Глава 1. Философия интегрального традиционализма и ее интерпретация Традиции

Шекспировская фраза «порвалась связь времен» наводит на мысль о том, что прервалась некоторая Традиция. Культурная Традиция потеряла смысл. Однако такой поворот в культурном развитии человечества был подробно рассмотрен в философии интегрального традиционализма, где Традиция, кроме того, получила свою особую интерпретацию. Эта философия возникает в первой половине 20-го века и ее теоретический фундамент заложен в работах выдающегося французского мыслителя, знатока восточных культур и древних языков Рене Генона (1886-1951). Примечательную характеристику дает Генону современный известный российский философ А. Дугин: «Рене Генон является самым правильным, самым умным и самым главным человеком 20 в. Умней, глубже, яснее, абсолютнее Генона не было и, наверное, не могло быть»[166]. Как ни парадоксально может показаться, но, в некотором смысле Генона можно сравнить с Марксом. На первый взгляд, это совершенно разные, даже противоположные мыслители. Генон- консервативный, ревностный традиционалист. Маркс- революционный новатор, радикальный ниспровергатель всего традиционного. Однако в утверждениях Генона присутствует очевидный революционный посыл, указывающий на предельную, жесточайшую нонконформность его философии. Марксизм является методологически очень важным и интересным, ибо в нем присутствует тонкая редукция исторического бытия человечества к наглядной и вполне убедительной формуле противостояния труда и капитала (что, на самом деле было огромным революционно- гносеологическим прорывом, так как позволяло множество вещей систематизировать и свести в единую, более или менее непротиворечивую, динамическую конструкцию). Генон же произвел еще более фундаментальное обобщение, еще более радикальную деконструкцию. По словам Дугина Генон «резко понизил онтологический градус, онтологическую степень того, что предопределяет всю нашу цивилизацию и все реальности нашего мира»[167]. Важнейшей категорией в философии Генона, которую он выделил и которая является, возможно, самой общей и самой сильной среди терминов и понятий нашего времени, представляется категория «языка современности» или, если выразить в современном философском поле, категория «дискурса современности». «Современность», согласно Генону- это определенная фоновая парадигма, операционная система, можно даже сказать, некий искусственно созданный язык, аналогичный языкам программирования. В результате развития компьютерной технологии фундаментальные коды все больше уходят в фоновую сферу. Появляются языки, которые оперируют уже с изначальным машинным языком. Затем появляются «пользователи», совершенно несведущие как в изначальном языке, так и в производных, развившихся на его основе, и с этого момента очень мало кто вообще помнит исходные компьютерные технологии. На заре компьютерной эры каждый пользователь должен был быть в какой-то, пусть и небольшой мере, программистом. Постепенно эта необходимость канула в лету, а в результате изменилось и представление о том, как действует компьютер. Позднее появились новейшие операционные системы и в конце концов, даже общие представления о самом процессе программирования, о существовании компьютерного языка, исчезли из человеческого сознания. Однако сам фундаментальный машинный язык никуда не пропал. Он сохранился, просто в настоящее время он находится вне поля внимания, в сфере фоновых, не выступающих непосредственно реальностей. Люди больше не видят этого языка, не контактируют с ним так, как контактировали раньше, в первых компьютерах. Люди даже не представляют, что это за язык, ибо он существует на другом уровне компьютерной техники. В конечном итоге появляются люди, которые умеют пользоваться компьютером, хорошо его осваивают, но при этом, понятия не имеют о том, что является его технологической основой. Также и с культурой. Люди прекрасно ориентируются в современной культуре, но ничего не знают (а многие и не хотят знать) ее системообразующих факторов.

В современном гуманитарном знании справедливо принято противопоставлять Новое время (модерн) или современное общество, современную культуру и традиционное общество, традиционную культуру.

