Больше никаких "я люблю тебя".

 

Когда мы приехали в Сантьяго, в южном полушарии в самом разгаре была весна, когда вовсю цвели сентябрьские дикорастущие цветы и зеленела густая листва, ведь времена года здесь отличались от времен года северного полушария.

Мой отец, который вернулся в Чили раньше нас на месяц, чтобы заранее все обустроить, ожидал нас в аэропорту с нашими, как выяснилось, многочисленными родственниками. Весь день передо мной мелькали едва знакомые лица из детства: тети, дяди, двоюродные братья и сестры, друзья семьи, соседи, дедушки и бабушки и даже бывшая няня.

Наш дом располагался в небольшом живописном пригороде Сантьяго. В отличие от Соединенных Штатов, в Чили не было такого вида кредитования, как ипотека. Людям приходилось копить деньги годами, может быть даже всю жизнь, чтобы купить дом, оплатив всю сумму наличными сразу. В основном, именно по этой причине мои родители иммигрировали в Соединенные Штаты.

Они хотели иметь свой собственный дом в Сантьяго, дом, который они могли оставить своим детям, как это принято в Чили. Им пришлось стараться изо всех сил и приносить себя в жертву в США, чтобы скопить денег на дом. Теперь, когда они осуществили свои мечты, мы вернулись.

В первый же день я влюбилась в дом. Хотя наш дом в Калифорнии был большим и комфортабельным, он был одноэтажным домом для семьи со спальнями вдоль длинного, прямого коридора. У этого же дома было два этажа и преимущество двухуровневого дома.

— Наш первый двухэтажный дом, — вздохнула я, стоя рядом с Тони и в восхищении оглядываясь вокруг. Я повернулась к лестнице и начала подниматься по ней.

— Представляешь, как было бы здорово, если бы у нас в детстве была лестница.

Тони засмеялся, идя за мной.

— Мы бы спихивали друг друга с лестницы, пока не убились. Я просто рад, что у нас теперь комнаты побольше.

— И больше личного пространства,— согласилась я. Мы прошли к концу зала, где рядом друг с другом находились наши комнаты. — Ах, какой вид! — воскликнула я, подбегая к окну своей комнаты. Передо мной расстилалась долина с беспорядочно разбросанными домиками по ней, и наверху в горах.

Дома незначительно отличались друг от друга, имели одинаковые крыши и были окружены деревьями. Это было потрясающее буйство красок и природы, во мне проснулась надежда, на то, что мы не зря вернулись на родину.

— Насколько я тебя знаю, ты больше времени будешь сидеть за книгами, чем смотреть в это окно,— подразнил Том. Он оказался ближе, чем я ожидала и я подпрыгнула, увидев его в дверном проеме моей новой комнаты. Мне придется быть внимательной, подумала я. Я не привыкла, что наши комнаты находились так близко друг от друга и мне нужно быть готовой к тому, что он будет околачиваться поблизости.

Хотя, сейчас мы дружили. Мы оба были взволнованы тем, что приехали назад в Чили и снова встретились с нашими родственниками.

Но эйфория длилась недолго. Через несколько дней после приезда, мой отец собрал нас поговорить о школе. Мы сели за кухонный стол, и он пододвинул ко мне стопку бумаг.

— Школьный год здесь закончился,— сказал он нам по-испански. — И у большинства детей, ближайшие несколько месяцев, будут летние каникулы. Но это не значит, что вы будете отдыхать шесть месяцев. Школьная система в Чили более жесткая, чем в Соединенных Штатах. Исходя из ваших документов об образовании, вам придется учиться в государственной школе на два класса младше. Тони, может быть, даже на три, потому что школьная система в Чили не признает дипломы об окончании школы Соединенных Штатов. Таким образом, у вас есть два варианта. Вы можете заниматься с репетиторами несколько месяцев, чтобы сдать экзамены к новому учебному году или мы можем найти платную британскую или американскую международную школу, которая примет вас в соответствующие классы.

Мое сердце упало, Тони около меня простонал. Какой удар. Я буду самой жалкой ученицей в школе, потому что всю свою жизнь я обучалась в государственных школах США! Другой проблемой был наш уровень знания Испанского языка.

У Тони было несомненное преимущество передо мной, потому что он ходил в школу в Чили до третьего класса, и он обучался чтению и письму на испанском. Мне же было всего пять лет, когда мы покинули Чили. Мое знание испанского я использовала только на уроках начальной школы и дома, для общения с родителями.

— Я не хочу здесь получать еще один диплом об окончании школы. — Решительно заявил Тони. — Я закончил школу в Соединенных Штатах. У меня уже есть диплом, и если здесь его не признают, это не моя проблема. Я не собираюсь надрываться в школе и стремиться к тому, что я уже получил в другой стране.

— У тебя нет выбора, Тони, — сухо ответил отец. — Если ты не подтвердишь свой диплом, ты не поступишь в Чилийский университет, и у тебя не будет будущего.

Тони закатил глаза и пожал плечами.

— Тогда я не пойду в здешний университет, —продолжил он.— Я уеду обратно в Калифорнию, где мой диплом об окончании школы действителен, найду работу и заработаю себе на жизнь и образование. Мне восемнадцать и по закону я имею право делать то, что хочу.

Мой отец так и взвился от бешенства.

