Требования к оформлению контрольной работы 6 страница
Присоединяется голос Плутарха, спокойный, но властный. Голос Главы распорядителей Игр, привыкшего отдавать приказы в подобных ситуациях. - Через три здания от вас есть голубой склад. Там есть бункер в дальнем северном углу. Вы сможете туда добраться?
- Сделаем, все, что от нас зависит, - говорит Боггс. Видимо Плутарх подключился ко всем, потому что подскакивают и съемочная группа, и мои телохранители. Я инстинктивно ищу глазами Гейла. Он стоит на ногах, его не задело. - У вас около сорока пяти секунд до следующего нападения, - предупреждает Плутарх. Из меня вырывается стон от боли в ноге, когда я поднимаюсь, но продолжаю двигаться. Нет времени осматривать ранение. В любом случае, сейчас вообще лучше туда не смотреть. К счастью, на мне обувь, которую смоделировал для меня Цинна. Соприкасаясь с асфальтом, она с легкостью отталкивается от него при расслаблении ноги. В тех неподходящих по размеру ботинках, которые мне выдали в Тринадцатом Дистрикте я была бы безнадежна. Боггс продвигается во главе, но больше никто меня не обгоняет. Наоборот, они прикрывают меня со спины и по бокам. Я через силу заставляю себя бежать, а секунды утекают как вода. Мы пробегаем второй серый склад и бежим вдоль грязной коричневой стены. Впереди виднеется голубое здание. Бункер там. Мы подбегаем к последней площадке, перебежать нужно только ее, чтобы добраться до двери склада, но внезапно начинается новая волна взрывов. Я инстинктивно кидаюсь на землю и начинаю катиться к голубой стене. На этот раз своим тело меня прикрывает Гейл, защищая собой от осколков. На этот раз бомбежка длиться дольше, но и мы на этот раз дальше.
Я переворачиваюсь на бок и понимаю, что смотрю прямо в глаза Гейлу. На мгновение все отступает на второй план, перед глазами остается только его пылающее лицо, венка, пульсирующая на виске, его слегка приоткрытые губы, потому что он пытается перевести дыхание. - С тобой все в порядке? - спрашивает он, его слова заглушаются взрывами. - Да, не думаю, что они меня заметили, - отвечаю я. - Я имею ввиду, они не преследуют нас. - Нет, у них есть еще какая-то цель, - говорит Гейл. - Я знаю, но тут больше ничего... - Осознание приходит к нам в один и тот же момент. - Госпиталь, - Гейл подрывается, крича эту новость другим. - Госпиталь - их цель! - Это не твоя проблема, - жестко отрезает Плутарх. - Доберитесь до бункера. - Но тут ничего нет, кроме раненых! - говорю я. - Китнисс. - Я слышу предупреждающий голос Хейтмича и знаю, чего ждать дальше. - Неужели ты даже не думаешь... - Я выдергиваю наушник и оставляю его висеть на проводке. Избавившись от раздражителя, я слышу другой звук. С крыши грязно-коричневого склада на другой стороне площадки раздается автоматная очередь. Кто-то отстреливается. Прежде чем кто-нибудь успевает остановить меня, я кидаюсь к лестнице и начинаю забираться вверх. Карабкаюсь. Единственная вещь, которая у меня получается лучше всего. - Не останавливайся! - слышу я Гейла позади себя. Затем звуки ударов его ботинок о чье-то лицо. Если это Боггс, то Гейл дорого поплатиться об этом позже. Я добираюсь до крыши и ступаю на смоляное покрытие. Останавливаюсь, чтобы помочь Гейлу, а затем мы направляемся к пулеметным гнездам, расположенным на стороне крыши, смотрящей на противоположную улицу. Выглядели они так, будто ими должны были управлять несколько повстанцев. Мы проскальзываем к паре солдат, пригибаясь за уровень барьера. - Боггс знает, что вы наверху? - Слева от нас за одним из пулеметов я вижу Пэйлор, с вопросительным взглядом в глазах. Я пытаюсь избежать ответа на вопрос, чтобы не врать открыто. - Он знает, где мы, все в порядке. Пэйлор смеется. - Да я уверена, что знает. Вас этому учили? - Она хлопает по рукоятке оружия. - Меня, да. В Тринадцатом, - говорит Гейл. - Но я бы лучше своим оружием воспользовался. - Да, у нас есть луки, - я поднимаю свой, и только потом понимаю, насколько безобидным он выглядит. - Он может причинить больше вреда, чем кажется. - Уж лучше бы это было так, - говорит Пэйлор. - Ладно. На подходе еще три нападения, как нам кажется. Сначала им придется снять визуальные щиты, делающие их невидимыми. Потом они начнут сбрасывать бомбы. Держитесь как можно ниже. - Я села на одно колено для более удобной стрельбы. - Лучше начать с огненных, - говорит Гейл.
