Пятница, время любви

 

Шло время, весенние дни стали длиннее и так растянулись до самого лета. Закаты растянулись и стали наступать все позже и позже, воздух стал сухим и теплым в приближении жарких летних месяцев.

Мои дни стали дольше из-за увеличения числа дневных часов, и я была благодарна за это, потому что это позволило мне проводить намного больше времени с Мистером Стивенсом в его классе после уроков, где я бывала по три четыре раза в неделю.

Несмотря на то, что, по крайней мере, раз в неделю наша команда по плаванию отправлялась на соревнования в другую школу. Мы никогда не проводили встречи в своей школе, потому что у нас был слишком маленький тренировочный бассейн. Из-за дополнительных поездок дни тянулись еще дольше, и это мучило меня бесконечно. Я жаждала быть с Мистером Стивенсом каждой клеточкой своего тела, а находиться рядом с ним в таком людном месте было сущей пыткой.

Видеть его через бассейн, держать такт в гонке и поддерживать нужные показатели… мне причиняло боль то, что я была так далеко от него, но выдать его было последней вещью, которую я хотела сделать. Он стольким рисковал, чтобы прикасаться ко мне, целовать меня, держать меня в своих объятиях, и заботиться обо мне, и я не хотела разрушить все это или поставить под угрозу наши отношения.

Знание того, что мы нарушали закон было волнующим, и в то же время немного пугающим, но я не хотела, чтобы кого-то из нас поймали. Так что я прикусила губу, взяла себя в руки и попыталась оставаться подальше от него и казаться отчужденной, когда мы были на публике.

— Что с тобой случилось? — как-то спросила меня Вики во время тренировки. — Мистер Стивенс послал тебя или типа того?

— Нет, ничего не случилось. Не посылал он меня. Почему ты спрашиваешь? — спросила я, с подозрением относясь к ее мотивам. Видела ли она что-то? Знала ли она о том, что между нами происходит? — Что заставило тебя подумать, что он меня послал? Кто-то что-то об этом сказал?

Вики пожала плечами.

— Нет. Но раньше ты постоянно болталась вокруг него, а теперь избегаешь его как чуму. Всякий раз, когда он подходит, чтобы поговорить с нами, ты уходишь. Что все это значит?

Я вдруг поняла, что бросилась от одной крайности в другую всего за несколько недель.

Это было ошибкой, и люди не могли этого не заметить. Однако отступать было не куда — ущерб был нанесен. Что я должна была сказать? «Да, я остаюсь подальше от Мистера Стивенса потому что я не хочу чтобы кто-нибудь знал, что я встречаюсь с ним после тренировки» — никогда такого не сделаю.

— Ты знаешь, сначала он был ничего, — ответила я так небрежно, как это было возможно. — Но один раз я опоздала на тренировку, и он заставил меня пойти в бассейн для дайвинга и нарезать круги. Я не собираюсь крутиться возле него, если он собирается быть таким придурком, понимаешь, о чем я?

Должно быть, для Вики ответ оказался достаточно хорош, потому что она слегка похлопала меня по плечу, а потом прыгнула в воду и уплыла. Я смеялась, наблюдая за тем, как она уплывает; она делала баттерфляй плохо и натыкалась на других пловцов, когда плыла от одной стороны к другой по переполненной дорожке.

Однако моя улыбка угасла, когда я осознала, что, вероятно, она озвучила то, что хорошо заметили все остальные. Мое внезапное изменение поведения, внезапное и неожиданное, привело к тому, что люди стали задаваться вопросом, почему это произошло. Я должна была придумать историю получше, и быстро, или изменить свое поведение снова и надеяться на то, что больше никто ничего не скажет.

Я не была уверена в том, какой вариант был лучше, или какой из них причинит мне больше боли. Наши вечерние свидания становились все более и более напряженными, и мои чувства становились хрупкими. Теперь, когда я подходила к его классу я знала, что у нас будет больше физических контактов с меньшим количеством одежды.

Мы пока что ничем таким не занимались и Мистер Стивенс всегда был очень осторожен с моими чувствами, казалось, что он спрашивал меня, была ли я не против того, что мы делаем каждые пять минут, но мы оба становились смелее и ближе. Я не знала, могу ли быть рядом с ним не испытывая к нему физического влечения, но я боялась испытать боль.

