Глава 19. Я неотрывно гляжу на язычки пламени

 

Я неотрывно гляжу на язычки пламени. Они пляшут и трепещут в камине – ярко-оранжевые с каемками кобальтового цвета. Я мерзну, меня бьет озноб, несмотря на жар от огня и накинутое на мои плечи одеяло. Мне холодно, я мерзну до костей.

До меня доносятся приглушенные голоса, много голосов. Но все они далеко. А слышу я лишь мягкое шипение газа в камине и только на нем могу сосредоточиться.

Мои мысли возвращаются к дому, который мы видели вчера, и к огромным каминам – настоящим, в которых горят поленья. Я бы хотела заниматься любовью с Кристианом перед настоящим огнем. Я бы хотела заниматься любовью с Кристианом перед этим огнем. Да, это будет забавно. Не сомневаюсь, он придумает что-нибудь этакое, чтобы надолго запомнилось, как всегда, когда мы занимались любовью. Я тут же напоминаю себе, что я помню хорошо и те моменты, когда мы просто трахались. Да, их я тоже никогда не забуду. Где же он?

Пламя мерцает и колеблется, держа меня в своем плену, лишая речи. Я фокусируюсь только на его огненной, обжигающей красоте. Оно околдовывает, завораживает меня.

«Анастейша, ты околдовала меня».

Он сказал, что впервые спал со мной в его постели. О нет…

Я обхватываю себя руками, и реальность проникает, как кровь, в мое сознание. Жуткая пустота внутри меня расползается все шире. «Чарли Танго» пропал.

– Ана, вот, возьми, – ласково говорит миссис Джонс.

 

Ее голос возвращает меня в комнату, в нынешний час, в страх. Она принесла мне чашку чая. Я с благодарностью беру чай. Чашка дробно стучит о блюдце, потому что у меня дрожат руки.

– Спасибо, – шепчу я. Мой голос звучит хрипло из-за непролитых слез и огромного комка в горле.

Миа сидит наискосок от меня на огромном полукруглом диване, держа за руку Грейс. Они смотрят на меня, на их милых лицах – боль и тревога. Грейс выглядит постаревшей – мать беспокоится за сына. Мое лицо кажется мне застывшей маской, я не могу ни улыбнуться, чтобы их ободрить, ни пролить слезинку – внутри меня лишь растущая пустота. Я гляжу на Элиота, Хосе и Итана; с серьезными лицами они стоят возле стойки для завтрака и тихо о чем-то говорят, что-то обсуждают. Миссис Джонс хлопочет на кухне.

В телевизионной Кейт следит за местными новостями. Я слышу негромкое кваканье репортера. Я страшусь увидеть на большом плазменном экране бегущую строку «КРИСТИАН ГРЕЙ НЕ ВЕРНУЛСЯ ИЗ ПОЛЕТА» – и прекрасное лицо моего возлюбленного.

Мне приходит в голову, что я еще не видела в этом зале столько народу, в его огромном объеме все кажутся меньше ростом. Маленькие островки растерянных, встревоженных людей в доме моего Кристиана. Что бы он подумал, увидев их тут?

Тейлор и Каррик ведут какие-то переговоры с полицией, получают крупицы бесполезной информации. Бесспорным остается лишь факт: Кристиан Грей пропал. Уже восемь часов от него нет никаких вестей. Ни словечка, ни сигнала. Уже начаты поиски, насколько мне известно. Уже стемнело. Мы не знаем, где он. Может, он получил травму, голоден, или что-нибудь хуже. Нет!

Я снова мысленно молюсь. «Пожалуйста, пусть у Кристиана все будет хорошо. Пожалуйста, пусть у Кристиана все будет хорошо». Я снова и снова повторяю эти слова – мою мантру, самое главное в жизни, что-то конкретное, поддерживающее меня в моем отчаянии. Я отказываюсь думать о худшем. Нет, я не допускаю даже мысли об этом. Надеяться и еще раз надеяться.

