Современное состояние и проблемы реформирования гуманитарного образования

Актуальностьреформирования гуманитарного образованиявызвана, с одной стороны, его важнейшими функциями в сохранении культурной преемственности и духовном развитии личности. Гуманитарное образование — “основа основ духовной жизни человека. Оно определяет суть любого таланта, чем бы личность не занималась в профессиональном плане, гуманитарная культура проявится и обеспечит ей рост и в узкоспециальной сфере”, ибо духовность не существует сама по себе, “она должна быть оснащена знанием и владением громадными пластами мировой и, в первую очередь, отечественной культуры. Именно сквозь призму отечественной традиции иначе воспринимаешь мировую традицию, впитываешь ее, пропуская через свое “Я”, чтобы потом вернуть это сторицей миру. А мир понимает, какую значимость имеет сегодня Россия — страна, которая всегда давала мировой культуре громадную силу ускорения и обогащения. Процесс этот взаимный, и дав человечеству Толстого и Достоевского, Чехова и Чайковского, Россия и наша культура немыслимы без Шекспира, Берлиоза или Перселла.... С первых шагов человека по Земле, с детского садика, школьной скамьи, его формирует как существо мыслящее именно система гуманитарного образования и просвещения. Гуманитарное воспитание — неизбежный удел свободной личности. Личность сама определит свой путь и область профессиональной деятельности, но лишь тогда эта деятельность будет воистину успешной, когда носитель ее будет гуманитарно подготовленным, а значит, творчески состоятельным. Таков категорический императив наших дней[156]”.

С другой стороны, эта актуальность обусловлена негативными тенденциями, характерными для гуманитарной культуры российского общества на современном этапе и обусловленными во многом кризисом самого гуманитарного образования как института духовной преемственности.

Во-первых, происходит значительная переориентация общественного сознания с духовных, гуманистических ценностей на ценности материального благополучия, гедонизма.Исследование Российского Института искусствознания показали[157], что за последние годы произошли существенные изменения в системе ценностных ориентаций: на шкале ценностей населения заметна ориентация значительной части граждан России на материальное благополучие как главную цель жизни. Если в начале 1980-х годов в системе ценностных ориентаций и городских, и сельских жителей “лидировали” мысли о счастливой семейной жизни, о желании иметь хороших, верных друзей и другие гуманистические мотивы, а отсутствие материальных затруднений казалось первоочередной заботой 41% людей в городах и 36% в селах, то сегодня о материальном благополучии как самом главном говорит 70% горожан и 60% сельских жителей. Все остальное отошло на второй план. Соответственно, важнейшим мотивом при выборе работы стала зарплата.

Во-вторых, результаты исследования фиксируют снижение показателей духовной жизни общества: происходит очевидное падение уровня художественного вкуса (если в 1981 году достаточно высокая художественная эрудиция отличала 36% горожан и 23% сельских жителей, то сейчас, соответственно, 14 и 9%). Теряют популярность кино и музыка. Падение интереса к кино во многом объясняется разрушением существовавшей ранее системы проката фильмов. Происходит резкое снижение роли телевидения в приобщении населения к искусству (все меньше людей обращается к передачам об искусстве), что связано с растущей политизацией средств массовой коммуникации. Почти полностью отсутствует в предпочтениях населения современное отечественное искусство. Снижение требовательности к художественному уровню искусства в условиях дикого рынка обрушило на население поток низкопробной литературы, третьесортного зарубежного кино и легковесной музыки, которые в значительной мере деформировали эстетический вкус населения[158].

О снижении уровня духовности в обществе свидетельствует расширяющаяся социальная база невежества, которое наносит огромный ущерб и обществу, и государству, и личности. В.Т.Лисовский выделяет несколько моделей этого явления: маниловщина (слепая вера в нереальные идеи и планы), максимализм (невежественное следование надуманным лозунгам, не подкрепленным реальными действиями), кумиромания (страсть к поклонению “харизматическим личностям”, которым, якобы, нет альтернативы), уничижительство (т. е. видеть в прошлом и настоящем страны лишь плохое, изображать все в черных красках), экстремизм (стремление найти врага, на которого можно было бы свалить причины всех бед, нетерпимость к инакомыслию), русофобия (когда в качестве объекта неприязни выступают русские)[159].