Сначала я этого не заметила, но я начала в него влюбляться.

 

После пары тайных встреч он попросил, чтобы я называла его Том, и ничего не радовало меня больше, чем это. Это дало мне чувство привязанности и близости — секрет, который мы разделили вместе, а не секрет которым я поделилась с учителем. Он начал писать мне письма, а я их просто обожала. Я краснела, улыбалась, хихикала и с удовольствием вздыхала, когда читала о его чувствах, желаниях и эмоциях.

Сегодня был один из тех дней, когда мне нужно было отправиться из школы прямо домой, чтобы поддерживать некоторую видимость, как сказал Том, мне становилось тяжело на сердце при мысли о том, что мне придется отправиться домой, не увидев его. Тем не менее, я нашла письмо в своем шкафчике, что улучшило мое настроение. Я пробежала те два квартала, что разделяли мой дом и школу, побежала через дверь в дом, быстро крикнула привет маме, которая была на кухне и бросилась к себе в спальню.

— Изабель, ты в порядке? — крикнула она мне в ответ встревоженным голосом. Она задала мне один и тот же вопрос несколько раз, и я задумалась, много ли она знает. Я подумала что она, наверное, заметила мое долгое отсутствие и рассеянность.

Я была уверена в том, что она заметила мою одержимость тренировками по плаванию каждый день. Она также заметила то, что я начала носить более обтягивающую одежду и наносить макияж в школу, что-то чего я раньше никогда не делала. Однако она не спрашивала меня почему, и я не планировала ей ничего говорить.

Я была еще совсем не готова делиться этим секретом. Учитывая характер секрета, сказала я себе, я не знала, поделюсь ли я им когда-либо вообще.

— Я в порядке, Мамочка, — закричала я из коридора. — Просто есть домашняя работа, которую нужно сделать. — Я подождала минутку, чтобы посмотреть отзовется ли она, потом закрыла дверь от внешнего мира и прыгнула на кровать. Я забралась под пушистое одеяло и затем вытащила письмо из конверта.

 

Дорогая Изабель,

Я перечитываю твои письма снова и снова, перед тем, как уничтожить их, и даже тогда это последняя вещь, которую мне хотелось бы сделать. Однако у меня нет выбора. Хотел бы я оставить их себе и перечитывать, когда захочу. Твои слова приносят покой моему разуму и радость которую я не испытывал уже многие годы. Но я боюсь, что их кто-нибудь найдет.

Я никогда не чувствовал себя полностью спокойным когда писал тебе, потому что я очень обеспокоен тем, что кто-то может найти письма и использовать их против меня. Но я знаю, мы оба выражаем свои чувства на бумаге более искренне, чем лицом к лицу, и я хочу, чтобы ты знала, что находится в моем сердце, когда слова, вылетающие из моих уст, подводят меня. До тех пор, пока ты уничтожаешь письма, которые я пишу тебе или возвращаешь их мне, у меня нет причин для беспокойства.

Я хотел сказать тебе, Изабель, что ты делаешь все замечательно. Ты делаешь такую отличную работу, игнорируя меня, когда мы на публике, что это почти причиняет мне боль, хотя я знаю, что это необходимо. У меня не так хорошо получается. Иногда я настолько глуп, что подхожу к тебе слишком близко, когда мы в школе или у бассейна. Мне нужно лучше стараться. Я знаю, что ты защищаешь меня, иногда даже лучше, чем я защищаю себя… и за это я тебе очень благодарен.

Ты перевернула мою жизнь с ног на голову, Изабель, и я не имею в виду это в плохом смысле. Я знаю, это не было твоей целью, или моей, придти к такому виду отношений. Я не самый поэтичный или романтичный парень на свете, но я могу сказать тебе вот что: мое сердце замирает, когда я тебя вижу; мое сердце начинает бешено колотиться, когда ты смотришь в мою сторону и улыбаешься; и, то, как ты смотришь на меня, этот взгляд, которым ты одаряешь только меня, из за этого взгляда я забываю, что нужно дышать. Я никогда не был ревнивым, но меня так сильно беспокоит, то когда я вижу, как ребята смотрят на тебя или даже подходят к бассейну чтобы пофлиртовать с тобой. Это власть, которой ты обладаешь надо мной, Изабель. Я не думаю, что ты хотя бы осознаешь, насколько она сильна.

