Сланта и Фарниата

Не выразить словами, в какой почести жил и состарился¹ Сланта Дохтаби. Далеко разнеслась молва о глубине и гибкости его ума. Был он мужчиной совета. Откуда только не шли к нему советоваться по тому или иному делу, решать вопросы о кровной мести, о примирении фамилий! В почете состарился Дохтаби, в почете и умер в глубокой старости. Но после смерти многие стали проклинать его.

Когда он умер, фамилия Сланта устроила ему пышные поминки, потому что ни в чем не знал недостатка этот род, ни в зерне, ни в скоте. Был он фамилией многочисленной, могучей и богатой. В течение всего года не прекращали Сланта поминок по Дохтаби, чтобы и в царстве мертвых не пошатнулся, не пропал тот почет, которым он пользовался при жизни.

И для них самих это было честью, ведь кто торжественнее и богаче умел устраивать поминки в те стародавние годы, гот и стяжал себе большее имя в наших краях.

Однажды вздумали Сланта, чтобы напомнить народу имена Дохтаби и других своих покойников, устроить им поминальную трапезу. Так как это должны были быть последние-поминки по Дохтаби, то Сланта решили устроить их так, как никто и никогда еще не устраивал. В те времена тот, кто хотел воздать большие почести своему покойнику, устраивал скачки, стрельбу, алам[44] и много чего другого. Почему бы Сланта обделили своих покойников? И еще за шесть месяцев до дня поминок они роздали скачки[45].

Роздали Сланта скачки тем, с кем были более всего дружны — наиболее почитаемым людям. Все тогда делали так. Одно место было оставлено за самими Сланта, другое отдано Фарниата Тотазу, так как был он человеком уважаемым, к тому же приходился им роднёй. Остальные места были розданы другим фамилиям.

В скачках бывало обычно три лошади. Сланта же для большей славы роздали пять.

Как было не готовить своих коней тем, кому были розданы скачки! У Фарниата был скаковой конь, прославленный в этой местности. Начал он за ним ухаживать. Держал его на чистом ячмене, купал ежедневно в чистой родниковой воде, не пускал больше на свежую траву, джигитовал на нем, испытывал и таким образом как следует подготовил коня к скачкам. Конь подтянулся, упругой сталью играли его мускулы, как сабля, блестело тело.

Другие фамилии тоже готовили своих скакунов, иначе как же. Кто не надеялся на свою лошадь, тот брал у других на это время коня хорошей стати и ухаживал за ним у себя, упражняя к скачкам. У Сланта не оказалось своей лошади, на которую б они могли положиться, но они взяли в Наре⁴⁷ отличного коня и стали готовить его.

Тем временем настал и день поминок. Собрались в Бры-тат⁴⁸ жители ближних аулов от мала до велика. Во всем крае Масгута никого не осталось дома. Сланта, конечно, были готовы. Усадили в полдень весь народ на полях Брытата[46], у склепа Сланта, за заранее приготовленные столы. Не успели еще прислуживающие положить на стол даже хлеб, как к склепу подвели пять скаковых лошадей. Все встали, и один из стариков Сланта, в сопровождении изрядного количества людей и хозяев лошадей, подошел к склепу. Там помянул он покойников, в честь которых были устроены скачки, благославил участников и пересчитал призы: крымское ружье, пистолет, шашка, несколько кинжалов, несколько голов скота, верхняя одежда. Самый большой подарок предназначался тому, кто пришел бы первым.

Народ дивился таким небывало богатым подаркам, восхвалял Сланта, в то же время поминая их славных покойников. Потом, да сделает тебе бог благо, выборные мужчины осмотрели всадников. По положению, наездники все должны были быть одних лет, одного роста и веса.

Такими они и оказались. На лошадь Фарниата сел младший сын самого Тотаза, по имени Агай. Сланта Ахлау, которому была дана от его фамилии скачка, посадил на свою нарскую лошадь старшего сына Мурата. Были назначены наездники и на остальных скаковых лошадей, иначе как. Затем всадникам роздали на дорогу легкую и вкусную пищу и проводили их в аул Уанел, откуда должны были начаться скачки. Ахлау сверкнул глазами на сына и сказал ему тихо: — Если не придешь первым, не быть тебе живу! Делай как хочешь, но приходи первым. Смотри, не осрами меня!

После этого всадники тронули лошадей. Кони, танцуя, легко снялись и скоро скрылись внизу, за перевалом Брытата. А народ сел за обильную трапезу, иначе как.

К тому времени положили на стол хлебцы, выпеченные из чистой пшеницы, нарезанное мясо, подали напитки, а как же иначе.