Определение «современности» в философии Генона- это выделение некоторого фундаментального, парадигматического механизма, определяющего как устроена современная культура. Французский мыслитель утверждает, что вся совокупность операционной системы современности, современной культуры есть аномальная, порочная, совершенно неорганичная и негармоничная, искусственного происхождения иллюзия, артефакт, симулякр, манипуляция. Этот симулякр операционной системы и называется в учении Генона «современностью» или «современным миром». Ясно при этом, что речь идет об определенном состоянии культуры. Генон особо подчеркивает значение одного понятия (это понятие «гуманизм»), которое резюмирует всю программу современной культуры. ««Гуманизм» был уже первой формой того, что стало современной «светскостью»; и желая все свести к мерке человека, принять в качестве цели его самого, закончили тем, что этап за этапом спустились на уровень, самый что ни есть в нем низший, и тем, что больше ни к чему не стремились, кроме удовлетворения потребностей, присущих материальной стороне его природы, стремлением, конечно, иллюзорным, так как оно создает все больше и больше искусственных потребностей, которых не может удовлетворить»[168]. Отсюда неизбежным является кризис подобного типа культуры.

Собственно, название одной из ключевых работ Генона («Кризис современного мира») указывает на главный предмет исследовательского интереса Генона: это поворот от традиционной культуры сакрального характера к современной профанной культуре со всем комплексом, в том числе антропологических последствий. Кризис современного мира, во-первых, означает, что он достиг критической точки, когда более или менее глубокая трансформация неизбежна. То есть за короткий срок, добровольно или принудительно, более или менее неожиданным образом, катастрофически или без хаотических явлений должно произойти изменение ориентации[169]. Однако, по мнению французского мыслителя, такая интерпретация не является достаточной. Для более глубокого понимания существующего кризиса следует обратиться к этимологии самого понятия «кризис». Его этимология показывает, что оно отчасти является синонимом слов «суждение» и «различение». Фазу, по Генону, следует называть «критической» в любом порядке вещей, когда решение выбирает одно направление или другое. Тогда можно судить относительно полученных результатов, производить классификацию результатов. Признавать одни результаты позитивными, а другие негативными. И таким образом понять, какое из направлений является верным[170].

Чтобы понять, как Генон толкует кризис современности, следует, прежде всего, обратиться к метафизике интегрального традиционализма. Эта метафизика исходит из того, что существует единая изначальная Духовная Традиция, которая охватывает собою все Универсальное существование. Единая изначальная Духовная Традиция есть принцип, выражением которого является чистая духовность. Правда Генон уточняет, что чистая духовность есть только выражение, а не сам принцип, «так как он не может обозначаться, будучи вне всех оппозиций, какими-нибудь терминами, означающими некую оппозицию»[171]. Формой Традиции является религия. Первой зрелой формой Традиции является индуизм и Генон во всех своих ключевых работах опирается на это учение. В индуизме содержится идея о великих временных циклах, так называемых Манвантарах. Манвантара делится на четыре Юги. Эти четыре Юги соответсвуют четырем векам (золотой, серебряный, медный, железный), которые хорошо известны со времен Греко-латинской античности (Гесиод). Каждая последующая Юга отмечена вырождением по отношению к предшествующему периоду, что предполагает постепенное помрачнение первоначальной духовности. Согласно Генону, традиционные данные говорят, что современное человечество находится в четвертом веке, именуемом Кали-юга, или в «темном веке». Весьма показательным, в этом отношении, является описание Кали-юги, которое содержится в Бхагавате Пуране- одной из частей священных писаний индуизма. В двенадцатой песне этой части дана характеристика века деградации: «Религия, правдивость, чистота, терпимость, милость, продолжительность жизни, физическая сила и память- все будут ослабевать день за днем благодаря могущественному влиянию эпохи Кали. В Кали-югу одно богатство будет считаться признаком хорошего рождения человека, его поведения и хороших качеств. И закон и правосудие будут применятся только с позиции силы…мужчины и женщины будут жить вместе только вследствие поверхностного привлечения, и успех в делах будет базироваться на обмане…Достоинства человека будут серьезно подвергаться сомнению, если он не зарабатывает хороших средств к существованию. И тот, кто очень ловок в жонглировании словами, будет считаться сведущим ученым…Человек будет расцениваться, как нечестивый, если он не имеет денег, а лицемерие будет восприниматься, как достоинство…Наполнение живота станет целью жизни, и тот, кто является наглым, будет считаться правдивым…С течением времени, когда век Кали подойдет к концу, тела всех созданий будут сильно уменьшены в размере…так называемая религия будет главным образом атеистической. Правители большей частью будут ворами, профессиями людей станут воровство, ложь и наглость…семейные узы будут длиться не дольше, чем кратковременный договор о браке»[172].