Я киваю и достаю стрелу из правого колчана. Если мы не попадем в цель, стрелы куда-то да приземлятся, скорее всего на склад через дорогу. Может разгореться огонь, но вот если будет взрыв, вред может быть непоправим. Внезапно они появляются в небе, за два квартала, примерно в ста метрах над нами. Семь маленьких бомбардировщиков летели клином. - Гуси! - Ору я Гейлу. Уж он-то точно понял, что я имела ввиду. В течение миграционного сезона, когда мы охотились на дичь, мы разработали систему разделения птиц, и таким образом не целимся в одну и ту же. Я беру себе дальнее ответвление косяка, а Гейл - ближнее. Начиная с самой дальней мы добирались до замыкающей клин птицы. Тут времени на обсуждение нет. Я оцениваю оставшееся время и стреляю. Я попадаю в крыло одного из планолетов, отчего тот загорается. Гейл промахивается. Огонь вспыхивает на крыше пустого склада напротив нас. Он чертыхается, еле слышно.
Планолет, который подстрелила я, выходит из строя, но все еще продолжает скидывать бомбы. По крайней мере, он не исчезает, так же как и тот, что подстрелили пулеметом. Скорее всего был поврежден визуальный щит. - Отличный выстрел, - говорит Гейл. - Я не в этот целилась, - бормочу я. Я смотрю на планолет, идущий перед тем, что я подстрелила. - А они быстрее, чем мы думали. - По местам! - кричит Пэйлор. Следующая группа планолетов уже на подходе. - Огненные стрелы - не лучший вариант, - говорит Гейл. Я киваю и мы оба достаем стрелы со взрывающимися наконечниками. В любом случае, тот склад напротив уже не спасти.
Пока планолеты подлетают ближе, я принимаю другое решение. - Я встаю! - кричу я Гейлу, и поднимаюсь на ноги. Позиция, из которой я могу достичь максимальной точности. Я веду прицел перед планолетом и наношу точный удар, продырявив его днище. Гейл попадает в хвост следующего. Он планирует и падает на дорогу, порождая серию взрывов, когда огонь добирается до смертоносного груза. Внезапно, появляется третий клин планолетов. В этот раз Гейл точно поражает свою цель. Я задеваю крыло второго бомбардировщика, из-за чего он резко кренится и врезается в другой. Вместе они падают на склад через дорогу от госпиталя. Четвертый планолет поражает выстрел из пулемета. - Вот так, это все, - говорит Пэйлор.
Пламя и дым, столбящийся от развалин, препятствует обзору. - Они попали в госпиталь? - Должно быть, - говорит она угрюмо. Помчавшись в сторону лестницы на дальнем конце склада, я замечаю Мессала и одного из операторов, возникших из-за воздуховода. Это меня удивляет. Я думала, что они все еще сидят, притаившись, внизу. - Они нравятся мне все больше, - говорит Гейл. Я спускаюсь по лестнице. Когда я оказываюсь на земле, то вижу, что телохранитель, Крессида и остальные тоже тут. Я ожидаю взбучки, но Крессида просто машет мне по направлению к госпиталю. Она вопит: - Мне плевать, Плутарх! Просто дай мне еще пять минут! - Не спрашивая ни у кого разрешения, я выхожу на улицу.
