Это случилось не одну тысячу лет назад, когда у властибыли женщины: в роду и семействе матери и бабке воздавали почети слушались беспрекословно, рождение девочки считалось намногожеланнее, чем рождение мальчика. Жила в одном селении праматерь рода, ей было уже далеко засто лет, но все боялись ее и чтили как королеву, хотя она ужедавно, сколько помнили люди, лишь изредка чуть шевельнетпальцем или молвит словечко. День за днем сидела она у входа всвою хижину, в кругу прислуживающих ей сородичей, и женщиныселения посещали ее, чтобы выразить ей свое почитание,поделиться своими заботами, показать своих детей и испроситьдля них благословения; приходили беременные и просили еекоснуться их чрева и дать имя ожидаемому дитяти. Родоначальницаиногда возлагала на женщину руки, иногда согласно илинесогласно кивала головой или же оставались вовсе безучастной.Говорила она редко, она только присутствовала; онаприсутствовала -- сидела и правила, сидела и прямо держалаголову с тонкими прядями изжелта-седых волос вокругпергаментного лица, с зоркими глазами орлицы; сидела ипринимала поклонение, дары, мольбы, вести, донесения, жалобы;сидела и была всем ведома как мать семерых дочерей, как бабки ипрабабка множества внуков и правнуков; она сидела и скрывала визборожденных резкими морщинами чертах и за смуглым лбоммудрость, предания, право, уклад и честь селения. Стоял весенний вечер, облачный и хмурый. Перед глинянойхижиной родоначальницы сидела не она сама, а ее дочь, почтитакая же седая и внушительная, как мать, да, пожалуй, инемногим ее моложе. Она отдыхала, сидя на пороге, на плоскомкамне, по случаю холодной погоды накрытом шкурой, а поодальуселись полукругом, кто на песке, кто на траве, женщины сребятишками и несколько подростков: они сходились сюда каждыйвечер, если не было дождя или мороза, потому что хотелипослушать, как дочь родоначальницы рассказывает сказки илинапевает изречения. Прежде это делала сама родоначальница, нотеперь она слишком одряхлела и чуждалась людей, и на ее местесидела и рассказывала дочь, и как все сказки и речения онаунаследовала от матери, так она унаследовала от нее и голос, иоблик, и тихое достоинство осанки, жестов и речи, а слушателипомоложе знали ее гораздо лучше, нежели ее мать, и уже почти непомнили, что она на месте другой сидела и рассказывала сказки ипредания рода. Из ее уст струился по вечерам поток мудрости,сокровище рода было сокрыто под ее сединами, за ее старым лбом,исчерченным тонкими морщинками, жила память и духовностьселения. Если кто и сподобился знания и заучил изречения илисказки, он заимствовал все это у нее. Кроме нее и самойпрародительницы, в роду был еще только один мудрый муж, но он,однако, сторонился людей, и был этот таинственный, крайнемолчаливый человек заклинателем грозы и дождя. Среди слушателей примостился мальчик, его звали Слуга, ирядом с ним -- маленькая девочка по имени Ада. Слуга подружилсяс девочкой, он часто сопровождал ее и охранял. Конечно, то небыла любовь, о любви он пока еще ничего не знал, ибо сам былребенком, девочка привлекала его тем, что была дочерьюзаклинателя дождя. После родоначальницы и ее дочери мальчикпревыше всего почитал заклинателя дождя. Но ведь то былиженщины, перед ними можно было преклоняться, трепетать, нонельзя было даже мысленно, даже втайне лелеять желание имуподобиться. Между тем заклинатель погоды был человеком неслишком общительным, и мальчику трудно было к немуприблизиться; приходилось искать окольных путей, и одним изтаких окольных путей была для Слуги забота о дочеризаклинателя. Он при любой возможности заходил за девочкой в ихстоявшую поодаль хижину, чтобы вечерком посидеть вместе передхижиной старухи и послушать ее рассказы, а потом провожалдевочку домой. Так он поступил и сегодня, и вот дети уселисьрядышком среди темневшей в сумраке кучки людей и слушали. Сегодня старуха рассказывала о деревне ведьм. Онаговорила: "Бывает, что живет в деревне женщина злая-презлая,никому-то она не желает добра. У таких почти никогда и дети неродятся. А бывает иной раз, что такая злюка до того всемопостылеет, что люди не хотят больше терпеть ее рядом с собой.Они хватают ее ночью, мужа связывают, наказывают женщинурозгами, предают ее проклятию, а потом прогоняют далеко в лесаи болота и там бросают. С мужа после этого снимают путы и, еслион еще не слишком стар, разрешают ему взять себе другую жену.