РАЗОБЛАЧЕНИЕ
Керівник М.П. Головний бухгалтер
Территория 2 СТАЛКЕР Диана Килина Сталкер - человек, обладающий знанием территорий или сооружений, по каким-либо причинам являющихся малоизвестными или запретными. А что, если сталкер будет знать ВАШУ запретную территорию? Квартиру, дом, участок? Что вы сделаете, если ВАШ сталкер появится тогда, когда его меньше всего ждешь? Мой сталкер пришел внезапно, разбередил душу, распотрошил внутренности, приручил к себе. А затем ушел. Но я найду способ его вернуть. РАЗОБЛАЧЕНИЕ По минутам осыпается, Ожидание невозможного. Ранним утром просыпается, От движения неосторожного. Уматурман «Проститься» Ожидание постепенно сменилось горечью тоски. Телефон, который был написан на листке бумаги, вызубрился наизусть, но был отключен. Он не приходил, и я считала дни. Дни сменились неделями. Затем – месяцами. На город спустилась зима. Пушистая, белоснежная, праздничная. Браслеты, которые делала осенью, хорошо продавались. Немудрено – я подавала их в красивых картонных коробочках, покрытых голографической пленкой. Внутрь нашила атласных подушек – на глаза попался серебристый обрезок ткани, которым мой мужчина завязывал мне глаза – купила несколько похожих метров. Из той же ткани сделала ленты и перевязывала коробки бантами; мужчины заказывали для своих любимых, дочери – для матерей, мужья – для любовниц. Постепенно на руках у горожанок стала замечать знакомые бусины. В такие моменты слабая улыбка трогала мои губы. Послушно выполняла указание – начала готовить и питаться нормально. Коробки с пиццей и пакеты с варениками в морозилке сменили овощи. На дверце холодильника стало привычным обезжиренное молоко. Даже начала пить витамины, но помогало слабо – худела на глазах, как иссыхала. Две горошины, именуемые у других женщин грудями, превратились в плоскости, но я упорно покупала красивое нижнее белье и носила тот злосчастный халат. По ночам куталась в черную кожаную куртку, и плакала. Парфюм начал выветриваться. Я вжималась в нее, пыталась пропитаться этим запахом, но со временем его вещь стала пахнуть мной, и я отложила ее в пыльный шкаф, вместе со своим сердцем.
Как молчание, ледяной зимы Нас закутало неизвестностью. Здесь так долго друг друга, искали мы И, конечно, пропали без вести Уматурман «Проститься» Тот день помню хорошо – до мельчайших деталей. За зиму накопила достаточно денег для продолжения обустройства квартиры; бывший муж подкинул несколько крупных заказов на малярные работы и планировку помещений. Поехала в строительный магазин, выбирала террасную доску для балкона и горшки с креплениями. Ходила, запрокидывая голову, изучала высокие полки с кадками, стенды с семенами, столы с керамзитом и землей. Корзина ломилась, придется вызывать такси, чтобы дотащить все это домой. В отделе красок долго стояла и медитировала над жестяными банками. Перила надо покрасить, но не могла решить в какой цвет. Душа требовала чего-то яркого – красного, желтого, но я знала, что эти оттенки мне быстро надоедают. Глаза разбегались – голубой, лимонно-желтый, лаймовый – какой же выбрать? Рука сама потянулась, схватила банку с краской и поставила ее в корзину. Не давая себе времени передумать, дернулась вперед и наткнулась на что-то