— Ты думаешь так только потому, что у тебя осталась там девчонка. Ты можешь делать, все что захочешь?— Он закричал на Тони, напугав меня и брата. Я отступила назад, нахмурившись. Мой отец был отстраненным и угрюмым человеком, и редко кричал. — Хотелось бы посмотреть, как ты вернешься в эту страну и будешь пахать так, как пахали там я и твоя мать! Духу не хватит, ты еще мальчишка! Езжай, если хочешь что-то доказать себе. Езжай, выпендрись перед своей подружкой! Твоя мать и я работали как проклятые, чтобы привезти вас обратно домой и дать вам хорошее образование. Если ты уедешь сейчас, не думай, что потом тебя будут рады видеть здесь.

 

Прошли недели, на смену весне пришла яркая и солнечная летняя погода. Большую часть дня Тони и я оставались дома, единственные, кого мы видели, были наши кузены и их друзья, и то мы их знали не очень хорошо. Было тяжело сдружиться с кем-то вне школы, поэтому мы проводили время друг с другом, жалуясь на нашу судьбу.

— Итак, решено,— однажды сказал Тони. — Мы не будем делать то, что хочет отец. Мы не будем готовиться к сдаче этих экзаменов.

Я кивнула, с хмурым видом уставившись в ноутбук.

Я писала письмо Лиз, что было не так-то легко, так как за время моего пребывания в Чили, здесь не произошло ничего такого, о чем стоило бы писать.

— Согласна,— тихо отозвалась я.

— Какой смысл? Мы не догоним своих сверстников, и даже если сдадим экзамены и начнем учиться, выяснится, что мы не справляемся с учебой.— Я замолчала. Мы продумывали план действий снова и снова и еще никак не могли прийти к какому-то решению. — Меня бесит, что мы так много занимались в школе в США, и все зря. — Меня бесит, что отец ждет, когда мы уступим, только потому, что он и мама хотят жить здесь, а не в США, — пробормотал Тони. Атмосфера в доме стала тяжелой, из-за того, что он больше не разговаривал с отцом.

Я все еще разговаривала с отцом, но поскольку было ясно, что я поддерживаю Тони, мой отец часто игнорировал меня, когда я приветствовала его в течение дня.

Как он и обещал, Тони каждый день писал своей подружке. Она училась в последнем классе школы в «Королевских Дубах». Они разговаривали каждую неделю, и я знала, что Тони обещал вернуться в США и жениться на ней. У них был своего рода план, но он не рассказывал мне о нем, считая, что я могу проболтаться родителям.

С другой стороны, я проводила много времени за просмотром CNN на большом экране телевизора, сидя в зале на первом этаже. Канал CNN был моей единственной связью с Соединенными Штатами, и я на полную катушку использовала преимущество 24 часового вещания.

Однажды, Тони повесил трубку и спустился вниз, чтобы составить мне компанию в зале. Он бы не пришел, будь отец здесь, но в середине дня я была одна.

— Снова CNN, а?— заметил он. — Подумываешь стать политическим консультантом или что-то в этом роде? Может быть, военным корреспондентом? Или специализироваться в международных отношениях?

Я пожала плечами, будучи не в настроении шутить.

— Это напоминает мне о США. В США я больше чувствую себя дома, чем здесь. Чем больше я смотрю, тем больше я вспоминаю, и тем больше я скучаю.

— Тебе не нравится здесь, — тихо сказал он. Он произнес это без вопросительной интонации, и я знала, что он не спрашивает. Мы обсуждали это несколько раз,и он уже знал ответ.

— Я думала, что мне понравится здесь, — призналась я уже в десятый раз. — Я думала мы, приедем сюда, и все станет на свои места. У меня нет здесь друзей, и я скучаю по своим друзьям дома. Мне нравится наш дом, но отец не разговаривает с тобой и почти не разговаривает со мной. Мама мечется между нами и отцом. Никто не знает, когда мы пойдем и пойдем ли вообще в школу в следующем учебном году.— Я замолчала и на мгновение задумалась о положении дел, но все еще не видела выхода. — Нет, мне не нравится здесь, — просто закончила я. — Но что я могу сделать? Я не могу просто взять и уехать.

Тони кивнул, но ничего не сказал, я знала, что у него есть план по возвращению домой, хотя я не знала о его масштабах. Но, если бы он поехал…

— Тони, — сказала я, решившись воспользоваться шансом. — Когда ты уедешь, надеюсь, ты возьмешь меня с собой.

Он смотрел на меня мгновение, но не ответил. Его рот скривился в ухмылке, и я знала, что если он сможет, то он возьмет меня.

 

Дождливым днем в октябре, после месяцев безделья и хандры, и попыток чем-то занять свой ум, я, в конце концов, сдалась. Я взяла свой блокнот, спустилась на первый этаж и с ручкой в руке, и уселась на диван.

Я так много написала писем Тому в прошлом, но уже прошло четыре месяца, с тех пор как я в последний раз выражала свои мысли и чувства на бумаге. Я не чувствовала себя свободно и уютно, как когда-то и я даже не знала о чем писать.

Но я скрывала все свои эмоции с момента приезда в Сантьяго, и я знала, что это неправильно. Настало время дать волю своим эмоциям и либо проститься с ним, либо попросить прощение за то, что вычеркнула его из своей жизни.