Тем временем изгнанница, если не погибла, скитается по лесам иболотам, научается звериному языку и, пробродив и проскитавшисьдолгое время, попадает наконец в маленькую деревушку, это иесть деревня ведьм. Там сошлись все недобрые женщины, которыхлюди изгнали из своих селений, и они основали свою деревню. Тамони живут, творят свои злые дела и занимаются колдовством;особенно им нравится, поскольку нет у них собственных детей,заманивать к себе детей из настоящих деревень, и, если ребенокзаблудится в лесу, не вернется домой, не думайте, что он завязв болоте или его растерзали волки: ведьма могла завлечь его влесную глушь и увести за собой в деревню ведьм. В те времена,когда я была еще совсем мала и старейшей в роде была моябабушка, одна девочка отправилась вместе с другими в лес почернику; уставши, она задремала; она была так мала, что листьяпапоротника совсем скрыли ее, и другие девочки ушли дальше,ничего не заметив; только когда они к вечеру вернулись вдеревню, они ее хватились. Послали молодых парней, они обшариливесь лес, звали ее до самой ночи, так и вернулись ни с чем.Между тем девочка, отдохнувши, проснулась и пошла дальше идальше в глубь леса. Чем больше забирал ее страх, тем быстрееона бежала. Она давно уже не знала, где находится, и толькобежала вперед куда глаза глядят, все дальше от своей деревни,туда, куда до нее никто не ходил. На шее у девочки виселнадетый на тесемку кабаний зуб, его ей подарил отец, он принесзуб с охоты, осколком камня просверлил в нем дырочку, чтобыпродернуть тесемку, а перед тем три раза выварил его в кабаньейкрови и пел при этом мудрые заклинания; и кто носил при себетакой зуб, того не брало никакое колдовство. Но вот из чащидеревьев вышла какая-то женщина, это была ведьма, она спритворной ласковостью обратилась к девочке и сказала:"Здравствуй, милое дитя, ты, видно, заблудилась? Идем со мной,я отведу тебя домой". Девочка и пошла с нею. Но вдруг онавспомнила, что наказывали ей отец и мать: никогда никому чужомуне показывать кабаний зуб; она тихонько сняла зуб с тесемки испрятала его в поясок. Много часов вела женщина девочку черезлес, уже надвинулась ночь, когда они добрались до деревни, ноэто было не наше селение, а деревня ведьм. Девочку заперли втемный сарай, сама же ведьма ушла ночевать в свою хижину.Наутро ведьма спросила: "А кабаний зуб у тебя есть?" Девочкаответила, что да, мол, зуб у нее был, но она потеряла его влесу, и показала тесемку, на которой уже ничего не было. Тогдаведьма принесла каменный горшок, полный земли, а в земле рослитри травинки. Девочка посмотрела на травинки и спросила, чтоэто такое. Ведьма указала на первую травинку и пояснила: "Этожизнь твоей матери". Потом показала на вторую: "Это жизньтвоего отца". Затем указала на третью: "А это твоя собственнаяжизнь. До тех пор пока травинки будут зеленеть и расти, вы троебудете живы и здоровы. Если одна из них начнет вянуть, --занедужит тот, чью жизнь она означает. Если вырвать однутравинку, -- как я ее сейчас вырву, -- то должен умереть тот,чью жизнь она бережет". Ведьма схватила пальцами травинку,которая означала жизнь отца, и начала тащить ее из земли, икогда она вытащила немного и показался кусочек белого корня,травинка жалобно застонала..." При этих словах девочка, сидевшая рядом со Слугой,вскочила, будто ее ужалила змея, вскрикнула и стремглавринулась прочь. Долго пыталась она побороть страх, внушенный ейсказкой, но теперь не выдержала. Одна из старух засмеялась.Остальные были напуганы не меньше, чем девочка, но терпеливосидели на месте. Слуга, стряхнут очарование сказки и отогнавстрах, тоже вскочил и побежал за девочкой. Дочь родоначальницыпродолжала свой рассказ... Хижина заклинателя дождя стояла возле пруда, и туда-тоСлуга отправился искать беглянку. Манящими успокаивающимисловами он старался привлечь ее внимание, напевая, мурлыча наразные голоса, как это делают женщины, скликая кур, -- тягучим,сладким голосом, как бы желая околдовать их. "Ада, -- звал он ипел, -- Ада, Адочка, поди сюда. Не бойся, Ада, это я, Слуга".Так он пел снова и снова, и, еще не услыхав, не увидав подругу,он вдруг почувствовал в своей ладони ее маленькую, мягкуюручонку. Она стояла на дороге, прислонившись к стене чужойхижины, и ждала с той минуты, как ушей ее достиг зов Слуги.