Из-за кровной мести

В старые времена в жизни нашего народа не было большего источника несчастий, чем обычай кровной мести. Когда два рода становились кровниками, каждый из них собирался в дом старшего рода на семейный совет; дело решали всем родом, потом, после решения, посылали сказать всем членам своей фамилии, где бы они ни находились, хоть на краю земли: «Эй ты, такой-то, знай, что с такой-то фамилией мы в кровной вражде! Остерегайся же и мсти!»

Кровной мести не бывало конца, она переходила от поколения к поколению, пока один род не истреблял другой, или пока мудрый народ не примирял их.

Такая вот кровная месть возникла когда-то, в давно прошедшие времена между двумя фамилиями — Албегата и Кобета, и не предвиделось ей конца. Сменялись поколения, а враждовавшие не переставали проливать кровь друг друга.

Даже теперь еще, когда имеют в виду что-нибудь затянувшееся слишком долго, говорят: «Затянулось это дело, как кровничество Албегата и Кобета».

История кровничества этих двух фамилий осталась таким образом в памяти народа, как какая-то легенда. Добро бы еще эта вражда началась из-за какого-нибудь серьезного дела, тогда народ (ведь чего не бывает) не осудил бы их, но дело возникло из-за сущих пустяков.

Был у них когда-то спорный покос, лесная полянка за аулом Масгута, с которой снимали всего каких-нибудь две копны.

Говорю покос, но что это был за покос! Кусочек общего выгона — только и всего. Раз его скосил один из Кобета, человек довольно глуповатый, на второй год — один из Албегата, скаред, не только скосил его, но и установил изгородь, чтобы туда не забирался скот аула. Не хватало народу земли, и каждый из-за клочка готов был идти на смерть, иначе как.

Народ предупреждал сына Албегата не трогать выгон, говорил, что выгон этот общий и что все равно не оставит его за ним. Тот все обещал убрать изгородь, но обещания не выполнял. Когда же настал третий год, косить этот кусочек пришли и Кобета и Албегата. Какая-то злая сила заставила их выйти в один и тот же день. Вероятно, опасаясь, что другой скосит его раньше, они и вышли, чтобы первыми попасть на сенокос. И встретились там лицом к лицу.

— Эй, ты, осёл, сын Кобета! — кричит Албегата. — Что тебе нужно здесь, на моем покосе?

— Сам ты осел и сын собаки, что тебе нужно здесь? Ведь я первый его скосил! — закричал в свою очередь Кобета.

— Как бы ни так! Что, он в наследство что ли перешел к тебе от твоего доброго отца, чтобы ты его косил? Убирайся, пока цел, рожденный сукой! — хорохорился Албегата, стараясь запугать Кобета.

Слово за слово, оскорбление за оскорбление, разгорелась ссора между двумя мужчинами. Не нашлось никого в этом глухом месте, чтобы разнять.их, и пока Кобета думал: «Ударю его косой», Албегата опередил его и нанес ему подлый удар, проткнув кинжалом бок. Тот упал, как же иначе. А Албегата вернулся домой. Не в добрый час вышел он на сенокос!

Кобета, бросившись на поиски своего мужчины, нашли его полумертвым на этой роковой поляне. Отнесли его домой, стали за ним ухаживать, но тот все не поправлялся и через две недели умер. Похоронили своего покойника Кобета. Народ пошел и сломал изгородь, которая была на поляне: и по сегодняшний день еще тот клочок земли остался общим выгоном, а две фамилии стали кровниками.

Когда кровниками становятся жители далеких друг от друга ущелий или аулов, тогда беда еще не так велика, потому что врагов отделяет расстояние; они не видят друг друга, не раздражаются то и дело и не мозолят друг другу глаза. Но ужасна беда, когда кровниками становятся две фамилии в одном ауле. Тогда народ ничего уж не может поделать. Надо то и дело разнимать их, и жители аула теряют всякий покой. Только отвернешься, как: «Спасите, истребляют друг друга!», и опять бросай работу, беги разнимать их. Невмоготу становится тогда и тем фамилиям, с которыми случается это несчастье. Вот и эти две фамилии находились в постоянном беспокойстве: ни покончить друг с другом не могут, ни примириться не хотят. Ничего не удалось сделать и жителям аула. Под конец осточертело это дело всем.

Взгляните-ка, ма хурта, там, на опушке, стоят башня Албегата и развалины их жилищ, а напротив, на расстоянии выстрела, у речки, близ опушки леса, башня и жилища Кобета.

