Материалы для обсуждения на занятии

 

Н.М. Ротанова

Аксиологические речевые тактики. Опыт анализа (на материале диалогов из повести М. Булгакова «Собачье сердце»

 

Революционные периоды истории порождают психологический дискомфорт и специфические для революционной ситуации когнитивные процессы: мобилизацию новых ценностей, актуализацию ценностей непосредственно предшествующего социально-политического периода и культурно обусловленных ценностей, имеющих глубокие корни в общественном сознании социума.

Изменение представления людей о положительной и отрицательной значимости объектов окружающего мира изменяет и содержание оценочных коррелятов «хорошо-плохо», которые определяют характер наших поступков, в том числе речевых. Анализ аксиологического значения речевых действий коммуникантов интересен, на наш взгляд, с точки зрения отражения в речевом взаимодействии общественного сознания (убеждений, интересов, ценностных ориентаций), психического состояния, настроения человека. Важным представляется и рассмотрение аксиологических тактик в аспекте интерпретативного подхода – анализа прагматического смысла речевого поступка.

Вступая в речевое взаимодействие, говорящий преследует определенную цель. Совокупность, «структурированную последовательность» (Е. В. Денисюк) речевых действий, направленных на решение общей коммуникативной задачи, «глобального намерения» (Т. А. ван Дейк), определяют как речевую стратегию. Речевая стратегия реализуется посредством речевых тактик. Достижение стратегической цели зависит от того, насколько удачно говорящий выбрал (из ряда возможных) речевую тактику – одно или несколько речевых действий, которые можно считать этапом в осуществлении «глобального намерения» (речевой стратегии). В свою очередь, речевые тактики располагают определенным набором «инструментов» – приёмов реализации той или иной тактики (О. С. Иссерс называет их «коммуникативными ходами».

Аксиологические речевые тактики направлены на изменение представления адресата о ценностной значимости объектов окружающего мира.

Содержание оценочных коррелятов «хорошо-плохо» определяется говорящими прежде всего через базовые оценочные категории, такие, как добро – зло, польза – вред, выгодно – невыгодно, приемлемо – неприемлемо, норма – аномалия. Концепты этих категорий служат когнитивным основанием аксиологических речевых тактик.

В коммуникативной лингвистике совокупность речевых актов, совершаемых коммуникантами навстречу друг другу, определяют как коммуникативный акт. Диалог, как обмен речевыми актами, и является коммуникативным актом, рассматриваемым с точки зрения взаимодействия коммуникантов. Наша цель – проанализировать диалоги из повести М. Булгакова «Собачье сердце» как коммуникативные акты, репрезентирующие аксиологические тактики русской речи.

Для анализа коммуникативного акта и речевых тактик, используемых в нем, необходимо рассмотреть коммуникативный контекст, который предопределяет протекание коммуникативного акта (это, например, интересы, взгляды, мотивы и установки коммуникантов, социальные позиции, определяющие характер взаимоотношений между партнерами, пресуппозициональные знания).

Представление о взглядах, социальных позициях участников диалога мы получаем уже из первых строк повести, но опосредованно, через внутренний монолог главного героя пса – Шарикова и замечаний автора: «Какая гадина, а еще пролетарий <…> Чем я ему помешал? Неужели я обожру Совет Народного Хозяйства, если в помойке пороюсь? Жадная тварь! Вы гляньте на его рожу: ведь поперек себя шире. Вор с медной мордой. Ах, люди, люди <…> Дворники из пролетариев – самая гнусная мразь. Человечьи очистки – самая низшая категория. Повар попадается разный <…> покойный Влас с Пречистенки был настоящая личность, барский повар графов Толстых, а не из совета Нормального питания <…> Дверь через улицу хлопнула, из нее показался гражданин. Именно гражданин, а не товарищ, и даже - вернее всего – господин <…> никого не боится <…> он умственного труда господин <…> Пес поднял нос, еще раз обнюхал шубу и уверенно подумал: «Нет, здесь пролетарием не пахнет».