Облегченно вздохнув, она прижалась к мальчику, который казалсяей большим и сильным -- уже совсем мужчиной. -- Ты испугалась, да? -- спросил он. -- Не надо бояться,никто тебя не обидит, все любят Аду. Пойдем домой. -- Она всееще дрожала и слегка всхлипывала, но мало-помалу успокоилась,благодарно и доверчиво пошла за мальчиком. Из двери хижины мерцал слабый красноватый свет, внутри, уочага, сгорбившись, сидел заклинатель дождя, на свисающихволосах играл алый отблеск; старик развел огонь и варил что-тов двух маленьких горшочках. До того как войти с Адой в хижину,Слуга с минуту, затаив дыхание, наблюдал за ним; мальчик сразупонял, что в горшочках варится не еда, это делалось в другойпосуде, да и время было уже позднее. Но заклинатель дождятотчас же услышал, что кто-то пришел. -- Кто там стоит за дверью? -- спросил он. -- Входитепоскорей. Это ты. Ада? -- Он накрыл горшочки крышками, подгребк ним жар и золу и обернулся. Слуга все еще не сводил глаз с таинственных горшочков; каквсегда, когда он попадал в эту хижину, его одолевалолюбопытство, он испытывал глубокое благоговение и какое-тотомительное чувство. Он приходил сюда так часто, как толькомог, изобретая для этого всяческие предлоги и поводы, и каждыйраз его при этом охватывало не то щекочущее, не топредостерегающее чувство легкой подавленности, в котором жадноелюбопытство и радость боролись со страхом. Старик не мог незаметить, что Слуга давно наблюдает за ним и всегда появляетсятам, где надеется его встретить, что он, как охотник, ходит поего следам и безмолвно предлагает ему свои услуги и своеобщество. Туру, заклинатель погоды, глянул на него своими светлымиглазами хищной птицы. -- Чего тебе? -- холодно спросил он. -- Неподходящее времядля посещения чужих хижин, мальчик. -- Я привел Аду, мастер Туру. Она была у праматери, мыслушали сказку про ведьм, и вдруг Ада испугалась, закричала,вот я ее и проводил домой. Отец обернулся к девочке. -- Да ты трусишка, Ада! Умным девочкам нечего боятьсяведьм. А ты ведь умная девочка? -- Ну да... Но ведьмы знают всякие страшные наговоры, иесли у тебя нет кабаньего зуба... -- Вот как? Тебе, значит, хочется иметь кабаний зуб?Посмотрим. Я знаю кое-что получше кабаньего зуба. Я знаю одинкорень и принесу его тебе; но искать и дергать его надо осенью,он защищает умных девочек от злых чар и делает их еще красивее. Ада радостно улыбнулась, весь страх ее как рукой сняло,едва она очутилась среди знакомых запахов хижины, в неяркомсвете огня. Слуга робко спросил: -- А можно, я сам пойду искать корень? Ты только расскажимне, какой он... Туру сощурил глаза.. -- Не одному мальчишке хотелось бы это знать, -- промолвилон, но голос его звучал несердито, а чуть насмешливо. -- Времятерпит. Осенью посмотрим. Слуга вышел и скоро исчез в том направлении, где стоялахижина мальчиков, в которой он ночевал. Родители его давноумерли, он был круглым сиротой, и это было лишней причиной,почему его так сильно тянуло к Аде и в ее хижину. Заклинатель дождя Туру был и сам не говорлив и не любилслушать других; многие считали его чудаком, а иные -- угрюмымбрюзгой. Но он не был ни тем, ни другим. Он знал о том, чтопроисходит вокруг него, гораздо больше, нежели можно былопредполагать, судя по его ученой и отрешенной рассеянности.Видел он и то, что этот несколько назойливый, но приятный иявно неглупый подросток всюду бегает и наблюдает за ним, онзаметил это с самого начала, с год тому назад или больше. Ондаже угадывал точно, что это значило. Это значило очень многодля мальчика, но и для него, старика, тоже. Это значило, чтомальчишка очарован ремеслом заклинателя дождя и ни о чем так немечтает, как о том, чтобы ему выучиться. Время от временивселении встречались такие мальчики. Кое-кто уже пыталсяприблизиться к Туру. Иных легко было отпугнуть и привести вуныние, другие не падали духом, двоих он несколько лет держалпри себе учениками и помощниками, потом они уехали в отдаленныеселения, женились там и стали заклинателями дождя либособирателями целебных трав; с тех пор Туру оставался один, иесли он теперь возьмет ученика, то уж для того, чтобыподготовить себе преемника. Так бывало всегда, и это былоправильно и не могло быть иначе: вновь и вновь долженпоявляться одаренный мальчик, и должен идти в почитатели иученики к тому мужчине, в котором увидит мастера своего дела.