Обломовщина — чисто российское явление

Культуры Греции, Рима, Франции, Италии, Египта, Индии, Китая, Японии на протяжении многих веков создавали в жизни и литературе деятельностно-активный тип человеческой личности. Гончаровский Штольц — в общем-то, типичное для Запада явление. В нем та активная напористость, какую нес в Россию Петр Великий. Засучив рукава, кидался русский царь в разные работы, оставляя на еду времени куда меньше, чем Наполеон: не более шестнадцати минут. Первоспитывал и лишал всяких привилегий дворянских лоботрясов, однако короток был век реформатора: горько вздохнула по смерти Петра Великая Русь, ушла в полузабытье на долгие времена.

Любопытно, что даже такие сумасшедшие герои, как Дон Кихот, или такие вселенские обжоры, как Гаргантюа, ни минуты не сидели без дела. Гаргантюа вставал в четыре утра, читал божественный текст, прыгал, взбегал на скалы, играл в подвижные игры, фехтовал и уставал так, что несколько слуг выжимали потом его одежду, — и так каждый день... Попробуйте разбудить российского городского мальчика в четыре утра и предложить ему вынести мусорное ведро или вымыть лестничную площадку. Предложение сверхфантастическое,

не правда ли?

Временами кажется, что идет целенаправленное разложение молодых людей: из поколения в поколение «воссозда-

ются» безынициативные, лениво-извращенные, злобно-растерянные граждане; они спят на работе, в городском транспорте, у голубых экранов, спят сытые и полуголодные, семейные и холостые, с похмелья и с недосыпу, удачливые и несчастные — всеобщая лень, а может быть, и не лень, а судьбоносное безразличие или безграничная усталость от исторических загзагов?

Так вот, это нечто всеобщее накрыло раздольную российскую ширь, лишь изредка назойливо вяло повторяется нелепый вопрос: «Будет катастрофа или нет?». И каждый чувствует: непременно будет!

Вселенская паразитарная лень поддерживается гигантских размеров праздной болтовней. Болтают дети в подворотнях, в летних лагерях, в школах, в кружках, срываясь на капризный ор: «Мало развлечений!». Болтают неумытые люди: «Не реализуемся!». А депутатская болтовня — это не о том, как работать, а о том, как толочь воду в ступе. Да и народ уж сколько лет болтает о том, что депутаты наживаются на пустой болтовне — всеобщая злоба смешалась с ленью и вытеснила самое главное в жизни человека — острую потребность в свободной инициативной деятельности.

Еще раз подчеркну: конечно же, не всякий труд воспитывает. По Ушинскому, личность формируется только тогда, когда человек может сказать о труде: «Это деятельность моя, вытекает из души моей, доставляет мне величайшее наслаждение». Если энергия рыночных отношений не будет переведена в сферу труда, если трудовое достоинство не станет сильнее торгашества и посредничества, никакого воспитания в нашей стране не получится и никакого возрождения не случится.

Казарменные уклады отчуждали труд от свободы, от человеческих привязанностей, от любви. Труд плюс неволя — девиз тоталитаризма. Труд, помноженный на свободу и любовь, — формула демократической жизни и демократического воспитания. Только в свободе, через свободу и для свободы труд становится воспитывающим, ведет к духовному

обогащению личности, семьи, общества и, конечно, государства.

Глава двенадцатая Цели, идеалы, культура в системе педагогического опыта