«Ты – моя жизнь».

Слова Кристиана не выходят у меня из головы. Да, надежда остается всегда. Не надо отчаиваться. Его слова эхом звучат в моем сознании.

«Теперь я твердый сторонник немедленного удовлетворения. Сагре diem, лови момент, Ана».

Почему же я медлю и медлю?

«Я это делаю, потому что наконец-то встретил ту, с которой хотел бы провести остаток жизни».

Я закрываю глаза в безмолвной молитве и тихонько раскачиваюсь. «Пожалуйста, пусть остаток его жизни не будет таким коротким. Пожалуйста, пожалуйста». У нас было мало времени… нам надо больше времени. Мы проделали так много за последние несколько недель, прошли такой длинный путь. Этот путь не должен оборваться так внезапно и трагически. Я вспоминаю все наши трогательные моменты: помада, когда он впервые занимался со мной любовью в отеле «Олимпик»; вот он стоит на коленях передо мной, предлагает мне руку и сердце; вот я впервые дотрагиваюсь до него.

«Я тот же, что и прежде, Ана. Я люблю тебя, ты мне нужна. Погладь меня. Пожалуйста».

Ах, я так люблю его! Без него я ничто, тень – без него померкнет весь свет. Нет, нет, нет… мой бедный Кристиан.

«Ана, вот, я весь перед тобой… и я весь твой. Что мне сделать, чтобы ты это поняла? Чтобы ты увидела, что я хочу тебя всю, всю целиком, какая ты есть. Что я люблю тебя».

И я люблю тебя, все твои Пятьдесят Оттенков.

Я открываю глаза, снова гляжу невидящим взором на огонь. Перед мысленным взором пролетают счастливые воспоминания: его мальчишеская радость, когда мы мчимся под парусами; его умудренный, адски горячий взор на маскараде; танцы, да, танцы под Синатру, когда мы кружились в этом зале; его вчерашнее волнение в том доме с потрясающим видом.

«Я положу весь мой мир к твоим ногам, Анастейша. Я хочу тебя всю – и тело, и душу – навсегда».

Лишь бы у него все было хорошо! Он не может погибнуть. Ведь он для меня – все, он – центр моей вселенной.

Неожиданно из моей груди вырывается рыдание, я прижимаю руку к губам. Нет. Надо держаться. Я должна быть сильной.

Внезапно рядом со мной оказывается Хосе. Или он был тут и раньше? Не помню.

– Ты хочешь позвонить маме или отцу? – заботливо спрашивает он.

Нет! Я качаю головой и сжимаю его руку. Я не могу говорить, я знаю, что расплачусь, если скажу хоть слово. Тепло и ласковое пожатие его руки не приносят мне утешения.

Мама! Мои губы дрожат при мысли о ней. Может, позвонить ей? Нет. Мне будет трудно справиться с ее реакцией. Может, позвонить Рэю, он обойдется без эмоций – он никогда их не проявляет – даже когда проигрывает его любимая команда.

Грейс встает и подходит к Элиоту с Итаном. Это немного отвлекает меня от мыслей. Пожалуй, я никогда не видела, чтобы она так долго сидела на одном месте. Миа садится рядом со мной и держит другую мою руку.

– Он непременно вернется, – говорит она; ее голос, сначала решительный, дрогнул на последнем слове. Ее глаза покраснели от слез, лицо бледное, в красных пятнах.

Я гляжу на Итана, а он переводит взгляд с Миа на Элиота, обнимающего Грейс. Время движется к полуночи. Проклятье! С каждым часом в моей груди расширяется пустота, душит меня, поглощает. Глубоко в душе я уже готовлюсь к худшему. Я закрываю глаза и опять молюсь, сжимая руки Миа и Хосе.