Слуга даровит, в нем есть то, что нужно, мастер видел в немнекоторые признаки, говорящие в его пользу: прежде всего,пытливый, одновременно зоркий и задумчивый взгляд, сдержанностьи молчаливость нрава и нечто в выражении лица, в поворотеголовы, будто он всегда что-то выслеживает, вынюхивает, будтоон всегда настороже, тонко улавливает шумы и запахи; было в немчто-то и от птицы, и от охотника. Да, из этого мальчика можетвыйти знаток погоды, возможно, даже кудесник, из него будеттолк. Но торопиться некуда, он еще слишком молод, и никакнельзя показывать ему, что на нем остановилось вниманиеучителя, нельзя облегчать ему задачу, избавлять его оттернистых троп. Если он дрогнет, даст себя отпугнуть,оттолкнуть, если потеряет мужество -- туда ему и дорога. Пустьждет и служит мастеру, пусть крадется за ним и завоевывает егомилость. Слуга, довольный и радостно возбужденный, бежал сквозьнадвигающуюся ночь под облачным небом, лишь две-три звездымерцали над деревней. Жители селения ничего не знали онаслаждениях, красотах и утонченных удовольствиях, которые нам,современным людям, кажутся столь естественными и необходимыми,которые доступны даже беднейшим, они не знали ни наук, ниискусств, они не знали других построек, кроме покосившихсяглинобитных хижин, не знали ни железных, ни стальных орудий,равным образом такие продукты, как пшеница или вино, были имнезнакомы, а свеча или лампа показались бы этим людямослепительным чудом. Но от этого жизнь Слуги и его внутренниймир были не менее богаты, мир был для мальчика необъятнойтайной, огромной книжкой с картинками, и с каждым днем онотвоевывал у мира новую порцию его тайн, начиная с жизниживотных и роста растений до звездного неба, и между этой немойтаинственной природой и его одинокой душой, трепещущей в робкойотроческой груди, было близкое сродство, в ней жили всенапряжение, страх, любопытство и жажда обладания, на какиеспособна человеческая душа. Пусть в мире, где он рос, не былозаписанного знания, не было ни истории, ни книг, ни алфавита,пусть все, что лежало дальше трех-четырех часов пути от егоселения, было ему совершенно неведомо и недоступно, зато всвоем мире, в своем селении он жил единой, цельной и слитнойжизнью со всем, что его окружало. Селение, родина, общностьрода под властью матерей давали ему все, что может датьчеловеку народ и государство: почву с тысячами корней, всплетении которых и он был маленьким волоконцем, частицейцелого. Довольный, шагал он вперед, в деревьях шептался ночнойветер, что-то тихонько потрескивало, пахло влажной землей,тростником и тиной, дымом от сырого дерева, и этот жирный,сладковатый запах более любого другого напоминал о родине;когда же он приблизился к хижине для мальчиков, до него донессяи ее запах, запах юных человеческих тел. Бесшумно прокрался онпод тростниковой циновкой в теплую, наполненную дыханиемтемноту и растянулся на соломе, а в голове проплывали мысли оведьмах, о кабаньем зубе, об Аде, о заклинателе погоды и о егогоршочках на огне, пока сон не сморил его. Туру очень сдержанно шел на сближение с мальчиком, он нежелал облегчать ему путь к себе. Но юноша ходил за ним попятам, его тянуло к старику, он сам зачастую не знал почему.Порой, когда заклинатель ставил капканы, разнюхивал след,выкапывал корень или собирал семена в каком-нибудь потаеннейшемуголке леса, болота или степи, он вдруг чувствовал на себевзгляд мальчика, который часами неслышно крался за ним иподкарауливал его. Иной раз он делал вид, будто ничего незамечает, иногда сердился и немилосердно прогонялпреследователя, а бывало и так, что подзовет его и водит засобой целый день, принимая его помощь, показывает ему то,другое, заставляет отгадывать, испытывает его, открывает емуназвания трав, велит зачерпнуть воды или развести огонь, и, чтобы мальчик ни делал, старик обучал его всем лучшим приемам ихитростям, тайнам и заклинаниям, настойчиво внушая ему: все этонадо держать про себя, никому не рассказывать. И наконец, когдаСлуга подрос, заклинатель дождя совсем оставил его при себе,признал в нем своего ученика и перевел из хижины мальчиков всвою собственную. Этим он отличил Слугу перед всем племенем:его перестали считать мальчиком, теперь он сделался ученикомзаклинателя дождя, а это означало, что если он выдержит искус иокажется пригодным, то впоследствии займет место старика. С того часа, когда Туру взял Слугу в свою хижину, преградамежду ними пала -- не преграда преклонения и послушания, апреграда недоверия и замкнутости. Туру сдался, настойчивостьюноши покорила его; теперь единственным его желанием былосделать из Слуги настоящего заклинателя погоды и своегопреемника. Для такого обучения не существовало ни понятий, нитеории, ни методы, ни письма, ни цифр, и было очень мало слов,и мастер развивал не столько ум, сколько пять чувств Слуги.