В анализируемом коммуникативном акте когнитивной основой речевого конфликта является несовпадение представлений говорящих о ценностной сущности морально-правовых отношений в обществе, государстве. Профессор Преображенский – «господин умственного труда», его ценностные ориентации имеют глубокие корни, это общечеловеческие представления о справедливости и других непреходящих ценностях. Партнеры Преображенского по коммуникативному акту (Швондер, Вяземская, Пеструхин и Жаровкин) – «товарищи, пролетарии», их ценности «революцией мобилизованы», как потом определит сущность их пролетарских интересов Шариков, «взять всё да и поделить». Именно о таком «интересе» узнает профессор Преображенский незадолго до разговора со Швондером и К^о: швейцар сообщает Филиппу Филипповичу, что «в третью квартиру жилтоварищей вселили <…> во все квартиры будут вселять <…> собрание было, выбрали новое жилтоварищество, а прежних в шею». Оценка Преображенского вполне объяснима: «Боже мой! Воображаю, что теперь будет. <…> Черт знает, что такое!»

На несовпадение интересов, установок, целей указывает и эмоциональное состояние коммуникантов «в преддверии» диалога: Филипп Филиппович «неприязненно встретил гостей <…> смотрел на вошедших, как полководец на врагов. Ноздри его ястребиного носа раздувались». Это описание позволяет предположить, что активной стороной в диалоге будет профессор. Его речевую стратегию можно охарактеризовать так: лучший способ защиты – это нападение. Инициаторы же разговора (не зная об осведомленности Преображенского о целях «нового жилтоварищества» и о решительном характере профессора) начали разговор слишком неуверенно: «вошедшие топтались на ковре.

- Мы к вам, профессор, - заговорил тот из них, у кого на голове возвышалась

копна волос, - вот по какому делу …

- Вы, господа, напрасно ходите без калош в такую погоду, перебил его

наставительно Филипп Филиппович, - во-первых, вы простудитесь, а во вторых, вы наследите мне на коврах, а все ковры у меня персидские».

Цель первого коммуникативного хода Преображенского – уклонение от предполагаемой темы. «Неотзывчивость» профессора означает: у нас не может быть «общего дела». Этот коммуникативный ход является первым (в данном случае) маркером аксиологической речевой тактики: дело, о котором пришли сообщить «гости», Преображенский расценивает как несправедливое. Противоположная ценностная ориентация коммуникантов провоцирует на конфликтное общение. Невежливое поведение Филиппа Филипповича (перебил) и тон (наставительно) демонстрируют оценочную реакцию профессора, осознание им своего статуса как более высокого. О том же говорит обращение к «жилтоварищам» - господа. Интенциональный характер такого обращения подтверждается второй репликой «вошедших»: «Во-первых, мы не господа…». Ответные реакции партнера по коммуникации также являются показателем речевой тактики.

Идеологическая оппозиционность всегда агрессивна. Если она «участвует» в диалоге, то определяет не только характер протекания коммуникативного акта, но и является когнитивной предпосылкой аксиологической речевой тактики. Каждый из партнеров пытается изменить ценностные представления собеседника. Индикатором этого коммуникативного намерения служат и стилистические параметры слова, в частности оценочное значение лексических единиц. «Напрасно ходите без калош»: напрасно, напрасный – не приносящий желаемого результата (MAC, 384); «вы наследите мне на коврах»: наследить - нагрязнить, напачкать, оставляя следы (MAC, 395), (ср.: грязь - нечистота; перен. что-либо низменное, безнравственное, бесчестное и т.п. (MAC, 354)); «все ковры у меня персидские» – в данном случае стилистическим маркером аксиологической речевой тактики является ситуативное оценочное значение: в сознании людей «персидский ковер» то же, что «очень хороший, ценный ковер»; определительное местоимение все подчеркивает значение оценки.

Первая фраза Преображенского («Вы, господа, напрасно ходите без калош в такую погоду»), хотя и содержит отрицательно окрашенную лексику, выглядит достаточно мирной. Однако смысл сказанного определяется не только тем, что эксплицировано языковыми средствами, но и тем, что имелось в виду. Предпосылкой понимания скрытого смысла являются сведения о социальном статусе коммуникантов, их взглядах, общественном поведении. Интерпретация фразы (выявление скрытого смысла в смысле очевидном) позволяет предположить следующее: «аксиологическую атаку» на партнеров по диалогу Преображенский начинает в рамках оценочной категории «желательно–нежелательно», аргументируя свое утверждение с точки зрения здравого смысла: «вы простудитесь», но вряд ли Филипп Филиппович действительно озабочен здоровьем нежданных гостей, скорее это объяснение для них, почему он, профессор Преображенский, и такие, как он (т.е. господа), надевают в непогоду калоши. Вспомним диалог профессора и доктора Борменталя:

- С 1903 года я живу в этом доме <…> до марта 1917-го не было ни одного случая, чтобы из нашего парадного пропала хоть одна пара калош. <…> В марте 17-го в один прекрасный день пропали все калоши. В том числе две пары моих. <…> Голубчик! Я не говорю уже о паровом отоплении… Пусть: раз социальная революция - не нужно топить. Но я спрашиваю: почему, когда началась вся эта история, все стали ходить в грязных калошах и валенках по мраморной лестнице? Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор?