Очень важно, что циклическое развитие совершается именно в нисходящем направлении, идя от высшего к низшему. Это происходит потому, что развитие всякого проявления с необходимостью предполагает все большее и большее удаление от принципа, из которого оно исходит; начинаясь с самой высокой точки, оно мощно стремится вниз и движется туда с ускорением, пока, наконец, не остановится. Это развитие есть прогрессивная материализация, тогда как выражение принципа есть чистая духовность. Генон указывает на этот аспект следующим образом: «развитие современного человечества поистине напоминает движение тела, брошенного по склону и продвигающегося тем быстрее, чем ближе оно к низу»[173]. Иначе говоря, остановка на этом пути невозможна и, согласно философии интегрального традиционализма, человечество вступило в последнюю фазу Кали-юги, в период самый темный из всех «темных веков», в то состояние дезинтеграции, из которого невозможно больше выйти никак иначе, кроме как через катаклизм, ибо необходимым является не простое, пусть и основательное реформирование, а всеобщее обновление, радикальная трансформация. По Генону, «беспорядок и смешение возникают во всех областях; они достигли точки, которая превосходит намного все, что было до этого, и угрожают теперь, начиная с Запада, охватить весь мир целиком; мы знаем, конечно, что их триумф может быть всегда только видимым и временным, но их современная степень, кажется, является знаком самого тяжелого из всех кризисов, которые проходило человечество в ходе своего настоящего цикла»[174].

Прогрессивная материализация есть, прежде всего, особое духовное состояние или, другими словами, установка сознания, когда более или менее сознательно человек придает решающее значение вещам материального порядка и связанного с ним занятиям. И Генон уже в первой половине 20-го века отмечает, что «невозможно серьезно спорить с тем, что ментальность огромного большинства наших современников именно такова»[175]. Современные люди, являясь продуктами современной культуры, предполагают, что ничего не существует, кроме того, что можно потрогать, увидеть, зафиксировать приборами. Если даже они теоретически допускают, что может быть и нечто другое, нематериальное, то они стремятся объявить это непознанным, или непознаваемым. Если же появляется мыслитель, кто пытается создать некую концепцию «другой реальности», но так как данный мыслитель использует воображение, то и представляет он себе эту реальность по модели материального мира и переносит туда все условия существования, характерные для него, включая пространство, время и даже некоторый тип телесности. «В более общем смысле, внедрение воображения в области, где оно ничего не может дать и которые должны быть для него запретными, представляет собой факт, очень ясно показывающий неспособность западных людей возвыситься над чувственным миром»[176].

Современный человек не признает ничего, кроме науки о вещах измеримых, подсчитываемых и взвешиваемых, то есть о вещах материальных, потому что только к ним может быть применима количественная точка зрения. Характерной особенностью науки вообще является принцип редукции качества к количеству. Логичным завершением этой тенденции является идея, что там, где невозможно использовать измерение, там нет и науки в собственном смысле слова. Научными же законами являются только те, которые выражают количественные отношения.

Измерения применяют даже в психологической области, которая при этом от него ускользает. «Кончается все тем, что вообще перестают понимать, что возможность измерения основывается на присущем материи свойстве, на ее бесконечной делимости; по крайней мере, когда хотят распространить это свойство на все существующее, то приходят к материализации всех вещей»[177].