Снова открываю глаза, смотрю на пламя. Вижу его робкую улыбку – самое любимое из всех его выражений лица, мимолетный взгляд на истинного Кристиана, моего истинного Кристиана. Ведь в нем уживается столько личностей: диктатор, генеральный директор, охотник, мачо, гений секса, хозяин и – в то же время мальчишка с игрушками. Я улыбаюсь. Его автомобиль, его катамаран, его самолет, его вертолет «Чарли Танго»… Мой потерянный мальчик, сейчас он действительно потерялся. На смену улыбке приходит пронзительная боль. Я вспоминаю, как он стоял под душем, стирал следы помады.

«Я ничтожество, Анастейша. Я лишь оболочка человека. У меня нет сердца».

Комок в горле растет. Ох, Кристиан, не придумывай, у тебя есть сердце, и оно принадлежит мне. Я люблю Кристиана, даже несмотря на его тяжелый, сложный характер. Я буду всегда его любить. Всегда. Мне больше не нужен никто.

Я вспомнила, как сидела в «Старбаксе» и взвешивала «за» и «против». Теперь все «против», даже фотки, которые я нашла сегодня утром, кажутся мне мелочами, не заслуживающими внимания. Сейчас для меня важнее всего он сам и его возвращение. «Пожалуйста, Господи, верни его мне, пожалуйста, пускай с ним ничего не случится. Я буду ходить в церковь… Я буду делать все». Ох, если он вернется, я не буду тратить время зря. Снова в моей голове звучит его голос: «Сагре diem, лови момент, Ана».

Я вглядываюсь в огонь, язычки пламени ярко пылают, трепещут, закручиваются… И тут вскрикивает Грейс; все медленно приходит в движение.

– Кристиан!

Я поворачиваю голову и вижу, как Грейс бежит через зал к дверям – а там стоит удивленный и усталый Кристиан. На нем рубашка с длинными рукавами и костюмные брюки, а в руках он держит свой темно-синий пиджак, ботинки и носки. Он весь грязный и невероятно красивый.

Черт побери… Кристиан. Он жив. Онемев, я гляжу на него, пытаясь сообразить, то ли мне все мерещится, то ли это правда.

На его лице написано крайнее удивление. Он роняет на пол пиджак и все остальное и подхватывает Грейс. Она бросается ему на шею и покрывает поцелуями его щеки.

– Мама?

Он растерянно глядит на нее с высоты своего роста.

– Я думала, что больше никогда тебя не увижу, – шепчет Грейс, высказывая наш коллективный страх.

– Мама, я здесь. – Я слышу в его голосе недовольные нотки.

– Сегодня я умирала тысячу раз, – еле слышно шепчет она, повторяя мои мысли.

 

Не в силах больше сдерживаться, она заходится в рыданиях. Кристиан хмурится, ужасаясь или помертвев – не знаю, как это назвать, – но через мгновение крепко обнимает ее и прижимает к себе.

– Кристиан! – всхлипывает она, уткнувшись в его шею и отбросив свою обычную сдержанность, – и Кристиан не противится.

Он держит ее в объятиях, покачивает, как ребенка, успокаивает. Горючие слезы наворачиваются на мои глаза. В коридоре слышен голос Каррика.

– Живой! Черт, ты здесь! – Он выходит из офиса Тейлора, сжимая в руке мобильник, и обнимает жену и сына, вздыхая с облегчением.

– Папа?

Миа визжит что-то непонятное, потом вскакивает, бежит к родителям и тоже всех обнимает.

Наконец-то, из меня хлынул каскад слез. Кристиан здесь, с ним все в порядке. Но я не могу даже пошевелиться.

Каррик первым вытирает глаза и хлопает Кристиана по плечу. Потом разжимает объятия Миа. Наконец, Грейс тоже отходит на шаг.

– Извини, – бормочет она.

– Эй, мам, все в порядке, – говорит Кристиан. На его лице все еще заметны испуг и удивление.

– Где ты был? Что случилось? – восклицает Грейс и хватается за голову.

– Мам, – бормочет Кристиан, снова обнимает мать и целует в макушку. – Я здесь. Все хорошо. Просто чертовки долго добирался из Портленда. Что это за приветственный комитет? – Он поднимает голову и обводит взглядом зал, пока его глаза не встречаются с моими.

