ГЛАВА С Е Д Ь М А Я

 

Старые львы

 

Салин вернулся в кабинет, на ходу одергивая пиджак.

— Вы извините, Константин Альбертович. Неотложные дела, беготня весь день. Продолжим, — сказал он, усаживаясь в кресло. Сидели по привычке рядом, чуть развернув друг к другу кресла.

— Ничего, я понимаю.

Ливитцкий успел раскурить тяжелую трубку. В воздухе плавало сиреневое пахучее облако. Курил голландский "Клан". Узнав о его давнем пристрастии к дорогому табаку, Салин ненавязчиво организовал постоянное снабжение, благо, возможности по удовлетворению любых прихотей партнеров у него всегда были. Ливитцкий с врожденным тактом поблагодарил лишь раз, больше об этом не упоминали.

«Он очень похож на молодого Алексея Толстого. Бонвиван, та же барственная покойность, только бес, вечно точащий русскую душу, изредка пробивается сквозь вальяжную ленцу глаз. Есть в нем бес, есть! Неземного хочется, страшного, невиданного. Вот и лезет в дебри, где слабый умом давно бы тронулся. И любит Россию, и презирает ее кислый дух одновременно. Все, как русскому просвещенному человеку и полагается», — подумал Салин, украдкой наблюдая за Константином Арнольдовичем.

Левитцкий был лидером филосовского кружка, пригретого Салиным. Во времена о н ы е Левитцкого назвали бы “политтехнологом”. Широко эрудирован, способен масштабно мыслить, в частые моменты озарения способен выдавать нестандартные решения, от красоты и логичности которых заходились от зависти узкие профессионалы. От плебейского вида “политтехнологов” Левитцкий отличался не только врожденным аристократизмом. У него хватало вкуса не корчить из себя политика и было достаточно ума, чтобы, образно выражаясь, будучи хвостом, не пытаться крутить собакой. С первых же встреч он четко очертил границы своего присутствия в мире Салина — мире выских интриг, тайных соглашений и смертельных схваток, невидимых непосвященному глазу. Он четко удерживался на грани, за которой высказанное вслух мнение становится попыткой воздействовать на принятие решения.

— Продолжим анализ? Если я вас еще не утомил...

— Нисколько. Более того, сейчас необходимо именно ваше умение мыслить иными, скажем, менее банальными категориями. — Салин знал, что Левицкий падок на лесть.

— Отлично, — удовлетворенно пыхнул тубкой Ливитцкий. — Коль скоро мы затронули столь щепетильный вопрос, придется сделать небольшой экскурс в эзотерическую историю нашего родного государства.

Гений Сталина в том и состоит, что, как всякий гениальный человек, он сумел подняться над догмами и увидеть свет там, где все его окружающие видели лишь частокол проблем. Если помните, классический марксизм предполагал социалистическую революцию как перехват управления в высокоразвитом, как мы сейчас говорим, индустриальном обществе. После смерти Ленина ему досталась изнуренная войной страна с двумя, я подчеркиваю, двумя процентами пролетариата, полностью разложившейся системой управления и тотальной анархией, идущей от всеобщей жажды перемен. Что оставалось делать? И Сталин сделал гениальный по простоте и грациозности ход. Я бы назвал его манифестацией непроявленного в проявленном. Он развернул структуру партии, то есть, закрытой, по-нашему — эзотерической организации, превратив ее в открытый аппарат государственного управления. До него мир знал лишь классический путь либеральной демократии с ее тайным всевластием закрытых клубов и обществ. Образно говоря, Сталин выстроил пирамиду, о существовании которой общество было практически неосведомлено. Поэтому-то никто и не обратил внимания на столь бросающиеся в глаза признаки тайной организации.

Вспомните, октябрята с семи до десяти лет, потом — пионеры до четырнадцати лет, начало полового созревания и связанные с ним энергетические пертурбации знаменующиеся вступлением в комсомол. Энергия, стало быть, направляется в созидательное русло. А в комсомоле самый бездарный обречен пробыть два раза по семь лет, то есть — до двадцати восьми, сумма чего дает нам десятку — нумерологический знак "человека познания". Определенное число созревает раньше и переходит в разряд кандидатов в члены, что есть полный аналог степени подмастерья. Я надеюсь, мои аналогии с масонской иерархией вас не шокируют?

— Константин Альбертович, вряд ли меня можно чем-то удивить. — Салин вежливо улыбнулся. — Кого, по вашему мнению, Сталин называл "меченосцами"? Помните его изречение?