Значение современной науки в глазах современных людей определяется почти исключительно теми практическими результатами, которые она позволяет реализовать. В этом смысле «прагматизм» есть некая предельная точка всей современной культуры и последняя степень ее падения. Для этой прагматической культурной доминанты реальным является один чувственный мир, и нет другого познания, кроме того, которое исходит от чувств; и для нее также это ограниченное познание имеет ценность только в той мере, в какой оно позволяет дать удовлетворение материальным потребностям. Во всем этом нет места интеллектуальности, если она не хочет быть подчиненной осуществлению практических целей и превратиться в простой инструмент для выполнения требований низшей, телесной стороны человека. Таким образом, согласно Генону, ««прагматизм» во всех формах приводит к тотальному безразличию по отношению к истине»[178].

О том, что материализация действительно является прогрессирующей, свидетельствует развитие человечества за весь, так сказать, постгеноновский период. Возникло глобальное общество потребления, развлечения и соблазна. Массовая культура, которая в настоящее время стала доминирующей, навязала всему человечеству некий псевдоидеал человека. Это тот, кто потребляет и развлекается больше других. Тот, кто обладает огромным количеством вещей (денег, одежды, машин, недвижимости). При этом человеческая заурядность, посредственность и даже вульгарность, и порочность не имеют никакого значения, если человек приблизился к «идеалу» потребителя-гедониста. Такой человек живет в «модусе обладания»[179]. Идеальный потребитель-гедонист переживает чувство обладания в отношении огромного числа объектов (все живое также рассматривается в качестве объекта). Показательно, что в дискурсе можно проследить возрастание роли притяжательного местоимения (мой врач, мой юрист, мой секретарь и т.д.).

Сущность обладания коренится в самой природе современной культуры. В модусе обладания смыслом жизни человека является приобретение собственности и неограниченное право владеть всем тем, что приобретено и накоплено. «Модус обладания исключает всех, кроме меня: он не требует от меня каких-либо дальнейших усилий с целью сохранить мою собственность или продуктивно пользоваться ею. Это такой способ существования, который превращает все вещи и всех людей в неодушевленные предметы, подвластные только мне»[180]. Такая позиция в восточной традиционной культуре называется словом «жадность» (ненасытность), а в западной (христианской)-словом «алчность».

Дискурсивный оборот «я имею нечто» выражает отношение между субъектом и объектом. При этом считается, что субъект и объект существуют вечно. Однако, такого рода постоянство не присуще субъекту. Он когда-то умрет, а еще раньше может потерять свое положение в обществе, которое обусловлено «активами» (капиталом). Объект тоже не является вечным. Он может испортится, потеряться, обесценится, заболеть и умереть (если он живой). Значит утверждение, что я обладаю чем-то вечно или, по крайней мере, долго, имеет в основании иллюзию, что существует вечная и неуничтожимая сущность. «Если мне кажется, что у меня есть все, то я заблуждаюсь, и на самом деле у меня нет ничего, ибо само обладание объектом- это лишь миг, один из мимолетных моментов процесса жизни»[181].

В сущности, выражение: «Я (субъект) обладаю объектом» - это определение себя через обладание объектом. Субъектом является не человек как таковой, а человек как владелец, хозяин, господин того, чем обладает. Собственность создает человека и его индивидуальность. В этом смысле суждение: «Я есть я» может быть развернуто в: «Я есть я, так как я имею нечто», где нечто обозначает все природные и культурные объекты, на которые человек распространяет свою власть и право управлять ими, постоянно контролировать их.

