Картина пятнадцатая
Тот же день. Те же комнаты Глебовых, что и в первом действии. В комнате нет Витькиной кровати. На бывшей Сашиной кровати лежит отец Саши. Ширмы нет. Саша стоит у окна. Рядом с ней – мать. Мать. …Сам виноват, значит… Врачи говорили – пить нельзя, курить нельзя… А ему ж слова не скажи – сразу в зубы. Саша. Витьке посылку будешь посылать? Мать. Да собиралась… Саша (достаёт из сумочки деньги). Вот возьми. Пошли чего получше. Мать (прячет деньги). Я-то пошлю… Только он пишет: не посылай, мам, лучше ничего, всё равно либо раздашь всё – закон у них такой, - либо отнимут… Саша. Ты всё равно пошли. Мать. Я-то что… Я-то пошлю… Саша. У тебя кино во сколько? Мать. В двенадцать. Сейчас пойду… Оттуда – сразу на дежурство… В семь утра завтра приду. Будешь сидеть? Саша. Посижу. День свободный. Мать (показывает на лекарства). Вот эти через час давать. А это кончилось. Вот рецепт. Хочешь – сходи… Саша. Схожу. Мать. А не хочешь – не ходи. Не мучь себя из-за этого… (Кивает на отца.) Я тоже было сначала засуетилась… а он уж месяц такой лежит: ни бе ни ме… Надоел – сил нет. (Подходит к кровати мужа.) Ну что? Не подох ещё? Саша. Мама, не надо так… Отец. Ы-ы-ы… Я н-нет… Мать. Чего «не надо»? Защищаешь его… Он тебе всю жизнь испортил. Из-за него из дому ушла… Меня с двадцати лет мучил, в гроб вгонял. Витька через него пьянчужкой, ворюгой стал. А ты – «не надо». Как его кондрашка хватила, я только тут и оживать-то начала. Хоть в кино сходишь, хоть в гости съездишь. А то же – ничего… (Мужу.) слышь, что ль? Кровопивец ты, полный кровопивец… Чего следовало тебе, то и получил… Отец. Ы-ы-ы… Э… л-л… ю… л…ю… Мать. Говорит ещё чего-то… Всё уж теперь, отговорился. Саша (вертит в руках безделушку). По-моему, он сказал: не люблю. Мать. Это мне, что ли? (мужу.) а мне всё равно. Любишь, не любишь – дело твоё. Я в кино пошла… в кинотеатр «Мир»… (Набрасывает плащ. Саше.) Ушла, значит. Еда – в холодильнике. Надоест сидеть – так пойди погуляй. Не связывай себя. А спать ложись в спальне. А то мычать начнёт – не заснёшь… Саша. Я спать, наверное, не буду… Мать. Смотри… (Уходит.) Саша походила по комнате. Постояла у окна. Отец заплакал, пытается сползти с постели. Саша. Ты что? Ты что? (Укладывает его.) Отец. Не… у-ха-и… Саша. Я не уйду… Я теперь часто бывать буду… Ты поправишься… Отец. Не… у-гай… Саша. За что же мне тебя ругать? Ты не волнуйся… Отец. Я-я… Я-я… Те-бя… Саша. Да что уж тут… вспоминать… свои люди… Отец. Ыть-ка… Ыть-ка… Саша. Витька? Да… Я ему помогать буду… И когда выйдет… Он, в общем, мальчишка был добрый… Отец (плачет). Я-я… Я-я… (Затихает, указывает на дверь.) Эт-та… У-у-у-у-у… Саша. Ты про маму? Отец. П-па-хая… Л-ла-хая… Саша. Плохая? Отец. Д-да… Д-да… Саша. А ты не волнуйся… Тебе сейчас волноваться нельзя… Вот хочешь, я тебе патефон заведу?.. Вчера вечером на полатях разыскала… Пыль вытерла… и пластинки остались… Помнишь, ты любил слушать, я когда ещё маленькая была… Завести? Послушаешь? Отец. Да-а… Саша заводит патефон, ставит пластинку. Шаляпин поёт: «На воздушном океане Без руля и без ветрил…» Отец пытается поднять руки и показать Саше большой палец. Саша (останавливает пластинку). Ты что, папа? Не нравится? Отец. Ха-ошая узыка… Ха-ашо… Саша. Да… хорошо… Я помню, ты любил… я сначала пущу… (Пускает пластинку и отходит к окну.) Шаляпин поёт: «На воздушном океане Без руля и без ветрил Тихо плавают в тумане Хоры стройные светил». Картина шестнадцатая Тот же день. Чердак. Оголились стены. Почти никакой мебели здесь не осталось, только всякий хлам и поломанные стулья, и от этого чердак кажется больше, чем был. На подоконнике сидит девочка лет двенадцати, читает книгу. Дверь открывается, входит Олег. Девочка