Я не могу дождаться того момента, когда снова заключу тебя в свои объятья и поцелую твои идеальные нежные губы.

Думаю о тебе,

Том

Я вздохнула и прижала письмо к груди. Несмотря на то, что Том ожидал, что я буду уничтожать каждое письмо, которое он писал мне, после того как его прочитаю, я нарушила нашу договоренность. Как я могла уничтожить такие бесценные письма, холодно разорвать эти драгоценные слова на куски не оставив ничего на память?

Может, он и не хотел негде фиксировать наши отношения, но я хотела что-нибудь оставить. Я хотела оставить что-то, на что смогла бы смотреть спустя годы или даже на следующей неделе, когда я захочу подумать о чем-нибудь хорошем. Мой мозг как губка, но я никогда бы не смогла впитать каждую деталь, каждое приятное слово, которое он написал мне.

Я встала с постели и проверила коридор. Пусто. Я внимательно прислушалась и услышала, как моя мама стучит на кухне, готовя что-то на ужин. Мой брат был в гостиной, смотрел телевизор. Это означало, что у меня было, по крайней мере, десять минут для себя. Я вышла из своей комнаты и пробралась по коридору в мамин кабинет, который находился прямо напротив спальни моих родителей.

Наступила сложная часть. Мне нужно было пробраться в ее кабинет, будучи незамеченной никем в доме или они спросят меня, что я там делаю. И я делала что-то, чего, не должна была делать — делала ксерокопию нового письма от Тома. У меня были копии каждой записки, письма, и открытки, которую он присылал мне, аккуратно спрятанные в коробке из-под обуви в задней части моего шкафа. Оригиналы, конечно же, я возвращала Мистеру Стивенсу. Я не знала, что он с ними делал, но предполагала, что он их уничтожал.

Ксерокопии, о которых он не знал и, которые я оставила себе.

Обычно я сохраняла письма для себя, хотя и позволяла Лиз читать их, когда она была здесь. Она их обожала, и всегда не давала мне спать до поздней ночи, расспрашивая о том, что произошло днем. Сегодня у меня ночевала Сара, и я также решила поделиться с ней письмами. Я знала, что она этого не одобрит, но что-то глубоко внутри меня надеялось, что если бы она только прочитала, как сильно он меня любит, то она бы поняла, как много я для него значу…

Но я ошибалась, ее реакция была ошеломляющей. Она закончила читать последнее письмо, ее лицо краснело все больше после каждого прочитанного слова и, наконец, она бросила его на пол.

— Какого черта? Он что свихнулся? — выпалила она. — Как он может писать тебе такие письма? Он женат! Я поверить не могу, что у тебя голова кружится от чувства радости ко всему этому! Это неправильно!

— Сара, не ори ты так! — сказала я громким шепотом. — Я не хочу, чтобы вся моя семья узнала об этом! И я знаю, что все это неправильно, Сара, я понимаю это! — Я посмотрела на свои руки. — Хотела бы я, чтобы Мистер Стивенс не был женат, я хотела бы, чтобы у нас не было такой разницы в возрасте, я хотела бы, чтобы все было иначе! Но это не так. Ты думаешь это так легко для него? Разве ты не видишь, как он борется со всем этим? С тем решением, которое он принял?

— Изабель, я никогда этого не пойму, — спокойно ответила Сара. — Мой отец был одним из этих парней. Он бросил маму и сбежал с другой женщиной, ты знала об этом? Он был одним из тех, кто принял “трудное решение” и оставил нас. Так что, пожалуйста, не пытайся расположить меня к Мистеру Стивенсу или заставить понять его намерения, потому что я не хочу, и я не думаю, что когда-нибудь захочу.

Я посмотрела на Сару и долгое время не знала, что сказать. Я слышала, что она сказала, но я не хотела ее терять. Теперь я поняла, что совершила ошибку, когда решила поделиться с ней письмами, и мне нужно было понять, как это исправить. И я, наконец, решила, что будет лучше, если я совру ей.

— Сара, сказала я, встречаясь с ней взглядом, — Я не разрушаю семью. Я знаю, что сейчас я на пути к этому, но ты меня знаешь — я никогда не заостряла внимание на таких вещах. Я не собираюсь заходить дальше. Я имею в виду, что мы все равно уезжаем в Чили, так что к концу лета я буду за десять тысяч миль отсюда. Поверь мне, даже если Мистеру Стивенсу приходила в голову мысль о том, чтобы оставить жену, чтобы быть со мной, на что он, кстати, никогда даже не намекал, я бы никогда не позволила ему сделать это с его семьей.

