Концепция гуманитарного образования
При разработке концепции гуманитарного образования мы исходили из следующих оснований: 1. В качестве одного из актуальнейших направлений реформирования образования (в том числе и высшего) является замена парадигмы “от простого к сложному” принципом “от целого к части”. Это вызвано не только кризисом высшей школы, но и бесперспективностью “атомизированного” мировоззрения всей западной культуры, неизбежно ведущего человечество в экологический тупик и экзистенциальный вакуум. В качестве актуальнейших направлений “педагогики целостного развития” предлагается введение в учебные программы духовной истории и церковно-славянского языка, использование традиционной народной системы воспитания, включающей целостное и характерное для каждого народа восприятие человека и мира[209]. 2. Одним из реальных направлений “возврата к целостности” в рамках гуманитарного образования является интенсивное обращение к текстам отечественной гуманитарной культуры, которая, являясь формой духовной рефлексии и результатом “человекотворчества”, содержит в себе всю совокупность способов реализации сущностных сил человека в контексте собственного “национального мира”. О значимости отечественного пласта гуманитарной культуры как необходимого элемента формирования высококвалифицированных специалистов свидетельствует опыт ряда стран, относящихся к постиндустриальной цивилизации (США, Япония, Франция, Италия, Германия, некоторые государства Юго-Восточной Азии) - в каждой из них значительное место в образовательных программах занимает гуманитарная подготовка, основанная на изучении текстов национальной культуры[210]. 3. Сущностные функции гуманитарной культуры, определяющие ее идентификационные, ценностно-ориентационные, нормоориентирующие, социально-консолидирующие и индивидуализирующие потенциалы, универсальны для любых культурных систем. Мера востребованности потенциала гуманитарной культуры выступает качественной характеристикой социального субъекта, свидетельствующей о степени освоения и реализации им своей родовой сущности, о мере становления человеческого в человеке. 4. Наиболее концентрированное воплощение обозначенных выше функций демонстрирует российская гуманитарная культура - в силу ее сущностных специфических черт: антропокосмизма, целостности и синкретичности, экзистенциальности, “онтологического реализма” и соборности. Этичерты российской гуманитарной культуры дают основание считать, что данный феномен духовной жизни общества как целостное и системное образование, обладающее качественной определенностью, интегративностью, неким внутренним единством и исторической преемственностью, характерен именно для культуры России. В этой связи система образования не должна субъективистски, выборочно “выхватывать” те или иные пласты отечественной гуманитарной культуры - все ее составляющие всесторонне, гармонично и целостно дают образ человека и мира. 5. Важнейшей теоретической и практической проблемой высшей школы является разработка условий и механизмов востребованности человекотворческого потенциала отечественной гуманитарной культуры, в которая содержится проблематика наиболее сущностных аспектов бытия человека и общества, дается аутентичное осмысление духовного опыта России. Знание ответов на “вечные” вопросы бытия может стать мировоззренческой предпосылкой адекватного понимания подлинных причин и реальной картины духовной жизни российского общества в условиях кардинальных перемен, условием поиска оптимальных моделей общественных преобразований. Пласт отечественной гуманитарной культуры представляет собой концентрированную форму самосознания общества, он фиксирует и сохраняет ценностно-ориентационные доминанты, составляющие основу “духовного пространства” народа. Ядро отечественной гуманитарной культуры содержит в себе своеобразный культурно-символический архив и идентификационный ресурс нации, невостребованность или разрушение которого неизбежно ведет к расколу общества и экзистенциальному вакууму. Идеалы и доминирующие ценности гуманитарной культуры являются своеобразными “линиями притяжения”, преобразующими эмпирическое многообразие социума в единую системную целостность. Отождествление с типичной и сущностной для конкретной культуры системой базовых ценностей и идентификация с их носителями, во-первых, определяет принадлежность человека к культуре, социуму, во-вторых, обеспечивает максимальную самореализацию субъекта в духовном пространстве отечественной культуры. 