Введение. Понятие «антропологический кризис» довольно активно используется в современном гуманитарном дискурсе

Понятие «антропологический кризис» довольно активно используется в современном гуманитарном дискурсе. Оно встречается как у отечественных авторов, так и у зарубежных. Мы считаем необходимым начать критический обзор концепций антропологического кризиса с современных отечественных авторов.

Так Виктор Слободчиков рассматривает антропологический кризис в двух измерениях: кризис человека- как живой реальности и кризис рационального знания о нем(прежде всего в науке). Автор указывает, что антропологический кризис разворачивается в особой духовной ситуации современного мира. Последняя обусловлена двумя принципами: глобализацией и постмодернизмом. При этом глобализация трактуется как технология, а постмодернизм- как идеология. Вместе они направлены на то, чтобы елиминировать исторически сложившиеся защитные, иммунные системы того или иного народа- в виде устойчивых форм государственности, ценностей национальной культуры, традиционного образа жизни. В этом смысле, антропологический кризис есть «мировоззренческая катастрофа», в которой наблюдаются две тенденции. Первая из них связана с порабощением внутренней жизни, всего сознания человека материальными, плотскими потребностями. В.Слободчиков, будучи доктором психологических наук, указывает прежде всего на многообразные психотерапии, формы альтернативной медицины, психосоциальные техники. Строгое научное знание о глубинных психических явлениях и состояниях оказалось мощным средством внешнего программирования и духовного кодирования личности. К разряду социотехнических манипуляций относятся, например, пропаганда идеологем на злобу дня, блокаду рефлексии по отношению к целям и способам их достижения, сокрытие замысла и двойной стандарт, подмена ценностей, создание ситуаций ложного выбора, снятие личной ответственности и одновременно- шантаж функциональными обязанностями.

Вторая тенденция представляет собой попытку построить защитное мировоззрение на новой духовной основе. Эта тенденция связана с соблазном понимания духовной сущности человека с помощью восточного мистицизма, оккультизма и магии. Общественному сознанию настойчиво навязывается мысль, что человечество находится на особом этапе эволюции- этапе открытия новых знаний о Вселенной и о самом человеке. Активным проводником этих идей является известное международное движение «Нью эйдж- Новая Эра». А множество людей верят в «Космический Разум», в «Информационное поле Вселенной», во влияние на жизнь человека знаков Зодиака.

Таким образом, согласно Слободчикову, масштаб и характер двух рассмотренных тенденций позволяют обозначить современную эпоху- как неоязычество новейшего времени. Единственной силой, способной позитивно разрешить антропологический кризис является христианская вера.

В самом существе антропологического кризиса оказывается кризис европейской модели человека. Эта модель сегодня расщепилась на множество самых разных, фантомальных моделей (фрейдистский человек, репертуарно-ролевой человек, человек потребляющий, человек играющий и т.д.). Все эти фантомальные модели есть продукт многообразных гуманитарных наук, которые в массе своей построены по образу и подобию наук естественных. Но, по Слободчикову, человек- существо сверхъестественное. Поэтому сегодня требуется системный пересмотр философских, психологических, социально-педагогических, политико-экономических основ современных гуманитарных практик с точки зрения их подлинно антропологической модальности. Здесь нужен союз научной психологии, педагогики и богословия. Необходима гармонизация теологической антропологии, психологической антропологии и педагогической антропологии.[1]

С.С.Хорунжий в докладе «православно-аскетическая антропология и кризис современного человека»[2] отмечает, что в современности происходит антропологический кризис, и в его атмосфере обретают популярность и вес позиции так называемого «негативного антропологизма». Последний есть антропологическая рефлексия, приходящая к негативным выводам об отсутствии в человеке начал цельности и идентичности и о «смерти человека». Такой «негативный антропологизм», берущий начало еще с Ницше, сегодня очень симптоматичен. Если прежде, как в пору Ренессанса, обращение мысли к человеку почти всегда выливалось в оптимистическую апологию человека, его возвышение, то для современной мысли, начиная уже с экзистенциализма, стало ясно, что пристальное обращение к человеку вполне может приводить к негативным выводам и оценкам. Суть антропологического кризиса, согласно Хорунжему, в мощном всплеске определенных форм предельного опыта человека. Этот опыт, который в центре сегодняшних кризисных и катастрофических процессов, есть опыт патологии и трансгрессии, экстремальных психопрактик, псевдомистических сект, засасывающего погружения в виртуальную реальность, наркомании, психиатрических расстройств, криминального поведения и наконец также терроризма. По своей природе, большинство подобных явлений родственно знакомому в аскезе феномену страстей, и поэтому можно сказать, что в настоящее время сфера страстей человека чудовищно размножилась и усилилась. Сам автор видит выход в систематической реконструкции исихастической антропологии. Это предполагает изучение христианской (и прежде всего православной) аскетики.