— Конечно. "Наша партия должна представлять из себя боевой отряд, сродни "меченосцам", так, если я не ошибаюсь. Думаю, он имел в виду именно то, о чем я говорил. Он создал новую партию, партию управленцев, репрессировав всех пламенных профессиональных революционеров, способных только разрушать. Чем больше партийная иерархия пронизана духом рыцарского ордена с культом магистра и веры в Абсолют, в нашем случае — в коммунистическое завтра, тем оптимальнее она в управлении и мало подвержена внутренним и внешним воздействиям.

— А результат? — саркастически ухмыльнувшись, вставил Салин, сверкнув на Ливитцкого темными стеклами.

— Произошло то, что должно было произойти. Система из тайной стала явной. Постепенно из нее ушел Дух. Более того, в таком виде она абсолютно не приспособлена ни к каким новациям. Ее конструкция неизменна, как сама природа Власти. А все реформаторы с упорством, достойным иного применения, пытались перестроить именно ее, принимая внутреннее за внешнее. Чем кончались эпопеи по переделке фасада вы знаете. А теперь посмотрите на Китай. Конструкции идентичны, результат — прямо противоположный. — Ливитцкий зло пыхнул трубкой. — Необходимость восстановления партийной структуры у нас осознали еще при Ельцине. Но все “партстроительство” шло сверху и лепили из того человеческого материала, что был в наличии: из казнокрадов, взяточников, коллаборционистов и моральных разложенцев. Ошибка в том, что для “рыцарского ордена Партии” нужны бессеребренники и фанаты д е л а, а не “скупые рыцари” с миллионными личными счетами в швейцарском банке. Итог, что называется, на лицо.

Левитин указал за окно, где в хмуром небе клубился дым. Опять в городе что-то горело. Или опять случился выброс какой-то химической гадости.

В кабинете, как и во всем здании концерна, воздух трижды пропускали через систему фильтров. Но Салину почудилось, что в стерильном, облагороженном ионами и ароматизаторами воздухе, появилась кислая химическая нотка.

Он с неудовольствием покосился на трубку Левитцкого.

— Хорошо, дорогой мой, вернемся к Старостину.

Левитцкий забросил ногу на ногу, аккуратно поддернув штанину.

— Что касается Старостина, то я уже говорил и не устану повторять: данный господин представляет собой редкий тип политика. Его и политиком назвать было бы не совсем точно. В отличии от всех, он не приспосабливается к обстоятельствам, выгадывая момент, а жестко и планомерно структурирует внешние обстоятельства под себя. Для этого потребна изрядная смелость. Но не смелость авантюриста, но смелость гения, презревшего все каноны, потому что ему, исключительно ему одному, открылись иные закономерности. Мне было важно понять, какой из инкарнаций высших сил может быть Старостин, скрывающийся за личиной очередного популиста и спасителя Отечества.

Левитцкий пососал трубку, уставившись на попыхивающий искорками табак.

Салин изобразил на лице скептическую гримасу.

— Знаете, Константин Арнольдович, я иногда ловлю себя на мысли: а не погрузились ли мы по извечной русской привычке в дебри любомудрия, а? Не идет ли все наше философствование от желания признать проблему неразрешимой, а труды напрасными, как думаете? Ведь истина может оказаться гораздо проще, чем нам в силу уровня развития интеллекта хотелось бы. Что может быть проще? Делали партию под Первого, эка невидаль. Я просто сбился со счета, сколько их налепили со времен исчезновения н а ш е й партии. Назначили первого подходящего горлопана из провинции. Он оказался способным организатором, горозде более способным, чем от него ожидали. Такое тоже не редкость. А “задвинуть” выдвиженца руки не дошли. Что случается довольно часто. Вот теперь и кусаем локти.

Он сознательно подставлялся. Заряженный энергией конфронтации ответ Ливитцкого должен был выйти предельно кратким.

— Мы же не понимаем под политикой сводку новостей в газете! — живо откликнулся Ливитцкий. — Даже простое передвижение границ носит планетарный характер, а посему политика либо связана напрямую, либо вызвана силами иного, высшего порядка. — Левитцкий пыхнул трубкой. — Конец Времен, уважаемый Виктор Николаевич, Конец Времен! Тайное проявляет себя в явном. Я и мои товарищи абсолютно убеждены: Старостин представляет собой проявленность глубинных сил разрушения, до поры сокрытых в недрах нашей цивилизации.

— Уверены, именно — разрушения?