Особую тревогу вызывает молодое поколение, которое все больше удаляется от подлинной гуманитарной культуры, и прежде всего в сфере нравственности, чему во многом способствуют средства массовой информации, с “исступлением и ожесточенным напором” внедряющие в наше сознание “антикультурное безумие” - безнравственность, насилие, бессовестность, пропагандирующие извращенный язык[160]. Происходит ломка ценностных ориентаций, существенно меняется отношение к профессии, труду, к браку, семье, растет разочарование в демократических идеалах и ценностях (50% опрошенных не участвуют в выборах различных уровней), усиливается настроение безнадежности, неверия в возможность решения социально-политических вопросов, растет популярность “крутых” методов. Цинизм несоответствия декларируемого приоритета общечеловеческих ценностей и реальной жизни (с ее кровью, войной, человеческими трагедиям, в которых повинно государство) ведет к разрушению нравственных оснований, правовому беспределу, росту преступности. Снижается ценность человеческой жизни. Многие люди все чаще становятся жертвами насилия - воровства, грабежа, обмана, вымогательства, национального унижения, взяточничества, всякого рода оскорблений. Эти виды насилия испытали до 70 процентов населения[161].

О нравственной и духовной драме молодежи свидетельствуют исследования студентов МГУ, которые показали увеличение числа студентов, считающих допустимой смертную казнь (до 58 процентов опрошенных), лишение жизни новорожденного, если у него есть физические или умственные отклонения (последний тезис разделяет 8% обычных граждан и от 17 до 25% студентов). На вопрос: “Насколько важна заповедь “Не убий” для современного человека?”, 16% студентов ответили, что она сегодня становится все менее важной, в то время как среди обычных граждан так считают только 6%[162].

В-третьих, теряется традиционная роль столицы как лидера духовной жизни страны. Москва сегодня представляет собой концентрацию процессов и тенденций духовно-нравственного разложения (политические междоусобицы, разгул преступности, массовый характер коррупции, в том числе и в высших эшелонах власти, масштабная сеть пиратских видеосалонов с их растлевающим души киноширпотребом и т.д.). Столица становится сегодня рассадником психологии потребительства, демонстрируя “героя” нашего времени - человека, стремящегося “делать деньги”, презирающего созидательный труд, демонстрирующего убогую систему интересов и ценностей. И эти тенденции, как считает Ю.У.Фохт-Бабушкин, не могут переломить высококлассные культурные силы, которыми тоже богата Москва. Изменение атмосферы в столице — сегодня одна из важнейших социокультурных задач, ибо утрата Москвой роли духовного флагмана страны чревата серьезными социальными последствиями.

Снижение показателей духовной жизни российского общества происходит за счет того, что на “авансцену жизни” выдвинулись относительно слабо развитые в личностном отношении слои населения — “духовный середняк”. Отказавшись от ценностей “всестороннего развития личности” и все больше руководствуясь в жизни сугубо личными, эгоистическими мотивами, демонстрируя повышенную общественную активность, эта часть общества сегодня определяет ключевые вопросы политики, экономики, культуры.

В-четвертых, происходит интенсивное разрушение русского языка, которое, в свою очередь, ведет к деформации национальной картины мира.Уровень владения родным языком сегодня внушает не только специалистам, но и всем людям, не равнодушным к судьбе русского языка, самую серьезную тревогу[163]. Специалисты отмечают, что литературный язык претерпевает сегодня существенные социальные, психологические и структурные изменения, неблагоприятно сказывающиеся на его семантике: происходит вытеснение коренных русских слов, а вместе с ним искажение национальных образов мира, традиционно присущих русской ментальности и сохраняемых внутренней формой славянского слова; размываются традиционные нормы языка вследствие его бюрократизации; активное влияние “обычного говорения” приводит к обеднению индивидуально личностного; вульгарный низкий стиль занимает место среднего, традиционно являвшегося источником поступления в литературный язык нормативных элементов системы, а средний стиль, в свою очередь, замещает высокий стиль; огромное количество заимствованных слов, воспринимаемых в качестве “эталонного стандарта”, ведет к вытесняют традиционных понятий, отражающие национальные особенности речи, искажению подлинного смысла явлений[164]. Это приводит не только к искажению “национальной картины мира”, но и к ликвидации ценностно-нормативной функции языка (например, “скрытое смягчение” нравственной оценки вымогательства обозначением рэкет, продажности — коррупцией и т.д.), понижению духовно-нравственного статуса явлений (замена любви — сексом и т.п.).