Он моргает и смотрит на Хосе – тот отпускает мою руку. Кристиан плотно сжимает губы. Я наслаждаюсь тем, что вижу его, меня захлестнула волна облегчения и счастья, я обессилела от пережитых тревог. А из моих глаз льются и льются слезы.

 

Кристиан снова смотрит на мать.

– Мама, у меня все в порядке. Что случилось?

Она кладет ладони на его щеки.

– Кристиан, от тебя так долго не было вестей. Твой план полета… ты не включил в него Сиэтл. Почему ты не связался с нами?

Кристиан удивленно вскидывает брови.

– Я не предполагал, что это займет так много времени.

– Почему ты не позвонил?

– На моем телефоне кончились деньги.

– Почему ты не сделал звонок за счет адресата?

– Мама, это длинная история.

– Кристиан! Больше никогда не поступай так со мной! Понятно? – Она чуть ли не кричит на него.

– Да, мама.

 

Он вытирает большими пальцами ее слезы и снова прижимает к себе. Когда Грейс успокаивается, он обнимает Миа, а та колотит его кулачками по груди.

– Ты так нас напугал! – кричит она, вся в слезах.

– Я ведь здесь, вернулся, – бормочет Кристиан.

Когда к нему подходит Элиот, Кристиан передает сестру Каррику, который уже держит жену за талию. Он обнимает другой рукой дочь. Элиот быстро обнимает Кристиана, к его удивлению, и хлопает его по спине.

– Рад тебя видеть. – Элиот произносит эти слова громко, немножко грубовато, скрывая свои эмоции.

Несмотря на слезы, я вижу все это. Огромный зал наполнен бескорыстной любовью. Кристиан растерян, совершенно растерян, ведь он никогда не принимал ее прежде.

Смотри, Кристиан, все эти люди любят тебя!.. Может, ты хоть сейчас поверишь в это!

Кейт встает за моей спиной (она вышла из телевизионной) и ласково гладит меня по плечам.

– Он правда здесь, Ана, – уговаривает она меня.

– Я хочу поздороваться со своей Аной, – говорит Кристиан родителям. Они улыбаются и отходят в сторону.

Он идет ко мне; его серые глаза сияют, хотя я замечаю в них опаску и удивление. С трудом я нахожу в себе силы встать на ноги и броситься в его раскрытые объятия.

– Кристиан! – рыдаю я.

– Тише-тише, – бормочет он, утыкается носом в мои волосы и вдыхает их запах. Я поднимаю к нему залитое слезами лицо, и он целует меня, увы, слишком кратко.

– Привет.

– Привет, – шепчу я в ответ, задыхаясь от горящего в горле комка.

– Скучала?

– Немножко.

Он усмехается.

– Понятно. – Ласковым прикосновением ладони он утирает мои слезы, которые не желают останавливаться.

– Я думала… я думала… – всхлипываю я.

– Понятно. Тише… Я здесь. Я здесь… – бормочет он и опять сдержанно меня целует.

– Все в порядке? – спрашиваю я.

Трогаю его плечи, грудь, руки – ох, я чувствую пальцами этого витального, чувственного мужчину – убеждаюсь, что он здесь, стоит передо мной. Он вернулся. Он почти не морщится. Просто внимательно глядит на меня.

– Все хорошо. Я никуда не денусь.

– Ну слава богу. – Я опять обхватываю его руками, и он прижимает меня к себе. – Ты голоден? Тебе надо что-нибудь выпить?

– Да.

Я порываюсь принести ему что-нибудь, но он не отпускает меня. Обнимает меня за плечи и протягивает руку Хосе.

– Здравствуйте, мистер Грей, – с достоинством говорит Хосе.

Кристиан фыркает.

– Просто Кристиан, – говорит он.

– Кристиан, я рад, что все в порядке… и хм-м… спасибо, что позволили мне переночевать.