Очевидно, что Слободчиков и Хорунжий являются сторонниками православного традиционализма. Однако антропологический кризис- это явление глобальное и вряд ли может быть преодолен в рамках такого узкого подхода.

Известный ученый, академик В.С. Степин смотрит на проблему антропологического кризиса несколько шире[3]. Для него данный кризис есть результат того, что техногенная цивилизация в своем развитии подошла к критическим рубежам, которые обозначили границы этого типа цивилизационного роста. У Степина антропологический кризис представляет собой проблему сохранения личности человека как биосоциальной структуры в условиях растущих и всесторонних процессов отчуждения. Можно сказать, что антропологический кризис включает в себя ряд параметров: 1. «Одномерный человек» как продукт массовой культуры; 2. Постоянно меняющийся мир обрывает корни и традиции, атомизирует индивида на фоне массовой коммуникации; 3. Постоянный стресс, непосильные массивы информации, канцерогены, накопление вредных мутаций. 4. Развитие медицины вкупе с устранением механизма естественного отбора вызывает опасность резкого ухудшения генофонда человечества; 5. Генетическая инженерия чревата тем, что совершенствование биологической природы человека может стать реалиями политической борьбы и амбициозных устремлений.

Степин отмечает, что человек, усложняя свой мир, все чаще вызывает к жизни такие силы, которые он уже не контролирует и которые становятся чуждыми его природе. Чем больше он преобразует мир, тем в большей мере он порождает непредвиденные социальные факторы, которые начинают формировать структуры, радикально меняющие человеческую жизнь и, очевидно, ухудшающие ее. Еще в 60-е годы философ Г. Маркузе констатировал в качестве одного из последствий современного техногенного развития появление «одномерного человека» как продукта массовой культуры. Современная постиндустриальная культура действительно создает широкие возможности для манипуляций сознанием, при которых человек теряет способность рационально осмысливать бытие. При этом и манипулируемые и сами манипуляторы становятся заложниками массовой культуры, превращаясь в персонажи гигантского кукольного театра, спектакли которого разыгрывают с человеком им же порожденные фантомы.

Ускоренное развитие техногенной цивилизации делает весьма сложной проблему социализации и формирования личности. Постоянно меняющийся мир обрывает многие корни, традиции, заставляя человека одновременно жить в разных традициях, в разных культурах, приспосабливаться к разным, постоянно обновляющимся обстоятельствам. Связи человека делаются спорадическими, они, с одной стороны, стягивают всех индивидов в единое человечество (процесс глобализации), а с другой, изолируют, атомизируют людей.

Современная техника позволяет общаться с людьми различных континентов, но при этом можно не знать соседей, живя подолгу рядом с ними.

Проблема сохранения личности приобретает в современном мире еще одно, совершенно новое измерение. Впервые в истории человечества возникает реальная опасность разрушения той биогенетической основы, которая является предпосылкой индивидуального бытия человека и формирования его как личности, основы, с которой в процессе социализации соединяются разнообразные программы социального поведения и ценностные ориентации, хранящиеся и вырабатываемые в культуре. Речь идет об угрозе существования человеческой телесности, которая является результатом миллионов лет биоэволюции и которую начинает активно деформировать современный мир. Этот мир требует включения человека во все возрастающее многообразие социальных структур, что сопряжено с огромными нагрузками на психику, разрушающими его здоровье. Обилие информационных потоков, стрессовые нагрузки, канцерогены, засорение окружающей среды, накопление вредных мутаций- все это проблемы сегодняшней действительности, ее повседневные реалии.

Цивилизация значительно продлила срок человеческой жизни, развила медицину, позволяющую лечить многие болезни, но вместе с тем она устранила действие естественного отбора, который на заре становления человечества элиминировал носителей генетических патологий из цепи сменяющихся поколений. С ростом мутагенных факторов в современных условиях биологического воспроизводства человека возникает опасность резкого ухудшения генофонда человечества.