6. Особую значимость приобретает сегодня философский пласт русской гуманитарной мысли, которая смогла “переинтерпретировать” религиозную культуру человечества в контексте практических задач воспитания личности. В силу этого идеи мыслителей религиозно-философского направления можно рассматривать в качестве методологической, мировоззренческой базы разработки концепции воспитания в рамках гуманитарного образования. Идеи русской философии (и прежде всего ее антропологическая парадигма) дают мировоззренческую основу разработки новой философии образования. Традиции отечественной философии образования, сложившиеся в России на основе синтеза двух генетических линий — отечественной, идущей со времен Киевской Руси и общеевропейской, учитывающей достижение эпохи Просвещения и немецкой классической философии (Куницын, Галич, Ушинский, Несмелов, Зеньковский) исключительно ценны для развития культуры диалога, сотворчества в процессе образования, формирования духовного облика человека новой России, “вступающей с учетом своих неустранимых особенностей в постиндустриальную цивилизацию”[211]. В контексте обозначенных выше проблем наибольший интерес представляют для нас культурно-историческая концепция Л.С.Выготского и философско-антропологическая модель И.А.Ильина. Дело в том, что в текстах указанных авторов не только содержится типичная проблематика духовной культуры России, но и дается сам механизм трансляции ее потенциалов, а также изложены принципы воспитания и образования (у одного - на психолого-педагогическом уровне, у другого - на философско-методологическом), органично вытекающие из специфики отечественной духовной традиции. Ядром культурно-исторической концепции является учение Л.С.Выготского о развитии личности как опосредованном общением процессе освоения и присвоения индивидом ценностей культуры. Интериоризируя и оперируя знаками, языком как “орудиями” культуры, человек в процессе взаимодействия с другими людьми преобразует “натуральные” психические функции в образования высшего уровня развития, формирует собственный “мир культуры”, который составляют значения, ценности и смыслы. Рождаясь в системе социального общения, взаимодействия, “высшие функции” вращиваются в сознание личности, переходят в интрапсихическую плоскость. В этой связи чрезвычайно актуальным для полноценного развития личности является “зона ближайшего развития”. Кроме этого чрезвычайно актуальными оказался ряд мыслей и идей, высказанных Л.С.Выготским в разные годы: его идея о разитии личности как культурно-историческом процессе, о значимости искусства в развитии личности, о “культурном восхождении” и расширении личности посредством овладения собой через знак и текст культуры, путем преодоления противоречия между индивидуально-психологическим и культурно-историческим, его понимание основной задачи формирования человека путем создания “культурной истории и исторической культуры”[212], трактовка развития как параллельного и взаимодополняемого процесса культурогенеза (филогенеза) и антропогенеза (онтогенеза)[213]. Данные идеи были положены нами в основу принципов формирования социально-культурной среды обитания человека в образовательном пространстве вуза - “зоны ближайшего развития”, расширяющей горизонты настоящего за счет включения в него текстов, событий, явлений, образов, преданий прошлого, а также послужили точкой отсчета в понимании и обосновании вуза как формы сохранения и трансляции мировой и отечественной культуры. Философско-антропологическая концепция И.А.Ильина стала основой теоретико-методологического обоснования и практической реализации принципа референтацииобразовательного пространства как основополагающего в предлагаемой философии образования и воспитания. Рассмотрим подробнее основные идеи И.А.Ильина, изложенные им в работе “О новом человеке”[214]. Ключевыми категориями данной концепции являются: предстояние, призвание, ответственность, свобода, совесть. Человеку, “желающему творить культуру”, необходимо, считал И.А.