- Да у него ведь, Филипп Филиппович, и вовсе нет калош, - заикнулся было тяпнутый.

- Ничего подобного! На нем есть теперь калоши, и эти калоши … мои! Спрашивается, кто их попер? <…> Это сделали вот эти певуны!

В данном случае маркером аксиологической речевой тактики являются особенности референции: революцию Преображенский «обозначает» пренебрежительным «вся эта история», а революционеров (в том числе Швондера и К^о) - «пролетарий» и «певуны» (эти слова в контексте получают отрицательное коннотативное значение).

Как видим из последующих диалогов «калоши» в устах профессора Преображенского приобретают символический смысл, это своего рода показатель статуса. Свою противопоставленность партнерам по диалогу Преображенский подчеркивает повтором местоимения Я и приводит аргумент (упрек), который подтверждает цель первого коммуникативного хода - дистанцироваться (не идти на контакт, попытаться избежать неприятного разговора, несправедливого к себе требования): «вы наследите мне на коврах, а все ковры у меня персидские».

Имплицитно представлена мировоззренческая позиция профессора: принцип «каждому по потребностям» утопичен и несправедлив, так же, как и утверждение равенства (экономического); нельзя иметь что-то за чужой счет, человек должен вознаграждаться за достоинства (не в революционном, а в общечеловеческом смысле этого слова).

Убеждения, по сути, есть модель мира индивида, его концепция реальности. Убеждения рациональны и эмоциональны одновременно, поэтому попытка представить их собеседнику и попытка коррекции модели мира собеседника не обходится без использования аксиологических речевых тактик. Аксиологическая стратегия, как и любая другая, с точки зрения когнитивной лингвистики - план «комплексного речевого воздействия, который осуществляет говорящий для “обработки партнера”» (9, 102).

Не позволяя собеседнику спокойно и четко сформулировать требование («дело»), Преображенский добивается цели (хотя это промежуточный результат) - избежать разговора о подселении. Аксиологическая тактика, которую использует профессор Преображенский, состоит из трех коммуникативных ходов: уклонение от темы, отрицательная оценка адресата и упрек, репрезентация собственных взглядов, убеждений, оценок (в форме совета, указания, требования). Неконвенциональное поведение Преображенского провоцирует адресата эмоционально реагировать на аксиологические акценты, расставляемые профессором: «Все четверо в изумлении уставились на Филиппа Филипповича. Молчание продолжалось несколько секунд, и прервал его лишь стук пальцев Филиппа Филипповича по расписному деревянному блюду на столе.

- Во-первых, мы не господа, - молвил наконец самый юный из четверых, персикового вида.

- Во-первых, - перебил и его Филипп Филиппович, - вы мужчина или женщина?

Четверо вновь смолкли и открыли рты. <…>;

- Я женщина, - признался персиковый юноша в кожаной куртке. <…>;

- В таком случае вы можете оставаться в кепке, а вас, милостивый государь, прошу снять ваш головной убор, - внушительно сказал Филипп Филиппович.

- Я вам не милостивый государь, - резко заявил блондин, снимая папаху.

- Мы пришли к вам, - вновь начал черный с копной.

- Прежде всего - кто это мы?

- Мы - новое домоуправление нашего дома, - в сдержанной ярости заговорил черный. <…>;

- Боже, пропал Калабуховский дом, - в отчаянии воскликнул Филипп Филиппович.

- Что вы, профессор, смеетесь? - возмутился Швондер.

- Какое там смеюсь! Я в полном отчаянии, - крикнул Филипп Филиппович, - что же теперь будет с паровым отоплением?!

- Вы издеваетесь, профессор Преображенский?!».

Как было сказано выше, основная цель аксиологической тактики – изменение представления адресата о ценностной значимости объектов окружающей действительности. Несмотря на то, что «на поверхности» другие цели речевого поведения профессора (создать эмоциональный дискомфорт и дискредитировать собеседника), результат аксиологической тактики, своего рода сигнал-ответ на определенную коррекцию ценностей у объекта речевого воздействия виден. Во-первых, Швондер и К^о вынуждены заявить о своих взглядах: «Мы не господа». Учитывая коммуникативный контекст, это можно интерпретировать так: «Господа больше не хозяева жизни, быть господином невыгодно и позорно, о старорежимном обращении пора забыть, настоящие хозяева жизни теперь именуются - товарищи». Такая интерпретация подтверждается демонстративным обращением к Филиппу Филипповичу: «Какая разница, товарищ? - спросил он [Швондер] горделиво» (горделивый - исполненный гордости, сознания своей ценности, важности, превосходства (MAC, 33)). Ассоциативные связи слов «господа» - «товарищи» имеют ярко выраженный аксиологический характер, эта оппозиция – основа конфликта.