— Абсолютно. Небезызвестная строфа "до основанья, а затем, мы наш, мы новый мир построим..." содержит в себе глубокий смысл. Новые цивилизации восходят на прахе предыдущих. Катастрофа только начинается. Первый удар стихии можно уподобить пожару, сжигающему стерню, чтобы подготовить почву для нового посева. Но Старостин — не сеятель и не землепашец. Он сам есть Катастрофа.

Салин долго взвешивал вопрос, тщательно маскируя свой интерес; так уж повелось, беседы с одним из "невидимых советников" носили интеллектуальный характер, никогда и ничего практического, напрямую связанного с д е л о м.

— Как с этих позиций можно оценить возможность сотрудничества, или, скажем так, взаимодействия?

— Со Старостиным?! — Ливитцкий развернул кресло, в упор посмотрел на Салина. Но сквозь темную толщу стекол выражения глаз было не разглядеть. — Что будет, если глыба льда упадет на Солнце? Что будет, если обдать кипятком бутылку хорошо подмороженного шампанского? Вот такой эффект вы и получите, уважаемый! Взрыв и Хаос, из которого потом будет слеплена новая Вселенная. Поймите, Старостин отнюдь не созидатель,хоть и хочет таковым казаться. Он то, что в иные века называли Бичом Божьим. Его функция — разрушить. Выращивать всходы и пожинать новые плоды будут другие. Старостин — последняя в нашем веке попытка создать новую расу, новый тип человека, слепив на скорую руку для него новый мир.

— Странно, что этого никто не понял раньше.

— Случайность. — Левитцкий окатил себя клубом благородного аромата.

— Вы еще верите в случайное?

Салин взял тайм-аут, прошел к столу, машинально передвинул бумаги.

«В случайности я не верю, дорогой. В совпадения то же не верю. Я много во что не верю. Порой даже самому себе боишься поверить. Особенно сейчас. Меня подставили на контакт, а сами боятся союза. Только Старостина нам не сломать. Пусть мудрят сколько душе угодно, собирают Капитул, можно большой, можно малый, все одно — не по зубам. Давить его бесполезно. Пусть Старостин боится меня. Деньги убивают надежней пистолета, так, кажется говорят. Кстати, о деньгах!»

Он поднял голову и посмотрел на раскинувшегося в кресле Ливитцкого. Нога небрежно заброшена на ногу, вересковая трубка грациозно лежит в узкой ладони.

«Не знаю, был ли Алексей Толстой англофилом, скорее всего, германофилом, иначе при Усатом долго бы не протянул придворный "красный граф", но этот-то точно — англофил. Для банальной диссидентской неразделенной любви к Америке слишком утончен и добротно образован».

— Вот еще вопрос, Константин Арнольдович, нет ли признаков получения Старостиным, скажем мягко, крупных сумм?

Ливитцкий изогнул бровь, вычертил в воздухе трубкой замысловатую дугу и произнес:

— Исключено. Имеется весьма надежный признак. Старостин, как и все персоны определенного масштаба, прекрасно владеет герметическим языком цвета. Если бы он сподобился найти деньги, которые вы имели ввиду, или они нашли его, а такая вероятность с каждым днем возрастает, он бы не преминул показаться на публике в коричневом костюме. Идет ему этот цвет или нет, но хотя бы раз он был просто обязан. Он же до сих пор, насколько мне известно, на публике и повседневно продолжает носить исключительно черные костюмы. В эту, фи, форменную косоворотку Движения с пояском а-ля Гришка Распутин.

— Я слышал, что черный предпочитают творческие натуры? Или опять наврали модные журналы?

— Черный цвет — символизирует власть над низшими энергиями, идущими из земли. Например, нефть, уголь. Желто-золотой цвет - власть небесная, божественная. Помазанника божьего венчали золотой короной во все времена и практически у всех народов. Коричневый цвет получается при смешивании желтого с черным. Носящий коричневые одежды демонстрирует овладение двумя стихиями власти. Иными словами, коричневый цвет — решение задачи квадратуры круга, как ее понимали алхимики, то есть — соединение земного и небесного. Забавно, но по тесту Люшера коричневый цвет ассоциируется с гедоническими устремлениями. Ибо таков цвет, простите, переваренной пищи. Сытый лев, уже не лев, вы согласны?

Салин, подумав, кивнул.

— Если Старостин вырядится в коричневое, считайте, что он перестал быть самим собой. Его цвета — черный и алый. Дым и пожар. — Левитций скользнул взглядом по Салину. — А вот вам, Виктор Николаевич, темно-коричневый к лицу.