твердое. Взгляд направился в широкую мужскую спину. Я задержала дыхание, и открыла рот от удивления, когда он начал медленно поворачиваться. Цепкие глаза остановились на моем лице. Прошлись ниже, челюсти сжались, вернулись обратно к лицу. На лбу пролегла глубокая морщинка – недоволен моим внешним видом, слишком похудела. Смотрела, как завороженная, впитывая каждую черточку. Темные глаза, прикрытые густыми ресницами; щетина, такая колюче-мягкая на ощупь – пальцы и шею закололо от воспоминаний. Губы, чуть тонковатые, но аккуратные и чувственные - по затылку пробежались мурашки. Его пальцы легли на край моей корзины и сжались вокруг прутьев. Костяшки побелели, я взглянула на них и судорожно сглотнула. - Извините, - едва слышно выдохнула, так, что сама бы не услышала. Потянула покупки на себя, вместе с его рукой. Он отпустил корзину, глаза гневно сверкнули. Испугалась, стало страшно, что увидел. Узнал. Понял, что и я узнала. Быстро развернула корзину, пошла на кассу. Там, как дерганая, рывками выкладывала все на ленту. Доски так и не выбрала, черт с ними – потом куплю. Расплатилась, вылетела в раздвижные стеклянные двери и увидела машину с желтыми шашечками. - Вы свободны? – сипло произнесла, оглядываясь назад. - Нет, жду клиента. - Заплачу вам в два раза больше, только поехали, - умоляла таксиста, перепуганная до чертиков. Помог положить пакет в багажник, с души отлегло, когда кто-то был рядом. Быстро довез до дома, расплатилась, как и обещала, удвоив сумму на счетчике. Закрыла дверь изнутри, вставила ключ в верхний замок и выдохнула. Не придет. Не приходил несколько месяцев, и сегодня не придет. А если придет, пусть знает, что его не ждут больше. Ночью рассортировывала бусины по коробкам, прозвенел дверной звонок. Вздрогнула, застыла – несколько шариков выпали из рук и звонко прокатились по полу. В замке послышались царапающие звуки – пытается открыть. Громкий хлопок ладонью с той стороны – тело забилось от страха. Снова звонок, настойчивый, долгий. Если не открою, уйдет. Ведь уйдет же, наверняка. Должен. А потом неразумные ноги сами понесли к двери. Отпихнул с порога, сжал плечи руками. Пристально посмотрел карими глазами в самое нутро, глубоко вздохнул. Отпихнул ногой пакеты из магазина, которые не стала разбирать днем; прижал к стене и прижался телом к моему. Сильно. Жарко. Поцеловал грубо, вторгся языком в рот, как будто изголодался. Я вторила ему в такт, цеплялась руками за тонкий пуховик, царапала ткань ногтями. Сжал тонкий шелк халата в руке, дернул поясок – прикоснулся холодными от мороза руками к голому телу. Кажется, застонала, хрипло и томно, когда приподнял вдоль стены. Обхватила ногами, вцепилась пальцами в шею – не изменился. Перенес на комод – расстегнул ширинку на брюках, толкнулся резко и болезненно. Вскрикнула, сжала бедра, чтобы удержать его. Задвигался, трахал жестко, быстро, без лишних нежностей. Глубоко, как и всегда, порывисто. Кричала и билась, пыталась оттолкнуть, но не сильно – так хорошо было ощущать на себе его запах. Сжимал спину, будто пальцами под кожу пробирался; дергал за волосы; рычал в лицо, как бешеный. Резко вынул член, похожий на биту – деревянный, горячий, влажный от моих соков. Опустил руки по обе стороны