– Нет проблем.

 

Кристиан щурит глаза, но его отвлекает миссис Джонс, неожиданно появившаяся рядом с нами.

 

Только теперь я замечаю, что она не походит на себя – чопорную, безупречную особу. Сейчас на ней мягкие серые легинсы и просторная серая худи с лого Университета штата Вашингтон на груди. Волосы распущены. Она выглядит моложе на много лет.

– Вам что-нибудь принести, мистер Грей? – Она вытирает глаза бумажным платочком.

Кристиан нежно улыбается ей.

– Гейл, пожалуйста, пива, «Бад», и что-нибудь поесть.

– Я принесу, – говорю я, желая что-нибудь сделать для любимого мужчины.

– Нет. Не уходи, – ласково говорит он, обнимая меня еще крепче.

К нам подходят родные Кристиана, а также Кейт и Итан. Кристиан жмет руку Итану и чмокает Кейт в щеку. Миссис Джонс возвращается с бутылкой пива и стаканом. Он берет бутылку, а от стакана отказывается. Она улыбается и уносит стакан обратно.

– Я удивлен, почему ты не хочешь ничего покрепче, – бурчит Элиот. – Так что же было с тобой, черт подери? Мне позвонил отец и сообщил, что твоя вертушка пропала.

– Элиот! – одергивает его Грейс.

– Вертолет, – рычит Кристиан, поправляя Элиота, тот ухмыляется, и я догадываюсь, что это семейная шутка.

– Давайте присядем, и я вам все расскажу.

 

Кристиан тащит меня к дивану, и все садятся, устремив на него взоры. Он делает большой глоток пива. Потом замечает Тейлора, возникшего в дверях, и кивает ему. Тот отвечает.

– Как дочка?

– Уже все нормально. Ложная тревога, сэр.

– Хорошо. – Кристиан улыбается.

Дочка? Что-то случилось с дочкой Тейлора?

– Рад вашему возвращению, сэр. На сегодня все?

– Нам надо будет забрать вертолет.

Тейлор кивает.

– Сейчас? Или можно утром?

– Я думаю, что утром.

– Очень хорошо, мистер Грей. Что-нибудь еще, сэр?

Кристиан качает головой и поднимает кверху бутылку.

Тейлор отвечает ему своей редкой улыбкой – кажется, он улыбается еще реже Кристиана – и выходит, вероятно, в свой офис или к себе в комнату.

– Кристиан, так что же произошло? – торопит Каррик.

Кристиан начинает рассказ. Он летал на «Чарли Танго» вместе с Рос, его заместителем, в Ванкувер, в тамошний университет, чтобы обсудить вопросы спонсорской помощи.

Я так ошеломлена, что с трудом слушаю, только держу Кристиана за руку, разглядываю его длинные пальцы, аккуратные ногти с маникюром, морщинки на сгибах, часы на запястье – «Омега» с тремя маленькими циферблатами. Гляжу на его красивый профиль, а он говорит:

– Рос никогда не видела гору Маунт-Сент-Хеленс, и на обратном пути мы решили себя побаловать и сделать небольшой крюк. Я знал, что недавно там были сняты ограничения на полеты. Ну и хорошо, что мы так поступили. Мы летели низко, примерно на высоте двухсот футов над землей, когда замигала приборная панель. В хвосте начался пожар – и у меня не осталось иного выбора, кроме как выключить всю электронику и пойти на посадку. Я сел возле озера Силвер-Лейк, высадил Рос и ухитрился погасить огонь.

– Пожар? Оба двигателя? – ужасается Каррик.

– Угу.

– Черт! Но я думал…

– Я знаю, – перебивает его Кристиан. – Просто удача, что мы летели так низко, – бормочет он.

 

Я вздрагиваю. Он отпускает мою руку и обнимает меня за плечи.

– Замерзла? – спрашивает он. Я мотаю головой.