В-пятых, начинает терять позиции гуманитарная интеллигенция, которая традиционно считалась в обществе флагманом личностного развития. Если в начале 1980-х годов она составляла наиболее крупную часть духовной элиты, то сегодня уступает “естественникам” (медикам, биологам и т.п.). И это обусловлено не только падением престижа гуманитарных профессий, но и более низким уровнем личностного развития гуманитариев - последние отстают теперь от “естественников” по важнейшим личностным потенциалам людей умственного труда - созидательному и познавательному[165].

В какой-то мере сегодняшняя утрата гуманитариями лидирующих позиций в обществе закономерна - ее можно рассматривать как плату за предшествующие десятилетия лжи и идеологической конъюнктурности большинства представителей духовной элиты советского общества.

Гуманитарное образование в современной России объективно выступает преемником сложившихся традиций и общей системы формирования образовательных систем. Не требует специальных доказательств мысль о том, что на всем, происходящем ныне в сфере гуманитаризации высшей школы, лежит отпечаток предыдущих 70 лет преподавания гуманитарных, или как их тогда называли общественно-политических дисциплин. Осмысление этого периода представляет не только познавательный, исторический интерес, но и важно с точки зрения учета как позитивного, так и негативного опыта, недопущения сделанных ошибок в дальнейшем. Не менее важно осмыслить эти процессы и потому, что ситуация в гуманитарной культуры во многом является производной от того, что происходило и происходит в сфере гуманитарного образования, ибо последнее выступает как важнейший институт трансляции и воспроизводства гуманитарной культуры.

В первые послереволюционные годы советской властью был затеян великий эксперимент по огосударствлению всей духовной жизни. Важное место в нем заняла реорганизация преподавания общественных дисциплин, поскольку именно выпускники вузов были призваны заменить «отсталую», «реакционную» и т.п. интеллигенцию. Данная мера была призвана обеспечить идейно-политическое завоевания высшей школы, имевшей немало свобод в царской России и пытавшейся сохранить свою автономию в новых условиях.

В учебных планах университетов и институтов дореволюционной России существенное место занимали философия, политическая экономия, социология, история и другие гуманитарные дисциплины. Преподавание этих дисциплин осуществлялось на соответствующей идеологической основе, отвечающей официальным государственным установкам. В то же время содержание общественно-политических дисциплин было во многих отношениях объективным, т.е. отображало реальные факты, явления, динамику общественно-экономических и политических процессов.

Революция обусловила необходимость обновления идеологических основ как самих общественных наук, так и их преподавания. Была поставлена задача «приобщения студентов к революционной теории марксизма»[166]. Для этого были организованы во всех университетах кафедры по изучению научного социализма. При этом особое внимание обращалось на то, чтобы преподавание общественных наук велось сугубо на марксистской основе. Идеологи новой власти объективно понимали, что без привлечения к преподаванию общественных дисциплин старых специалистов не обойтись. Вместе с тем по отношению к ним было выдвинуто требование изучить в предельно сжатые сроки основы марксизма и сдать по ним экзамен. Понимая половинчатость этой меры в деле налаживания преподавания общественных дисциплин на марксистской основе, В.И.Ленин сформулировал задачу “подготовки марксистских научно-педагогических кадров из числа молодых коммунистов”[167]. Это должно было не только идейно, но и организационно поставить процесс подготовки марксистских научно-педагогических кадров под контроль партии.