от меня, уронил голову. Дышал часто и прерывисто, покачал головой. - Не уходи, - прошептала, давясь слезами, погладила по черной колючей макушке, - Останься, прошу. - Не могу, - выдавил из себя, - Не имею права. Поднял голову, мягко погладил мой подбородок. Усмехнулся уголком губ, провел носом по щеке. - Как же ты пахнешь, - прошептал в мою кожу, - А вкус, - осторожно собрал влагу между ног пальцами, облизал их и предложил мне, - С ума сводишь, - прорычал, когда я прикусила костяшки, взяла в рот и начала посасывать. Снова вошел в меня, на этот раз осторожно. Медленно задвигался, в том же темпе, как мои губы смыкались вокруг его пальцев. Простонал, когда я взяла их глубоко, почти до горла, убрал руку и поцеловал. - Еще, - прошептала ему в рот, - Еще. Он задрожал, сжал мои бедра и потянул их на себя. Спиной упала на комод, пятая точка зависла в воздухе, поддерживаемая только его руками. Задвигался, как сумасшедший, проникая так глубоко, что мои стоны превратились в отчаянные вопли – будто хотел целиком войти в меня и не отпускать. Мы кончили одновременно – я, завывая и вырывая себе волосы, со слезами на щеках. Он – взревев, как раненное животное, трахая меня так жестко, что я уже ничего не чувствовала, кроме боли. Завибрировал внутри и снаружи, навалился сверху, укусил в плечо, и остановился. Плакала не от боли, а от того, что скучала. Тосковала. Ждала. Думала, придет и исчезнет наваждение, угаснет похоть, пропадет желание. Но нет. Каждая эмоция, связанная с ним, стала ярче, едва ноздрей коснулся его терпкий аромат. Как будто до этого в костре тлели угли, но кто-то плеснул на них бензина. Разгорелось ярче, горячее и нетерпеливее, сжигая все на своем пути. Он молчал, и я тоже. Только коротко всхлипывала, безнадежно стараясь не издавать звуков. Медленно выдохнул в мою шею, подхватил за спину и поднял в воздух. Обняла ослабевшими руками, и простонала, когда поняла, что между ног все горит и ноет. Опустил на кровать, включил ночник и стал осматривать причиненный ущерб. Я не жалуюсь, нет - руку бы себе сломала кувалдой, лишь бы он был рядом. Боль физическая ничто по сравнению с болью одиночества; с болью осознания того, что никому не нужна - даже психу, маньяку, насильнику. Скрежещущий вдох вырвался из его горла, когда я вскрикнула от прикосновения к воспаленной плоти и схватилась за его запястье мертвой хваткой, чтобы убрать руку. Он отстранился, отодвинулся и сел на край кровати, обхватив голову руками. Слезы высохли, быстрая мысль о том, что он сейчас уйдет, придала сил. Подползла сзади, обхватила широкие плечи руками - по-прежнему в куртке, на которой были капельки растаявшего снега. - Останься. Пожалуйста, - хрипло попросила в затылок, вдыхая его запах. Он накрыл мои руки ладонью, прерывисто вздохнул и повернул голову. В приглушенном свете настольной лампы его профиль был мягче, на скулы падала тень от ресниц, губы чуть припухли от поцелуев. Руки, против воли начали стаскивать куртку, он ухмыльнулся, но останавливать не стал. Раздела, потянула вверх джемпер из тонкой кашемировой шерсти, прижалась грудью к обнаженной спине. Повернулся, обнял и устроил мою голову на своем плече. Погладил по волосам, поцеловал в макушку, и хрипло сказал: - Спи.