Ильин, “чувство своего предстояния, своей призванности и ответственности ”. Это дает ему ощущение “высшей водимости, творческой основы, жизненного смысла и собственного достоинства”, но одновременно и тревожит его, вызывая “живое чувство духовного задания, высшей ответственности и собственного несовершенства”, зовет человека “к труду, к дисциплине и вдохновению”. То высшее, чему человек предстоит, “есть Господь, Его зоны и Его божественное излучение”. Таким образом, и духовное призвание, и ответственность человека за его исполнение обретается в предстоянии Богу как высшему измерению человеческой жизни. Надо понимать, что речь в данном случае идет не о “бытовой” вере в Бога, а, скорее, о том высшем Идеале человеческой жизни, который задает предел личностному совершенству. “Предстоящий Богу судит себя высшим, доступным человеку критерием”[215]. По сути И.А.Ильин раскрывает уникальное индивидуальное и общественное значение духовно-нравственных идеалов (или референтов, если они носят персонифицированный характер). Действительно, каждый человек в предметных вариантах своего самоосуществления потенциально бесконечен. Его потенциальность - это его незавершенность, несамодостаточность. Поэтому он должен “довершить” себя предстоянием чему-то высшему, осуществившемуся и находящемуся вне его. Для того чтобы это предстояние стало энергией самоосуществления, необходимо преклонение перед “объектом идентификации”. В пределе таким объектом является Бог, преклонение которому, по мнению И.А.Ильина, “не унижает” человека, а впервые “довершает его бытие и возвышает его”. Принимая Божественное, любя и служа ему верностью, человек “приемлет его лучи, проникается ими,...они сообщают ему свой огонь, свой свет и свое тепло,...определяют и освящают самое существо или естество его личности”. В душе человека как бы выстраивается храм, который “есть его собственная обитель”, загорается светильник, который “есть его собственное горение”. И это становится для человека Главным, от которого он “не может отказаться, которым дорожит превыше всего прочего и которому он не может изменить”. На языке социальной психологии концептуальная схема И.Ильина представляет собой идентификационный механизм, который обеспечивает духовный рост и самоосуществление человека: предстояние Высшему Идеалу есть условие отождествления с ним, уподобления Высшему Духовному Лидеру, а в пределе - перевоплощение в него. Предстоящий Богу как Совершенству обретает мощную энергию самостроительства, его душа “надстраивается и возвышается”, в этом образе он находит источник новых мыслей, нового понимания себя, других людей, всей вселенной. Его глаза начинают видеть “новые пространства, усваивают их и приобщают их к своей жизни”. Человек начинает видеть глазами Бога, чувствовать его сердцем, жить его волей. Он научается представлять лучшее и совершенное не только “вверху”, но и “впереди”. Идентификация с идеалом становится “жизненным заданием” для будущего - она пробуждает “живую совесть”, которая есть не только угрызение за несовершенное в прошлом добра или зла, но совесть “как творческая энергия, энергия любви и воли, направленная вперед, в будущее, к предстоящим совершениям”. Именно “живая совесть”, по мнению Ильина, дает человеку “то высшее счастье на земле, которое выражается словами духовное достоинство и призвание ”. Понять свое призвание - это увидеть лучшее в самом себе как проекцию извне, убедиться, что моя сущность “не исчерпывается личными пределами”, но является как бы “излучением и энергией действительно Высшего и Совершенного Начала, которому человек предстоит на протяжении всей своей жизни”. Это лучшее не зависит от “человеческого произвола”, поэтому его надлежит “признать”, перед ним “подобает приклониться”. В этом состоит ответственность человека за свое призвание, которая помогает ему выстоять и осуществить себя даже вопреки жизненным обстоятельствам. Человеку, предстоящему предельно совершенному нравственному образу - Богу - для духовного становления не нужны иные “посредники”, а тем более псевдо-референты, навязчиво пропагандируемые массовой культурой - они неизбежно, в силу своей мировоззренческой ограниченности и человеческой односторонности, будут уводить его от истинного призвания. Предстояние - это как бы формальная предпосылка слияния с совершенством и включения его в свою духовную жизнь. Энергию внутреннего духовного преображения (“пере-воплощения”) дает любовь к тому, с кем ты идентифицируешь себя. “Человек определяется тем, что он любит и как он любит”. Это состояние определяет сущность личности даже в том случае, когда она “в припадке отвращения судорожно преобразуется в ненависть и окаменевает в злобе”. Приобщаясь к Высшему Началу, духовный человек “радуется”, “желает” и “любит” его. И тогда он видит, что “радование естественно и целительно”, что желание “драгоценно и жизненно необходимо”, а “любовь открывает ему настоящий доступ к жизненному свету, к истинной свободе, к подлинному бытию и личному духовному достоинству”. Переживая эти состояния, “духовный человек научается преклоняться перед Богом, чтить самого себя, видеть и ценить духовность во всех людях и желать творческого раскрытия и осуществления духовной жизни на земле. Это и есть сущая культура”. Предстояние Совершенству, призванность им есть, как считает И.