B)Вторая предпосылка: патологическое в аналитическом поле

Теории поля рождаются из необходимости иметь в распоряжении некую гибкую модель, которую можно было бы приспособить к изменениям аналитической терапии. Лечение пациентов с тяжелыми патологиями, которыми на сегодняшний день нередко приходится заниматься аналитику, возможность появления в любом анализе психотических раскладок пары, - всё это привело нас к рассмотрению различных терапевтических маршрутов. Всё чаще количество сессий подвергается изменению; классический сеттинг является скорее точкой прибытия, поскольку мотивацию к аналитическому маршруту нужно строить постепенно. Создаются клинические ситуации, неизбежно ведущие к увеличению насыщенности сессии.

Аналитик участвует в аналитических историях не только как интерпретирующий наблюдатель, раскладка здесь преимущественно симметрична. Это обстоятельство не только не освобождает его от серьезной ответственности за то, что происходит на сессии, но и способствует тому, что он подвержен повышенным уровням вовлечения.

Огден (1997), парафразируя «Фауста» Гёте пишет: «усилие [это то, что] создаёт условия, где будет место особого типа разговору, в котором анализируемый и аналитик пытаются повысить собственную способность участия в «проворачивании событий», испытать полную гамму “наиболее высоких вещей, наиболее глубоких вещей” эмоциональной жизни человека».

Таким образом, поле выступает как некая совокупность мыслей, чувств, эмоций, с разной степенью альфабетизации, присутствующих в паре или в группе, узнать происхождение которых становится невозможным. В нем оформляются перипетии пары, связанные с прошлым (трансфер, переходящий из поколения в поколение), с настоящим (элементы отношений пары), с будущим (расставание, смерть).

Имея целью приобретение повышенной степени осознания, внимание аналитика концентрируется на том, что происходит в отношениях, отсылающих к событиям прошлого,но возлагающих свою надежду измениться на свое повторное появление на сессии.

Коррао (1989) указывает, - то, что можно наблюдать внутри поля, - это не статичные категории «объектов» или «субъектов», а «подвижные взаимодействия обмена или обратимого попарного соединения». Таким образом, аналитическое поле может быть описано только на основе его трансформаций.

Любой прогресс в отношениях происходит через кризис. Расщепления могут быть функциональными, проективные идентификации могут иметь коммуникативное значение, явления блокирования аналитического маршрута могут оказаться как раз тем временем, которое необходимо для качественного скачка аналитического процесса.

Именно это требование перспективы, которая могла бы включить в единое целое ранее не известные явления, - именно оно и выдвигает новые модели. Модель поля рождается из требования позволить проявиться патологическим или извращенным аспектам, таящимся в сеттинге, уловить движения, спровоцированные историями Трансфера и Контртрансфера, которые, будучи неосознанными, не могут быть распознаны напрямую, а также позволить проявиться конфигурациям отношений, обнаруживающимся только при повышенных аналитических температурах.

«В действительности мы сами постоянно и неизбежно становимся той болезнью, которую готовимся лечить» (Э. Левенсон, 2006).

Патология пациента как таковая выходит на поле, только если она взаимодействует с личностью аналитика, который, в свою очередь, активно способствует, посредством своих слепых пятен, пусть даже, к счастью, и в меньшей степени, - установлению той патологии поля, которая станет конкретным объектом аналитической отработки. (М.Бедзоари, А.Ферро, 1992).