Человек, живущий в модусе обладания, лишен ощущения реальных, живых связей между собой и тем, что он имеет. Здесь обе стороны превратились в неодушевленные объекты- и человек, и его собственность. Суть вопроса в том, что в утверждении «я имею объект» присутствует такая степень идентификации человека с объектом, что не только объект находится во власти человека, но и человек оказывается во власти объекта. Это особенно четко видно, если объектом выступает капитал. Таким образом, отношение человека к миру- в модусе обладания- это не активный творческий, продуктивный процесс, а убийственная взаимозависимость. Самая страшная трансформация при этом происходит именно с человеком: если собственность создает человека и его индивидуальность, то утрата, потеря собственности или добровольный отказ от нее, превращает человека в условиях современной культуры в ничто. Ведь такого человека нельзя определить с помощью формулы: я есть то, чем я обладаю и что я потребляю. Он ускользает от этого определения и не вписывается в жесткие рамки современной капиталократической, гедонистической культуры обладания. Естественно, подобный человек оказывается на периферии, в некой области неразличимости, между бытием и небытием. Его судьба может быть сравнима с судьбой шекспировского короля Лира.

Для лучшего понимания сущности модуса обладания, следует вспомнить важное наблюдение Фрейда, который открыл, что все люди в детском возрасте в своем развитии после фазы совершенно пассивного восприятия переживают период тотальной агрессивности, а потом перед достижением зрелости проходят этап, получивший название анально-эротического.

Этот этап часто становится определяющим в становлении человека. В этом случае происходит формирование «анального типа личности», для которого характерно то, что вся его энергия расходуется на накопление и приобретение. «Это характер скупца, который распространяет свою жадность сначала на вещи и деньги, а затем и на нематериальные ценности: чувства, жесты, слова, энергию и др.»[182].

Преобладающая в таком человеке установка на накопление нередко сочетается с невероятной настойчивостью и упрямством, а также поразительной аккуратностью, страстью к порядку и крайней пунктуальностью. Он становится похож на машину, робота, компьютер. Генон высказывается о подобной схожести следующим образом: «и желая таким образом господствовать над материей и поставить ее себе на службу, люди достигли лишь того, что сделались ее рабами…они ограничили свои интеллектуальные устремления…изобретением и конструированием машин, но они и сами кончили тем, что поистине стали машинами»[183].

Мысль Фрейда о том, что анальная личность- это остановка в развитии, фактически является яростной критикой дегенеративной культуры, основанной на власти капитала.

При этом не так важно, что Фрейд полагал первичным развитие либидо, а вторичным формирование личности. Существенно другое, а именно утверждение философа, что доминирование собственнической установки характерно для периода незрелости, и поэтому ее нужно считать патологией, если она остается господствовать в более поздний период жизни личности. Иными словами, согласно Фрейду, человек, занятый главным образом мыслями, о приобретении, обладании и накоплении,- психически нездоров, невротичен, а следовательно, саму культура, которая формирует подобный весьма распространенный тип личности с анальной структурой, следует считать патологической.

Другим важным аспектом этого нисходящего процесса является прогрессивное сжатие времени. Это означает, что события современности разворачиваются со скоростью, которой не было в предшествующие эпохи. Скорость, по Генону, постоянно увеличивается и будет так продолжать увеличиваться до конца цикла. «Здесь происходит как бы прогрессивное «сжатие» длительности»[184]. Французский философ говорит о том, что время в некотором смысле «истощает» пространство[185]. Время воздействует через силу сжатия, а последняя стремится максимально сократить пространственное расширение, которому она противостоит. Но ведь современные люди действительно живут с большей скоростью, чем раньше. Для жизни современного человека в высшей степени характерна спешка, когда времени не просто не хватает, но говорят «нет времени». Нет свободного времени (досуга), многие люди жертвуют отпусками и выходными и т.д. Результатом всего этого становится стресс, нередко переходящий в дистресс и все чаще ведущий к гибели.