А.Ильин, “безусловный корень духовной ответственности”, без которой человеку “недостойно жить на земле и невозможно создавать духовную культуру”. Люди, не познавшие чувство предстояния и призванности, не испытавшие волю к совершенству, “не способны творить настоящую духовную культуру”. В этом “приговор и им, и созданной ими лжекультуре”. Таким образом, предпосылкой и условием культурного творчества является ориентация на абсолютные духовно-нравственные ценности, ибо духовное стремление человека есть всегда усилие “вверх”. Человек не сможет стать творцом истинной культуры, не чувствуя себя “предстоящим именно тому, что он должен осуществить в своем культурном творчестве. “Творящий” без верховного начала, без идеала, перед которым он преклоняется, не творит, а произвольничает, “балуется”, тешит себя или просто безобразничает”. В данном случае речь идет не просто о декларируемом идеале или субъективно осознанной и признанной ценности - духовно-нравственная вертикаль должна носить персонифицированный характер, т.е. ее носителем должна быть вполне определенная личность (ее образ). Высшим образцом такого идеала служит Бог в человеческом облике Иисуса Христа. Его универсальность дает возможность каждому человеку увидеть в себе те “лучшие качества”, которые пока находятся в нем потенциально, но предстают перед ним уже осуществленными. Идентификация с носителем этих качеств рождает энергию самоопределения и самоосуществления человека в соответствии с его призванием. Идентификационные механизмы являются центральными в концепции воспитания, суть которого заключается не в наполнении памяти и не в образовании “интеллекта”, а в “зажигании сердца”, в поиске “высшего смысла жизни”, того, “что ее освящает”. “Образование без воспитания есть дело ложное и опасное. Оно создает чаще всего людей полуобразованных, самомнительных и заносчивых, тщеславных спорщиков, напористых и беззастенчивых карьеристов; оно вооружает противодуховные силы; оно развязывает и поощряет в человек “волка”. И.А.Ильин считал, что слово, мысль не всегда проникает “до главных и глубоких корней человеческой личности; и голос разума так часто бывает подобен “гласу вопиющего в пустыне”, ибо человек есть “бессознательный кладезь своих воззрений, безмолвный источник своих слов и поступков; он есть подземный ручей своих пристрастий и отречений, своих мечтаний и страстей; он есть гармония и дисгармония своих “неодолимых” влечений”. Вот почему образование “не воспитывает человека, а полуобразованность прямо развращает людей”. Важнейшей задачей воспитания, по мнению Ильина, является пробуждение “духовного инстинкта”. Духовность в данном случае следует понимать не только как абсолютную ценность человеческой жизни, но и как залог внутренней целостности и душевного здоровья человека, а с учетом сегодняшнего “бессердечного времени” - и как условие выживания человека без потери человеческого облика и достоинства. Духовная жизнь ребенка, писал И.А.Ильин, начинается с принятия в себя Совершенства, с включения его в свою жизнь. “Дух живет повсюду, где появляется или переживается людьми Совершенство”, которое есть форма проявления Божественного. Восприятие Совершенства, влечение к Божественному есть не только внешняя цель, но и внутренняя причина творчества, “органическая сила”, определяющая жизнь природы и человека. Впечатления от созерцаемого Совершенства “извлекают” ребенка из потребностей организма и “дремы инстинктов”, пробуждают его сознание и самосознание. “Духовное естество” инстинкта дремлет в глубине человеческого бессознательного и как бы “ждет луча благодати, чтобы взыграть светом”. Но для этого “пробуждающие впечатления” и “первые детские ранения” не должны “потрясать инстинкт, не пробуждая его духовную глубину. Детский инстинкт, раз потрясенный, во