Во-вторых, своими вопросами («Прежде всего – кто это мы?», «Во-первых, вы мужчина или женщина?») и указаниями («В таком случае вы можете оставаться в кепке, а вас, милостивый государь, прошу снять ваш головной убор») Преображенский продуцирует эстетически и этически важные ассоциации, которые в традиционной культуре аксиологически маркированы: ПЛОХО, если при визуальном контакте невозможно определить, мужчина перед тобой или женщина (ср.: русская поговорка «встречают по одежке»); ПЛОХО, если мужчина в помещении не снимает головной убор; ПЛОХО, если вы пришли в дом без приглашения, инициируете важный разговор (при этом впервые видите своего собеседника) – и не представляетесь, не называете себя: «Мы к вам, профессор, вот по какому делу», т.е. нарушаете элементарные правила речевого этикета, речевого взаимодействия.

По поведенческой реакции «товарищей» на «внушения» профессора мы также можем видеть, что Преображенскому удалось изменить ценностные представления собеседников в рамках оценочной категории «приемлемо-неприемлемо»: «Я женщина, - признался персиковый юноша в кожаной куртке и сильно покраснел. Вслед за ним покраснел почему-то густейшим образом один из вошедших - блондин в папахе» (покраснеть – перен. Стыдиться (MAC, 121); стыд – чувство сильного смущения, неловкости от сознания предосудительности, неблаговидности своего поступка, поведения (MAC, 296); «В таком случае вы можете оставаться в кепке, а вас, милостивый государь, прошу снять ваш головной убор. <…> Я вам не милостивый государь, - резко заявил блондин, снимая папаху».

Таким образом, осуществляя стратегическое намерение избежать разговора о подселении, Преображенский использует аксиологическую тактику дискредитации адресата и создания эмоционального дискомфорта (эскалации напряжения), в основе которой отрицательная оценка адресата (в том числе выраженная имплицитно, например, через намек – точно наведенную цепь ассоциаций), попытка коррекции ценностной картины мира в сознании адресата.

 

Литература

 

1. Арутюнова Н.Д. Стратегия и тактика речевого поведения// Прагматические аспекты изучения предложения и текста. Киев, 1983.

2. Баранов А.Н. Крейдлин Г.Е. Иллокутивное вынуждение в структуре диалога// Вопросы языкознания. 1992. №2.

3. Борисова И.Н. Дискурсивные стратегии в разговорном диалоге// Русская разговорная речь как явление городской культуры. Екатеринбург, 1996. С. 21-48.

4. Верещагин Е.М., Ротмайр Р. Речевые тактики «призыва к откровенности» // Вопросы языкознания. 1992. №6.

5. Дейк ван Т.А. Язык, познание, коммуникация. М., 1989.

6. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. 1994. №4. С. 17-33.

7. Демьянков В.З. Конвенции, правила и стратегии общения (интерпретирующий подход к аргументации) // Известия АН СССР. Серия лит. и яз. Т. 41. №4. С. 327-337. М., 1982.

8. Иссерс О.С. Коммуникативные стратегии и тактики русской речи. Омск, 1999.

9. Падучева Е.В. Презумпции и другие виды неэксплицитной информации в тексте // Научно-техническая информация. Серия 2. №11. М., 1981.

10. Петровский А. Что такое установка? // Популярная психология: Хрестоматия. М., 1990. С. 151-155.

11. Седов К.Ф. Внутрижанровые стратегии речевого поведения: ссора, комплимент, колкость // Жанры речи. Саратов, 1997. С. 188-194.

12. Сёрль Дж. Р. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986. С. 151-169.

13. Узнадзе Д.Н. Основные положения теории установки //Экпериментальные основы психологии установки. Тбилиси, 1961.

14. Третьякова В.С. Речевой конфликт и гармонизация общения. Екатеринбург, 2002.

15. Федорова Л.Л. Типология речевого воздействия и его место в структуре общения // Вопросы языкознания. 1991. №6. С. 46-50.