— Благодарю за комплимент. Но костюмы мне подбирает жена.

«Вот и предел твоей компетенции, дорогой. Как только доходит до реального д е л а, вся твое любомудрие теряет смысл. Какая же власть без с е р ь е з н ы х денег?»

— Пригласите ко мне Владислава. Да, немедленно. И будьте добры, еще кофе для Константина Арнольдовича. — Салин положил трубку, снял очки, протер стекла кончиком галстука. Не поднимая головы — знал, без очков глаза становятся беззащитными — сказал:

— Константин Арнольдович, первую часть будем считать законченной. Сейчас подойдет Владислав, поделитесь с ним своими тревогами. Не знаю, что там у вас, но верю, зря панике вы бы не поддались, так?

 

 

* * *

Вместе с Владиславом в кабинет проникло невидимое холодное облачко. Салин давно обратил на это внимание: стоило войти всегда собранному, внешне бесстрастному и уверенному в себе Владиславу, на сердце становилось тревожно и умиротворенно одновременно. Как в присутствии врача. Возможно, будет больно, но мера боли будет профессионально отмерена, а потом неприменно наступит облегчение.

Владислав умел провести любую операцию с минимумом крови и боли. Он их не хотел, не брезговал и не страшился. Кровь и боль, реальные кровь и боль, были неизбежными составляющими его ремесла. Работая со смертью, он мог превратиться в гробовщика, палача или вертухая. За долгие годы сотрудничества с Салиным, он ни разу не оступился, был и остался х и р у р г о м. И как положено хорошему хирургу, он не вел статистики. Мастерство не определяется количеством, как и во всяком искусстве, в ремесле тайных операций речь идет только о стабильности качества работы.

Владислав молча кивнул Ливитцкому, сел в кресло напротив.

Салин надел очки, кивком дал понять Ливитцкому — можно начинать, время не ждет.

— Откровенно говоря, несколько некорректно поднимать эту проблему в отсутствие Рожухина, но, боюсь, он бы меня не понял.

Ливитцкий запыхал трубкой, переводя взгляд с Салина на Стаса. Оба молчали, умели молчанием вытягивать на разговор.

— Все дело в некоторых, подчеркну, исключительно на мой взгляд, тревожных симптомах. Я последнюю неделю анализировал материалы по отрядам наших, так сказать, "меченосцев". Картина безрадостная, доложу я вам.

Опять никакой реакции. Оба изобразили на лицах заинтересованность, но никакого ажиотажа. Лицо Владислава вообще замерло, как у Сфинкса.

— Я, естественно, не вдавался в подробности, как у вас говорят, оперативной работы. Это епархия Владислава. Меня больше интересуют идеологические аспекты с выходом на некоторые эзотерические архитипы. Дело в том, что с самого начала мы пытались заложить в конструкцию организации "Меч" определенный архетип. Я, как вы помните, достаточно подробно обосновал свою точку зрения по данному вопросу. Сейчас лишь повторю, что организация лишь тогда дееспособна, если ее структура не только оптимальна для решения внешних и внутренних задач, но и коррелируется с определенными устоявшиеся формами коллективного бессознательного.

— Благодарю за вступление, Константин Арнольдович, теперь прошу самую суть проблемы, — первым не выдержал Салин.

Посмотрел на Владислава. Опытный глаз подметил тень тревоги, залегшую у него вокруг губ.

— За основу нами была принята модель рыцарского военно-религиозного ордена. Мы учли и специфику будущей деятельности, и отсутствие на тот момент сколь нибудь дееспособной общественной идеи, и соответствие этики и морали военного ордена структуре личности будущих неофитов. Ведь им предстояло воевать, как бы мы это не называли. И война это без сроков и конкретных целей, без врага, обозначающего себя другой формой одежды и чуждым языком. По сути, это война с невидимым, непроявленным врагом. Нам были нужны носители угасшего под гнетом цивилизации истинного духа Воина, сами не ведавшие, что в их крови есть малая толика святой крови Касты воинов. Только такие потребны для астральной битвы, которую мы на своем уровне воспринимаем как противостояние определенной политической фигуре и силам, его вызвавшим к жизни.

Ливитцкий достал из портфеля и разложил на столе фотографии.

— Вот полюбуйтесь. Большего мне не потребовалось. Я готов поставить диагноз.

Салин перебрал фотографии, передал пачку Владиславу.

— Продолжайте, — сказал он Ливитцкому.