всей своей беспомощности, грубым и жестким впечатлением, раненный в своей слепоте, может пережить неизлечимую или почти неисцелимую душевную судорогу, если у него не будет необходимой и драгоценной духовной опоры. Поэтому педагогически так важно, чтобы духовность инстинкта была пробуждена до этих неизбежных потрясений и ранений”. С психологической точки зрения здесь происходит как бы проекция ребенком смутно угадываемых, дремлющих пока “в глубине инстинкта” возможностей на предстоящее Совершенство, отождествление с ним. Созерцая совершенство, стремясь к нему, ребенок усваивает его и включает в свою жизнь, становясь тем самым духовным существом. В этой связи основная проблема воспитания - это проблема поиска референтов, т.е. значимых образцов для подражания, которые задают и несут в себе идеал совершенства, становятся точкой отсчета в определении смысла жизни, пробуждают в человеке энергию самосозидания, помогают понять свое предназначение, обрести личностную гармонию. Значимые образы (“объекты идентификации”) должны включать в себя различные уровни бытия: природный, национальный, социально-культурный, личностный. Ребенок должен почувствовать “таинственную целесообразность” природы, обрести “благоговение, чуткость и благодарность”, “почуять реальность чужого страдания” и научиться “вчувствоваться в него, чтобы жалеть, беречь, помогать,...хотеть добра и стыдиться зла”. Он должен “услышать о героях своей страны и влюбиться в них, научиться “стоять” вместе с ними, бороться, побеждать и не искать награды”, научиться “вместе с Пушкиным благодарить Бога за то, что родился русским, и вместе с Гоголем - радостно дивиться на гениальность русского языка. Чем раньше он начнет скромно, но уверенно гордиться своей русскостью, тем лучше”. Абсолютный Идеал, по мнению И.А.Ильина, сконцентрирован в образе Бога - как высшего Духовного Совершенства, в котором ребенок узнает свое “высшее и лучшее естество”, почувствует к нему “доверие и благодарность”, привяжется к нему “любовью и верностью”. Это есть голос Совести, бессловесно призывающий к совершенству. Открыв ему свое сознание и научившись внимать его бессловесным призывам, человек сможет осуществить в жизни его требования, познать совесть “не только через угрызение за грех, но через творческое осуществление ее зова”. Поэтому приобщение ребенка к Сверхличностному, Богу, Идеалу надо начинать, считает И.А.Ильин, как можно раньше - “когда он еще ничего не знает ни о горечи жизни, ни о зле мира; когда душа его не испытала еще ни жестокости людей, ни суровости природы; когда он полон естественной доверчивости и богат первозданной чистотой”. Чтобы воспитать “духовно-зрячего, сердечного и цельного человека с крепким характером”, надо “зажечь и раскалить в нем как можно раньше духовный “уголь”: чуткость ко всему Божественному, волю к совершенству, радость любви и вкус к доброте... И тогда может однажды настать тот день, когда им действительно овладеет сверхличное пламя духа и он явится людям как Божие оружие - как светящийся и призывающий факел своего народа”. Предстояние Совершенству в образе Божественного и последующая идентификация с ним снимает противоречия инстинкта и духа - “волк” инстинкта и “ангел” кротости и благополучия находят друг друга во взаимодополнении - силы и глубины, энергии и смысла, свободы и ответственности. Дух становится “высшим естеством инстинкта”, а инстинкт “элементарной, но органически целесообразной силой самого духа”. В этой связи И.А.Ильин отмечает, что раздвоение а тем более противопоставление этих начал “болезненно, опасно и совсем не соответствует великому замыслу Божию. Дух человека совсем не призван к тому, чтобы оставаться мертвой возможностью или же отвлеченным, неосущестляющимся долженствованием: безжизненным законом над бездною греха. Дух человека призван к живому творчеству; он должен будить, побуждать и вести человеческий инстинкт. Инстинкт же не должен предаваться своим разнузданным влечениям. Он призван нести бремя мира и служить осуществлению божественной ткани в пределах мироздания....Ибо дух человеческий есть дух инстинкта, а человеческий инстинкт есть инстинкт духа”. В соответствии с основной идеей - предстояния Совершенству как условия гармоничного развития личности - решает И.А.