Степин при этом не разделяет оптимизма по поводу перспектив генной инженерии. Здесь человечество подстерегают новые опасности. Если дать возможность вмешиваться в генетический код человека, изменять его, то этот путь ведет не только к позитивным результатам лечения ряда наследственных болезней, но и открывает опасные перспективы перестройки самих основ человеческой телесности. Возникает соблазнительная идея «планомерного» генетического совершенствования природой созданного «антропологического материала», приспосабливая его ко все новым социальным нагрузкам. Несомненно, что достижения научно-технического прогресса дают в руки человечества могучие средства, позволяющие воздействовать на глубинные генетические структуры, управляющие воспроизводством человеческого тела. Но получив в свое распоряжение подобные средства, человечество обретет нечто равнозначное атомной энергии по возможным последствиям. При современном уровне нравственного развития всегда найдутся «экспериментаторы» и добровольцы для экспериментов, которые могут сделать лозунг совершенствования биологической природы человека реалиями политической борьбы и амбициозных устремлений. Перспективы генетической перестройки человеческой телесности сопрягаются с не менее опасными перспективами манипуляций над психикой человека, путем воздействия на его мозг. Современные исследования мозга обнаруживают структуры, воздействия на которые могут порождать галлюцинации, вызвать отчетливые картины прошлого, которые переживаются как настоящие, изменять эмоциональные состояния человека и т.п. И уже появились добровольцы, применяющие на практике методику многих экспериментов в этой области: вживляют, например, в мозг десятки электродов, которые позволяют слабым электрическим раздражением вызывать необычные психические состояния, устранять сонливость, получать ощущения бодрости и т.п.

Усиливающиеся психические нагрузки, с которыми все больше сталкивается человек в современном техногенном мире, вызывают накопление отрицательных эмоций и часто стимулируют применение искусственных средств снятия напряжения. В этих условиях возникают опасности распространения как традиционных (транквилизаторы, наркотики), так и новых средств манипуляции психикой. Вмешательство в человеческую телесность и особенно попытки целенаправленного изменения сферы эмоций и генетических оснований человека могут привести к непредсказуемым последствиям. При этом следует помнить, что человеческая культура глубинно связана с человеческой телесностью и первичным эмоциональным строем, который ею продиктован. Если этот строй будет устранен, то для людей потеряют всякий смысл целые пласты великой человеческой культуры, которые создавались на протяжении многих столетий. Таким образом, биологические предпосылки- это не просто нейтральный фон социального бытия, это почва, на которой вырастала человеческая культура и вне которой невозможны были бы проявления человеческой духовности.

Степин видит выход из антропологического кризиса в радикальном повороте к каким-то новым формам цивилизационного прогресса. Это означает не отказ от научно-технического развития, а придание ему гуманистического измерения, что, в свою очередь, ставит проблему нового типа рациональности, включающей в себя в явном виде гуманистические ориентиры и ценности. Возможно объединение естественных и гуманитарных наук- на основе принципов глобального эволюционизма, которые имманентно включают установку на объективное изучение саморазвивающихся объектов. Соотнесение развития таких объектов с проблематикой места человека, учет включенности человека и его действий в функционирование подавляющего большинства исторически развивающихся систем, освоенных в человеческой деятельности, привносит в научное знание новый, гуманистический смысл.

Необходимо новое отношение человека с природой- отношение не монолога, а диалога. Ранее эти аспекты были характерны для гуманитарного знания. Теперь через общенаучную картину мира они приникают в самые различные области, становятся приоритетными принципами анализа.

Открытый характер современной научной картины мира обнаруживает ее удивительную соразмерность не только принципам философии русского космизма, но и многим мировоззренческим идеям, выработанным в традиционных восточных культурах.

Однако хотелось бы возразить Степину по поводу гуманистического измерения, гуманистических идеалов и ценностей. Это возражение состоит в том, что гуманизм является двусмысленным феноменом. Гуманизм декларирует идею человека как высшей ценности, его право на свободу, счастье, развитие и проявление своих способностей. Полагает благо человека критерием оценки социальных институтов. Вместе с тем имеется оборотная, «теневая» сторона гуманизма. Смысл ее в том, что все на свете сводится к чисто человеческим меркам. Можно сказать, что в гуманизме человек становится абсолютной «мерой всех вещей». Тем самым осуществляется отказ от всех принципов высшего, надчеловеческого порядка. Эти принципы в лучшем случае- изящная иллюзия. Отсюда один шаг до антропоцентризма, имеющего теперь гуманизм в качестве своей аксиологической составляющей, который призван бороться за благо человека в этом посюстороннем (и единственном) мире. Гуманизм, в условиях наконец победившего глобального капитализма реализован в горстке стран, общая численность населения в которых вряд ли превышает 10% от всего населения планеты. Да и само благо здесь- это в первую очередь и главным образом материальное благополучие, процветание, открывающие дорогу всем видам гедонизма. Благодаря гуманизму человек возгордился, решил не ждать милостей от природы, а бросить вызов ее законам. Результаты этого самомнения уже вполне очевидны: коренное население Европы сокращается, семьи распадаются, растет число венерических заболеваний. Нравственность разрушена настолько, что говорить о каком-то ее восстановлении трудно. Вот так и кончается торжество человека, так называемого гуманиста, решившего наукой заменить природу, обойтись без Бога.