- О нет, - шепчу я, как только вижу госпиталь. То есть то, что раньше называлось госпиталем. Я двинулась, минуя раненных и разрушенные самолеты, сконцентрировавшись лишь на разрушенном здании впереди. Люди кричат, неистово бегают вокруг не в силах помочь. Бомбы рухнули на крышу госпиталя, тем самым поджигая здание и оставляя раненных в ловушке. Тут же образовывается группа спасателей, которые пытаются прочистить вход внутрь. Но я уже представляю, что они там обнаружат. Если обломки и огонь их не задели, то дым точно сделал свое дело. Гейл обнимает меня за плечи. То, что он не кидается на помощь, только усиливает мои подозрения. Шахтеры не опускают руки, пока еще не все потеряно. - Пойдем, Китнисс. Хейтмич сказал, что теперь он может прислать планолет за нами, - говорит он мне. Но, кажется, я не могу пошевелиться. - Зачем они это делают? Зачем они нападают на людей, которые и так умирают? - спрашиваю я его. - Чтобы напугать остальных. Чтобы раненые не искали помощи, - говорит Гейл. - Все эти люди были бесполезны. Для Сноу, во всяком случае. Если Капитолий победит, что они будут делать с толпами покалеченных рабов? Я вспоминаю те времена, когда мы охотились в лесах, и я слушала сетования Гейла на Капитолий. Я не уделяла этому особого внимания. Удивлялась, зачем он вообще хочет раскрыть их мотивы. Какое имеет значение, поймешь ты мысли своего врага или нет. Очевидно, сегодня это имело бы значение. Когда Гейл поставил под сомнение правильность расположения госпиталя, он думал не о ранениях и не о заболеваниях, он думал об этом. Потому что он никогда недооценивает жестокость тех, с кем нам пришлось столкнуться.
Я медленно разворачиваюсь спиной к госпиталю и вижу Крессиду, порхающую меж «насекомых», в паре метров от меня. Ее манеры непоколебимы. Даже холодны. - Китнисс, - говорит она, - Президент Сноу только что показал эту бомбежку в прямом эфире. Затем он сделал заявление, в котором сказал, что это его способ предупредить мятежников. Что ты об этом думаешь? Хочешь ли ты передать что-нибудь повстанцам? - Да, - шепчу я. Красный огонек, мигающий на одной из камер, привлекает мое внимание. Я знаю, меня снимают. - Да, - говорю я уже более уверенно. Все отходят от меня в стороны - Гейл, Крессида, операторы - предоставляя мне сцену. Я фокусируюсь на красной лампочке. - Хочу сказать повстанцам, что я жива. Что я тут, в Восьмом Дистрикте, где Капитолий только что атаковал госпиталь, полный невооруженных людей, женщин и детей. Там не выжил никто. - Шок, который я испытала, начинает перерождаться в гнев. - Я хочу сказать людям, что если вы думаете, будто Капитолий обойдется с вами справедливо после прекращения военных действий, вы глубоко заблуждаетесь. - Мои руки взмывают вверх автоматически, показывая весь ужас, творящийся вокруг меня. - Вот, что они сделали! И Мы должны дать им бой!
Я двигаюсь ближе к камере, подгоняемая собственной яростью. - Президент Сноу говорит, что предупреждает нас? Что ж, я тоже хочу его предупредить. Вы можете мучить и бомбить нас, сжигать наши Дистрикты до основания, но видите вот это? - Одна из камер проследила за моей рукой, указывающей на горящий планолет на крыше склада напротив нас. Капитолийский герб четко просматривался сквозь пламя. - Огонь занялся! - Я перехожу на крик, чтобы он не пропустил ни слова. - И если сгорим мы, вы сгорите вместе с нами!
