Если бы процесс утраты пассионарности как экстремального признака проходил
вне социальных условий, то он был бы быстр, нагляден и практически
безрезультатен. Но в сложных коллизиях этнической истории при постоянном
взаимодействии с общественно-экономическими процессами роль и значение
утраты пассионарности отчасти затушеваны. Поэтому вернемся снова к истории
и возьмем пример из эпохи хорошо изученной, чтобы избежать недоразумений,
базирующихся на неполноте материала.
Западноевропейских пассионариев губила колониальная горячка, ибо из Ост- и
Вест-Индии редко кто возвращался, и сифилис, дающий неполноценное
потомство. Сифилис поражал людей избирательно. Больше всего от него
страдали моряки и солдаты, которые в те времена были либо добровольцами,
т.е. пассионариями, либо "бродягами-солдатами", т.е. субпассионариями.
Инертная часть населения в городах и деревнях от этих двух зол страдала
меньше, так что пассионарное напряжение системы снижалось. Однако этот
процесс шел медленнее, чем можно было ожидать. Было обстоятельство,
препятствовавшее снижению пассионарности.
Дело в том, что пассионарий, прежде чем погибнуть на войне, успевал
рассеять свой генофонд в популяции путем случайных связей. Жажда действия,
толкавшая юношу в кровавую сечу, вызывала в его сверстницах восторг,
который они выражали способом, для них доступным. И в эпохи высокого
пассионарного напряжения общественное мнение за это девиц не осуждало
слишком строго; ханжество пришло вместе с остыванием пассионарности. Слово
"бастард" в средние века не было оскорбительным. Коннетабль Франции при
Карле VH - Дюнуа именовался принц-бастард. И таких, как он, было много. За
время Столетней войны внебрачные сыновья вельмож и девушек мещанского
сословия в качестве предводителей бродяг-солдат, т.е. субпассионариев,
наполнявших "белые отряды", завоевывали себе рыцарские почести и имения.
Эти отряды "состояли из бедных, но непреклонных, сильных людей, искавших
одной только собственной выгоды как в своей стране, мак и за ее
пределами"[28]. В 1431 г. в войне за Лотарингию бургундским герцогом
Филиппом Добрым были наняты на службу бастарды: д'Юмьер, де Бримен, де
Невилль и Робине Ловчий - бастард из рода Шиндерганнес. Эти люди обеспечили
Филиппу победу[29].
Еще проще было на Востоке. Арабы, турки, монголы, практикующие полигамию,
считали "законными" всех своих детей, даже детей от пленниц. Разницу между
детьми от первой жены и от наложниц учитывали только при наследовании
престола, но для большинства населения это было несущественно. Женщины
обладают теми же способностями к переносу генов, что и мужчины, и бывают
столь же пассионарны. Поэтому размывание первичного генофонда в гаремах
создавало вариации уровня пассионарного напряжения этносоциальных систем
более безболезненно, чем в Европе.
Такой стереотип поведения делал признак пассионарности блуждающим. Это
снимает мнение, согласно которому пассионарность присуща какому-либо
классу. Если даже случайное стечение обстоятельств может породить такое
соответствие, то уже в следующем поколении оно будет нарушено (даже при
наличии действующей полиции нравов) появлением так называемых "незаконных"
детей, которые, оказавшись в составе иных социальных групп, будут вести
себя согласно уровню своей пассионарности, унаследованной от фактических, а
не от юридических предков.
Например, во Франции до XVII в. дворянство не было замкнутой кастой.
Фактически дворянином мог стать любой энергичный человек, находившийся на
службе у короля. Указом Ришелье в это положение были введены некоторые
ограничения: при проверке, после гугенотских войн, заявляющий себя
дворянином должен был указать несколько поколений предков-дворян. И что
же?.. При Людовике XIV почти все министры, ряд выдающихся военных и все
великие писатели (кроме Фенелона, Ларошфуко и мадам Севинье) оказались не
дворянами, а буржуа[30]. Ведущую роль в феодальном королевстве они заняли
благодаря своим деловым качествам, которыми, очевидно, не обладали их
"законные" предки; иначе те тоже выдвинулись бы при Филиппе Красивом или
Карле Мудром, когда фактически не было сословных ограничений на королевской
службе. В самом деле, если бы пассионарии скапливались в одной социальной
группе, то первая же кровопролитная война уничтожила бы всю популяцию
пассионариев и уже в первой фазе пресекла бы начавшийся процесс этногенеза.
А этого, как мы видели, нет.
Часто наблюдается такое явление, как этническая регенерация, т.е.
восстановление структуры этноса после потрясений. Причем спасители
отечества при этом проявляют пассиоиарность. сходную с той, которой
обладали основатели, и неизмеримо большую, нежели та, что была у их
законных предков. Бастарды были во все эпохи и у всех народов, хотя их
появление редко отмечалось источниками, но это - не основание для того,
чтобы считать их несуществовавшими.
Механизм этнической регенерации таков. Обычно среди субэтносов, образующих
этнос, один является наиболее инициативным и, следовательно, ведущим. В нем
пассионарность особей интенсивно преображается в деяния, и потому процесс
растраты пассионарности идет быстро. Она пополняется из прочих субэтносов,
но есть и обратный ток: пассионарный генофонд рассеивается по всей
популяции через внебрачные связи, при которых ребенок остается в среде
своего субэтноса, точнее, в семье матери. Поэтому растрата пассионарности
системы замедляется.
Когда же ведущий субэтнос, исчерпав свои возможности, терпит крушение, один
из периферийных субэтносов перехватывает эстафету, и процесс этногенеза,
готовый прерваться, продолжается. Этого не могло бы произойти при
регламентированных брачных связях, потому что ребенка родители должны были
бы взять с собой в пекло страстей человеческих, где он должен был бы
разделить их обреченность. А ценой потери генеалогии он сохранял жизнь.
Разумеется, каждая регенерация этноса влечет сдвиг культурного развития, но
- в пределах данной системы, благодаря чему этнос продляет срок интенсивной
творческой жизни, а не бескрылого существования. Однако этого достаточно,
чтобы благословить сочетания инстинктов, ломающих рациональные нормативы
поведения. Природа сильнее людских замыслов.