Предстояло не только овладеть всем огромным богатством преданийи опыта, всем запасом знаний человека той эпохи и умелоприменять их, но и научиться передавать их дальше. Широкая ибогатая система опыта, наблюдений, инстинктов, привычки кисследованиям медленно и пока смутно раскрывалась перед юношей,почти ничего из этого богатого запаса нельзя было выразить вясных понятиях, все приходилось пробовать, изучать, проверятьтолько своими пятью чувствами. Основанием же и средоточием этойнауки было учение о луне, о ее фазах и воздействиях, о еепостепенном росте и постепенном исчезновении, о луне,населенной душами усопших и посылающей эти души для новогорождения, чтобы освободить место для новых умерших. Помимо того вечера, когда он от сказки родоначальницыбежал к очагу старика с его горшочками, еще один часзапечатлелся в памяти Слуги, глухой час между ночью и утром,когда учитель разбудил его через два часа после полуночи ивышел с ним из дому в непроглядную темь, чтобы показать емупоследний восход убывающего лунного серпа. Долго они ждали,стоя на выступе скалы среди лесистых холмов; учитель -- вмолчаливой неподвижности, юноша -- немного испуганный, сонный идрожащий, пока на точно предуказанном учителем месте, вописанной им заранее форме и наклоне не обозначился тоненькийсерп, мягко изогнутая линия. Робко и очарованно смотрел Слугана медленно восходящее светило, тихо выплывавшее из мракаоблаков на чистый островок неба. -- Скоро она сменит обличие и опять начнет расти, тогдапридет пора сеять гречиху, -- сказал заклинатель дождя,подсчитывая по пальцам остающиеся дни. И он снова погрузился вмолчание. Слуга же словно потерянный стоял на блестящем,покрытом росой камне и дрожал от ночной прохлады, а из чащилеса донесся протяжный вой совы. Долго молчал старик,задумавшись, потом поднялся, положил руку наголову юноши ивымолвил тихо, как бы сквозь сон: -- Когда я умру, мой дух отлетит на луну. К тому времениты станешь мужчиною, у тебя будет жена, моя дочь Ада будеттвоей женой. Когда она родит тебе сына, дух мой вернется ивселится в вашего мальчика и ты назовешь его Туру, как яназываюсь Туру. Ученик в изумлении слушал старика, не смея вставить слово,тонкий серебряный серп месяца поднялся высоко, его уженаполовину поглотили тучи. Души юноши, коснулось дивноепредчувствие множества взаимосвязей и сплетений, повторимостиперекрещивающихся вещей и явлений; дивным показалось ему, чтоон поставлен наблюдателем и даже участником того, чтопроисходило на этом чуждом, ночном небе, где над бескрайнимилесами и холмами появился в точности предугаданный учителемострый, тонкий серп; дивным предстал перед ним и сам учитель,окруженный тысячей тайн, человек, думающий о собственнойсмерти, чей дух улетит на луну и вернется назад, чтобы вновьвселиться в человека, и этим человеком будет его, Слуги, сын,который должен быть назван именем покойного учителя. Дивнораскрылось перед ним будущее, местами прозрачное, как этооблачное небо, раскрылась перед ним вся судьба его, и то, чтоее можно предвидеть, назвать, говорить о ней, как бы позволилоему заглянуть в необозримые просторы, полные чудес и все жеподчиненные твердому порядку. На мгновение ему почудилось,будто все можно объять духом, все познать, все услышать: ибезмолвный, точный ход светил наверху, и жизнь людей иживотных, их общность и вражду, столкновения и схватки, и всевеликое и малое, вместе с заключенной в каждом живом существесмертью, -- все это он увидел или постиг в первом трепетномпредчувствии единого целого, увидел и себя самого, включенногов это целое, как нечто, подчиненное порядку, управляемоеопределенными законами, доступное пониманию. Первоепредчувствие великих тайн, их значения и глубины, а такжевозможности их постижения коснулось юноши словно невидимойрукой в этой предрассветной лесной прохладе, на скале,вздымающейся над тысячами шелестящих древесных вершин. Он несмог бы выразить этого словами ни тогда, ни потом, всю своюжизнь, но мыслями он возвращался к этому часу много раз; болеетого, в дальнейшем его обучении и опыте тот миг и все пережитоетогда постоянно ему сопутствовали. "Не забывай, -- взывал кнему внутренний голос, -- не забывай, что все это существует,что между луной и тобой, и Туру, и Адой возникают лучи и токи,что существует смерть, и страна душ, и возвращение оттуда, чтона все явления и образы жизни ты найдешь ответ в глубине своегосердца, что тебе до всего должно быть дело, что ты обо всемдолжен знать ни капли не меньше, чем посильно знать человеку".