Только ночью, не могу уснуть Странный холод, в сердце прячется Что случилось - скажите мне, кто-нибудь Только осень в окно мне расплачется Уматурман «Проститься» Он стал приходить по ночам, но больше не касался меня так, как прежде – осторожничал. Просто лежал рядом, гладил мою спину, перебирал ребра и позвонки пальцами, вдыхал запах моих волос. Он не говорил, не называл своего имени, хотя я рассказала всю свою подноготную. Рассказала о своей семье – маме, которая растила меня одна; о муже, который предал и ушел к другой; о своих мечтах и желаниях. Он улыбался, хмурился, иногда заливисто смеялся забавным историям из моей, в общем-то, ничем не примечательной молодости. С интересом наблюдал, как нанизываю бусины на нитку и леплю их из полимерной глины. Я готовила нам ужины, каждый раз что-то новое и необычное: лазанью со шпинатом и соусом бешамель, гриль овощи и мраморную говядину, тайскую рисовую лапшу с креветками в сливочном соусе, ризотто с крабовым мясом и шампиньонами. Он всегда жадно ел, чуть ли не облизывал тарелку и улыбался. Помогал помыть посуду, благодарил за еду искренне и с нежностью – сначала прямо на кухне, а потом в постели. Иногда мы пили кофе по ночам, и потом смотрели глупые французские комедии – мои любимые – до самого восхода. А наутро я просыпалась одна, всегда разбуженная запахом свежезаваренного кофе и тостов. Затем он пропал. Я не находила себе места, перестала готовить и судорожно ждала по ночам того момента, когда повернется его ключ в замке. Днем стала уходить, сначала на пару часов, затем почти на все время – надеялась, что придет неожиданно. Мобильный трезвонил без устали: звонила мама, Светка, бывший муж – я редко отвечала на их звонки. Одиночество снова навалилось суровой реальностью – холодное, жалкое, беспросветное и жестокое. Слезы текли по щекам, когда засыпала и просыпалась одна; хотелось кричать от душевной боли, которая разрывала на части. Мне не хватало его сильных, умелых рук; жадного рта и мягких губ, которые мгновенно краснели и опухали от жарких поцелуев. Не хватало синяков по всему телу – прежние пожелтели и почти исчезли с моей кожи. Не хватало его колючих волосков, и запаха. Запаха, пожалуй, не хватало больше всего. Понимала, что влюбилась. Вот так – глупо, наивно, в совершенно незнакомого человека, но влюбилась. Потеряла себя, растворившись в воспоминаниях. Вздрагивала от жара, когда проходила мимо стены в прихожей, где он взял меня в первый раз; обливалась холодным потом, когда стояла, опершись ладонями о кухонную столешницу; жевала губы, смотря на комод в прихожей. Пыталась довести себя до оргазма в душе, под одеялом, но свои собственные руки предавали – пальцы не были такими шершавыми и грубыми, как у него. Ждала, как побитая, брошенная собака, своего хозяина. И постепенно теряла веру – веру в то, что он снова придет. - Выглядишь