В 1920г., было принято постановление Совнаркома, об учреждении Комиссии по реорганизации преподавания общественных наук в вузах. Комиссия впоследствии получила неофициальное название “Комиссия Ротштейна” по ее руководителю Ф.А.Ротштейну - видному деятелю партии, состоявшему в ней с 1901 года, проведшему в эмиграции тридцать лет, с 1890 года. Назначение во главу столь ответственной комиссии совпало с возвращением Ф.А.Ротштейна из эмиграции, где он был одним из лидеров левого крыла Британской социалистической партии, затем - участником создания коммунистической партии Великобритании. Впоследствии Ф.А.Ротштейн был на дипломатической и научной работе, в 1939 году избран действительным членов АН СССР. Назначение столь авторитетной фигуры в качестве руководителя комиссии по реорганизации преподавания общественных дисциплин говорит о том значении, которое придавалось этой задаче руководством партии. На комиссию Ротштейна возлагались функции разработки новых учебных планов и программ основных курсов по общественным наукам, а также подбор тех, кто мог бы такие курсы читать. Однако ее деятельность не сводилась только к этим в известной мере процедурным задачам. Одним из первых шагов комиссии стало воззвание “К ученым России”, которое можно рассматривать как первый программный документ, закладывающий основы и механизм жесткой идеологизации высшей школы и особенно ее гуманитарной составляющей, поскольку именно дисциплины этого цикла более всего соотносились с текущими и долговременными идеологическими постулатами. В упомянутом воззвании подчеркивалось, что в учебных заведениях Советской республики не может быть далее терпимо преподавание каких угодно предметов и в каком угодно духе. Особо отмечалось, что на преподавание общественных дисциплин распространяются принципы советской власти[168].

Комиссия последовательно и неуклонно осуществляла целенаправленную политизацию общественных наук, придание им “классового” характера. Однако как в теоретических установках комиссии Ротштейна, так и в ее практических делах с самого начала стали ощущаться заметные противоречия. С одной стороны, установка на политизацию общественных наук, их идеологизацию в целом соответствовала как основным идейно-теоретическим положениям марксизма, так действиям новой власти в других сферах. В частности, в сфере духовного производства чрезвычайно остро стояла проблема формирования корпуса теоретиков и пропагандистов, способных распространить идеи марксизма, освятить научным знанием происходящий беспредел. С другой стороны, желание и стремление как можно быстрее идеологически закрепить политические завоевания новой власти заставляли пренебрегать одним из существенных положений теоретического марксизма, согласно которому подлинным коммунистом можно стать, только обогатив себя всеми общечеловеческими достижениями культуры предшествующих поколений. Дилемма выглядела следующим образом: имелась интеллектуальная элита (философы, деятели искусства, историки, представители других сфер научной мысли и т.д.), был сформировавшийся корпус квалифицированных вузовских кадров, но в идеологическом плане они доверия не вызывали. Одновременно были люди идейно преданные марксизму, обладающие “классовым чутьем”, но порой не обладающие даже достаточным уровнем грамотности.

В решении задачи скорейшего формирования «новой интеллигенции» был в какой-то мере использован опыт Екатерины II и И.Бецкова, пытавшихся вырастить в краткие сроки и на локальном пространстве новый средний класс, которого России так не хватало для успешного проведения социальных реформ в XVIII веке. Характерно, что и тот проект начинал осуществляться на основе формирования новой образовательно-воспитательной системы, суть которое состояла в формировании нового класса из людей, взятых из другого класса, по сути - маргиналов. В этих целях был образован Московский воспитательный дом, затем Смольный институт благородных девиц и т.д., где в условиях почти полной изоляции от общества воспитывались будущие управленцы (по нынешней терминологии менеджеры) производства, цивилизованные торговцы и т.п.