Я сглотнула, надеясь на то, что она мне поверила. Я старалась не думать о переезде в Чили, так как это будет означать наступление конца моих отношений с Томом, но это был подходящий срок. Я почувствую себя лучше, если она от меня отвяжется.

Она кивнула, но нахмурилась.

— Иззи, ты моя подруга. Я не хочу думать о тебе плохо. Но ты никогда не должна была говорить мне об этом. Я думаю, что ты играешь с огнем и рано или поздно все это откроется и у вас обоих будут огромные проблемы.

 

Пролетел месяц май, и вскоре пришел конец купальному сезону, что означало, что наступил конец глупым выходкам и девчачьему товариществу, конец поездкам на соревнования, и конец ранним уходам с уроков. Я была убита горем. Это так же означало, что пришел конец моим ежедневным взаимодействиям с Мистером Стивенсом у бассейна. Я предположила, что я все же смогу видеть его в некоторые дни, но у меня больше не будет простого и правдоподобного предлога, чтобы видеть его каждый день, как я делала с марта.

За несколько дней до последних соревнований сезона, в уединении его класса, мы говорили о будущем.

— Изабель, что мы будем делать, когда закончится купальный сезон? Ты собираешься удрать от меня?

Я не ожидала этого вопроса, и, должно быть, он увидел растерянный взгляд на моем лице. Я не думала о том, что мы будем делать и, конечно же, я никогда не думала об окончании наших отношений. Я хотела, чтобы все продолжалось так, как было, несмотря на то, что я сказала Саре.

Должно быть, он прочитал все на моем лице.

— Что? Ты не думала об этом? Тебе не приходило в голову, что конец сезона может положить конец всему… этому?

Я медленно покачала головой.

— Я не думаю, что наши отношения вращаются вокруг бассейна, не так ли? — спросила я. — Я провожу большую часть своего времени в бассейне, пытаясь игнорировать тебя, так что, почему купальный сезон стал бы определять наши отношения?

Он посмотрел на меня с новой вспышкой восхищения в глазах и протянул ко мне руки. Мое тело уже нашло путь к его рукам, и мы обняли друг друга в обволакивающей темноте фотолаборатории. Нас окружал распространяющийся запах химических веществ, но у меня эти сильные ароматы вызывали ассоциации с мужчиной, который стоял передо мной. Я погрузилась в наши объятия, вдыхая с удовлетворением.

— Обещай мне, что все равно будешь заходить, — вдруг прошептал он. — Даже если это будет всего лишь пару раз в неделю.

— Конечно, я буду заходить, — прошептала я в ответ. — Знаешь что? Вероятно, мы сможем проводить больше времени вместе, так как купальный сезон закончился.

Он засмеялся и крепче прижал меня к себе.

 

С окончанием купального сезона, мы с Томом, конечно же, стали проводить больше времени вместе. Тренировка по плаванию всегда занимала, как минимум, два часа нашего времени после уроков, а так как практика закончилась, мы были свободны и могли наслаждаться, проводя эти часы вместе. В первую неделю мы встречались в его классе, но я все больше и больше переживала из-за людей, находившихся вокруг нас в школе. Я думала, что вскоре они начнут составлять логические цепочки.

Так же невозможно было предсказать появление вечернего уборщика, и он стал подвергать нас опасности. Один раз, когда мы с Томом целовались в фотолаборатории в его классе, уборщик открыл входную дверь и вошел. Мы были вне поля его зрения, но в панике я подскочила и немедленно отпрянула от Тома.

Он приложил палец к моим губам и спокойно покачал головой, прося, чтобы я вела себя тихо. Мы оба замерли, надеясь, что уборщик просто выйдет из класса и оставит нас нераскрытыми. Когда стало ясно, что он не собирался покидать класс в ближайшее время, Том пожал плечами и вышел из фотолаборатории. Я осталась позади, прижимаясь к одному из углов комнаты, и была готова броситься под стойку, если бы это стало необходимым.

— Добрый день, — Том поприветствовал уборщика, выходя из фотолаборатории.

