Греческий политеизм и ветхозаветный монотеизм. - В Греции много богов, в Ветхом завете один

- В Греции много богов, в Ветхом завете один.

- Греческие наделены человеческим обликом и чертами, у них есть родословная, у них целая жизнь, расписанная в мифах. Бог запредельное существо, неподвластное человеческому восприятию, совершенно иное существо.

- Бог один, следовательно, отсутствуют какие-либо противостояния, взаимоотношения между божественными существами (про потоп в вавилонской мифологии и Библии)

- у Яхве нет себе подобных, и это делает личностно мотивированным его пристальное и ревни­вое внимание к человеку. Так понятые отноше­ния человека и бога — новая ступень в ста­новлении человеческого самосознания лицом к лицу с таким образом бога человек острее схватывал свои собственные черты_как_черты личности, противостоящей со своей волей всему строю мирового целого.

- у Яхве нет места, к которому он был бы привязан на земле.

-Яхве го­раздо ближе к человеку, чем столь человекопо­добные боги греческого мифа. Зевсу и Аполло­ну нет дела до внутреннего мира своих почита­телей; они живут в космическом бытии и «в сво­ем кругу»

В конце концов у биб­лейского бога есть только одна забота, единст­венная, как он сам: найти человека послушным и преданным себе, ибо полновластного облада­ния всем мировым целым недостаточно, чтобы удовлетворить волю Яхве; она может быть удовлетворена только через свободное призна­ние со стороны другой воли — человеческой. Лишь в людях Яхве может «прославиться».

- Греческие боги лучше относились к тому или иному народу по естественной принадлежности к нему, Яхве избрал евреев.

- Греческие боги ни в коем случае просто так не могут сделать зло человеку, на это обязательно будет причина — свара или спор между богами или богом и человеком, это может быть рок, либо повеление Зевса или проч. И ведущий правильный образ жизни, почитающий богов и не пытающийся состязаться с ними или не оказывающий в центре спора человек не может внезапно получить приказ, допустим, убить свою дочь, принести её в жертву и не роптать (вспомним Ифигению, которую убить Агамемнон хочет из-за того, что ранее была греками же прогневана богиня (сами уже виноваты), также сделать он это хочет, чтобы оставаться главным базилеем (его собственное честолюбие и т.д.). В Ветхом же Завете бог просто так, чтобы получить подтверждение верности, велит Аврааму убить своего сына, и тот беспрекословно повинуется.

64. Драматические элементы в Ветхом Завете - "Книга Иова".

Литературная композиция книги представляет соединение нескольких жанров: 1) пролог написан в прозе, 2) диалоги - в жанре поэзии, 3) эпилог - в прозе

В ней как нельзя более ярко выступает вкус к глубокомысленной словесной игре, к спору и сарказму. Но одновременно она несет в себе преодоление традиционного поучительства, про­тест против правоверной «премудрости». Для «мудрецов» весь мир был большой школой «страха божия», в которой человеку лучше всего быть первым учеником, послушным мальчиком. В «Книге Иова» показана граница, на которой самые хорошие школьные прописи теряют свой смысл.

Иов — образец благочестия, примернейший из пример­ных учеников жизненной школы, имеющий пол­ное и неоспоримое право рассчитывать на на­граду.

Поставлен вопрос: что та­кое святость — добронравие человека, твердо знающего, что за хорошее поведение причитает­ся награда, или же верность до конца, имеющая опору только в себе самой? Чтобы этот вопрос получил ответ, чтобы нравственный план бытия был окончательно утвержден или окончательно разрушен, Яхве выдает Иова на пытку обвини­телю.

Образ Левиафана — это символ древнего ужа­са, внушаемого человеку чуждой ему природой. Но вот что удивительно: если для глаз челове­ка, помраченных страхом, это — чудище, то для глаз бога, чуждых страха, это — чудо.

Теперь дискус Иова окончен. Способность чело-1 века к бескорыстной вере и бескорыстной вер­ности отстояла себя против наветов Сатаны. Вместе с Сатаной посрамлены его бессознатель­ные единомышленники, защитники теории на град и наказаний — Элифаз, Билдад и Цофар.

Всемирно-историческое значение «Книги Иова» определяется тем, что она подытожила центральную для Древнего Ближнего Востока проблематику смысла жизни перед лицом стра­даний невинных