Так примерно говорил этот голос. Слуга впервые услышал голосдуха, познал его манящее искушение, его требовательность, егомагический зов. Не раз он видел, как странствует по небу луна,не раз доносился до него крик совы, а из уст учителя, при всейего молчаливости, не раз слышал он слова -- плод древнеймудрости и одиноких раздумий, -- но теперь, в этот ночной час,все было по-новому, по-иному: его осенило предчувствие целого,общей взаимосвязи и взаимоотношений, порядка, втянувшего и егов свою орбиту, возложившего ответственность и на него. Ктоовладеет ключом к этим тайнам, тот должен уметь не толькоотыскать зверя по следу, распознать растение по корню илисемени, он должен уметь объять всю вселенную: небесные светила,духов, людей и зверей, целебные средства и яды, и по отдельнымчастям этого целого, по отдельным его признакам уметьвоссоздать другие его части. Бывают хорошие охотники, они последу, по помету, по шерстинке узнают больше, чем любой другой;по нескольким волоскам они узнают не только, какой породы передним зверь, но стар он или молод, самка это или самец. Другие поформе облака, но запаху, носящемуся в воздухе, по особеннымприметам поведения животных или растений за несколько днейвперед предсказывают погоду; учитель Слуги был в этом искусственедосягаем и почти никогда не ошибался. Бывают люди, одаренныеврожденной ловкостью: некоторые мальчики с тридцати шаговпопадали камнем в птицу, они этому не учились -- им этоудавалось безо всяких усилий; просто, благодаря волшебству илиособому дару, камень, брошенный их рукой, летел сам собой, куданадо, камень хотел попасть в птицу, птица хотела, чтобы в неепопал камень. Встречаются и люди, умеющие предсказыватьбудущее: умрет больной или нет, родит беременная женщинамальчика или девочку; дочь родоначальницы славилась этим,говорили, что и заклинатель стихий владеет подобнымипознаниями. Следовательно, думалось Слуге в ту минуту, внеобъятной сети сцеплений имеется какое-то средоточие, где всеизвестно, где можно увидеть и прочитать прошлое и будущее. Ктому, кто стоит в этом средоточии, стекаются знания, какстекается вода в долину, как бежит заяц к капусте; слово тогочеловека должно быть острым и разить так же безошибочно, какразит камень, брошенный самой меткой рукой; силой своего духачеловек этот должен уметь соединить в себе все эти чудесныедарования и способности и заставить их служить себе: вот этобыл бы совершенный, мудрейший человек, и не было бы ему равных!Стать таким, как он, приблизиться к нему, вечно к немустремиться -- вот путь из всех путей, вот цель, вот чтоспособно наполнить жизнь, придать ей смысл. Таковы примернобыли ощущения Слуги, и как бы мы ни пытались выразить их нанашем, неведомом ему, отвлеченном языке, ничто не в состояниипередать даже ничтожную долю охватившего его священного трепетаи восторженности его чувств. Пробуждение среди ночи,путешествие по темному, безмолвному лесу, полному опасностей итайн, ожидание на каменном выступе, наверху, в предрассветномхолоде, появление тоненького, призрачного серпика луны, скупыеслова мудрого старика, пребывание наедине с учителем в такойнеобычный час, -- все это Слуга пережил и запомнил как некуюмистерию, как праздник посвящения, принятия его в некий союз, внекую религиозную общину, в подчиненное, но почетное положениепо отношению к чему-то неизреченному, к мировой тайне. Этопереживание или нечто подобное не могло воплотиться в мысль, атем более в слово; и еще более далекой и невозможной, чем любаядругая, была бы мысль: "Что это все -- мое собственноепереживание или же объективная действительность? Испытывает лиучитель то же, что и я, или же он подсмеивается надо мной? Новыли, присущи только мне, неповторимы ли эти мысли, связанные смоими переживаниями, или же учитель и еще кто-нибудь до негопережил и передумал точно то же?" Нет, такого расчленения,такой дифференциации не было, все было, вполне реально, всебыло насыщено реальностью, будто тесто дрожжами. Облака, месяц,изменчивая картина неба, мокрый, холодный известняк под босыминогами, зябкая, предрассветная сырость в белесой мгле, уютныйзапах родного; дома, очага и увядшей листвы, еще державшийся вшкуре, в которую завернулся учитель, оттенок достоинства ислабый отголосок старости и готовности к смерти в его суровомголосе -- все это было более чем реальной чуть ли ненасильственно пронизывало все чувства юноши. А для воспоминанийчувственные впечатления являются гораздо более питательнойпочвой, нежели самые совершенные системы и методы мышления. Хотя заклинатель, дождя принадлежал к немногим избранным,имевшим определенное занятие, хотя он достиг особого,доступного только ему искусства и уменья, внешне жизнь его малоотличалась от жизни остальных его сородичей. Он занимал высокоеположение и пользовался почетом, получал свою долю добычи ивознаграждение от племени, когда работал для общины, но этобывало лишь в особых случаях. Его самой