Спустя полтора столетия после эксперимента Екатерины II родилась идея формирования преподавательского корпуса и новой интеллигенции на социально-классовой основе. Эта идея была реализована в форме организации ускоренных курсов, получивших название институтов красной профессуры, из партийной молодежи. Это была совершенно новая форма подготовки преподавательских и идеологических кадров. Институты положили начало широкомасштабной подготовке марксистски ориентированных обществоведов, перед которыми стояла задача сделать марксистское учение главной и единственной мировоззренческой парадигмой в стране.

Опыт деятельности Институтов красной профессуры весьма интересен и поучителен. Прежде всего, подготовка новых кадров сталкивалась с проблемой их соответствующей общекультурной и общеобразовательной подготовленности. Идеологические приоритеты в преподавании приводили к тому, что основные положения марксизма подавались не как естественное продолжение общекультурной традиции развития человеческого общества, а как полная ей противоположность, как противоположность “прогрессивной” пролетарской культуры культуре непролетарской, а значит - “реакционной”. Непримиримая логика гражданской войны, диктовавшая отождествление всего и вся с «красными» и «белыми», деление на «своих» и «врагов», распространялась на все сферы духовно-практической деятельности, в том числе науку, культуру и образование. Тем самым в подготовку красной профессуры было заложено противоречие, определившее в значительной степени негативное влияние на организацию образования и науки, а шире и всю духовную жизнь страны.

Стремление решить сложные проблемы духовной переориентации страны, модификации системы ценностей, корректировки приоритетов развития методом «кавалерийской атаки» приводили к существенным просчетам и ошибкам. Поспешность и непродуманность реформирования системы образования приводила вульгаризации и догматизации теоретического марксизма, возведению его в статус практически религии, любые отступления от догм которой однозначно трактовались как уход во враждебную идеологию. Тем самым в концепцию образования изначально закладывалась идея преобладания идеологичности над научностью, партийности над объективностью. В дальнейшем это привело общественные науки к отказу от объективного анализа действительности и оправданию принятых политических решений, в сфере художественной жизни - доминированию одномерного метода социалистического реализма, в сфере гуманитарного образования - к ограничению изучаемых текстов работами классиков марксизма-ленинизма, предельной идеологизации всего учебного процесса, включая принципы отбора абитуриентов, формирования учебных планов, контроля знаний и т.д. Тем не менее, институты красной профессуры, просуществовавшие до 1938г., в определенной степени позволили решить вопрос о пополнении преподавательского корпуса представителями победившего класса и объективно дали многим возможность проявить себя и в дальнейшем достичь немалых успехов в различных областях.

Наряду с организацией институтов красной профессуры важным направлением деятельности Комиссии Ротштейна стала подготовка документов, на основании которых было принято в марте 1921г. постановление Совнаркома “О плане организации факультетов общественных наук российских университетов”. Целью деятельности этих факультетов было “создание кадров научно подготовленных практических работников социалистического строительства”[169]. Постановлением определялось, что в состав факультетов общественных наук (по быстро утвердившейся традиции обозначения всего нового через аббревиатуры, эти факультеты получили название ФОНы) должны были войти экономическое, правовое и общественно-педагогическое отделения. Исключение составлял Московский университет, где дополнительно к стандартному набору отделений предусматривалось создание статистического, художественно-литературного и отделения внешних сношений.

Это означало фактическую ликвидацию исторических и филологических отделений университетов и всех социально-политических высших учебных заведений и замену их ФОНами. Факультеты общественных наук были призваны ускорить и расширить процесс идеологизации, огосударствления всей духовной жизни путем подготовки научно-теоретических кадров новой формации по общественным наукам. Как отмечает Н.Л.Сиверцева «эти факультеты позволили впервые организовать в высших учебных заведениях систематическое преподавание “марксистского обществоведения” и обеспечили возможности перевода гуманитарных наук на соответствующие методологические позиции»[170]. Подготовка такого рода специалистов осуществлялось на сугубо партийной и классовой основе. Об этом говорит, например, тот факт, что 39% зачисленных на первый курс ФОНов в 1921г. составляли члены РКП(б)[171].

