Широта и узость человеческого бытияКогда-то Достоевский писал о том, что Россия живет не для себя, а для человечества, и западным людям суждены за их грехи (педантизм и всякую там меркантильность) страшные муки, чтобы достичь царствия Божия. Он отмечал, что западные люди не в состоянии, как русский человек, любить и понимать сокровища Рима, Венеции и Флоренции, любить каждый камень. Иными словами, писатель считал, что русский человек — более европеец, чем некто, живущий в Париже или Берлине. Выделялась и еще одна отличительная черта наших соотечественников: француз остается всегда только французом, немец — немцем, что же касается русских людей за границей, то русский во Франции — француз, в Греции — грек, с англичанами — англичанин, с немцами — немец... Однако русские эмигранты никогда в душе не покидают свой родины... Когда наши школьники уезжали на один год в Америку, хотелось представить, какими же они вернутся оттуда. И когда ребята возвратились из Америки, они наперебой говорили о том, как у нас хорошо и как там плохо: — О чем они говорят? Сплетничают или считают центы! — В доме ни одной книги. А когда я стала читать «Новый мир», они удивились, как можно по доброй воле читать такой сплошной текст, где нет ни одной картинки... — Бездуховность фантастическая. С ними не о чем говорить. — Они в старших классах проходят Тома Сойера, а классиков своих не знают, не читали... Это такие примитивы во всем... Одна школа чего стоит. Мы математику, физику, химию, историю в двадцать раз лучше знаем... — Туда, конечно, ездить можно, но только чтобы пользоваться их сервисом... — Туда надо ехать богатым, а бедным там делать нечего... —-и горькие искры в глазах... Я слушал, соглашался с ними, и все-таки тревожно было. Казалось, чего-то главного они не схватили, не переняли, а ясно стало мне очень многое, когда обе девочки подытожили: — Хоть отоспимся тут... Вот это «отоспимся» и есть самое страшное, губительное, что есть в наших детях, в нашей стране, в нашем обществе. Это и есть гнездовище того величайшего порока, который именуется ленью. Я стал расспрашивать других школьников: «Как жилось, как спалось». Поразили ответы: «Там высыпались, а здесь хоть и позже встаем, а не высыпаемся: все время спать хочется...». Лень притягательна. Она становится второй натурой. Она растлевает человека. Уничтожает его творческий потенциал. Что может быть ужаснее, если человек скажет себе под конец жизни: «Я хоть отоспался...». Десятилетней девочке, которая на год по приглашению американских дипломатов приехала в Штаты, соседи этих дипломатов предложили в пять утра выгуливать собачку за пять долларов в день. Родители этой девочки задались вопросом: — Как быть? — А что вас смущает? — Во-первых, рано очень. А во-вторых, унизительно... 15* — То, что рано будет вставать ребенок, — это прекрасно. Это будет ее первый опыт преодоления трудностей. Что она собирается делать с деньгами? Ответ меня совершенно сбил с толку. Родители, будто стыдясь, пояснили: — Она собирается копить деньги... Для меня совершенно неожиданный поворот. Опять же мой личный опыт не имел подобных прецедентов. Ни я, ни мои ученики деньги не копили. Вообще слово «копить» в сознании не умещалось — не было места... — А для чего копить? — Она хочет себе и нам сделать сюрприз — какие-то подарки к Рождеству... — Так это же прекрасно... Своим трудом... Потом, когда уже девочка возвратилась в Россию, я спрашивал: — А тебе не трудно было вставать в половине четвертого? Ты потом снова ложилась спать? — Что вы, я что-нибудь читала или шила... У меня столько свободного времени появилось... — А ты высыпалась? — Представьте себе, я там бодрее чувствовала себя, чем здесь. Мне здесь всегда спать хочется... Я провел небольшое исследование. Установил, что у наших детей для формирования лени, если таковую можно формировать, значительно больше условий, чем у зарубежных детей.
|