важной, ответственной,можно сказать, священной миссией было определять весной деньсева для всех видов плодов и растений; и строил он свои расчетына пристальном изучении фаз луны, основываясь отчасти наунаследованных преданиях, отчасти на собственном опыте. Однакоторжественная церемония начала сева -- высеивание первой горстисемян в общинную землю -- уже не входила в обязанностизаклинателя дождя, такой чести не удостаивался ни один мужчина,даже самый почитаемый, это собственноручно делала каждый годродоначальница или одна из ее ближайших родственниц. Самымзначительным лицом в селении мастер становился в тех случаях,когда ему приходилось выступать в своей роли заклинателяпогоды. Это происходило тогда, когда длительная засуха,ненастье или холод обрушивались на поля и угрожали племениголодом. В таких случаях Туру прибегал к средствам, способнымпобедить засуху и недород: к жертвоприношениям, заклинаниям,молитвенным шествиям. Согласно преданию, если при упорнойзасухе или бесконечных дождях все остальные средстваоказывались бессильными и духов не удавалось умилостивить ниуговорами, ни молениями, ни угрозами, прибегали к последнему,безошибочному средству, которое, говорят, нередко применялосьвстарь во времена прародительниц: община приносила в жертвусамого заклинателя. Рассказывали, будто нынешняя родоначальницасама еще видела это своими глазами. Помимо заботы о погоде, мастер оказывал и личные услугиотдельным людям: он заклинал духов, изготовлял амулеты, варилволшебные зелья, а в некоторых случаях, когда это не былоисключительной привилегией родоначальницы, даже врачевалнедуги. Но в остальном Туру вел такую же жизнь, как все. Онпомогал, когда приходила его очередь, обрабатывать общиннуюземлю, а также развел возле своей хижины собственный небольшойсад. Он собирал плоды, грибы, дрова и запасал их впрок. Онловил рыбу, охотился, держал одну или двух коз. Как землепашец,он походил на всех остальных, но как охотник, рыболов,собиратель трав он не имел себе равных, тут он был одиночкой игением, шла молва, будто он знает множество уловок, приемов,секретов и вспомогательных способов, -- некоторые были имподсмотрены у природы, другие похожи на волшебство. Говорили,будто ни одному зверю, попавшему в сплетенную им из ивовыхпрутьев ловушку, не выбраться из нее нипочем, будто он умеетпридать наживке для рыб особую пахучесть и сладость, знает, какприманивать раков, кое-кто даже верил, что он понимает языкмногих животных. Но подлинным его делом была все-такимагическая наука: наблюдение за луной и звездами, знание приметпогоды, уменье предугадать погоду и рост посевов -- словом,все, что помогало ему в его магических действиях. Он был славенкак знаток и собиратель тех видов растительного и животногоцарства, из которых можно было готовить целебные снадобья илияды, напитки, обладавшие волшебными свойствами, служившиеблагословением и защитой от всякой нечистой силы. Он умелотыскать и распознать любое растение, даже самое редкое, знал,где и когда оно цветет и дает семена, когда наступает поравыкапывать его корень. Он умел отыскать и распознать все видызмей и жаб, знал, куда употребить рога, когти, шерсть, копыта,знал толк во всевозможных искривлениях, уродствах, причудливыхили страшных формах деревьев, в наплывах, утолщениях и наростахна их стволах, на листьях, зерне, орехах, рогах и копытах. Слуге приходилось учиться не столько разумом, сколькочувствами, руками и ногами, зрением, осязанием, слухом иобонянием, да и Туру просвещал его больше своим примером ипоказом, нежели словами и наставлениями. Учитель вообще оченьредко говорил что-нибудь связное, да и то слова были лишьпопыткой сделать еще более понятными его чрезвычайнокрасноречивые жесты. Ученье Слуги мало чем отличалось отученья, которое проходит молодой охотник или рыбак у опытногомастера, и такое ученье доставляло мальчику большую радость,ибо он учился лишь тому, что уже было заложено в нем самом. Онучился подстерегать, подслушивать, подкрадываться, наблюдать,быть настороже, не поддаваться сну, обнюхивать и ощупывать; нодичью, которую он и его учитель выслеживали, былине тольколисица или барсук, гадюки и жабы, птицы и рыбы, но дух,совокупность, смысл, взаимосвязь явлений. Определить, узнать,отгадать и предсказать смену и прихоти погоды, знать, в какойягоде, в жале какой змеи таится смерть, подслушать тайну,связующую облака и ветры с фазами луны, влияющую на посевы и ихрост, а также на благополучие и гибель человека и зверя, -- вотк чему они стремились. При этом они ставили перед собой,собственно, ту же цель, какую стремились достичь в последующиетысячелетия наука и техника, то есть покорение природы, уменьеуправлять ее законами, но шли они к этому совершенно инымипутями. Они не отделяли себя от природы и не пыталисьнасильственно вторгаться в ее тайны, они никогда непротивопоставляли себя природе и не были ей враждебны, а всегдаоставались частью ее, всегда любили ее благоговейной любовью.