Для Генона, тем не менее, прогрессивное сжатие времени есть процесс, который происходит в соответствии с законом о великих временных циклах. В пределе сжатие времени дойдет до окончательного сведения к единственному мгновению, когда сама длительность перестанет существовать, в виду того, что в мгновении больше не может быть никакой последовательности. Можно сказать, что это есть предел циклического проявления. Здесь имеет место некая «остановка» последовательности, когда все существующее может существовать только в абсолютной одновременности. Другими словами, последовательность превращается в одновременность, что можно определить, как трансформацию времени в пространство. Таким образом «переворачивание осуществляется в конечном счете против времени и в пользу пространства: в тот самый момент, когда время окончательно поглотило пространство, оказывается все наоборот, пространство вбирает в себя время»[186]. Но Генон на этом не останавливается и доводит свою традиционалистскую интерпретацию до логического конца: если тенденция пространства к расширению больше не компенсируется тенденцией времени к сжатию, то пространство должно бесконечно расшириться. Однако этот процесс находится за пределами сферы представления. А время есть одно из определяющих условий сферы представления или, по Канту, «априорная форма чувственности». Как только оно устраняется, происходит трансцендирование этого материального мира. Конец Кали-юги есть конец современного человечества, а также конец материального, телесного мира. Но это не уничтожение, а изменение, «преображение», новое существование, поскольку по ту сторону «остановки», соответствующей этому единственному мгновению, где времени больше нет, начинается «новый цикл существования»[187].

Эти идеи Генона, основанные на древнейшей метафизике индуизма могут показаться в высшей степени отвлеченными. Однако, как оказалось, они обладают определенным эвристическим потенциалом и даже в научном плане. Это связано с тем, что в последние годы выдающийся российский ученый-физик и известный общественный деятель С.П.Капица провел исследование, в основе которого лежит «количественное описание человечества как динамической системы»[188]. Рост и развитие данной системы обусловлены взаимодействием, которое охватывает всех людей и которое возникает с появлением человека, наделенного сознанием. При этом оказывается, что течение времени в истории «неравномерно и зависит от самого развития»[189]. Предложенная Капицей модель развития населения Земли показывает, что внутренние процессы приводят к возникновению периодических циклов, которые определяют развитие и устойчивость этого процесса. «Население Земли в среднем устойчиво следует по статистически детерминированному пути автомодельного, самоподобного роста, управляемого внутренней динамикой роста, сцепленного с развитием благодаря разуму.

Таким образом, рост и развитие человечества обязаны сознанию человека, его культуре и развитой системе передачи знаний»[190]. А само развитие трансформирует течение собственного темпа времени. То есть имеет место экспоненциальное сокращение длительности исторических периодов, в котором проявляется относительность времени в истории. «Древний мир длился около трех тысяч лет, Средние века- тысячу лет, Новое время- триста лет, а Новейшая история- чуть более ста лет»[191].

Другим научным коррелятом геновских идей выступает концепция известного российского экономиста, лидера современной школы русского циклизма Юрия Яковца. Ученый отмечает, что «кризисы всеобщи: нет системы в обществе или природе, которая не развивалась бы в ритме циклической динамики, переживая фазы зарождения, появления, распространения, зрелости, кризиса и перехода в новое состояние (или гибели)»[192]. Кризисы могут быть очень болезненными, но они необходимый элемент развития. В динамике волнообразного, противоречивого движения той или иной системы кризис выполняет функции разрушения, созидания и наследования. Функция разрушения предполагает резкое ослабление и устранение (или качественное преобразование) устаревших элементов доминирующей, но уже выработавшей свой потенциал системы. Функция созидания производит освобождение места для утверждения первоначально слабых элементов новой системы, будущего цикла. Функция наследования осуществляет испытание на прочность, очистку, обогащение и передачу в наследство тех элементов системы, которые затем накапливаются и переходят в будущее. Очень важным является одно положение Яковца, которое можно рассматривать как прикладной аспект философии интегрального традиционализма. С его точки зрения, существует «ядро накопленного веками и тысячелетиями экономического и цивилизационного генотипа, который необходимо, освобождая от устаревших и обогащая новыми элементами, отвечающими реалиям 21 в., сохранить, оберегая от разрушения в пылу глубоких трансформаций, и передать следующим поколениям»[193].

Поразительно точной характеристикой современной цивилизации, культуры современного мира, является термин Генона «царство количества». Материальная цивилизация есть количественная цивилизация. Генон подчеркивает ту огромную роль, которую играют коммерция и финансы в существовании народов и отдельных индивидов. Только эти факторы, создающие основу материального богатства, и обусловливают социальное различие. Они же создают основу для радикального гедонизма и беспредельного индивидуализма и эгоизма.