Постановление Совнаркома “Об усилении общего научного минимума, обязательного для преподавания во всех высших школах РСФСР”, принятое в марте 1921г., стало следующим шагом на пути расширения преподавания основ марксизма. Постановлением учреждалось преподавание во всех вузах таких дисциплин, как развитие общественных форм, исторический материализм, история пролетарской революции, политический строй РСФСР, организация производства и распределения в РСФСР. О внимании В.И.Ленина к смене приоритетов в преподавании общественных наук говорит тот факт, что проект этого постановления был им внимательно изучен и дополнен пунктом о необходимости изучения среди других общественных дисциплин плана электрификации страны, его экономической основы, экономической географии России, значения и условий его осуществления.

Как уже отмечалось, деятельность институтов красной профессуры и факультетов общественных наук была во многом противоречивой. К уже отмеченным противоречиям по мере развертывания этих образовательных систем добавлялись новые. В частности, они были призваны готовить молодые, теоретически грамотные кадры, способные не просто пропагандировать основы марксизма, но и развивать его далее вширь и вглубь на основе изучения динамичной социальной действительности. Однако возможности объективного изучения этой действительности ее критического осмысления сдерживались тем обстоятельством, что эта новая действительность была продуктом и предметом деятельности доминирующей политической силы - ВКП(б). Как уже отмечалось выше, большинство слушателей ИКП и ФОНов были членами именно этой партии. В силу специфически трактуемого ею центрального пункта своего Устава - принципа демократического централизма - практически все ее рядовые члены, включая, разумеется, слушателей ИКП и ФОНов, были лишены возможности как принимать какие бы то ни было политические решения, так и влиять на них. Таким образом, социально-управленческая, политическая практика решений осуществлялась одними людьми, а пропаганда теоретических основ этой практики возлагалась на других. Это обрекало пропагандистов марксизма на схоластическое теоретизирование, отход от реальных социальных проблем и оправдание любых, в том числе ошибочных, а то и имеющих трагические последствия политических решений.

В целом 20-е годы официально характеризовались как период “поиска обоснованных путей приобщения студенческой молодежи к революционной теории марксизма”[172]. Этот поиск с позиций нашего времени носил бессистемный характер. Постоянно шел пересмотр планов, ревизия учебных программ, изгнание из вузов неугодных педагогов, вплоть до прямых репрессий. Во многом это было обусловлено усилением идеологической борьбы в стране. Введение нэпа, породило у части старой интеллигенции мысль о возможном возрождении в стране буржуазных общественно-экономических отношений и соответствующего им политического строя. В вузах усилилось сопротивление значительного слоя старой вузовской интеллигенции преобразованиям системы высшего образования[173].

Ответные меры не замедлили себя ждать. В конце 1922г. был пересмотрен перечень обязательных для всех вузов общественных дисциплин, куда были дополнительно включены “Исторический материализм” и “Политический строй и социальные задачи РСФСР”. Все это получило название “общественно-политического минимума” или “политминимума”.

Следующим шагом стало ранжирование общественных дисциплин по степени важности, их деление на так называемые ударные и неударные. “Ударными” считались социология, философия, история Запада, теория и история экономических учений, теория государства и права, государственное право и история социализма. Преподавать эти дисциплины имели право только профессиональные марксисты - лидеры и теоретики партии.

Чувствуя опасность для себя именно в сфере духовного производства, партия в 1922 г. на ХII Всесоюзной партийной конференцией оценила попытки реставрации предыдущих идеологических парадигм как антисоветские. На конференции особо подчеркивалось, что наиболее благоприятную социальную сферу для деятельности антисоветских партий и течений представляли такие формы организации общественной жизни, как все виды кооперации (сельскохозяйственная, трудсоюзы и т.п.), высшая, средняя и низшая школы, профессиональные союзы, культурно-просветительское движение молодежи, издательское дело и другие. В этой связи ставилась конкретная задача: “печать, высшая школа, кооперация - все это тоже «командующие высоты», которые партия обязательно должна удержать и завоевать”[174].