совсем неважно, - осторожно сказала Светка за чашечкой кофе в кафе, куда вытащила меня в один из первых теплых весенних дней, - Не приходил? Я отрицательно покачала головой и спряталась за темными солнечными очками, делая вид, что ярко светит в глаза. - Может, позвонишь ему? – она отпила из своей чашки и забросила в рот несколько шоколадных трюфелей. - У меня нет его номера. - Тебе не кажется это странным? Сколько вы встречаетесь – а ты ничего о нем не знаешь. Даже имени, - она бросила мне укоризненный взгляд, - Может, он женат. - Он не женат, - резко ответила я, - У него никогда не было кольца, и следов тоже нет. - Может, не носит вообще, и жена не против. - Он не женат, Светлана, - грубо повторила я. Светка вздрогнула, я редко была раздражительной. Наверное, в этом моя беда – всегда мягкая, податливая, вежливая. Наступили на ногу? Ничего страшного. Пропустить в очереди, в которой стояла битых пятнадцать минут? Идите, конечно, я еще подожду. Дать взаймы, зная, что уже никогда не вернут? Естественно. Простить мужа-изменника, помочь ему в бизнесе почти забесплатно? Обязательно. Наверное, пора меняться. Что-то сделать с собой, прикрутить другую голову. Мыслить иначе. Я была такой – дочь матери-одиночки. Слишком хорошей, слишком правильной, слишком приторной. В школе больно кричали в спину: «Безотцовщина» – я приносила конфеты на накопленные деньги, чтобы задобрить одноклассников. Учителя смотрели косо – стирала шторы голыми руками, а потом лечила волдыри на коже от хозяйственного мыла. Мальчик посмеялся над слишком длинной юбкой – обрезала ее так коротко, что не могла показывать указкой, стоя у доски – едва задиралась, открывала белые хлопковые трусики. Над ними, кстати, тоже посмеивались – в то время у многих уже были кружева. Назвали серой мышкой из-за неприметного цвета волос – стала платиновой блондинкой. Сказали, что толстая – похудела на пять размеров. Поругали рисунки, мол, никогда тебе не быть дизайнером – руки-то из жопы растут – пошла на экспресс курс для начинающих художников и поступила на бесплатный факультет архитектуры и дизайна. Жизнь не била, нет. Били люди. Били остро, безжалостно, и я приспосабливалась. Не била в ответ – подставляла щеку. Думала исправятся, одумаются. Не получилось… Дожилась до того, что скучаю по какому-то психу, который приходит в мой дом без разрешения и трахает меня, как надувную куклу. Светка что-то говорила, но я не слушала. Поняла, что меня в очередной раз используют – уши для ее дерьма и проблем. Хочет очередного халявного ремонта: зарплату задерживают, а просто жизненно необходимо обновить кухню, не найдешь мебельщиков подешевле? Для меня ее «подешевле» значило провести несколько бессонных ночей, рисуя проект и купить материалы для фасадов за свой счет, потому что крашеный глянец, который она хочет, «подешевле» не делают.