Мои последние слова повисают в воздухе. Кажется, будто я застыла во времени. Воспарила над землей в облаке жара, образующегося не от окружающих меня пожаров, а от меня самой. - Снято! - Голос Крессиды возвращает меня к реальности, остужая мой пыл. Она кивает в знак одобрения. - То, что надо!
Глава 8 Появляется Боггс и хватает меня за руку, но я не собираюсь убегать. Я бросаю взгляд на больницу - как раз вовремя, чтобы успеть увидеть все, что осталось от здания - и силы покидают меня. Всех этих людей: сотен раненых, их родственников и врачей из Тринадцатого - их больше нет. Я поворачиваюсь к Боггсу, и вижу кровоподтек на его лице, оставленный ботинком Гейла. Я не специалист, но его нос определенно сломан. Тон его голоса, скорее, властный, нежели сердитый. - Возвращайся к взлетно-посадочной полосе. Я послушно делаю шаг вперед и тут же корчусь от ужасной боли в правом колене. Действие адреналина, который все это время заглушал боль, прошло, и теперь поврежденная часть моего тела ныла от боли. Я избита и истекаю кровью, и ощущение такое, будто что-то стучит в моем левом виске. Боггс быстро изучает мое лицо, подхватывает на руки и бежит по взлетной полосе. На полпути к ней меня вытошнило на его бронежилет. Из-за его учащенного дыхания я не совсем уверена в этом, но мне показалось, что он вздохнул. Небольшой планолет, не похожий на тот, который доставил нас сюда, ждет нас на взлетной полосе. Моя вторая команда поднимается на борт, и мы взлетаем. На этот раз нет ни удобных сидений, ни иллюминаторов. Мы словно очередной перевозимый груз. Боггс оказывает остальным первую медицинскую помощь, чтобы они продержались до Тринадцатого. Я хочу снять свой бронежилет, так как он был изрядно запачкан рвотой, но сейчас слишком холодно, чтобы беспокоиться об этом. Я лежу на полу, положив голову на колени Гейлу. Последнее, что я помню - Боггс, накрывающий меня парой мешков из брезента.
Просыпаюсь я в тепле, вся закутанная, на своей старой кровати в больнице. Рядом находится мама, она проверяет мои показатели. - Как ты себя чувствуешь? - Немного потрепанной, но все в порядке, - говорю я. - Никто даже не сказал нам, куда вы уехали, до тех пор, пока вы не вернулись, - говорит она. Меня пронзает чувство стыда. После того, как моя семья была вынуждена дважды отправить меня на Голодные Игры, я не могу позволить себе упускать подобные детали. - Мне очень жаль. Они не ожидали нападения. Предполагалось лишь, что я навещу пострадавших, - объясняю я. - В следующий раз я попрошу их обсудить это с тобой. - Китнисс, со мной никто ничего не обсуждает, - говорит она. И это правда. Даже я не обсуждаю с ней что-либо. С тех пор, как умер мой папа. Тогда к чему притворяться? - Ну, тогда я велю... предупредить тебя в любом случае. На тумбочке лежит осколок, который они вытащили из моей ноги. Поскольку мое сотрясение еще не совсем прошло, доктора намного более озабочены сотрясением мозга, полученным от взрывов. Но у меня не двоится в глазах, ничего подобного, и я вполне могу ясно мыслить. Я проспала весь вечер и ночь, и я ужасно голодна. Мой завтрак ничтожно мал. Всего несколько кусочков хлеба, размоченные в теплом молоке.
Меня позвали в Штаб на раннее утреннее совещание. Я начинаю подниматься, и тут же понимаю, что они планируют привезти меня туда прямо на больничной койке. Я хочу ходить, поэтому негативно отношусь к идее отвезти меня на собрание в инвалидной коляске. Ведь я на самом деле чувствую себя отлично. Ну не считая мою голову и ногу, и пульсирующую боль в местах ушибов, и тошноту, которая подкатила ко мне уже через пару минут после еды. Так что не исключено, что инвалидная коляска не такая уж и плохая идея. Как только меня сдвигают с места, я начинаю переживать о том, что меня ждет. Мы с Гейлом вчера нарушили приказ, и Боггс может доказать это своими травмами. Естественно, наши действия будут иметь последствия, но на сколько тяжелые? Аннулирует ли Койн наше соглашение о неприкосновенности победителей? Не лишила ли я Пита той защиты, которую могла ему дать?