– Как же ты погасил пожар? – спрашивает Кейт: в ней проснулось соперничество с Карлом Бернштейном, известным репортером. Господи, иногда она бывает такой занудой!

– Огнетушителем. Он обязан быть на борту, по закону, – ровным голосом отвечает Кристиан.

В моей памяти всплывают его давние слова. «Я каждый день благодарю божественное провидение, что брать интервью пришла ко мне ты, а не Кэтрин Кавана».

– Почему же ты не позвонил или не связался со спасателями по радио? – спрашивает Грейс.

Кристиан качает головой.

– С выключенной электроникой у нас не было радиосвязи. Из-за пожара я не рискнул ее включать. На «блэкберри» работала джипиэс, и я смог выйти на ближайшую дорогу. Мы шли туда четыре часа. Рос была на каблуках. – Кристиан неодобрительно поджимает губы. – У нас не было сотовой связи. В Гиффорде нет покрытия. Батарейки сдохли сначала у Рос, а по дороге – и у меня.

Ничего себе! Я ерзаю от возмущения, и Кристиан сажает меня к себе на колени.

– Как же вы вернулись в Сиэтл? – спрашивает Грейс, растерянно моргая при виде такой картины. Я краснею.

– Мы вышли на дорогу и изучили наши ресурсы. У нас на двоих оказалось шестьсот долларов, и мы собирались кого-нибудь нанять. Но тут остановился шофер грузовика и согласился нас отвезти домой. Он отказался от денег и поделился с нами едой. – При воспоминании об этом Кристиан взволнованно покачал головой. – Ехали мы целую вечность. У него вообще нет мобильника – странно, но факт. Вообще-то я и не знал… – Он замолкает и глядит на родных.

– Что мы волнуемся? – возмутилась Грейс. – Ну, Кристиан! Мы тут чуть с ума не сошли!

– О тебе сообщили в новостях, брат.

Кристиан закатывает глаза.

– Угу. Я это понял, когда подъехал сюда и увидел у входа кучку фотографов. Извини, мама, мне надо было попросить шофера остановиться, чтобы я мог позвонить. Но я торопился поскорее вернуться. – Он бросает взгляд на Хосе.

Ах вот почему – потому что тут ночует Хосе… Я хмурюсь при мысли об этом. Господи…

Грейс качает головой.

– Мой мальчик, я рада, что ты вернулся целым и невредимым.

Я постепенно успокаиваюсь, кладу голову ему на грудь. От него пахнет улицей, немножко потом, гелем для душа – в общем, Кристианом, и это самый желанный запах в мире. По моему лицу снова текут слезы – слезы радости.

– Неужели оба двигателя? – снова повторяет Каррик и недоверчиво морщится.

– Кто его знает. – Кристиан пожимает плечами и проводит ладонью по моей спине.

– Эй, – шепчет он. Потом берет пальцами за подбородок и запрокидывает мою голову. – Перестань плакать.

Я утираю нос рукой самым неприличным образом.

– А ты перестань пропадать.

 

Я шмыгаю носом, и его губы расползаются в усмешке.

– Неполадки в электрической части… странно, правда? – Каррик опять возвращается к теме пожара.

– Да, мне тоже пришло это в голову, пап. Но прямо сейчас я хочу спать. Подумаю обо всем этом завтра.

– Значит, СМИ знают, что тот самый Кристиан Грей найден живым и невредимым? – говорит Кейт.

– Да. Андреа и мои пиарщики разберутся с ними. Рос позвонила ей сразу, как только мы довезли ее до дома.

– Да, Андреа позвонила мне и сообщила, что ты жив. – Каррик усмехнулся.

– Да, надо повысить этой женщине жалованье. Но сегодня уже поздно, – говорит Кристиан.

– Леди и джентльмены, по-моему, это намек, что мой дорогой брат срочно нуждается во сне, – насмешливо заявляет Элиот. Кристиан морщится.

– Кари, мой сын в безопасности. Теперь ты можешь отвезти меня домой.