Теперь обе фамилии вымерли, не осталось из них никого в живых. И молча смотрят друг на друга эти башни.

После того, как эти фамилии стали кровниками, они непрерывно и жестоко воевали друг с другом, запершись в башнях. С утра до вечера не прекращалась перестрелка, и пороховой дым туманом стлался над обеими башнями.

Если взглянете на переднюю часть башни Кобета, то и теперь заметите, что ее камни отбиты и расколоты пулями Албегата. Башня Албегата была в таком же состоянии от пуль Кобета, но теперь от нее ничего не осталось, кроме основания. Ее разрушили царские войска, когда воевали с абреками Куда.

Проходили годы, но примирения между двумя враждовавшими родами не наступало. Аул просто устал от их междоусобиц. Много раз вмешивались народные представители, много раз становились между ними и уговаривали, но те ни во что не ставили эти просьбы и советы, и тогда народ махнул на них рукой.

Под конец дело дошло до того, что, когда начиналась между ними перестрелка и обе башни скрывались в пороховом дыму, народ начинал смеяться, говоря: «Ой, смотрите, опять Кобета и Албегата взялись истреблять друг друга, запершись в башнях!»

Да и как было не смеяться народу над ними? Ведь что они могли сделать друг другу, сидя в башнях? Вместо того, чтобы прямо схватиться грудь с грудью, сойтись лицом к лицу, они зря только изводили порох; когда же прекращалась стрельба, ребятишки шли к подножию башен собирать свинец.

После одного чудовищного случая совсем отвернулся от них народ. Был у наших дедов обычай: когда фамилии, скрывавшиеся в башнях, начинали испытывать недостаток в пище и воде, они высылали женщин, чтобы те доставили им все нужное. И когда женщина несла пищу или воду в башню, нельзя было ее трогать. Так требовал обычай. К тому же женщину вообще не убивали за кровь, это считалось у дедов позором.

И вот однажды обе фамилии, пробыв долго в башнях, выслали женщин: Албегата за водой, Кобета за едой — по одной женщине. Вдруг кто-то из Кобета прицелился, и в тот момент, когда женщина Албегата подавала в башню воду, он выстрелил в нее. Она упала замертво. Тогда и Албегата,. не сдержав своего возмущения, выстрелили в женщину Кобета и убили ее, когда та несла пищу. Это мерзкое дело показалось народу таким гнусным, что он плюнул на них, говоря: «Перебейте же друг друга, подлые нарушители обычая!»

Один из Кобета, по имени Радзам, богатый человек, считавший примирение ниже своего достоинства, мутил своих сородичей. Он бывал раньше в Грузии и немного понимал по-грузински.

И вот однажды пошел слух, что какие-то воители двигаются через ущелье Хад по реке Арагва, предавая смерти все на своем пути. Называли их фарсами и говорили, что они уничтожили всю Грузию. Тогда Радзам сел на своего коня и поехал за Кел навстречу фарсам, но для какой цели, того никто не знал.

Потом возникла молва, будто фарсы наступают через Кел на страну башен, с ними вместе и Радзам и что воинов у фарсов больше, чем листьев в лесу. Тогда все население скрылось в башнях и крепостях, готовясь к войне. Первой на пути движения фарсов после Кела была местность Мас-гута.

И вдруг с узенькой поляны действительно показалось огромное войско, впереди которого на сером коне гарцевал их вождь. Передовая часть войска, добравшись до аула Масгута, тотчас же подожгла дома. Народ стал стрелять по ним из башни. Один из Барсагата, прославленный стрелок, взглянув с верхушки башни на предводителя фарсов, вложил в ружье двойной заряд и выстрелил в него. Тот упал с коня. Фарсы, увидев это, были поражены, начали что-то лопотать по-своему, потом, схватив покойника, пустились бежать, бросив всех своих убитых. Скоро они скрылись за Келом.

После их ухода собрался, ма хурта, народ со всего края Масгута. Думали, рядили и решили, что иноземного врага привел к ним Радзам. Тогда объявили ему всем аулом презрение, отреклись от него и изгнали со всей его семьей.

Изгнание Радзама принесло огромную пользу. Прошло немного времени, как оба враждовавших рода послушались совета старейших народа и помирились друг с другом.

Вот каким источником кровопролития бывал обычай, когда кровник, в своем ослеплении ярости, переставал бояться даже гнева народа и приводил, как сообщника, в свой край порой и чужеземного врага.