Добравшись до Штаба, обнаруживаю там лишь Крессиду, Мессаллу и насекомых. Мессалла лучезарно улыбается и говорит: - Это же наша маленькая звезда! - а все остальные улыбаются так искренне, что я не могу не улыбнуться в ответ. Когда мы были в Восьмом, они удивили меня еще сильнее, во время бомбардировки последовав за мной на крышу и оставив Плутарха, отступая, заполучить кадры, которые были так им нужны. Они не просто выполняют свою работу, они испытывают гордость за нее. Так же, как и Цинна. У меня возникает странная мысль, что окажись мы на арене вместе, я выбрала бы их в союзники. Крессиду, Мессаллу, и... и... - Я должна перестать называть вас «насекомыми», - выпаливаю я операторам. Я объясняю, что имена их мне неизвестны, а у их костюмов такой же панцирь, как у тех существ. Кажется, такое сравнение, ничуть их не волнует. Даже без камер в руках они все равно похожи друг на друга. Те же рыжеватые волосы, рыжие бороды и голубые глаза. Один, с длинными ногтями, представившийся как Кастор и другой, его брат Полидевк. Я жду, что Полидевк поприветствует меня, но он лишь кивает. Сначала я подумала, что он скромный или просто не особо болтлив. Но что-то было не так - положение губ, видимые усилия, которые он прилагает, чтобы глотать - и я понимаю, что с ним, еще до того, как Кастор объясняет мне. Полидевк Безгласый. Они вырезали ему язык, и он больше никогда не будет говорить. И мне больше не приходится задаваться вопросом: что заставило его рисковать всем ради свержения Капитолия.
По мере того, как комната наполняется, я настраиваю себя на не очень радужный прием. Но единственные, кто источает негативный настрой - это Хеймитч, который всегда не в духе, и Фалвия Кардью, со своим кислым лицом. На лице Боггса, от верхней губы до бровей, надета гипсовая маска телесного цвета - я была права насчет сломанного носа - поэтому выражение его лица понять сложно. Койн и Гейл стоят в центре и общаются, и, похоже, настроены они позитивно. Когда Гейл устраивается на сиденье рядом с моей коляской, я спрашиваю: - Завел новых друзей? Его глаза устремляются на президента и возвращаются ко мне. - Ну, один из нас должен быть общительным, - он нежно дотронулся до моей головы. - Как ты себя чувствуешь? Должно быть, на завтрак они едят тушеный чеснок и овощную кашу. Мой желудок сжимается, а освещение вдруг кажется слишком ярким. - Как-то нестабильно, - говорю я. - А ты как? - Я в порядке. Они вытащили несколько осколков. Ничего страшного, - отвечает он.
Койн объявляет совещание открытым: - Наша Атака в прямом эфире уже официально запущена в эфир. Для тех из вас, кто пропустил вчерашнюю восьмичасовую трансляцию нашего первого пропо - или повтор, организованный Бити - мы прокрутим ролик прямо сейчас. Прокрутят его? Так они успели не только просмотреть отснятый материал, но и смонтировать из него ролик, и даже уже несколько раз передать его в эфир? Мои руки вспотели от предвкушения, что увижу себя по телевизору. А что, если я все так же ужасна? Что, если я такая же неуклюжая и бесполезная, какой была в студии, и они отказались от попыток это исправить? В этот момент из каждого стола выдвинулся экран, свет чуть потускнел, и комната погрузилась в молчание. Поначалу мой экран черный. Потом в центре начинает мигать маленькая искорка. Она мигает, увеличивается в размере, медленно пожирая черноту, пока не превращается в пылающий на весь экран огонь, который кажется таким реальным и жарким, что я представляю, будто ощущаю исходящее от него тепло. В кадре появляется изображение моей сойки-пересмешницы, сверкающей красным золотом. Низкий, звучный голос, который преследует меня в снах, начинает вещать. Клавдий Темплсмит, главный комментатор Голодных Игр, говорит: - Китнисс Эвердин, девушка, побывавшая в самом пекле.