Сланта, умиравшие от желания составить себе имя и прославиться, не будучи именитыми, угощали гостей соленым фахсыном[47] и вином. На каждые шесть человек подавали целый фахсын, а вина было больше, чем воды. Сверх того на каждый аул выделили целого быка. На удивление всем должна была пойти молва о таких поминках. И, действительно, еще сегодня, когда хотят похвалить чьи-либо поминки, говорят: «Сделал поминки, ну, прямо, как Сланта». Кто другой, ма хурта, имел возможность устроить угощение из цельного фахсына, да еще на столько человек? Но фамилия Сланта была многочисленна, и добра у нее тоже было много.

Угощают Сланта сидящих за поминальной трапезой, уговаривают: «Поешь, выпей». Когда поминки были в полном-разгаре, старшие сыновья Сланта для пущего блеска внезапно запели. Народ поблагодарил их за такое благолепие и развеселился.

Тогда старший сын Сланта направился в ту сторону, где сидели женщины, взошел на плоскую кровлю и крикнул оттуда:

— Всех, кто только почтил нас сегодня и помянул наших покойников, да возблагодарит вместо меня бог! Все, у кого есть кувшины, пусть наполнят кувшины, у кого бутылки, пусть наполнят бутылки, а у кого нет никакого сосуда и кто не найдет себе такого и не наполнит его вином, или кто не возьмет наполненного нами сосуда в свой полный, как чаша, дом, на того пусть падут мои грехи и грехи моих покойников!

Женщины обыкновенно недолго сидели на пирах и на ло-кйнках. При этих словах они встали из-за стола и взяли свои сосуды, иначе как было бы. В баганыдоне[48] всем подходившим прислуживающие наполняли кувшины. Вот какой почет устроили себе Сланта!

Когда день клонился к закату, Сланта вынесли на кровлю башни жердь, на верхнем ее конце прикрепили серебряный рубль и крикнули:

— Да сопровождает удача ваши ружья, о народ! Да будет добычей вашего выстрела тур или олень! Кто собьет с вершины склепа этот рубль, тот получит двух быков или верховую лошадь, по своему выбору!

Молодежь — лучшие стрелки — хлынула на холм стрелять в жердь, иначе как было бы. Многие надеялись на меткость своего глаза и на бой своего ружья, многим захотелось взять такой большой приз, а так как желающих оказалось очень много, установили очередь на стрельбу, поставили наблюдателей и, айда-мардза, началась такая пальба, что ружейный дым застлал все кругом.

Но Сланта из хитрости поставили мишень слишком далеко, так что с трудом можно было разглядеть на нем рубль, к тому же он блестел на солнце, обманывая зрение...

Жжет народ порох, летят пули но где там! Изрешетили жердь, в рубль же не попадал никто. В это время один из фамилии Хадайта, по имени Тладт, известный стрелок, воспользовался минутой, когда облачко закрыло солнце, нацелился, и трах... зазвенел рубль, пуля сбила его. Гости осыпали похвалами Тладта и снова сели за стол.

Солнце уже заходило, когда наблюдатели возвестили, что скачущие миновали аул Згубир. Тогда один из стариков Сланта, взяв бедренную часть быка и маленький флажок, в сопровождении большой толпы подошел к склепу, в котором был погребен Дохтаби, и остановился. Тому из, наездников, кто доскакал бы первым, старик вручил бы бычье бедро и флаг.

Всадники были уже у худисана[49] Брытат и неслись по боковой дороге. Впереди шел сын Сланта, за ним Фарниата, другие же сильно отстали. Кое-кто из гостей сел на коней, но все зашумели, запротестовали, заставили их сойти: в скачках с самого начала не было уговора о помощниках.

Скачут лошади, иначе как же, по боковой дороге. Пыль от их копыт летит до самого неба. Приближаются к склепу. Народ кричит, волнуется. Все уверены, что первым придет Сланта. Вдруг Фарниата издал какой-то странный свист, хлестнул свою лошадь и отпустил поводья. Смотришь, он, как ветер, нагоняет Сланта. Все были поражены. Скачет Сланта тю краю узкой дороги, бьет свою лошадь, что есть мочи, но где уж! Лошадь Фарниата, точно только сейчас начала скакать, летит легко и бодро. Понял народ, что Фарниата все время берег силы своего коня и что только теперь пустил он его во весь опор. Видят все, что лошадь Фарниата придет первой. Народ шумит, Ахлау бесится от злобы, хмурит гневно брови.

Догнал Фарниата Сланта, но в тот миг, когда он должен был опередить его, Сланта вдруг повернул своего коня поперек, и лошадь Фарниата налетела боком на грудь лошади Сланта. Да будет так с проклинающим тебя! Коня со всадником отбросило к пропасти, и там далеко внизу, в ущелье, разбились они насмерть, изуродованный всадник и его лошадь.