Между тем, в традиционной культуре, экономика всегда определялась некоторыми этическими нормами. Фромм отмечает, что «категории «цена и частная собственность» для теологов-схоластов были составной частью теологической морали. И хотя теологи нашли формулировки, с помощью которых им удалось приспособить свой моральный кодекс к новым экономическим требованиям…, тем не менее поведение в экономике оставалось человеческим поведением и, следовательно, подчинялось нормам гуманистической этики»[194].

Капитализм же постепенно произвел радикальные перемены в культуре. Экономический аспект жизни оказался за рамками каких-либо ценностных систем. Хозяйственный, экономическо-финансовый механизм стал приобретать черты некой автономной сферы, которая уже является независимой от человеческих потребностей и воли и существует сама собой и по своим собственным законам. Обнищание трудящихся и разорение мелких собственников как результат роста концернов, ТНК и финансовых рынков стали рассматриваться как экономическая необходимость, как «научно» обоснованная закономерность.

Эволюция экономики стала определяться не вопросом, что лучше для человека, а вопросом: что лучше для системы? Данную ситуацию пытались смягчить, заявляя, будто все, что способствует росту системы, работает также на благо отдельного человека. Такой подход также поддерживался утверждением о том, что главные качества, которые требует от личности современная культура,- индивидуализм, эгоизм, стяжательство- все они свойственны человеку как таковому, т.е. являются врожденными. А общества, где эти черты не культивировались, рассматривались как «примитивные». Представители этих обществ, этих культур определялись как наивные дети. При этом до самого последнего времени мало кто решался опровергнуть эти «идеи» и заявить, что эгоизм и стяжательство не являются природными инстинктами, которые использует современная культура, а что все они представляют собой продукт социо-культурных условий.

Современная цивилизация имеет целью увеличение искусственных потребностей и создает больше потребностей, чем сможет удовлетворить. Это создает дополнительный источник стресса для современного человека. «Люди не испытывают никакого страдания от лишения вещей, которые не существуют для них…Теперь же, наоборот, они сильно страдают, если у них не хватает этих вещей, потому что они привыкли считать их необходимыми. И они таким образом стараются всеми средствами приобрести то, что может доставить им материальное удовлетворение, единственное, которое они способны оценить: речь идет о «зарабатывании денег», потому что это позволяет получить эти вещи, и чем больше их имеют, тем больше хотят их иметь, потому что непрестанно открываются новые потребности; и эта страсть становится единственной целью жизни. Отсюда дикая конкуренция»[195]. Эта характеристика вполне оправдана, так как, так как она не только просто и точно передает дегенеративное состояние и духовное убожество человека-массы, но и выражает, так сказать, Zeitgeist. Впрочем, такое состояние полагается сейчас чуть ли не величайшим достижением так называемого экономического универсализма, согласно которому рыночный механизм признается универсальным. Как указывает К. Лэш «Рынок заметно стремится к универсализации. Он не так-то просто уживается с установлениями, которые действуют в согласии с принципами, представляющими его антитезу: школы и университеты, газеты и журналы, благотворительность, семья. Рынок идет к тому, чтобы рано или поздно их всех поглотить. Он оказывает почти непреодолимое давление на любую деятельность с тем, чтобы она оправдывала себя на единственно понятном ему языке: становилась деловым предприятием, сама себя окупала, подводила бухгалтерский баланс с прибылью. Он обращает новости в развлечение, ученые занятия в профессиональный карьеризм, социальную работу в научное управление нищетой»[196]. Это приводит к тому, что люди становятся пленниками новой формы рабства: экономико-финансово-вещевого. Отныне ценность человека определяется количеством денег и вещей. Но количество, согласно Генону, может только разделять, а не объединять. Отсюда то глобальное отчуждение, в котором пребывает современный человек. Современное общество жестко разделено на страты, исходя из, прежде всего, экономического критерия. Какая-либо экзистенциальная коммуникация между стратами отсутствует. Верхние слои проводят жизнь на «ярмарке тщеславия». Нижние слои заняты, в той или иной степени, борьбой за выживание. Везде уже, за редчайшим исключением, царит абсолютная бездуховность, поэтому и нет духовной основы для налаживания экзистенциальной коммуникации. Одиночество практически стало нормой. Более того, многие люди сами стремятся к уединению, чтобы избежать поверхностного или психологически травмирующего общения.