Да, пора что-то менять. Я решила сменить подругу. - Мне пора, - сухо сказала я, поднимаясь из-за стола, - Насчет кухни, обратись в любую фирму и тебе сделают ценовое предложение и проект. - Ааа, - протянула она, хлопая зелеными глазами. Даже цвет был не настоящим – линзы. Вся она была не настоящей. Именно она полгода знала об интрижке Славы – потом призналась и просила прощения. Я случайно увидела его у дверей женской клиники, куда он шел вместе со своей молодой округлившейся пассией, прибежала к «подруге» в слезах, рыдать на плече. А она знала. Она все знала, но молчала. Я не стала прощаться, просто развернулась и ушла. Дошла до дома быстро, несмотря на высокие металлические шпильки. Поднялась на этаж, открыла дверь и глубоко вздохнула. Резко вскинула голову – из спальни доносился свежий воздух. Окно закрывала. Не разуваясь бросилась туда, и нашла его. Кинулась в горячие объятия, начала целовать в шею, подбородок, рыдая от счастья. - Вернулся… - срывалось с губ, - Вернулся. Он хрипло рассмеялся, подхватил на руки и смешливо поморщился – мои каблуки впились в его бедра. Откинул растрепанные пряди с лица и нахмурился. - Ты ждала? - Конечно ждала! Думала все – ушел насовсем, - противно пропищала, и спрятала раскрасневшееся от стыдливого признания лицо на плече. - Глупая. Уезжал я. Дела, - коротко объяснился и поставил на пол, - Соскучился. Не стала медлить – начала снимать одежду, гладить обнаженную грудь руками – как же сладко. Какой он большой, горячий. Мой. Стянул тонкий плащ с плеч; задрал платье; хрипло выдохнул, увидев кружевную резинку телесных чулок; провел по ней пальцами. Завел руку за спину и потянул молнию, одежда упала к моим ногам. Присел на корточки – расстегнул ботильоны и осторожно снял их, поддерживая меня одной рукой. Я сжала его короткие волосы на макушке, потянула голову назад – наклонилась, чтобы поцеловать. Рывком опрокинув меня на кровать, он устроился сверху, между моих ног. Посмотрел обжигающим взглядом, облизнул губы. Провел языком по шее, я ахнула; спустился ниже и нашел грудь, припал жадным ртом к соску. Извивалась, как змея под ним – так жарко было, плавилась, словно воск, под его руками. Его шершавые пальцы отодвинули кремовые кружевные стринги, скользнули вглубь, погладили осторожно. - Зажило? – спросил напряженно, оторвавшись от моей груди. - Да, - ответила, и повела бедрами. Приглашая. Подзывая. Прося. Он отстранился, выпрямился и ловко спрыгнул на пол. Потянул резинку трусиков по ногам, отбросил их в сторону. Развел бедра широко в стороны и наклонился, проводя языком по коже. Я приподнялась на локтях и замерла. - Мне еще ни разу не делали, - прохрипела, распахнув глаза. - Я знаю, - ответил с улыбкой, спускаясь ниже. Закружил языком по клитору – меня как током прошибло. Вдарило 220 вольт, стояла бы на ногах – точно рухнула бы навзничь. Застонала протяжно, а он продолжал лизать – ненасытно, рыча. Всосал комок нервов, как будто иголками проткнули – так остро. Закричала пронзительно, поняла, что еще одно движение мягкого языка – и все. - Ох, - выдохнула, зажмурившись. Он облизал влагалище, просунул язык внутрь и застонал, когда начала вздрагивать и сокращаться. Трахал меня нежно, мягко; крепко держа за бедра руками. Не успела опомниться, навалился сверху – вошел глубоко. Его лицо было влажным, пахло мной, и я начала лизать его, как кошка. Мой вкус на его коже был лучше любого швейцарского шоколада. Вылизала дочиста, пока он вздрагивал, глубоко двигаясь во мне. Накрыл мои губы, вторгся языком в рот - кисло-горький, я и он. Двигался, как обычно – жестко. Глубоко. Я кричала в традициях лучших порнофильмов: «Еще, сильнее, глубже, выеби меня». Орала, как будто рвут надвое – он накрыл лицо подушкой. Царапала спину ногтями, пока вонзался в меня и рычал над головой. Убрал подушку, пропустил руки под спину и поднялся на колени. Ладони опустил на ягодицы, развел их в стороны, и стал поднимать вверх и опускать вниз – прямиком на свой член. Глубоко, невыносимо глубоко. Я скулила ему в шею, слезы текли по лицу от сладкой боли. - Хочу… Чтобы ты… Еще раз, - прошептал, едва дыша, продолжая подбрасывать меня в воздух. - Не могу, - простонала, запрокинув голову. - Можешь. Давай, еще разок. Для меня. Для тебя я сделаю все что угодно. Низкий голос пробрался под кожу, послужив лучшим афродизиаком. Кончила – громко, быстро, сильно. Снова повалил меня на кровать и последовал за мной – вздрагивая во мне, и дрожа всем телом. Тело обмякло, лениво проводила ладонями по его спине, ощущая всю мощь и силу. Нащупала кончиками пальцев крупную родинку – улыбнулась. - Что? - спросил, вглядываясь в мое лицо. - У тебя есть родинка, - растянулась в улыбке еще шире. Он приподнялся на руке, и заглянул себе за спину. - Да? Не знал. Я рассмеялась, прижимая его к себе. Вцепилась так, чтобы не упустить. - Останешься? - Кормить будешь? – усмехнулся. - Ничего не готовила, - призналась я, прикрыв глаза. - Все-таки, не ждала? – нахмурился, почувствовала кожей на шее. - Ждала, ждала. Могу котлет пожарить, по-быстренькому. - А вареники есть? - Есть. С картошкой и творогом, - удивилась, еще раз улыбнулась и провела пальцами по затылку. - Давай с картошкой, - промычал сталкер в мое плечо.