Внезапно, на фоне настоящего огня и дыма в Дистрикте-8, заменив собой сойку, появляюсь я. - Я хочу сказать восставшим, что жива. Что я здесь, в Восьмом Дистрикте, где Капитолий разбомбил больницу, полную беззащитных мужчин, женщин и детей. Там, где не осталось выживших. Показывают больницу, которая рушится, отчаяние очевидцев, в то время как мой голос за кадром продолжает. - Я хочу обратиться к людям: если вы хоть на одно мгновение поверили, что Капитолий будет относиться к нам по справедливости, если вы поверили в прекращение огня, то вы обманываете сами себя. Потому что вы знаете, кто они на самом деле и что они делают. Камера снова возвращается ко мне, и я развожу руками, показывая на разрушения вокруг себя. - Вот как они поступают! И мы должны дать им отпор! И на экране появляется фантастически-смонтированные кадры битвы. Падают бомбы, мы бежим, земля взрывается - крупным планом показывают мою рану, она выглядит неплохо, но кровоточит - вскарабкивание на крыши, ныряние в переулки, и несколько удивительных кадров самих повстанцев, Гейла, и много меня, меня, меня, воюющей с планолетами в небе. Резкая смена кадров, и вот уже я бегу прямо на камеру. - Президент Сноу говорит, что предупреждает нас? Ну что ж, я тоже хочу его предупредить. Вы можете мучить и бомбить нас, сжигать наши Дистрикты до основания, но видите вот это? Мы с камерой наблюдаем за планолетом, горящем на крыше склада. Эмблема Капитолия, высеченная на крыле, плавится, постепенно превращаясь в мое лицо, я кричу президенту: - Огонь занялся! И если сгорим мы, вы сгорите вместе с нами! Огонь снова заполняет собой весь экран. И поверх него накладываются черные, монолитные буквы, из которых слагается фраза: ЕСЛИ СГОРИМ МЫ, ВЫ СГОРИТЕ ВМЕСТЕ С НАМИ Слова воспламеняются, и экран гаснет.
Мгновение в комнате сохраняется тишина, затем в комнате раздаются аплодисменты, а следом за ними и просьбы прокрутить ролик еще раз. Койн с удовольствием нажимает на кнопку воспроизведения, и на этот раз, зная, чего ожидать, я пытаюсь представить, что смотрю это по своему телевизору дома в Шлаке. Анти-Капитолийское выступление. Такого никогда не показывали по телевизору. По крайней мере, не на моем веку. К тому времени, как экран погас во второй раз, у меня появляется потребность узнать больше. - Это транслировалось по всему Панему? Это видели в Капитолии? - Не в Капитолии, - говорит Плутарх. - Мы не смогли пробиться сквозь их систему, несмотря на то, что Бити работает над этим. Но зато во всех дистриктах. Мы даже показали это во втором, который, возможно, в этой битве намного значимее Капитолия. - А что, Клавдий Темплсмит за нас? - спрашиваю я.
Мой вопрос очень смешит Плутарха. - Только его голос. Он очень легко нам достался. Даже не пришлось подвергать его какой-то особой редакции. Он сказал это еще на твоих первых Играх, - он стучит рукой по столу. - Ну что сказать? Давайте еще раз поаплодируем Крессиде, ее потрясающей команде и, конечно, нашей звезде экрана! Я тоже хлопаю, пока не осознаю, что я и есть та самая звезда экрана, и, наверное, отвратительно аплодировать самой себе, но никто не обращает на это внимания. Я не могу не заметить напряжение на лице Фалвии. Наверняка, ей очень трудно смотреть на успех идеи Хеймитча под руководством Крессиды, когда студийный подход Фалвии потерпел такой провал.