Ильин и проблему человеческой свободы. Он рассматривает ее в предельно метафизическом плане - как свободу личностного самоопределения, свободу выбора между духовностью и практической целесообразностью, между добром и злом и решает ее в единстве призвания и ответственности человека. “Свобода есть сила и искусство человека определять себя самого и свою жизнь к духовности, согласно своему предстоянию, своему призванию и своей ответственности”. В самоопределении человек свободен. Смысл жизни каждый должен найти сам и “самостоятельно переступить через ее порог”. Но за пределами этого выбора свобода неизбежно переходит в свою противоположность - человек не свободен от произвола влечений и обстоятельств, невменяемости и зла или же от своего призвания, предназначения и ответственности перед ним. Состояние духовной свободы - это чувство человека, понявшего свое предназначение и призвание “свыше” - как данное и заданное Абсолютом. Другими словами, источник свобода должна найти в том Высшем, которому человек предстоит и в котором обретает свою духовность. Духовная сущность свободы - это осознание собственного предназначения перед лицом Высшего, надличностного. И.А.Ильин подчеркивал, что ощущение несвободы в такой ситуации и унижение своей субъективности испытывает только действительно человек духовно несвободный, чувствующий себя “недавним рабом” или “вольноотпущенником”. Человек, нашедший свободу и сознательно утвердившийся в ней знает, что “никакие условия, ни внешние, ни внутренние, не смогут отнять у него этой свободы; ибо от того, что другие люди будут обходиться с ним как с рабом, его свобода не угаснет, а только углубится до пределов внешней недосягаемости”. Свободы полной, абсолютной и тотальной быть не может, ибо в противном случае человек представлял бы собой “кошмарное состояние” - метафизический произвол, невоспитанность, непредусмотрительность в решениях и поступках, невменяемость, хаотическую капризность и способность в любой момент провалиться в невиданную бездну зла”. Свобода - это одновременно и ответственность - как на этапе предстояния и свободного выбора, так и в оценке последствий поступка, т.е. как предварительная и последующая ответственность. Предварительная ответственность задается человеку не столько последствиями его поступка, сколько несоответствием его тому Высшему Идеалу, которому он предстоит, который находится “над ним”. Она переживается как “живое чувство предстояния и призванности и в то же время - живая воля к совершенству.... Человек еще не совершил деяния. Он только чует в себе активную силу и волевую энергию. Он предвидит возможность и неизбежность будущих деяний - и связывает их намерением и внутренним обстоятельством осуществить “наилучшее наилучшее”. Уже на этапе выбора стратегии действий “человек призванный” (т.е. осознающий свое призвание) не свободен - он ответственен не только и не столько перед другими, сколько перед своим предназначением и его исполнением. Значение предварительной ответственности “основополагающе и велико” во всех видах культурного творчества - художник без нее “будет только тешить свою живописную похоть, писать кое-что и кое-как, капризничать, демагогизировать или дразнить воображаемого зрителя, произволять и безобразничать”; безответственный судья, не ведающий предстояния и призвания, не потребует “ни верного правосознания, ни очевидности в изучении факта, ни прозрения в душу подсудимого, ни точного знания закона”; он создаст режим “произвола, коррупции и кумовства”; безответственный политик есть “интриган и карьерист, деятель, столь же отвратительно моральный, сколь пагубный в общественном отношении”. Критерием гармонии свободы и ответственности является совесть - как индикатор соответствия реальности и неосуществленного, свершившегося и должного. “Я мог бы” - говорит укоряющая совесть; “Я должен” - призывает совесть зовущая. Таким образом, духовно-мотивированный поступок - это энергия воли, действующее направление которой определяется ответственностью - энергией совести. Лишь в гармонии этих двух начал заключена духовная и личностная целостность человека. Совесть как духовно-нравственное переживание разрыва реального и должного является одним из главных условий личностного самосовершенствования - призывы и укоры совести “бесконечно расширяют горизонт человеческих возможностей, утверждая в каждом из нас способность найти путь к совершенству и вступить на него, возвращаться на него после ошибок и падений, которых мы не сумели избежать и всегда созерцать ту даль, в которой это совершенство нас ожидает”. “Священное недовольство” человеческого духа собой, честное и искреннее самоосуждение - это, считал И.