Путь к мастеру

С чего начинается дорога к душе писателя? Конечно, с его книг. А дальше – со знакомства с его истоками, его малой Родиной.

Мы уже бывали в Толмачево много лет назад, когда Евгений Иванович Носов был еще жив, полон сил и бодрости зрелых лет, какие бывают у человека, умудренного опытом и сложностями жизни.

В нынешнем путешествии всем было грустно оттого, что не было рядом замечательного человека и писателя, но было и радостно: впереди ждал его «окоем детства», красоты природы, деревенское приволье, воспоминания и встречи с людьми, хорошо его знавшими.

Рассуждая о том, что породила в отце деревня, ее поэзия, сын Евгения Ивановича говорил: «Только подходишь к деревне, этот запах какой-то стелется, солнцем придавливает к земле. Стелется он над землей, полумедовый, полулимонный. А на запахи очень стойкая память. Можно забыть лица, можно забыть имена, многое, но только повеет каким-то старым запахом, сразу все всплывает, вспоминается. Так уж человек устроен. Вот и отец, наверное, когда писал, запахи напоминали, вызывали образы, те тянули воспоминания, и дальше всплывало, как разворачивались события…»

На дороге появились двое молодых мужчин с вилами. Мы спросили, знают ли они кого-нибудь из Носовых. Ответили, что живут здесь недавно, а потом все же один, узнав, что мы снимаем для телевидения, как-то задумчиво произнес: «Это для фильма о писателе Евгении Носове?» – и показал, где живут его родные. Оказалось, что их несколько таких домов, а из родственников, двоюродных, живет в деревне человек пятнадцать.

Искали… И словно оживали страницы рассказов Евгения Ивановича. Вот магазин. В точности такой, как в рассказе «Жених». И место на пустыре, на особицу, возле дороги… Вот и знойный полуденный выгон. Мы там были к двенадцати часам, но все же здесь обитала кое-какая живность. Семейно с петухами бродили разномастные куры. Возле пересохшей болотины толокся гусиный выводок. Встряхиваясь, туда-сюда переходил кудлатый рыжий бычок. Самое интересное, что прямо под машину, словно со страницы этого же рассказа, выскочил песик, настоящий Жучок. «Как похож!» – не удержалась я. Из-за забора донеслось: «Жук, Жучок, ты куда?». Тут уж меня самообладание покинуло, как и самого песика в рассказе. Такого не бывает! Правда, этот Жучок оказался совсем стареньким, несмотря на всю его веселость и ласковость, он семнадцать лет живет на свете. Возможно, мы его и видели двухлетним в том пятнадцатилетней давности походе.

Нашли мы сначала Евгению Ивановну Шкарутину, жену двоюродного брата Евгения Ивановича. Радуясь встрече, волнуясь, она рассказывала: «Вот на этом месте в палисаднике стоял старенький домик. Евгений Иванович всегда к нам сюда приезжал со своими друзьями. Они у него были писатели, врачи. Всегда любил природу, побыть на речке, погулять. Любил спать всегда на сене. Я старалась гостям постель предоставить. А он: «Нет-нет, Женя, мы на дворе, там сено. Мы на природе…» Приезжал всегда таким добрым, отзывчивым. Он вообще был человек необыкновенный… Идет, бывало, руки назад, размеренной походкой. Шевелюра у него такая седеющая. Русский богатырь…»

Снимали потом церковь, любимый писателем цикорий возле нее. Проехали мимо бывшей барской усадьбы, снова через переезд. И потом хотели добраться до любимой клюквинской поляны Евгения Ивановича, где растет дуб по имени Добрыня. Но не случилось: поехали не по той дороге, заплутали. Жалко… Мастер изобразил дуб послушными ему красками.

В Толмачево к деду и бабушке будущий писатель приезжал летом, по весне, иногда и зимой. А жил он тогда с родителями постоянно в Курске, на улице Красноармейской, в доме номер тридцать семь. Дом этот сохранился, теперь он числится под тридцать пятым номером. Совсем недавно, в апреле этого года (речь идет о 2001 годе), Евгений Иванович был возле него, делал фотографии родных мест.

В «Книге о Мастере» есть очерк «Повесть о детстве». Так можно все вместе озаглавить его рассказы о детских годах. «Далекое мальчишество мое… Уж не сон ли оно?» – пишет он в рассказе «НЛО нашего детства», где повествует о прилете в Курск дирижабля, невиданной штуковины, похожей на переросший огурец. Мальчишки, в том числе и будущий писатель, бежали на сеймский луг смотреть на это чудо как раз от этого дома. Евгений Иванович вспоминал о нем: «Что касается нашего дома, то это был единственный коммунальный дом на всей улице. Он стоял в глубине двора за большими воротами, всегда распахнутыми на улицу»…

Когда на встрече со студентами Носова спросили о его родителях и годах детства, он рассказал о трудном довоенном житье-бытье: «Мама – крестьянка, папа – рабочий. Оказали ли они какое-то влияние? Это было трудное время, и родителям было некогда заниматься нами. Отец приходил с работы очень поздно. У него были разные специальности, но все слесарного толка. Одно время он работал котельщиком. У меня есть об этом рассказ «Мост». Что касается мамы, то она в прошлом крестьянка. Но когда приехали в Курск, то она поступила на завод. Работа у нее была тяжелая, связанная с ржавой пылью, с осколками металла. Часто она приходила домой с опухшими и покрасневшими глазами. Ей было недосуг заниматься с детьми».

Однажды мне довелось беседовать с мамой Евгения Ивановича – Полиной Алексеевной. Ее не стало в 1992 году. Это была удивительно энергичная, добрая, веселая, остроумная женщина, и ее любовь к сыну была на редкость трепетной и нежной. И я записала буквально дословно рассказ Полины Алексеевны о нем: «Таких мальчиков теперь нет. Учился он хорошо, в школе его любили. Он что-то изобрел – его в Артек послали. Вернулся – вся грудь в значках. Никогда не обманывал. Другие курили, а он – нет. Много читал, рисовал, мастерил всяческие игрушки. Рано ходить, говорить начал. Дома один с трех лет был. Брошу одного с карандашом, он и занимается сам. Сестренку Свету вынянчил. Как-то дала ему денег себе купить что-нибудь на ярмарке, а он Свете куклу купил, как потом в рассказе «За горами, за долами» написал».

Материнское сердце всегда радовалось успехам сына.

А между тем исподволь подкрадывалась Вторая мировая война. И, как говорится, вчерашние мальчишки стали солдатами. Но это уже другая повесть…

(По Е. Спасской)