Кари? Грейс с обожанием смотрит на супруга.

– Да. Думаю, сон нам не помешает, – с улыбкой отвечает Каррик.

– Останьтесь, – предлагает им Кристиан.

– Нет, милый, я хочу домой. Теперь я знаю, что все в порядке.

Кристиан неохотно пересаживает меня на диван и встает. Грейс опять обнимает его, прижимается головой к его груди и закрывает глаза. Он тоже ласково берет ее за плечи.

– Я так волновалась, сынок, – шепчет она.

– Мам, все нормально.

Она откидывает назад голову и внимательно смотрит на него.

– Да, по-моему, так и есть, – медленно говорит она, бросает взгляд на меня и улыбается. Я краснею.

Мы идем в фойе следом за Карриком и Грейс. За моей спиной о чем-то горячо шепчутся Миа и Итан, но я не разбираю слов.

Миа смущенно улыбается Итану, а он удивленно глядит на нее и качает головой. Внезапно она скрещивает руки на груди и резко поворачивается. Он явно разочарован, трет ладонью лоб.

– Мам, пап, подождите меня! – с досадой кричит Миа. Пожалуй, она такая же переменчивая, как ее брат.

Кейт крепко обнимает меня.

– Вижу, пока я пребывала в блаженном неведении на Барбадосе, тут у вас творились серьезные дела. Я вижу невооруженным глазом, что вы втрескались друг в друга. Я рада, что он жив-здоров. И не только за него, Ана, но и за тебя тоже.

– Спасибо, Кейт, – шепчу я.

– Да, кто знал, что мы одновременно найдем свою любовь? – усмехается она. Ну и ну. Вот она и призналась.

– Влюбимся в братьев? – смеюсь я.

– В конце концов, станем родней, – добавляет она.

Я напрягаюсь, потом мысленно одергиваю себя, когда Кейт отстраняется и смотрит на меня своим инквизиторским взглядом. Я краснею. Черт побери, может, сказать ей о его предложении?

– Пойдем, детка, – зовет ее Элиот от лифта.

Я получаю отсрочку.

– Ладно, Ана, завтра поговорим. Ты сегодня устала.

– Конечно, Кейт. Ты тоже – ведь вы сколько были в дороге.

Мы еще раз обнимаемся, потом они с Элиотом входят следом за Грейс в лифт. Итан жмет руку Кристиану и быстро обнимает меня. Он, кажется, расстроен, но входит вместе с ними в лифт, и дверцы закрываются.

Когда мы выходим из фойе, Хосе стоит в коридоре.

– Слушайте. Я пойду спать… покину вас, – говорит он.

Я смущаюсь. Почему это так неловко?

– Ты знаешь, куда идти? – спрашивает Кристиан.

Хосе кивает.

– Да, экономка…

– Миссис Джонс, – поправляю я.

– Да, миссис Джонс уже показала мне. Ну и квартирка у тебя, Кристиан!

– Спасибо, – вежливо отвечает Кристиан, встает рядом со мной и обнимает меня за плечи. Наклонившись, целует мои волосы.

– Я пойду поем, миссис Джонс что-то мне приготовила. Спокойной ночи, Хосе. – Кристиан возвращается в зал, оставив меня с Хосе у дверей.

Ого! Оставил наедине с Хосе.

– Ну, спокойной ночи. – Хосе неожиданно застеснялся.

– Спокойной ночи, Хосе. Спасибо за поддержку.

– Не за что, Ана. В любое время, если твой крутой бойфренд снова пропадет, я буду здесь.

– Хосе! – одергиваю я его.

– Шучу. Не злись. Я уеду рано утром. Еще увидимся когда-нибудь, да? Я скучаю без тебя.

– Конечно, Хосе. Я надеюсь, скоро увидимся. Извини, что сегодня все получилось так… хреново. – Я виновато усмехаюсь.

– Да уж, – фыркает он. – Хреново. – Он обнимает меня. – Серьезно, Ана, я рад твоему счастью, но если я тебе понадоблюсь, то я всегда буду рядом с тобой.