А.Ильин, “болезни выздоравливающей души”. Энергия совести оживает в момент христианского покаяния и исповеди “на духу”, культурно-психологический смысл которых состоит в том, чтобы “обновить” чувство предстояния, веру в свое призвание, жажду духовной свободы и ответственности. Свобода духовно-ответственного выбора дополняется и завершается свободой духовно-мотивированного поступка, действия и в совокупности составляет основу личностной зрелости: “Так созерцал, так возлюбил, так выбрал, так совершил, и потому и принимаю на себя ответственность за совершенное, признаю свою ошибку, свое “заранее обдуманное намерение” за таковое - и вина моя, и заслуга (если она есть) моя, и последствия мною совершенного я готов нести и за них отвечать. Неспособный к этому не может считаться личностью, ни творцом культуры, ни воспитателем, ни врачом, ни священником, ни солдатом, ни судьею, ни политиком, ни гражданином”. Главное в этой формуле И.А.Ильина - единство духовно-мотивированного поступка и ответственности за его последствия - перед Богом и людьми, т.е. единство свободы и несвободы: в первом ты субъективно свободен (в выборе поступка). Но ты не свободен в ответственности перед Высшим, задающим тебе масштаб измерения собственных действий. Выходит, ты свободен лишь в “абсолютной” несвободе от Абсолюта, в своей заданности и призванности им. И наоборот, ты несвободен в отрыве от него, в свободе “дурной субъективности” своих желаний и потребностей. И в социально-психологической плоскости вменяемость - это качество и способность человека духовно-ответственного перед Высшим, а не свободного от него. Гуманистическая сущность концепции И.А.Ильина заключается в том, что он не задает жестких количественных координат человеческому совершенству, т.е. не указывает на те личностные свойства, которые человек должен взращивать в себе. Эти качества станут естественным результатом деятельного предстояния образу Бога как потенциально бесконечному совершенству. В этом смысле человек свободен и как “свободное и зрелое существо отвечает за всю свою жизнь, за ее содержание и за ее направление”. Что он сможет “выбрать” и осуществить в результате своего предстояния перед Высшим, во многом зависит от самого человека, от его “разумной энергии Духа”, дающей “духовно-достаточное основание” человеческому созерцанию, выбору и действию. “Тайна свободы, или как обычно говорят, “свобода воли” - состоит в том, что сила духа способна сосредотачиваться, укреплять себя, увеличивать свою силу и превозмогать свои внутренние затруднения и свои внешние препятствия. Дух человека “свободен”... в том смысле, что ему дан дар самоусиления, самоосвобождения, который он должен принять и в пользование которым он должен искуситься и укрепиться. Обычная воля человека есть не более чем потребность, влечение, страсть или упрямство. Но духовная воля человека есть дар освобождения себя от всякого неприемлемого и отвергаемого воздействия, как внутреннего, так и внешнего”. Душа человека не всегда располагает такой свободой и умением - она больше подвержена давлению обстоятельств и влечений; для нее естественно колебаться, откладывать, искать оправданий и ссылаться “на среду” - она “духовно слаба и беспомощна”. Но для духа все это “неестественно, чуждо, странно и мертво”. Как живая энергия дух не спрашивает о своем умении, а осуществляет его, не ссылается на “давление” влечений и обстоятельств, а превозмогает их “живым действием”. Духовное самоопределение и понимание своего призвания рождает энергию самосовершенствования, самовысвобождения человека “от желаний природного тела”. Этот путь лежит через страдания, которые помогают человеку обрести “подлинную реальность, субстанцию всяческого бытия и всякой жизни”. В нравственном переживании страдания оживает и раскрывается сердце, человек обретает Бога, примиряется со своей совестью и тем самым становится культурно-творческой личностью, способной “обретать новую веру”, “слагать новую науку”, “созидать новое искусство”, формулировать “новое право”, и водворять новую... социальность”. Таким образом, принцип целостности развития человеческой личности, реализуемый в системе образования сменой парадигмы “от простого к сложному” концепцией “от целого к части”, культурно-средовый подход и принцип референтации образовательного пространства и составилимировоззренческий стержень новой образовательной парадигмы, которую можно обозначить как культуроцентристская. Ее основные составляющие - культурно-историческая концепция развития личности и философско-антропологическая концепция И.