— Ох, простите, — сказал удивленный уборщик. — Я не думал, что здесь кто-то есть.

— Все в порядке, — заверил его Том. — Иногда я остаюсь здесь до пяти или около того, работаю в фотолаборатории. Я был бы вам очень признателен, если бы вы могли приходить после пяти. Таким образом, вы на меня не наткнетесь.

Я задержала дыхание, пока уборщик раздумывал над ответом. Что если он откажет? Что если он настоит на уборке этого кабинета прямо сейчас? Что если он пройдет мимо Тома в фотолабораторию, чтобы забрать отсюда мусор? Мы могли быть раскрыты человеком, который убирает помещения?

И все же уборщик, наконец, согласился и сказал, что сможет изменить свое расписание. Он снова извинился, говоря по-английски с сильным испанским акцентом, и я услышала, как за ним захлопнулась тяжелая дверь. Я медленно выдохнула, пытаясь успокоить свое быстро бьющееся сердце, и услышала шаги Тома, когда он снова вошел в фотолабораторию.

Его глаза были большими и испуганными, а плечи были напряжены.

— Нам нужно начать встречаться вне кампуса, — тихо отметил он напряженным голосом. — Мы чуть не попались.

Я молча кивнула, затем осторожно вышла из фотолаборатории с Томом, который оставался близко позади меня.

— Я собираюсь домой, Том. Я не хочу больше рисковать, оставаясь здесь еще дольше.

Он кивнул и нежно поцеловал меня на прощание.

 

На следующий день, я встретила Тома на школьной стоянке возле его грузовика ровно в три часа. Мы не планировали отъезжать вместе, поскольку это было бы слишком очевидно, но мы хотели связаться друг с другом, прежде чем покинуть школу.

Было начало лета, и я одевалась точно так же как и большинство калифорнийских девчонок: короткие шорты и легкий, возбуждающий, летний топ. Я знала, что хорошо выгляжу. Мои ноги были необыкновенно длинными — мальчики из школы дали мне прозвище “Ноги”, и я никогда не упускала возможности надеть короткие шорты или юбку, которая едва доставала до середины бедра. Я знала, что Том очень любил мои ноги, и ему нравилось, когда я их показывала. Он никогда не скупился на комплименты.

Я быстро вышла со стоянки и повернула налево. Мы планировали встретиться в кафе, всего за несколько кварталов отсюда, где я смогла бы посидеть и сделать домашнюю работу, пока он наблюдал за тем, нет ли здесь людей, которых мы могли знать.

Я ускорила шаг, когда покинула территорию школы и почти побежала к кафе, чтобы оказаться там раньше, чем он. Я хотела взять охлаждающий напиток и остыть, прежде чем мы уедем.

Однако Том приехал в считанные минуты, и быстро осмотрел кафе и парковку на улице. Я наблюдала за ним сквозь свои солнцезащитные очки и поднялась с места, когда увидела, как он направился к своему грузовику.

Это был знак того, что все было чисто. На данный момент в кафе не было никого, кого бы мы знали, а парковка была пуста. Я бросилась к его грузовику, забралась в него, и лежала на сиденье, до тех пор, пока мы не отъехали на несколько кварталов. Мы не хотели, чтобы кто-то увидел нас вместе в грузовике, или около кампуса, по понятным причинам.

— Теперь ты можешь сесть, — пробормотал он, едва шевеля губами. — Мы достаточно далеко от любого, кто мог бы нас узнать.

Я села, вздохнув с облегчением, и оглянулась вокруг.

— Слава богу, это не провинциальный городок, — ответила я, смеясь. — Это было бы невероятным подвигом, если бы мы не могли рассчитывать на анонимность, которую нам дает крупный город!

 

Том улыбнулся в ответ, и казалось, что его подтянутое тело рассеивало напряжение. Теперь сидеть в его грузовике было гораздо более приятным приключением; не было никаких других студентов, которые могли поехать вместе с нами, никаких оправданий о том, что он всего лишь невинно подбрасывает меня до дома, и мы подвергали себя меньшей опасности, когда использовали неосторожные слова или жесты.

Мне не нужно было искать предлогов, чтобы сесть поближе к Тому, мы уже могли прикасаться друг к другу столько, сколько хотели, так что я села на другом конце сиденья, пристегнув ремень. Он жестом пригласил меня приблизиться к нему, и я покачала головой, дергая за ремень безопасности поперек моей груди.