В подоконник мой бьются горошины Тишину разбивая веселием Умирали давно понемножку мы, И, наверное, было спасением Уматурман «Проститься» Он остался со мной на весь день. Засыпали в обнимку, переплетаясь ногами и руками под одеялом. Он мурлыкал какую-то знакомую мелодию под нос – хоть убей, не могу вспомнить какую. Целовал лицо, гладил волосы и перебирал кожу пальцами. Проснулась ночью, стало зябко. Повернулась и села на кровати, прикрывшись одеялом. Он стоял у окна, спиной ко мне, опустив руки на подоконник. - Эй, - тихо позвала сонным голосом. - Эй, - ответил, повернув голову. Я выползла из теплой постели, и подошла к нему, обнимая со спины. - Не спится? - спросила, проводя носом по лопатке. Отрицательно промычал, накрыл мои ладони своими, переплел наши пальцы. За его спиной не было видно внешнего мира, как будто кирпичная стена – твердая, крепкая, надежная. Развернулся, обхватил мое лицо ладонями, поцеловал нежно и аккуратно. К животу прижался теплый член, я опустила глаза – в полумраке не разглядеть. Облизнула губы, и потянулась рукой к нему, пробежала пальцами по шелковистой коже. Подняла голову – смотрел с таким жаром, с такой страстью. Поняла, что пропала еще тогда – когда открыла дверь соседки и впервые заглянула в темные глаза. Поняла, что знала своего сталкера еще до того, как снизошло озарение. Медленно опустилась на колени с поднятой головой – остатки гордости. Посмотрела на его достоинство, которое начало подниматься от моего взгляда. Бросила вопросительный взгляд: «Помоги». - Еще ни разу? – спросил мягко, без издевки. - Ни разу, - ответила с кивком, и снова посмотрела на него с интересом. Он протяжно вздохнул, мягко приподнял подбородок. - Открой рот. Я повиновалась, разомкнула губы. Он положил мне на язык два пальца, я облизала их, пососала – вкусно. Он провел ими по головке, та заблестела в отблесках лунного света – так маняще и притягательно. Прикоснулся гладкой кожей к губам, я открыла рот шире и облизнула, причмокнув. - Вот так, - шепнул напряженно, - Не торопись. Если не хочешь глотать, скажи. Пошло, грязно звучали его слова. Подстегивая, побуждая к большему. Не знаю, почему никогда не делала этого раньше, а сейчас рот наполнился слюной, как у бешеной собаки. Взяла его за основание, провела языком по всей длине, потом рукой вверх-вниз. Стон сорвался с губ моего мужчины, стон удовольствия. И все это делаю я. Не стала думать «Как», «Почему» и «Зачем», просто взяла его на всю длину, пока головка не уперлась в глотку. Чуть неприятно – но жить можно. Он положил руку мне на голову, сжал волосы. Застыл напряженный, я начала сосать. Сначала неумело, осторожно, боясь прикусить зубами. Потом жадно, быстро, стараясь взять как можно глубже. Мужской вкус на языке – терпкий, соленый, мускусный. Для женщин должны придумать карамель с этим вкусом – без него, наверное, жить невозможно. Сосала, заглатывая, не могла насытиться им. Тугой, твердый, гладкий – неповторимый. Обалденный. Сводящий с ума. Оторваться невозможно. Поняла, что подрагиваю от возбуждения, опустила одну руку по животу к клитору. Начала его поглаживать и не сдержалась – запрокинула голову и громко простонала. - Что же ты со мной делаешь, - в голосе укор, но он сменился лаской, когда вернулась к прежнему занятию, - Твой рот… Как у… Ангела, - больше простонал, чем сказал, сжав мои волосы до боли. Я тоже стонала и всхлипывала. Хотела съесть его – именно так. Проглотить целиком, так вкусно мне было. Почувствовала, что он увеличивается, дрожит у меня во рту и замерла на секунду. Хотела закончить, но этой мимолетной осторожности хватило. Поднял меня рывком за волосы, усадил на подоконник и вошел до упора. Накрыл рот ладонью, но мне так понравилось, что я нашла его пальцы губами и снова начала сосать, тихо постанывая. Спина прижалась к холодному стеклу, его рука мяла грудь, пощипывала сосок, пока он работал бедрами. - Не