А.Ильина. В рамках культурно-исторической концепции развития личности богатство индивидидуальности определяется и обеспечивается влиянием исторически развивающейся культуры; успешность социализации и индивидуализации личности задается ее социально-культурным контекстом, а в качестве объекта оптимизации данных процессов рассматривается “зона ближайшего развития” - социально-культурная среда как пространство обитания человека. Разрабатывая систему условий, оптимизирующих “зону ближайшего развития ” (профессионально-образовательную среду студента), мы опирались на идею С.Н.Иконниковой о “культурном пространстве” как жизненно важной социокультурной сферы - “вместилища” специфического культурного содержания: сложившихся формы общения, духовных ценностей, семиотики и семантики архитектуры, значимых событий, символов. Культурное пространство - это “Дом”, среда повседневного обитания человека. Оно многомерно и динамично, пульсирует, “дышит”, как живой организм. В нем сильны восходящие и нисходящие “токи” и энергетические импульсы”. Культурное пространство может выполнять как собирательную функцию, так и “рассеивающую”, уменьшая степень притяжения между субъектами, его составляющими. Содержание и качество культурного пространства неизбежно переходит в другое измерение - духовный мир личности. Этот пласт культурного пространства особенно сложен и представляет собой степень реальной культуры человека. Смысловые и символические составляющие культурного пространства неизбежно “играют роль ориентира в ценностных предпочтениях”, формируют чувство “семейной близости”, “родственности” составляющих его людей, мотивируют поведение людей в широком спектре — “от преданной любви до безразличия, от искреннего почитания до надругательства, от благолепия до варварства”[216]. Таким образом, под университетской социально-культурной средой понимается вся совокупность социальных и духовных факторов и условий, непосредственно окружающих студента в процессе его обучения. Акцент на оптимизацию профессионально-образовательной среды обусловлен тем обстоятельством, что данная среда для молодого человека является основополагающей в системе факторов, определяющих его ценности, нормы, идеалы и т.д. (наряду с семейно-бытовой и общеидеологической атмосферой общества). Роль социально-культурной среды в оптимизации образовательного пространства трудно переоценить, особенно для иногородних студентов. Вузовская среда для них становится тем “спасительном ковчегом”, “вторым домом”, где человек находит помощь и поддержку, понимание и сочувствие. Более того, мы рассматривали профессионально-образовательную среду не только как систему формирования профессиональной этики будущих культурологов, журналистов, юристов, экономистов, но и способ компенсации тех негативных последствий, которые влечет за собой ценностно деформированная идеологическая среда общества, утверждающая с помощью средств массовой информации культ гедонизма, наживы, индивидуализма. Мы считаем, что последовательная оптимизация “зоны ближайшего развития” позволяет уже в стенах вуза заложить основу профессиональной этики, обеспечить высокий уровень профессиональной подготовки, всестороннее развитие личности и воспитание социально ориентированного и общественно ответственного субъекта[217]. Система формирования благоприятной зоны непосредственной жизнедеятельности человека должна быть многоуровневой и многомерной. Этого можно достигнуть за счет включения в нее явлений и фактов общероссийского масштаба, погружения студентов в историко-культурное и духовное пространство Санкт-Петербурга, путем организации на уровне университета сущностных для развития личности “полей жизнедеятельности”, формирующих историческую, духовно-нравственную, социально-психологическую, физическую культуру студента. Методологические основы системы референтации как второй составляющей культуроцентристского подхода коренятся в отечественной философско-мировоззренческой традиции, высшими формами воплощения которой стали учение о “всеединстве”, идея соборности, философия “русского космизма” (Н.А.Бердяев, С
|