— Безопасность, прежде всего, — улыбнулась я, поддразнивая его.

Он улыбнулся в ответ и пожал плечами, его глаза были спокойными и счастливыми.

— Куда ты хочешь поехать? — небрежно спросил он.

Я пожала плечами. Прежде я никогда не нуждалась в уединенном месте, но я слышала о местах, куда можно было пойти, там, где горные перевалы предоставляют возможность полного уединения и открывают приятный вид на холмистую долину.
Парень Лиз постоянно привозил ее на эти перевалы, и я всегда слушала подробности. Но я не знала названий дорог. Она только сказала, что они поднимались в горы.

— Ну, всегда есть горы, — предложила я. — Сама я там никогда не была, но слышала, что люди ездят туда, если хотят скрыться от чужих глаз.

Он слегка хихикнул.

— Ты читаешь мои мысли. Видишь вон ту дорогу? — Он указал на грунтовую дорогу впереди и направился прямо к ней. — Если в самом конце свернуть налево, то дорога приведет нас прямо к сердцу этих гор. Не волнуйся, я найду такое укромное местечко, где нас никто не сможет побеспокоить, по крайней мере, в течение нескольких часов.

Он свернул на дорогу, и я увидела, что нам предстояло преодолеть развернувшиеся перед нами “американские горки”, чтобы заехать на более высокое место. Через несколько извилистых поворотов Том увидел небольшую развилку на главной дороге и решил завернуть туда.

Дорога, которую он выбрал, была грунтовой и довольно неровной, но это только сделало наше приключение еще более захватывающим. Ветви деревьев, покрытые ярко-зелеными листьями, нависали над дорогой, и вскоре грузовик был скрыт от главной дороги в тени десятков, плотно обвитых листьями, деревьев.

Открывшаяся картина захватывала дух: здесь не было ничего кроме деревьев и листвы позади нас, и грузовик был полностью скрыт густой растительностью над нами. Справа от нас я могла видеть резкий скат, с видом на город и долину под нами.

Если я присматривалась достаточно хорошо, я даже могла разглядеть извилистую дорогу, по которой мы ехали. С этой высоты это было похоже на скользкую муравьиную дорожку.

Том выключил громкий дизельный двигатель. Наступила полнейшая тишина, такая, что я думала, что смогу услышать порхание крыльев бабочек летающих среди деревьев.

— О, Том, — счастливо вздохнула я. — Это место прекрасно. Почему мы не пришли сюда раньше? Почему мы так рисковали, оставаясь в классе, когда мы могли бы быть здесь?

Вместо ответа Том расстегнул ремень безопасности и придвинулся ко мне, взяв меня на руки. Сиденье грузовика было длинным и достаточно широким, чтобы мы могли лечь и расположиться с комфортом, и мы воспользовались преимуществом новой горизонтальной позиции. Пока он лежал на мне, чувство удовлетворения от ощущения веса его тела вызывало покалывание во всем моем теле.

Мы целовались неистово и раскрепощено, наши поцелуи были глубокими, влажными и интенсивными. Я потерялась в мгновении, потерялась в Томе, потерялась в тепле наших соприкасающихся тел. Я не заметила, как мои шорты оказались на полу грузовика, так же как мои трусики и лифчик. Рядом с моей одеждой лежала одежда Тома, в том числе и его боксерские трусы.
Я почувствовала, как его бедра соприкоснулись с моими, его поцелуи становились все более чувственными и его рот исследовал мои губы, переместился к шее, а потом ниже, ниже, о Боже, ниже. Том целовал меня туда, куда меня еще никто никогда не целовал.
Лиз подробно рассказывала похотливую историю о том, как Брэд впервые целовал ее там, это звучало так чувственно и приятно; до сих пор я даже представить себе не могла, что мужские губы могут доставлять такое невероятное наслаждение. Мое тело пульсировало от нахлынувших ощущений, и я с трудом могла себя сдерживать. Я почувствовала, как незнакомая теплая жидкость выходит из меня и впервые мое тело взорвалось в экстазе.
Том проложил обратный путь вверх поцелуями, он поцеловал мой плоский животик, поднялся к груди, к моей шее, и потом снова поцеловал мои губы. Он целовал меня страстно и когда он это делал я почувствовала, как его бедра мягко опускаются на мои. Несмотря на то, что я едва ли могла здраво мыслить, я протянула руку и остановила его, когда почувствовала, как кое-что твердое стало в меня упираться.