– Спасибо.

Его губы раздвигаются в печальной, горько-сладкой улыбке, он поворачивается и идет наверх.

Я возвращаюсь в комнату. Кристиан стоит у дивана и глядит на меня с непонятным выражением на лице. Наконец, мы одни, и мы глядим друг на друга.

– Знаешь, ему сейчас тяжко, – тихо говорит он.

– Откуда вы знаете, мистер Грей?

– Я узнаю симптомы, мисс Стил. По-моему, у меня такой же недуг.

– Я думала, что больше никогда тебя не увижу, – шепчу я.

 

Вот, слова прозвучали. Все мои худшие страхи аккуратно уместились в короткой фразе.

– Все было не так страшно, как кажется.

Я подбираю с пола его пиджак и ботинки, иду к нему.

– Я захвачу, – шепчет он и протягивает руку за пиджаком.

Он смотрит на меня с высоты своего роста так, словно во мне сосредоточился весь смысл его жизни. Еще я уверена, что его глаза отражают, как зеркало, мой взгляд. Он здесь, на самом деле, здесь. Он заключает меня в свои объятия, крепко обхватывает меня руками.

– Кристиан! – ахаю я, и мои слезы снова льются ручьем.

– Тише, – успокаивает он меня, целует мои волосы. – Знаешь… за несколько секунд настоящего ужаса, перед тем как я посадил вертолет, все мои мысли были о тебе. Ты – мой талисман, Ана.

– Я думала, что потеряла тебя, – вздыхаю я.

Мы стоим, обнявшись, снова подключаемся друг к другу, подбадриваем друг друга. Я стискиваю его руками и вдруг замечаю, что до сих пор держу его ботинки. Они со стуком падают на пол.

– Пойдем примем вместе душ, – бормочет он.

– Давай. – Я гляжу на него и не хочу отпускать его от себя. Он берет меня за подбородок.

– Знаешь, Ана Стил, ты прекрасна даже в слезах. – Он наклоняется и нежно целует меня. – И у тебя такие мягкие губы. – Он снова целует меня, более страстно.

О боже, подумать только, что я могла его потерять… нет…

Я перестаю думать и вся отдаюсь его страсти.

– Мне надо повесить пиджак, – говорит он.

– Брось его, – шепчу я возле его губ.

– Не могу.

Я отодвигаюсь и удивленно гляжу на него.

Он усмехается.

– Вот почему.

Он достает из внутреннего кармана коробочку с моим подарком. Бросает пиджак на спинку дивана, а сверху кладет коробочку.

«Лови момент, Ана», – торопит меня мое подсознание. Что ж, уже первый час ночи, так что технически его день рождения уже наступил.

– Открой ее, – шепчу я с бьющимся сердцем.

– Я как раз надеялся, что ты скажешь это, – ворчит он. – Мне безумно любопытно.

Я лукаво усмехаюсь. У меня кружится голова от волнения. Он застенчиво улыбается мне, и я таю, несмотря на бешено стучащее сердце. Я с восторгом вижу на его лице легкую насмешку над собой и вместе с тем заинтригованность. Ловкими пальцами он разворачивает и открывает коробочку. Его брови удивленно ползут кверху, когда он выуживает из нее маленький прямоугольный пластиковый брелок с картинкой, которая вспыхивает и гаснет, словно светодиодный экран. На ней изображена панорама Сиэтла и надпись на ней – «СИЭТЛ».

Он с минуту глядит на картинку, переводит удивленный взгляд на меня. Морщины прорезают его прекрасный лоб.

– Переверни на другую сторону, – шепчу я, затаив дыхание.

Он так и делает, и его глаза устремляются на меня, большие и серые, а в них горят удивление и радость. Его губы раскрываются в улыбке.

На брелоке вспыхивает и гаснет слово «ДА».

– Поздравляю с днем рождения, – шепчу я.