Для этого предлагалось поднять работу научно-коммунистической мысли и на этой основе организованно вести линию воинствующего материализма и вообще всей идеологии революционного марксизма. Однако, понимая отсутствие гарантий победы новой идеологии сугубо на основе активизации идеологической и научной работы, конференция подчеркивала, что “нельзя отказаться и от применения репрессий по отношению к политиканствующим верхушкам мнимо-беспартийной, буржуазно-демократической интеллигенции, которая в своих контрреволюционных целях злоупотребляет коренными интересами целых корпораций и для которых подлинные интересы науки, техники, педагогики, кооперации и т.д. являются только пустым словом, политическим прикрытием”[175].

Таким образом, меры по завоеванию советской властью сферы культуры и образования были многоплановыми, комбинированными - научные и идеологические совмещались с политическими. Причем последние часто оказывались доминирующими. На практике это выливалось в то, что в вузы интенсивно направлялись партийные кадры, развертывалось создание учебной марксистской литературы, хрестоматий.

В рассматриваемый период принимались интенсивные меры к тому, чтобы охватить новой идеологией не только студентов общественно-политических (шире - гуманитарных) вузов, но и всю учащуюся молодежь. В этой связи ХIII конференция РКП(б) приняла в январе 1924 г. решение сделать преподавание истории партии обязательным во всех вузах и “поставить на должную высоту издание надлежащих учебников по истории РКП...”[176].

Постепенно в обращение вводится понятие «марксистски ориентированные общественные науки» (ранее было понятие «минимум»), ужесточаются требования их изучения не фрагментарно а систематически, как целостные научные дисциплины. Ш.Х.Чанбарисов пишет по этому поводу: “в первой половине 20-х годов чтение лекций по проблемам общественного минимума чаще всего носило эпизодический характер; во второй половине стали обеспечиваться непрерывность и систематичность в преподавании общественных наук. Раньше преподавание общественных дисциплин вели уполномоченные «по поручению» партийных комитетов; теперь же это стало делом штатных преподавателей. Прежде объем знаний по предметам общественного минимума зависел исключительно от подготовленности выделенных лекторов; в новых условиях он уже в основном определялся типовыми программами и учебными планами”[177].

В дальнейшем, вплоть до 1938 года, все дисциплины общественно-политического цикла в обязательном порядке, хотя и в различных сочетаниях, изучались в вузах и на факультетах в различных сочетаниях в зависимости от профиля подготовки специалиста.

1938 г. стал переломным рубежом в преподавании общественных наук в вузах. Выход в свет “Краткого курса истории ВКП(б)” обусловил введение в планы всех вузов курса “Основы марксизма-ленинизма”, после изучения которого планировалось преподавание политической экономии.

Во второй половине 20-х годов на смену Комиссии Ротштейна пришла Всесоюзная ассоциация работников науки и техники для содействия социалистическому строительству - ВАРНИТСО, созданная по инициативе академика А.Н.Баха, с которой он выступил с которой он выступил на IV съезде Советов[178].

Бывший народоволец, участник революционного движения, проведший боле 30 лет в эмиграции, биохимик по своей основной специальности, А.Н.Бах принял на себя задачу идеологического обеспечения высшей школы. В ряде своих выступлений и статей он сформулировал задачи созданной им организации следующим образом: “Классовое расслоение научно-технической интеллигенции” и борьба “... с правой, антисоветской или несоветской частью специалистов, за социалистическое строительство”[179].