больно? – прошептал между осторожными толчками. - Нет, - ответила с его пальцами во рту, и улыбнулась. Он задвигался жёстче, сильнее. Я запрокинула голову на окно, продолжая сосать его пальцы, стараясь попадать в ритм. Как будто он трахал меня в двух местах одновременно – грязно, возбуждающе, пожалуй, мечта любой женщины. Наклонился к плечу, прикусил тонкую кожу и прижался лицом к волосам. Спазмы накрыли моментально, живот напрягся, не удержалась – вцепилась зубами в его костяшки. Он вскрикнул, ворвался в меня еще четыре раза и кончил со мной – я еще дрожала. Мягко обнял, перенес на кровать и уложил на постель. Я вдохнула запах, его запах, которым пропитались простыни и одеяло, улыбнулась. Сквозь сон услышала тихое: «Какой же он мудак» Скорее всего показалось…
Время смотрит спокойно с презрением, Вы меня уже верно не вспомните. Опоздавшее ходит прозрение, По моей гладковыбритой комнате. Уматурман «Проститься» - Слушай, я понимаю… - Слава заметно нервничал, пристально разглядывал, будто хотел увидеть какие-то перемены, - Но это такой шанс для тебя. - Слав, слишком большой объект. Я не работала с такими, и… - Ты справишься, - перебил он, - Я знаю, уверен. Я опешила от похвалы – от него редко услышишь теплое слово. Обычно журил, подначивал, зная мой характер – упертая, буду делать назло, если подстегнуть. А тут приятные слова. - Если ты сомневаешься, съездим. Посмотришь обстановку, стены уже стоят – осталась только отделка. Проектировщик хочет что-то необычное, ты что-нибудь придумаешь. И заработаешь на полгода вперед. - Не знаю, - вздохнула и отвернулась, - Можно мне подумать немного? - Хорошо. Отвезти домой? - Да. Сидели, как подростки, в машине. Перехватил из магазина, сказал: «Есть предложение». Я же рвалась домой, уверенная, что меня ждут. Вел машину, как всегда, уверенно, изредка матеря неосторожных водителей. На заднем сидении поселилось детское автокресло – лишняя шпилька в мою сторону – не захотела рожать, не подарила наследника, а другая сделала это. Мы молчали, говорить нам было не о чем. После развода все разговоры сводились к делам: помоги, подскажи, бери этот заказ. Помогала. Подсказывала. Брала заказы, поддерживая видимость созданного когда-то вместе бизнеса. Следила на объектах, когда он был занят. Мать Тереза, блять. Привез к дому, выскочил из машины и быстро обошел ее, открыл дверь. Я удивленно моргнула, но приняла протянутую руку. Ступила на тротуар, двинулась в сторону, направившись к подъезду. - Подожди! – крикнул в спину. В два шага нагнал, подошел в плотную – стало непривычно чувствовать его тело так близко. Быстро посмотрел на окна домов, а потом обхватил лицо ладонями и поцеловал. Я застыла в шоке, а он просто пытался целовать меня, как прежде. Проблема в том, что «как прежде» уже не будет – язык был слишком вялым, слюны слишком много, а из его рта пахло жареной картошкой и запревшим кофе. Мягко оттолкнула в грудь, отстранилась. - В чем дело? – спросил удивленно. Никогда ведь не отказывала. Неважно: болит голова, месячные, просто нет настроения – всегда давала то, что он хотел. Хотел немного – всего две минуты слабых раскачиваний, облизывание руки и пара толчков. Поэтому, наверное, и давала. Устать от такого «секса» было невозможно. - У меня есть мужчина, - ответила честно, без обиняков. Прозвучало даже нагло, дерзко. Мысленно порадовалась – стала смелее. - Хм, - промычал, убрав привычным жестом мои волосы за уши, - И как зовут? Я моргнула. Один раз. Потом еще один. И в третий. Почувствовала, что бледнею, убрала его руки от лица и сжала кулаки. - Не твое дело, - процедила, сквозь зубы. Развернулась, и ушла. Скрылась в подъезде, бросив на него – застывшего на тротуаре - взгляд в небольшое окошко на площадке. Открыла дверь, увидела связку на комоде. Его связку. Выдохнула, позвала без имени, которого все равно не знаю: - Эй? Ты где? Нашла. На кухне у ок
|