Замечательной провидческой идеей Генона является его мысль о единообразии, которое противостоит единству. По мере удаления от начального единства (принцип чистой духовности) существование становится все более количественным и все менее качественным. В пределе это существование представлено чистым количеством с бесконечным «атомным» множеством, которое заключено в нем, исключая всякие иные различия между элементами кроме «нумерических»[197]. В этом смысле принцип единообразия предполагает существа, лишенные качества и сведенные к простым нумерическим «единицам». Демократия и эгалитаризм несут с собой единообразное воспитание (шире, культуру), которая делает людей настолько похожими друг на друга, насколько это позволяет природа. Позиция Генона в том, что единообразное воспитание очень пригодно для того, чтобы «задушить» у людей все способности, превосходящие средний уровень. Современный западный человек хочет навязать единообразное воспитание другим со всем ансамблем своих умственных и телесных привычек (культурой), чтобы сделать единообразным весь мир, «который он в то же время делает единообразным вплоть до внешнего вида через распространение продуктов своей промышленности»[198].

Начиная с последнего десятилетия 20-века в мире стремительно происходит ряд перемен, общая совокупность которых была названа глобализацией. Сейчас понятно, что глобализация есть, прежде всего, процесс универсализации, становления единых для всей планеты структур, связей и отношений в различных сферах общественной жизни. Возникла идея так называемого «глобального общества». Обоснование существования такого мирового социального образования происходит по ряду направлений. Перечисляются проблемы, которые будто бы можно решить только совместными усилиями всех стран и народов планеты (демографические, экологические, голода, преступности, болезней и т.п.). Указывают на то, что складывается мировая экономика, разрушающая границы «национальных государств» и кардинальным образом влияющая на их экономику. Упоминают, наконец, то, что мир уже пронизан сетью международных объединений, учреждений и организаций, сплотивших человечество в единое целое. В мире не осталось ни одного места, где какая-либо более или менее значительная группа людей вела изолированную жизнь. Жизнь людей все в большей степени находится под влиянием событий, происходящих далеко от тех мест, где они живут. Произошла глобализация средств массовой информации. Образовалась международная система производства, распределения и потребления информации. В результате чего, рассеянное по всей планете человечество ощущает себя существующим в одном мировом объединении. Складывается единая (по преимуществу, массовая) мировая культура. Однако, как отмечает выдающийся российский философ А.А.Зиновьев (проживший, между прочим, 20 лет на Западе): «сама идея «глобального общества» есть идея западная…В основе его лежит…стремление определенных сил Запада занять господствующее положение на планете, организовать все человечество в своих конкретных интересах…Мировая экономика есть, прежде всего, завоевание планеты транснациональными компаниями Запада…Мировой информационный порядок есть порядок, устанавливаемый странами Запада, и прежде всего- США. Мировая культура есть, прежде всего, американизация культуры народов планеты»[199]. У Генона есть удачный термин для характеристики данного явления: «западное вторжение». С его точки зрения «западное вторжение не является чем-то недавним, но оно ограничивалось до сих пор более или менее грубым господством, над другими народами и его воздействие было ограничено политической и агрономической областями»[200]. Сегодня же значительное число восточных народов приняли западную современную, дегенеративную культуру. Многие незападные народы оставили свою традицию ради принятия всех искажений современной культуры и ее элементов. Многие представители этих народов, пройдя обучение в европейских и американских университетах, стали зачастую в своих собственных странах причиной потряс