вскакивает. Девочка. Вы кто? Олег. А вы кто? Девочка. Я живу в этом доме. Олег. В этом? Девочка. Ну, в соседнем… Какая разница… Вам что здесь нужно? Олег (прикрывает дверь). Ничего… Так хожу по дому… Девочка. Вы зачем дверь закрыли? Я закричу… Олег. Зачем же кричать? Девочка. Дайте я уйду. А то кричать буду. Стекло разобью. Олег. Пожалуйста, не уходите… Я совершенно безопасный человек… Девочка. Врёте… а зачем дверь закрыли? Олег. Просто я очень удивился, что увидел вас здесь… я думал, тут никто не бывает… Мне захотелось поговорить с вами… Я часто здесь бывал в детстве… и потом… Девочка. Бывали? Олег. Я жил в этом доме… Ну как? Все равно боитесь? Девочка. Я не боюсь… Просто проявляю осторожность… Олег. Ну и как? Девочка. Знаете что? Если вы перейдёте к окну, а я перейду к двери, то тогда я с вами, может быть, и поговорю. Олег (смеётся). Хорошо. (Пошёл.) Девочка. Нет… не так… Идите по стене… А я – по другой. Олег (смеётся). Ладно. (Переходит по стене к окну.) Девочка, стараясь сохранить независимый вид, быстро переходит по другой стене к двери и берётся за ручку. Вы всё-таки уходите? Девочка. Нет, почему же… (Отпускает ручку двери.) Говорите. Олег (садится на подоконник). Вы садитесь… А то неловко… Девочка (присаживается на полусломанный стул). Вы только не подумайте, что я такая уж трусиха. Просто есть разные такие… люди…нехорошие… Нас даже в школе предупреждали. У нас в районе был ужасный случай … недавно… (Пауза.) Что всё вы молчите? Мне уже идти пора… Олег. Это до того странно, что вы здесь… Я даже сначала решил, что вы мне кажитесь… Девочка. Что же странного?.. Незаколоченный чердак… Мы в казаки-разбойники играли – сюда пробирались потихоньку… Они дверь на лестницу днём не запирают… Олег. Вы что читаете? Девочка. Так… Цветаева… Олег. А-а-а… А почему здесь? Девочка. Тихо… Никто не мешает… Олег. А как вас зовут? Девочка. Катя. А вас? Олег. Олег… Катя. Очень приятно… Олег. Я, знаете, просто давно здесь не был… Лет двенадцать… И в Москве последний раз – лет пять назад… Пауза. Катя… Расскажите мне что-нибудь… Катя. Какой вы странный… Что ж я расскажу? Я много чего могу рассказать… я не знаю, что вам интересно… Олег. Ну про школу хоть… Учителей боитесь? Катя. Чего? «Боитесь»… Жирно им будет. Олег. А мы так боялись… Я по крайней мере… Класса до восьмого… Как фамилию мою назовут – к доске, так сердце в пятки уходило. Катя. Это неврастения и трусость. Олег. Ой как вы меня… Катя. И рабство… Олег. Чего-чего? Катя. И рабство. Вы теперь и начальников своих, наверное, боитесь… В кабинет идёте – и сердце в пятки. Олег. Не так чтоб… Но немного… Катя. А мне папа не разрешает бояться. Он говорит, что все люди рождены свободными… И что нужно вытравливать в себе раба. Олег. Ваш папа, наверное, хороший человек? Катя. Да… Очень… Пауза. Олег. Катя… А я старый? Катя. Пока ещё немножко молодой… Олег. «Немножко»… Я вас увидел здесь – и показалось, что мне девяносто лет… Катя. Я пойду… Мне нужно… Олег. Жалко…Поговорили бы… Вам интересно? Катя. Вы, простите, какой-то не такой… Вы, например. Почему-то на «вы»… Это так странно сейчас… Сейчас кто чуть познакомится – сразу: «Эй, ты…» Особенно к детям. Олег. Я старомоден? Катя. Просто странно… И потом, если честно, я всё-таки побаиваюсь… Да и правда мне пора… (Приоткрывает дверь.) Олег. До свиданья, Катя…. Очень рад был с вами познакомиться… Катя (задержалась на пороге). Вам, по-моему, очень грустно… но вы не отчаивайтесь… Олег. Хорошо… Я не буду… Катя. В жизни так всё время: то хорошо, то плохо… До свиданья… Олег. До свиданья… Олег остался на чердаке один. Походи. Открыл большой ящик. Там – веники для метел. Достал, посмотрел, положил обратно. Присел на ящик. Насвистывает.
|