Можно считать этот период новым этапом борьбы за высшую школу. Здесь начинает доминировать курс на расслоение старой интеллигенции, мероприятия по ее размежеванию и подавлению всех тех, кто не только возражал, но хотя бы высказывал сомнения или научно обоснованные опасения в правомерности политики советской власти в сфере науки и образования. Действовала эта формально общественная организация в полном согласии с работой государственных органов. В частности, по решению Государственного ученого совета (ГУСа) от 15 марта 1929г. была проведена кампания по перевыборам профессоров и преподавателей. Перевыборам подлежали все профессора и преподаватели, проработавшие 10 лет. Первые в истории отечественной высшей школы выборы вузовских ученых на должность носили характер общественно-политическогосмотра. В этой связи при оценке кафедры учитывались не только и не столько плодотворность научной деятельности и педагогические способности, сколько общественно-политическое лицо [180]. Все эти аспекты рассматривались в тесной связи с задачами реформы высшей школы. ВАРНИТСО через свои филиалы и секции активно участвовала в этих мероприятиях. Эта кампания не привела к значительному обновлению профессорско-преподавательского состава, но обострила внимание к политическим убеждениям вузовского работника. Преподаватели были вынуждены отчитываться перед общественностью, при этом основным критерием их оценки была политическая преданность марксизму. Вузовская интеллигенция, обладавшая прежде значительными свободами в высказывании своих взглядов, ставилась в такие условия, в которых вынуждена была поступаться своими научными убеждениями только для того, чтобы сохранить работу - то единственное, что в конце 20-х годов давало ей средства существования. Для сохранения работы было недостаточно изъявлений верности новой власти, требовалось подтверждать свое стремление к расширению познаний идей марксизма путем повышения квалификации.

ВАРНИТСО активно содействовала процессу переориентации вузовских работников, открывая в крупных университетских центрах специально для преподавателей и научных работников университеты марксизма-ленинизма, очные и заочные курсы по изучению марксистско-ленинских идей, в учебных заведениях действовали политшколы (или профполитшколы), устраивались методологические семинары, научно-теоретические конференции ученых[181].

Вся проводимая работа осуществлялась под лозунгом того, что марксизм-ленинизм является единственно верной, подлинно научной теорией, а потому и всепобеждающей. Эта идея несла в себе зерно будущего (и весьма скорого) кризиса не только высшей школы, но и гуманитарной культуры в целом, ибо в организацию преподавания и научных исследований вносилась чуждая им по своей природе монопольность на истину, утверждалась одномерность духовной жизни.

Обобщая период 20-30-х годов, можно сделать вывод о том, что партия большевиков осуществила глобальную политизацию жизни общества, что привело к ломке сложившейся расстановки духовных приоритетов общества, вынужденному отказу старой российской интеллигенции от доминант своего мировоззрения.

Справедливости ради, отметим, что жесткими и порой кровавыми мерами новой власти удалось добиться осуществления своих планов и программ, ликвидировать неграмотность, создать мощный научно-интеллектуальный потенциал, воспитать специалистов с высшим образованием, способных обеспечить в непростых условиях основные народно-хозяйственные, политические, научные, образовательные и культурные потребности России созданию новой генерации отечественной интеллигенции.

Что же касается гуманитарного образования и шире - всей гуманитарной культуры, то здесь успехи были не столь значительны и в целом можно говорить о скорее негативных результатах - утрате населением подлинно гуманистических духовных ориентиров, забвении общечеловеческих ценностей, утверждении классового подхода ко всем явлениям социальной жизни, потере выдающихся деятелей культуры (вследствие эмиграции, высылки, или же прямых репрессий), выхолащивании из высшей школы духа поисков и свободомыслия.

Все последующие десятилетия, вплоть до сегодняшних дней гуманитарная интеллигенция сохранила заложенный в 20-е годы “генетический код” идеологической конъюнктурности, который оказался для в определенном смысле катастрофическим. Идеологическое обслуживание тоталитарной системы и лицемерная поддержка “мировоззренческих изгибов” демократических реформ иссушили и обеднили внутренний мир значительной части интеллигенции. Увлекшись политической суетой, часть духовной элиты много потеряла в своем внутреннем мире и перестала оказывать серьезное влияние на духовную жизнь. “Естественники”, как считает Ю.У.Фохт-Бабушкин, “не столь погружались в заботы по поддержанию режима, да и теперь не столь обеспокоены общественным противоборством, что и дает им возможность в большей мере сосредоточиться не на преходящих, а на вечных, общечеловеческих ценностях”[182].

В такой ситуации особую значимость приобретает общегуманитарное развитие личности, воспитание подлинной духовной элиты общества - “истинных гуманитариев”, которых в обществе угнетающее меньшинство, но