Американские социологи обожают статистику и верят в различные опросы.Это, видимо, связано с тем, что в их стране к этому относятся серьезно.Каждый изо всех сил старается правдиво ответить на поставленные вопросы.Вот почему таким социологам трудно понять, что во Франции люди большейчастью не любят (несмотря на все гарантии того, что их ответы останутсяанонимными) говорить о своих личных проблемах, так что в нашей странеответы на такого рода анкеты являются уклончивыми или даже неверными. Один молодой американец, ревностный поклонник подобных опросов, пришелвчера повидать меня и заявил: -- Я занят научными изысканиями о влиянии, которым пользуются женщиныво Франции. В своих книгах вы часто говорили о важной роли, которую играли вистории вашей страны различные салоны. Я прочел работы о госпоже Дюдеффан, огоспоже Рекамье, о госпоже де Луан, и о госпоже Арман де Кайаве*. Полагаетели вы, что и до сих пор существуют столь могущественные женщины, способныеповлиять, к примеру, на исход выборов во Французскую академию или выдвинутьчеловека на пост премьер-министра? -- Вы затронули две совершенно разные проблемы, -- ответил я. -- Нет,ни одна женщина в наше время не могла бы повлиять на исход выборов воФранцузскую академию. Прежде всего, я не вижу ни одной женщины, у которойбыли бы друзья во всех группировках, из которых состоит Академия. Нанабережной Копти заседает определенное число независимых академиков,предпочитающих уединение: они никогда не посещают салонов, не обедают вгостях, сами никого у себя не принимают и, таким образом, действительнонедоступны. Как же может кто-либо повлиять на их мнение перед выборами вАкадемию? -- Стало быть, ныне нет уже больше таких женщин, как госпожа Рекамье? -- Госпожа Рекамье могла заполучить один голос, быть может, два илитри, да и то не наверняка. Разумеется, женщина может заручиться обещанием,но не повлиять на исход голосования!.. Что касается поста премьер-министра,то кандидату на эту должность нужно получить триста двенадцать голосов! Чтоже тут, черт побери, может сделать одна женщина? Самое большее, на что онаспособна, если она ловка и смышлена, -- это взять на себя ролькатализатора: устроить встречу руководителей противоборствующих группировокдепутатов, устранить недоразумения. Однако это будет скорее подготовкауспеха, но не сам успех. Она, пожалуй, создаст благоприятную атмосферу, ну адальнейшее от нее не зависит. -- И тем не менее, -- возразил он, -- во Франции все еще говорят обэгериях. -- Эгерией звали нимфу, вдохновлявшую Нуму Помпилия* -- сказал я. -- Онутверждал, будто встречается с нею в священном лесу и она дает ему советы отом, какую ему проводить политику. Мудрая тактика, способная снискатьдоверие суеверного народа; однако эгерия не более чем миф... Как быламифом, так и осталась. Заметьте, однако, разницу: я не думаю, что женщинаможет проложить мужчине путь к власти, но допускаю, что она порою делает егодостойным этой власти. Во Франции многие из наших будущих государственныхдеятелей приезжают в столицу из своего захолустья неотесанными. Они умны,красноречивы, но лишены изящных манер, искусства вести беседу, а ведь этонеобходимо для того, чтобы завоевать Париж. И прекрасно, если над нимивозьмет опеку женщина, которая то ли из любви, то ли из честолюбия захочетих образовать. Актриса, светская дама или просто просвещенная женщинаотшлифует эти необработанные алмазы. Она откроет провинциалу тайны Парижа искрытые пружины различных слоев общества. Это не ново. Перечитайте Бальзакаи обратите внимание на восхитительную жизненную программу, которуюнабрасывает в романе "Лилия долины"* госпожа де Морсоф для своего юноголюбовника. -- Значит, вы допускаете, что эгерия в бальзаковском смысле все ещесуществует? -- Она будет существовать до тех пор, пока на свете не переведутсяженщины, мужчины и правительства. Не так ли, querida? Вы знаете это лучше кого бы то ни было. Прощайте.
