утром звонка. И еще раз — мои соболезнования.

“З”. — Спасибо.

 

Резолюция: В дело!

Подпись: Филатов

 

Преторианцы

В трубке на низкой ноте пульсировали короткие гудки.

Филатов положил трубку на рычаги.

— Это называется — перехвать инициативы, — Первый самодовольно усмехнулся.

— Этого мало, Валентин, — произнес Филатов.

На скулах Первого забугрились желваки.

— Хватит на этот раз, — процедил он.

— Старосту пора за ребро подвесить, — твердо глядя ему в глаза, произнес Филатов.

Первый моментально вспыхнул.

— Хочешь посорить меня с Движением?! — он, как всегда без всякого перехода сорвался на крик. — Только всех построили, так опять бардак начинаешь!

В комнатке, куда была проведена линия ВЧ-связи, было тесно. Первому, вскочившему из кресла, пришлось встать почти вплотную с Филатовым. Положение было явно не в его пользу. Миниатюрного сложения, сухопарый, с уже наметившимся брюшком, он проигрывал Филатову, грузному и мощному, как римскоу борцу. Особенной пикатности внешнему виду шефу президентской охраны добавлял скошеный на бок нос. “За одного битого двух не битых дают”, — подкалывал его Первый. Филатов терпел, или умело скрывал раздражение за косой улыбочкой боксера-супертяжа.

— Чье Движение, наше или Старостина?

— Мое! — выкрикнул ему в лицо Первый. — Только не царское это дело в дерьме ковыряться. Старостина мне пока заменить некем.

Филатов даже не пошевелился. Дорога к двери была заблокирована его мощным телом.

— Старостин насадил своих людей от Москвы до Владивостока. Его “Молодые львы” — банды отморозков, сбитых в батальоны штатной структуры спецвойск. По первому щелчку они растерзают любого.

— А у тебя Гвардия! — оборвал его Первый.

— Вот и верни ее в Москву. Дело пахнет большой дракой. Я еще раз прошу, верни моих людей на улицу. Сам же видишь, обкладывают нас!

— О! Только не начинай, прошу тебя, — скривился Первый. — Опять к Скобарю докопался!

Филатов стиснул зубы.

Все началось с доклада на Совете. Новый командующий СБР МЧС Скобарь выложил на стол сводки по основным особо опасным производственным комплексам. Практически на всех сложилась ситуация близкая к чрезвычайной. Только случай или Господь бог еще берег их от цепной реакции катастроф. Все держалось на соплях, честном слове и матюгах. Картина для России привычная, и по мнению Филатова, не стоило делать круглые глаза, но сработал "эффект жаренного петуха", клюнувшего в самую способствующую мышлению часть тела.

Оказалось, в одной Москве все еще оставалось сто шестьдесят объектов радиационной опасности, не считая химических производств и неучтенного числа лабораторий и прочих "шарашек". Намек на безопасность первых лиц государства был достаточно тонок. Чего от генерала Скобаря никто не ожидал.

Первым поднял крик премьер правительства. Ему по должности полагалась орать "держи вора". В дискуссии, кто и насколько виноват, чуть не передрались. Под эту горячку Филатов упорно пытался добиться от Первого приказа передать охрану особо опасных объектов частям Президентской гвардии. Сидевший до поры, как медведь в малине, Старостин неожиданно вылез на трибуну. Давить он умел. А в тот раз под его нажимом хрустнули позвонки у всех.

Совет принял "вполне разумное и обоснованное" предложение отдать объекты, а значит, и патрулирование города, частям МЧС, структурно входящими в СБР Скобаря. А Президентскую гвардию, численностью в три дивизии, рекомендовали шире использовать по прямому назначению — давить партизанщину как основную угрозу власти. Дружно проголосовали за создание единого штаба антитеррористической войны в составе командующих войск МВД, СГБ и Президентской гвардии.

Филатов, как непосредственный начальник частей Президентской гвардии, конечно, получил щелчок по носу, но уж больно он его, считал Первый, стал совать не в свои дела.

— Генералом Скобарем меня не пугай, он в наши игры не игрок.

— Разве? Зачем его тогда Старостин в Москву приволок? — зло прищурился Филатов.

— Приволок он, а утвердил я. Если бы подлянку почуял, отправил бы назад на китайскую границу. У тебя на него компра есть? Нету. Вот и хватит об этом!

— Как скажешь.

Сквозь толстые стены пробивались тугие удары мяча и гортанные вскрики игроков.

С лица Первого сошел спортивный румянец. Он только что отыграл пару геймов в теннис, все еще был в белых шортах и тенниске, с полотенцем на шее и напульсниках на жилистых руках.

— Ты не умеешь ждать, Игорь, — севшим голосом произнес он. — Нарой мне компру на Старостина. Только стопудовую компру, и я его сниму.

— Снять мало. Надо арестовать и шлепнуть при попытке бегства. А потом судить закрытым трибуналом.

Первый коротко хохотнул.

Филатов не смог удержаться, чтобы не испортить настроение своему шефу.

— Обязательно ехать в этот гадюшник? — спросил он.

Первый ответил, как учитель бестолковому ученику:

— Политика! Я давно лично с народом не общался.

Это было правдой. Первый со дня вступления в должность для граждан страны существовал только в телевизоре, куда доходил сигнал, и в газетах, куда их довозили. Одно время еженедельные выступления Первого транслировали по радио, но, проанализировав агентурные сообщения и “отзывы с мест”, решили отказаться от американских приемов “обращения к нации” по поводу и без повода. В народе за Первым, открывшего в себе дар говорить правильно и долго, прочно закрепилась кличка “Матюгальник”.

— А ты здание театра давно видел? — спросил Филатов.

— Не понял? — сделал удивленное лицо Первый.

— Проехали...

Филатов не стал уточнять, что его отдельная рота личной охраны раствориться в лабиринтах исполинского храма песни и пляски Армии, как муравьи в тайге. А брать штурмом здание театра без поддержки танков и авиации — занятие безнадежное. Особенно, если в тылу у тебя части СБР, молящиеся на своего командующего и плевавшие на главкома.

Он задом толкнул дверь, вышел в коридор, открывая выход Первому.

 

 

Фараон

 

Старостин положил трубку. Полез в карман за папиросами, вспомнил, что оставил пачку на столе внизу, и выругался:

— Паяц, дешевка! А туда же лезет... Ему бы только потрепаться на публике. Второе явление Троцкого народу!

«Спокойно, Иван, — приказал он сам себе. — Не мандражируй. Так начнешь от собственной тени шарахаться. Ни с чем этот звонок не связан. Вернее, связан, но не с тем, чем ты подумал. Филатов крутит, сразу видно — он!

А ведь ты правильно рассчитал, когда сам за кремлевскую стенку не полез, а этого попугая в кресло впихнул. На хрен, на хрен! Быстро же они паяца окрутили, даже не ожидал. Знал, что с гнильцой парень, с изрядной гнильцой, жизнью пыльным мешком не битый, но что бы так быстро скурвился, нет, не ожидал. Урок! Половину, если не больше своих придется к ногтю, и в самое ближайшее время. Начнут хапать и врать. Им только позволь, схарчат самого, не крякнут! Разберемся...

А мне сейчас крепкие мужики нужны. Какой номер-то у него? Вот, память девичья — "дала, а кому - не помню". Ага! Сейчас мы отца-командира обеспокоим».

Он потянулся к телефонной трубке...