— Перед вами снимки мест стоянок наших отрядов, места и результаты их акций. К сожалению, это все, что мне удалось фактически выпросить у Рожухина. Но мне достаточно. Вы обратили внимание на странные знаки? Иногда они вырезаны на дереве, вот здесь нарисованы на стене. Вот под этим деревом нашли труп какого-то человека. Какая-то акция под деревенькой Выселки... А вот это место, где, по мнению оперативников, находился снайпер, ликвидировавший какого-то бонзу в Новосибирске. Опять, как вы видите, едва заметный знак. Уверен, на него они не обратили внимание. Или не смогли грамотно истолковать.

Салин чуть заметно двинул подбородком. Владислав принял сигнал, посмотрел на него и едва заметно кивнул.

«Фактура сходится. Ливитцкий своим умом доходил до многих истин, известных только узкому кругу профессионалов, я убеждался в этом не раз. Нет и не может быть секретов ремесла, пусть и трижды секретного, для пытливого натренированного ума», — подумал он, переводя взгляд на покрасневшего от волнения Ливитцкого.

Тот был доволен, добился-таки своего. Они оба, на сколько позволяло благоприобретенное хладнокровие, демонстрировали неподдельную заинтересованность.

— Теперь посмотрите на эту книжицу. Вещь довольно редкая. — Он, как фокусник, достал из портфеля книгу в старинном добром переплете. — Трактат Гвидо фон Листа, посвященный эпосу "Старшая Эдда". Очень редкая книга! — Он погладил темно-бордовый переплет. Издание 1908 года. А вот более поздний экземпляр. Ральф Блюм, "Книга Рун", издана в Лондоне в 1984 году. Перелистайте на досуге и вы поймете: наши подопечные вдруг решили использовать руны для секретной связи. Склоняюсь к мысли, они используют руны в полном объеме, как опорный сигнал для самонастройки перед акцией и как мощнейший оракул, позволяющий успешно действовать и принимать решения в условиях полной неопределенности.

— Вывод? — коротко бросил Салин.

— Вывод? — Ливитцкий мягко улыбнулся. — Кажется, именно этот прием называется "верховный перехват", да?

Он посмотрел на Владислава, но тот никак не отреагировал. Левитцкий заметно сник.

— Может, я и не совсем верно употребил узкоспециальный термин. Но мне кажется, он наиболее точно передает ситуацию. Наши "меченосцы" сподобились установить контакт с эгрегором более высокого порядка, нежели мы рассчитывали. В чем причина, я пока не знаю. Возможно, имеет место саморазвитие, которое нам неподконтрольно. Возможны любые варианты. Я обещаю все обдумать и в самое ближайшее время вам доложить. Но я готов дать руку на отсечение — мы фактически утратили контроль над ними. Если в ближайшее время с их стороны будет проявлено открытое неповиновение, это только подтвердит мои догадки. Может, стоит проанализировать их деятельность за последний год под новым углом зрения, вы не находите, Виктор Николаевич? Только вот Рожухин... Я обратил внимание, он чрезвычайно ревнив, в свою вотчину меня он не пустит.

Ливитцкий вопросительно посмотрел на Салина.

«Шельма! Решетникову еще учиться и учиться! Вон как ловко гадости преподносит. Пропал в тебе актер, мой дорогой!»

Салин обратил внимание, Владислав почти в открытую делает ему знаки.

— Ваше мнение?

Владислав сухой ладонью провел по седому бобрику.

— Я могу сказать вам пару слов наедине, Виктор Николаевич? — Не усидел, даже чуть привстал в кресле.

— Хорошо. Извините нас, Константин Арнольдович.

Они перешли в комнату отдыха. Салин вышел оттуда через пять минут с побелевшим лицом. Сел, смахнул с лица очки, принялся машинально протирать темные стекла уголком галстука. Ливитцкий вежливо кашлянул в кулак, напоминая о себе. Салин поднял на него остановившийся взгляд.

— Константин Альбертович, думаю, мы прервем нашу встречу. Вас отвезут домой с охраной. В городе сегодня тревожно.

Ливитцкий легко встал, протянул руку.

— До свидания, Виктор Николаевич. Я оставлю вам записку, прочтите, если будет время.

— Хорошо. До свидания.

Салин вяло пожал его мягкие ухоженные пальцы. И впервые за годы знакомства не проводил Левитцкого до дверей кабинета.

Вся слабость после полученного удара сконцентрировалась в ногах. Икры сделались просто ватными.

 

 

* * *

 

Оперативная обстановка

 

 

Служебная записка

 

(фрагмент)

 

Уважаемый Виктор Николаевич!