Кинулись Фарниата к оружию, но что они могли сделать среди такого множества людей? Разняли их. Безбожным показалось народу содеянное сыном Сланта. «Вы сами сделали-своего покойника недостойным, опозорили его», — сказали все, и никто больше не сел за стол Сланта.

Спустились в ущелье, вынесли Фарниата, понесли его с плачем и воплями к склепу его фамилии в аул Астауккаг Ер-ман и погребли там. После этого каждый отправился домой. Кровная месть пошла с тех пор между двумя родами, а то как было бы. Стали преследовать они друг друга, искали случая зарубить шашкой, застрелить из ружья. Многим из рода Сланта злодеяние сына Ахлауа также не пришлось по сердцу, так как оно покрыло их имя позором, осквернило память их покойника. И они отвернулись от Ахлауа. А Фарниата, затаив в сердце страшную злобу, все, сколько их было (хотя и маленькая была их фамилия), не давали Ахлау и его ближайшим однофамильцам даже выглянуть из дому. Когда наступила осень, ма хурта, пора осенних работ, Ахлау оказался, как в плену. Считался он богатым не только в своем роде, но и во всем ущелье. Ему надо было выполнить осенние работы, но разве осмелился бы он из страха перед Фарниата выйти на поле или на покос?

Ничего не оставалось ему делать, стал он просить у Фарниата отсрочки. Фарниата пришлось согласиться, нельзя было по обычаю отказать кровнику в сроке, если тот просил. Дали Фарниата роду Сланта месячный срок.

Маргита выступили поручителями до конца срока, и Ахлау уплатил своим кровникам шесть отборных коров. Потом приступил без боязни к осенним работам, как было бы иначе. Грубым, бессовестным человеком был Ахлау, ма хурта, избалован был жизнью и играл ею, как альчиком. Что бы ни вздумалось ему, чего бы ни захотелось его сердцу, он тотчас же приводил в исполнение. Была у него в Кабырджине любовница, одинокая вдова, без однофамильцев, без роду, мать сирот. Он часто ночевал у нее, а чуть свет возвращался домой, чтоб никто его не приметил.

Разве такое мерзкое дело соответствовало обычаям и достоинству наших дедов!

Заручившись месячным сроком, однажды навестил он свою любовницу-вдову. Неизвестно, чем он обидел эту женщину, только говорили, что он овладел ею насильно: попав, как-то в Кабырджин на свадьбу, много выпил и, сильно опьянев, зашел пьяный в дом этой беззащитной женщины и, бессовестный человек, насильно овладел ею. С тех пор затаила она против него злобу. И вот она, желая отомстить ему, дала знать Фарниата, что в такую-то ночь Ахлау придет в Кабырджин и что теперь все зависит только от них самих.

Хотя данный Ахлау срок еще не кончился, но Фарниата не смогли больше сдержать злобу, не посмотрели они на то, что не имели еще права трогать своего кровника. Устроили они, ма хурта, в ту ночь засаду. И вот в лунную ночь появился перед ними Сланта, откуда он мог знать, что его ждало несчастье! Фарниата набросились на него и изрубили шашками. В порыве злобы нарушили обычай о сроке, отомстили за кровь, вопреки законам адата.

Не терпел, ма хурта, в те поры народ нарушения обычая. Преступным показалось ему содеянное Фарниата, хотя начало вражде положил сам Сланта. Особенно возмутило это Маргита, которые выступили поручителями за Сланта перед Фарниата.

И вот однажды осенью двинулись Маргита походом на Фарниата. Было их числом больше, чем листьев в лесу. Подошли к склепу Фарниата, разрубили на части суку со щенятами, закинули их в склеп и вернулись к себе. Таков был тогда обычай: если кровник нарушал срок, тот, кто выступал поручателем до конца срока, должен был в этом случае зарезать суку и забросить ее в склеп покойников нарушителя. Не сделай этого поручитель, он не осмелился бы показаться в народе от стыда, никто не отведал бы больше его хлеба, никто не взял бы девушку его фамилии.

Осетинский народ не знал более страшной обиды, как зарезать собаку и кинуть ее в склеп. Это было хуже убийства, хуже похищения девушки, хуже истребления фамилии. Но Маргита не могли не выполнить обычая и потому они сделали так.

Когда Фарниата узнали об этом, оставили они свои работы, погнались за обидчиками, и в Нижнем Кугоме произошел бой между двумя фамилиями. Пока из ущелья подоспел народ, чтобы разнять их, обе стороны нанесли друг другу ужасный урон.

Подоспевшим с трудом удалось разнять их. Маргита увезли своих покойников с отрезанными ушами. Фарниата, отрезав им в бою уши, закинули их в свой склеп вместе с телами своих покойников и, очистив таким образом склепы, закрыли их.

Но велика благость народа — он заставил все три фамилии примириться, иначе как же.

Вот какие обычаи соблюдались в те времена нашими предками, обычаи, губящие их!