— Я не думаю, что мы должны это делать, — прошептала я. Я не была против лежания с ним голой и целоваться в течение нескольких часов, но я не была готова идти до конца. По крайней мере, не так, не в кабине грузовика, где-то в горах, всего лишь с несколькими часами в запасе.

Том сразу же перестал двигаться и лег на меня сверху, вглядываясь в мои глаза. — Ты права, — ответил он сонным голосом. — Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя неудобно и прости, если я зашел слишком далеко. Ты в порядке?

— Да, — в ответ прошептала я. — На самом деле, я чувствую себя слишком комфортно, и это как раз то, что тревожит меня. Это первый раз, когда я когда-либо была полностью голой с кем-то и все, что ты делаешь потрясающе приятно. Но я просто не готова идти до конца. Я чувствую, что настанет идеальное время, и мы будем в идеальном месте для этого, и просто это не то. Я думаю, что мы тоже должны об этом задумываться.
Молчание. Том приподнялся, но продолжал смотреть мне в глаза так пристально, что мне пришлось отвести взгляд. Он мягко положил свою руку на мою щеку и повернул мое лицо к своему.

— Изабель, посмотри на меня. — Я позволила его руке повернуть мое лицо к своему, и он продолжил, — Изабель, ты такая удивительная девушка, ты это знаешь? Я увлекся, это я должен был остановить все это, не ты. Мне лучше знать, конечно, мне лучше знать. Но я теряю контроль над своим телом, когда я с тобой, рядом с тобой, потому что ты заставляешь меня чувствовать себя изумительно. Если лежать голыми вместе это, то насколько комфортно ты себя будешь чувствовать, значит на этом мы и остановимся. Я здесь не для секса. Я надеюсь, ты знаешь об этом. Я хочу, чтобы ты была полностью готова, и если я тот парень, с которым ты хочешь потерять свою девственность, я буду ждать, когда ты почувствуешь что время пришло.

Я протянула руки и крепко обняла его, я была рада, что он считал меня девственницей, потому, что я ей была.

— Спасибо, — прошептала я ему на ушко. — Спасибо за то, что понимаешь меня.

Он обнял меня, одной рукой поглаживая мои длинные каштановые волосы, в то время как другой рукой он крепко обхватил меня за талию.

— Я бы умер ради того, чтобы сказать тебе кое-что, но я не хотел тебя напугать, — прошептал он, немного отстраняясь, чтобы посмотреть мне в глаза. — Но я больше не могу держать это в себе. Изабель, я по уши… влюблен в тебя.

Должно быть, я выглядела так же потрясенно, как себя чувствовала. Это было неожиданное признание. Я всегда думала, что если он и скажет это, то это случится намного позже, если вообще случится. Я не думала, что он скажет это лично. Он редко произносил что-то подобное вслух, так как проще было написать это на бумаге.

Что я могла теперь сказать? Я этого не ожидала, так что не придумала ответ. Чтобы точно не потерять его внимание, я медленно открыла рот. Если я буду медлить очень долго, возможно, я пойму, как ему ответить.

— Я никогда не была влюблена прежде, — наконец призналась я, глядя ему прямо в глаза. — Но я знаю, что умру, если с тобой что-нибудь случится. Я знаю, что я не могу спать по ночам, потому что хочу быть с тобой. Я знаю, что когда я вижу тебя по утрам, это украшает мой день. Если это похоже на любовь значит, я тоже в тебя влюблена.

Он улыбнулся широкой искренней улыбкой, которая заставила мое сердце замереть. Он отодвинулся от меня и потянулся за своей одеждой.

— Могу я тебя кое о чем спросить? — выпалила я, желая его немного остановить.

Он посмотрел на меня.

— Конечно. Что такое?

Я посмотрела на него.

— Когда мы одни, — сказала я. — Могу я держать тебя за руку? Я думаю, что так я буду чувствовать себя… ближе к тебе.

Он пристально на меня посмотрел, а потом усмехнулся, и потянулся ко мне, чтобы поцеловать в лоб.

— Конечно, ты можешь, — сказал он. — Ты моя, Изабель.