 

Порок самой идеи создания псевдо-ордена "меченосцев" заключается в том, что как и любая искуственная модель, будучи помещенной в живую среду, принуждаемая ею к активной самоидентификации очень быстро приобретает черты саморазвивающейся системы или разрушается средой, не терпящей ничего застывшего и косного.

Любая искусственно созданная система начинает взаимодействовать со средой, и первым вопросом обеспечения выживания является поиск источников энергии, живительных соков, если проводить аналогию с саженцем. Дерево пускает корни, а организация ищет во всеобщей истории собственное прошлое. Сила Традиции — вот ее жизненный сок.

Мы не учли одного важного фактора. Окружающая среда является для системы мощным фактором эволюции, под воздействием которого даже возможна смена внутренней программы развития. И какой бы идеологической накачкой мы не подпитывали наших "меченосцев", среда и деятельность в ней должны были неминуемо сказаться.

Мы предлагали привлекать людей внутренне одиноких, с мощным зарядом пассионарности, достаточно развитых интеллектуально и духовно для овладения эзотерической премудростью. Оперативные способности, физическую подготовку и боевой опыт мы отдали на откуп "специалистов".

Первые девять неофитов должны были составить костяк будущего ордена. Для этого их протащили через все "горячие точки", изучали, "втемную", как выражается Стас, проверяли на контрольных заданиях. Уцелели все девять, что лишний раз говорит о правильной методике первичного отбора.

Вам ясно, что мы хотели воспроизвести историю создания подлинного ордена "храмовников". Но тут то, как нам теперь ясно, и кроется порок.

Рыцарский орден — идея и модель прекрасные! Но по внутренней сути и роду деятельности наши "рыцари" являются чужаками для окружающей среды. В это же время, они должны быть ей полностью адекватны. Пусть чужаки, но не и н о р о д н ы, так бы я сформулировал.

Ближайшая историческая аналогия — варяги. На ум сразу приходит князь Олег с дружиной. Парадокс в том, что викинга и чужака, о языковой проблеме никто из историков не задумался, славяне признали своим предводителем. Он не просто стал удельным князьком, а водил на Константинополь армады челнов, объединяя под своим началом соседние славянские племена. Воевал не плохо, если — "щит на вратах Царьграда".

Оперируя геополитическими категориями, он проторил путь "из варяг в греки", создал геополитический вектор развития России. Обратите внимание, Петр Великий, отвоевав Азов, пробивал "окно в Европу" почему-то в северной стенке русской избы.

Но существует еще одна ось развития — с Запада на Восток. По ней шли тевтонцы, Карл, Бонапарт и Гитлер. С тех самых пор, как Россия осознала себя державой, вся мировая политика направлялась одной целью — сбить ее с этой оси. Факт в том, что интеллектуальное воздействие на российскую элиту всегда шло по второму вектору, а развитие низов — по вектору север - юг.

Как нам представляется, наши "рыцари", принуждаемые к роли "тайных хранителей земли", подключились или были вынуждены подключиться к энергетикам, идущим по оси север - юг. Для них, очевидно, это было единственным способом выживания.

Если же говорить о возможности "верховного перехвата", то я бы не стал отрицать и такой вероятности. Слишком уж быстро система изменила внутренний мета-язык. К тому же, они абсолютно грамотно используют семантические и гносеологические аспекты рунических знаков.

Что же касается персонификации "хранителей земли", с которыми могли войти в контакт наши "рыцари", мы их способны установить. Очевидно, по методу исторической аналогии следует вести речь о своеобразной скрытой линии наследования функций и права управления. Наиболее подходит аналогия с "князьями крови" — прямых, тщательно скрываемых и оберегаемых носителей крови первых королей Европы. В нашем случае это прямые потомки князей — викингов, пришедших на Русь с Олегом и Игорем.

Мои друзья уже включились в работу. Сам я сегодня же вечером пересмотрю все свои архивы. Возможно, потребуется Ваша поддержка.

Упреждая Ваш вопрос, отвечу — ктати, со мной солидарны мои друзья — господин С. ни имеет никакого отношения к "хранителям" и, без сомнения, к "князьям крови" не принадлежит. Он самодостаточен и эгоцентричен, что говорит о его невключенности в известные нам эзотерические модели. С большой долей вероятности могу предполагать, что им играют, как в свое время разыгрывали “проходную пешку” — Гитлера...

 

 

С уважением Ливитцкий

 

 

Ретроспектива