Быть может, они лучше ее знали и обращались с нею более умно.Одно лишь было для них совершенно невозможно, даже в самыхдерзновенных помыслах: подходить к природе и к миру духов безтрепета, не чувствовать себя ее слугами, а тем более ставитьсебя выше ее. Подобное кощунство не могло бы прийти им вголову, и относиться к силам природы, к смерти, к демонаминаче, как со страхом, казалось им немыслимым. Страх тяготелнад жизнью человека. Преодолеть его они были не в силах. Ночтобы смягчить его, держать в известных границах, перехитрить,скрыть, подчинить общему потоку жизни, существовала целаясистема жертв. Жизнь этих людей протекала под постоянным гнетомстраха, и без этого тяжкого гнета из их жизни ушел бы ужас, нотакже и энергия. Кому удалось отчасти облагородить этот страх,превратив его в молитвенное преклонение, много выигрывали, людитакого склада, люди, чей страх перерос в благочестие, былиправедниками и просветителями своего века. Жертв приносилиочень много и в самых различных формах, и принесение части этихжертв, как и исполнение связанных с ними обрядов, входило вкруг обязанностей заклинателя погоды. Рядом со Слугой в хижине подрастала маленькая Ада,прелестная девочка, любимое дитя отца, и, когда по его мнению,подоспело время, он отдал ее своему ученицу в жены. ОтнынеСлугу считали подмастерьем заклинателя дождя. Туру представилего праматери селения как своего зятя и преемника и теперьразрешал ему иногда выполнять вместо себя некоторые церемонии иобязанности. Постепенно, по мере того как сменялись временагода и текли года, старый заклинатель дождя окончательнопогрузился в присущую старцам созерцательность и передал зятювсе свои обязанности, а когда он умер, -- его нашли мертвым угорящего очага, склонившимся над несколькими горшочкамиволшебного варева, с опаленными седыми волосами, -- его ученикСлуга уже давно был известен селению как заклинатель дождя.Слуга потребовал у старейшин селения, чтобы его учителяпохоронили со всеми почестями и, как жертву, сжег над егомогилой огромную охапку редчайших благовонных целебных трав икорней. И это все миновало безвозвратно, а среди потомстваСлуги, столь многочисленного, что хижина Ады давно сталатесной, был и мальчик, получивший имя Туру: в его облике старецвозвратился из своего смертного путешествия на луну. Со Слугой произошло то же, что в свое время с егоучителем. Благочестие и духовность отчасти вытеснили в немстрах. Его юношеские порывы и глубокое страстное томлениеотчасти сохранились, отчасти постепенно отмирали или исчезалипо мере того, как он старился в трудах, в любви и заботе об Адеи детях. По-прежнему он хранил в сердце самую большую любовьсвою -- любовь к луне -- и продолжал усердно изучать луну и еевлияние на времена года и перемены погоды; в этом искусстве онсравнялся со своим учителем Туру, а со временем даже превзошелего. И поскольку нарождение, рост и постепенное исчезновениелуны тесно связаны со смертью и рождением людей, поскольку извсех страхов, среди которых живет человек, страх неизбежнойсмерти самый сильный, -- Слуга, почитатель и знаток луны, вынесиз своих тесных и живых связей с этим светилом освященное ипросветленное отношение к смерти: достигнув зрелого возраста,он не был столь подвержен страху смерти, как другие люди. Онмог благоговейно разговаривать с луной, порой умоляюще, поройнежно, он чувствовал, что его связывают с луной тесные духовныеузы, близко знал ее жизнь и принимал самое искреннее участие вее превращениях и судьбах; как мистическую тайну он переживалее уход и нарождение, сострадал ей и приходил в ужас, когданаступало страшное и луне угрожали болезни и опасности,превратности и ущерб, когда она теряла блеск, меняла цвет,темнела до того, что, казалось, вот-вот угаснет. В такие дни,правда, все принимали участие в судьбах луны, трепетали за нее,чувствовали угрозу и близость беды, с тревогой вглядывались вее помрачневший, старый и больной лик. Но именно тогдасказывалось, что заклинатель дождя Слуга теснее связано луной ибольше знает о ней, чем другие; и он тоже сострадал ее судьбе,и у него тоже тоскливо теснило грудь, но его воспоминан