Терпение Койн к самовосхвалению, похоже, иссякло. - Да уж, заслуженно. Результат превзошел наши ожидания. Но я должна вынести на обсуждение тот риск, которому вы подвергли себя во время этой операции. Я знаю, что рейд был непредсказуемым. Однако, учитывая обстоятельства, я считаю, мы должны обсудить решение направить Китнисс в реальный бой. Решение? Отправить меня на поле боя? Значит, она что не знает, что я вопиющим образом игнорировала приказы, вытащила наушники и ускользнула от своих телохранителей? Что еще они скрыли от нее? - Это было трудное испытание, - говорит Плутарх, потирая лоб. - Но все согласны, что мы бы ничего не добились, каждый раз во время взрывов запирая ее где-нибудь в бункере. - И ты согласна с этим? - спрашивает президент. Гейл пинает меня под столом, и я понимаю, что она обращается ко мне. - О! Да, полностью поддерживаю. Это здорово - делать хоть что-нибудь для изменения сложившейся ситуации. - Что ж, тогда давайте разумно использовать ее влияние. Тем более что Капитолию известно, на что она способна, - говорит Койн. Гул согласия раздается в комнате.
Никто не выдал нас с Гейлом. Ни Плутарх, с чьим авторитетом мы не считались. Ни Боггс с его сломанным носом. Ни насекомые, которых мы повели в огонь. Ни Хеймитч - нет, подождите-ка. Хеймитч убийственно улыбается мне и ласково говорит: - Точно, мы же не хотим потерять нашу маленькую сойку, когда она наконец-то начала петь, - я отмечаю для себя, что нельзя оставаться с ним наедине в одной комнате, потому что он точно подумывает отомстить мне за то, что я сняла наушник. - Итак, что еще вы задумали? - интересуется президент. Плутарх кивает Крессиде, которая занимается пропо. - У нас есть несколько ужасающих кадров, на которых запечатлена Китнисс в госпитале Восьмого. Это должно быть другое пропо с главной темой "Потому что вы знаете, кто они на самом деле и что они делают". Мы сосредоточимся на том, как Китнисс общается с пациентами, особенно с детьми, на подрыве больницы и обломках планолета. Мессалла уже монтирует. Также мы задумываемся об отрывке о сойке. Нарезка из самых ярких моментов Китнисс вперемешку со сценами мятежных восстаний и кадрами войны. Мы называем его "Огонь приручен". И еще Фалвия поделилась с нами гениальной идеей. На лице Фалвии начинает появляться то самое полный-рот-кислого-винограда выражение, но она справляется с ним. - Что ж, не знаю, насколько моя идея гениальна, но я подумала, что мы могли бы сделать серию роликов под названием "Мы Помним". В них мы бы отдали дань погибшим трибутам. Маленькой Руте из Одиннадцатого или пожилой Мэг из Четвертого. Смысл в том, что каждый из этих отрывков мы могли бы нацелить на какой-то конкретный дистрикт. - Чтобы отдать дань своим трибутам, - говорит Плутарх. - Это потрясающе, Фалвия, - искренне восклицаю я. - Это идеальный способ напомнить людям, за что они воюют. - Полагаю, это должно сработать, - соглашается она. - Я подумала, что мы могли бы привлечь и Финика, рассказать его историю. Конечно, если это его заинтересует. - Честно говоря, я не понимаю, как мы сможем сделать столько роликов серии "Мы Помним", - говорит Койн. - Вы можете начать делать их уже сегодня? - Конечно, - отвечает Фалвия. Одобрение ее идеи явно взбодрило ее.