Иной подход к проблеме антропологического кризиса демонстрируют западные философы. Так, философ и экономист Кристиан Арнспергер утверждает, что капитализм переживает экзистенциальный кризис[4]. Корни этого кризиса экзистенциальны и находятся в каждом человеке. Таким образом, можно говорить об антропологическом кризисе. С точки зрения бельгийского ученого люди часто противопоставляют финансовый кризис экономическому кризису в реальной экономике. Но это различие не является действительным, так как финансы- это только самая абстрактная соответственная часть человеческих стремлений к обладанию и накоплению. Циркулирующие деньги символизируют не только человеческую способность владеть, но еще способность направлять чей-либо труд для своих целей. Философ задается вопросами: Почему каждый из нас стремится к этой власти? Почему все мы хотим обладать и накапливать? Это потому, что мы имеем потребности (needs) и страстные желания (cravings). Поэтому мы стремимся к потреблению и накоплению. Следовательно, это система, которая создает повторяющиеся принуждения для большинства из нас- в любом случае, для тех, кто имеет средства ублажать себя известными вещами- и это одновременно создает структурные неравенства. Сверх того, она вводит необходимость для роста, так как вся эта машина основана, в сущности, на кредите и долге. Мы находимся, таким образом, в своего рода, адской машине, где эти три элемента двигаются в непрерывном цикле.

Конечно, невозможно обойтись без экономики, но возможно обойтись без капитализма. Существующий экономический кризис есть, по сути, сущностный кризис капитализма, симптом глубокого беспокойства. Существующий экономический кризис, в котором мы сейчас принимаем участие, основывается, в первую очередь, на кризисе доверия. Люди потребляют меньше, проявляют тенденцию замедлять накопление и вложение. Но, согласно Арнспергеру, капиталистическое потребление, вложение и накопление являются сами по себе симптомом нехватки фундаментальной уверенности в жизнь и в будущее.

Фактически, капитализм имеет очень старые религиозные корни. Это религия денег. Если речь идет об экзистенциальном кризисе, это потому, что мы не можем, как человеческие существа, обойтись без ответа на нашу глубокую нехватку, на экзистенциальную тоску, которую наша человечность приписывает нам. Западный капиталистический опыт был попыткой удовлетворить эту тоску бытия путем снабжения его (бытия) собственностью. Это приносило плоды долгое время и теперь начинает демонстрировать свою ограниченность.

Когда говорят, что проблема состоит в кризисе уверенности в капитализм, это верно. Это правда, что на поверхностном уровне действия системы пессимистические ожидания появляются, так как нет веры, что система заработает. Нет больше межбанковских займов, инвестиционных займов для бизнеса; занятость падает; потребление падает и т.д. Следовательно, при поверхностном взгляде, действительно создается впечатление, что проблема исходит из человеческой нехватки уверенности в будущее. И люди пытаются восстановить доверие, потребляя и инвестируя снова. Однако все наоборот: Это потому, что у людей нет уверенности в жизнь и в будущее, они потребляют, сверхпотребляют и бесконечно бросают себя в конкурентную гонку. Можно сказать, что люди производят гетерономные протезы, то есть, протезы, которые укомплектовывают их, вместо того, чтобы работать на их собственную автономию. Автономия крадется у нас системой, хотя она обещает предоставить ее нам.

Это означает, что веками мы создавали культуру, которая базировалась на материальном и символическом заполнении глубокого экзистенциального вакуума, который заставляет нас постепенно принимать материальные блага и также образы и идеи за то, что следовало бы назвать духовными благами. И в результате мы действуем, как будто у нас есть уверенность в жизни, накапливая, потребляя, хотя, фактически, это накопление и это потребление являются радикальными актами нехватки уверенности в будущее и в саму жизнь.

Арнспергер предлагает, прежде всего, две меры, необходимые для выхода из экзистенциального, антропологического кризиса: во-первых, продвигать новое видение морали через образование и СМИ, и, во-вторых, очень важно поощрять взрыв самокритики среди граждан, так как все граждане- активные участники капиталистической системы. Далее, философ предлагает осуществление трех видов этоса. Первый, этос преднамеренной простоты, возвращение к гораздо более скудной праздничности. Второй этос: радикальная демократизация всех институтов, включая экономические институты, переходя к демократизации компаний. Третий: это этос глубокого эгалитаризма, доходящего до «универсального распределения», то есть, безусловного базового дохода, выплачиваемого всем гражданам. Речь идет, таким образом, о попытке воссоздать подлинную способность для самого себя жить автономной жизнью. Каждая личность должна самостоятельно завоевывать свою автономию; каждая личность должна работать над освобождением себя от обусловленности; производить самокритику своего соучастия в системе. Это возможно в этосе, который следовало бы назвать «коммуналистическим», ведущим к преднамеренной простоте и радикальной демократизации. Это приведет к релокализации экономики. Человеческое существо- это оседлое существо, «укорененное существо». Сейчас укорененность теряется в глобализированном капитализме. Мы должны восстановить ее через труд персонального поиска при поддержке коммуны, как это называлось в 19-м веке.

И уже есть пионеры этого мировоззрения. Группы, которые называются «группы преднамеренной простоты». Это группы людей всех возрастов, взглядов, более или менее богатые, которые собираются вместе без принуждения, чтобы поделиться своим опытом в попытках сделать проще свое существование.

Идеи Арнспергера безусловно заслуживают внимания и одобрения. Однако возникает проблема распространения этих идей на весь мир. Ибо о завоевании какой автономии будет думать человек, находящийся на грани физического выживания? А таких людей в мире не менее одного миллиарда (так называемый «черный миллиард» в противоположность «золотому миллиарду»).

Мы хотели бы предложить предельно широкий подход к проблеме антропологического кризиса. Этот подход не предполагает обобщения уже существующих концепций, также как и их полного игнорирования. На наш взгляд, антропологический кризис есть кризис культуры, который создает реальные предпосылки для антропологической дезинтеграции. Кризис культуры обусловлен переходом от традиционной культуры к квазикультуре современности. Культура направлена, прежде всего, на решение проблемы выживания человеческого сообщества. Решение этой проблемы предполагает существования в культуре особых механизмов управления. В традиционной культуре на протяжении многих сотен лет таким механизмом управления была религия. В 20-м веке произошел мощный отход от религии, место которой заняли идеологии. Однако, несмотря на богоборческий характер многих идеологий, они сохранили, пусть и в малой степени, некий религиозный элемент. К началу 21-го века в рамках либеральной культуры возникла новая управленческая матрица. Можно назвать эту матрицу высокотехнологичной управленческой матрицей экономического универсализма. В ней механизмом управления являются определенные социальные (или даже социально-антропологические) технологии. Особое место среди этих технологий занимают три базовые: 1. Своеобразная «религиозно-мистическая» финансовая культура; 2. Массовая культура; 3. Глобальная социальная стратификация.

Таким образом, возникает новый тип культуры, который мы назвали квазикультурой. Она предполагает окончательный разрыв с ценностями традиционной культуры и создает культурную реальность, в которой все имеет цену, но ничего не ценно. Более того, возникает сомнение в том, что квази культура способствует выживанию различных человеческих сообществ. Очень удачно характеризует ситуацию культурного разрыва Жак Деррида в своей книге «Призраки Маркса». Деррида обращается к словам шекспировского Гамлета: Порвалась связь времен. Это означает, что прервалась некая культурная традиция. А на ее месте возникла культура симулякризованных пустот или квазикультура. Именно она должна стать, по мнению Дерриды, главным объектом деконструкции, которую он определяет как радикализация марксизма. Но что же является тем безусловно ценным наследием марксизма, которое может быть радикализировано? По всей видимости, это глубокая и все сторонняя критика капиталистической системы. Но это только первый шаг. Методологически он базируется на лучших достижениях постмодернистской культур-философской теории (от Батая и Фуко до Дерриды и Бодрийяра). Вторым шагом, который позволил бы наметить выход из существующего антропологического кризиса, может быть обращение к философии интегрального традиционализма. Этот философский подход, разработанный такими философами как Р. Генон, М.Элиаде и Ю. Эвола, уже в первой половине 20-го века указывал на возникновение глубокого культурного антропологического кризиса. В этом смысле показательно название работы Генона «Кризис современного мира». Вместе с тем интегральный традиционализм видит выход из кризиса и этот выход предопределен.