Таким образом, Крессида сглаживает все конфликты в творческом отделе. Похвалила Фалвию за ее - и в самом деле - такую замечательную идею, и расчистила путь к работе над своим собственным видео-портретом Сойки-пересмешницы. Интересно то, что, Плутарх, похоже, не заинтересован в том, чтобы разделить похвалу. Ему нужно лишь, чтобы вся эта Атака в прямом эфире сработала. Я напоминаю себе, что Плутарх - Распорядитель Игр, а не член команды. Не пешка в Играх. Таким образом его ценность определяется не одним элементом, а общим успехом. Если мы выиграем войну, тогда Плутарх выйдет на поклон. И будет вознагражден. Президент отправляет всех работать, поэтому Гейл катит меня обратно в госпиталь. Мы немного смеемся над тем, что все нас прикрывают. Гейл говорит, что никто из них не хочет казаться глупым, признавшись, что не смогли нас контролировать. Я проявляю к ним снисходительность, сказав, что они, скорее всего, не хотели ставить под угрозу нашу следующую возможную вылазку, ведь кадры получились отличными. Не исключено, что верны оба предположения. Гейл должен идти на встречу с Бити в Оружейную, поэтому я погружаюсь в полудрему.
Мне показалось, что я прикрыла глаза буквально на несколько минут, но открыв их, я вздрагиваю, обнаружив, что в нескольких шагах от моей кровати сидит Хеймитч. Выжидая. Может быть - если верить часам - на протяжении нескольких часов. Я думаю о том, чтобы позвать сестру, но рано или поздно я все равно встречусь с ним лицом к лицу. Хеймитч наклоняется ко мне и болтает прямо перед моим носом чем-то тонким и белым. Сфокусироваться на нем очень тяжело, но я догадываюсь, что это. Он бросает его на простынь. - Это твой наушник. Я дам тебе еще один шанс надеть его. Если ты снова вытащишь его из своего уха, я снабжу тебя вот этим, - он показывает мне какой-то металлический предмет, который явно одевают на голову, и я тотчас же нарекаю его кандалами для головы. - Это альтернативное аудиоустройство, которое оборачивается вокруг твоей головы и защелкивается под подбородком, а открывается ключом. И только у меня будет этот ключ. И если ты вдруг окажешься настолько умной, чтобы суметь его снять, - Хеймитч кладет этот хомут для головы на кровать и берет в руки маленький серебристый чип, - я прикажу им имплантировать вот это в твое ухо, чтобы я мог разговаривать с тобой двадцать четыре часа в сутки. Хеймитч круглосуточно в моей голове. Это ужасно. - Я больше не буду вытаскивать наушник, - бормочу я. - Прости, что? - переспрашивает он. - Я больше не буду вытаскивать наушник! - повторяю я так громко, что бужу половину госпиталя. - Ты уверена? Потому что меня устроит любой из трех озвученных вариантов, - говорит он мне. - Я уверена, - отвечаю я. Зажимаю наушник в одной руке, а свободной швыряю хомут прямо ему в лицо, но он легко ловит его. Он явно ожидал, что я его кину. - Что-то еще? - Хеймитч поднимается. - Пока ждал... я съел твой обед. Мои глаза находят пустую миску и лоток на моем прикроватном столе. - Я на тебя нажалуюсь, - бормочу я в подушку. - Будь так любезна, дорогуша, - он выходит, уверенный в том, что я этого не сделаю.
Я снова хочу заснуть, но я слишком возбуждена. Картины вчерашнего дня начинают просачиваться в сегодняшний. Бомбардировка, крушение горящего планолета, лица раненых, которых уже нет. Я повсюду вижу смерть. В то время как я, беспомощная, прикована к больничной койке, я вижу первый упавший на землю снаряд, чувствую, как взрывается крыло моего планолета, как мы с головокружительной скоростью падаем в никуда, как на меня обваливается крыша склада. Все те вещи, которые я видела собственными глазами или на пленке. Все те вещи, которые вызвала я сама, лишь натянув свою тетиву. Все те вещи, которые я никогда не смогу стереть из своей памяти.
|
