СНЫ И РАССКАЗЫ

 

Арха болела несколько дней, и лечили ее от лихорадки. С постели она вставала только затем, чтобы посидеть на крыльце Малого Дома и посмотреть на западные холмы. Чувствовала она себя слабой и глупой. Одни и те же мысли возвращались к ней снова и снова, стыд за собственную слабость жег ее. Ни одного стражника не появилось у Стены‑Вокруг‑Гробницы, но Арха знала, что никогда не осмелится упрекнуть в этом Коссил.

Часто, сидя на солнышке, Арха размышляла о том, как она поведет себя при следующем посещении подземелий. Много думала она и о том, на какую смерть обречь следующую партию узников — несомненно, более мучительную, лучше отвечающую ритуалам Пустого Трона… Каждую ночь она просыпалась с криком: — Они еще не умерли! Они все еще умирают!!!

…Архе снилось множество снов. Снилось, например, что нужно приготовить еду — огромные чаны вкусной каши, а затем вылить ее всю в какую‑то дыру в земле. Снилось, что она несет чашу с водой, глубокую медную чашу, в темноте, кому‑то, кого мучает жажда, но не может добраться до подземной тюрьмы. Она проснулась с пересохшим горлом, но не осмелилась встать и налить себе воды и долго лежала с открытыми глазами в своей комнате без окон.

Как‑то утром ее пришла навестить Пенте. Со своего места на крыльце Малого Дома Арха заметила, как она приближается с беззаботным, рассеянным видом, словно просто идет прогуляться. Если бы Арха не окликнула ее, Пенте ни за что бы не поднялась на крыльцо. Но Арха чувствовала себя одинокой и позвала девушку к себе.

Пенте отвесила Архе предписанный этикетом глубокий поклон, потом плюхнулась на ступеньку рядом с ней и издала своеобразный звук — что‑то наподобие «Фью‑ю‑юх!» Она выросла, растолстела, и любое усилие вызывало у нее прилив крови к лицу. Вот и сейчас от простой ходьбы она раскраснелась, как вишня.

— Я узнала, что ты болеешь, и принесла тебе яблок.

С этими словами она внезапно извлекла откуда‑то из‑под одежд сетку с несколькими изумительными желтыми плодами.

Пенте уже была допущена к служению в храме Божественного Короля под началом Коссил, но полноправной жрицей еще не стала и продолжала заниматься уроками и тяжелой работой вместе с ученицами.

— Поппе и я сортировали яблоки, и я отложила для тебя самые лучшие, которые все равно пошли бы на сушку. Конечно, в сушеном виде они дольше сохраняются, но все равно обидно… Правда, они красивые?

Арха ощупала золотистую бархатную кожицу, посмотрела на черенок, с которого еще не оборвались засохшие листочки, и согласилась:

— Красивые!

— Съешь одно.

— Потом. Съешь ты.

Из вежливости Пенте выбрала себе самое маленькое яблоко и прикончила его десятком сочных, умелых укусов, после чего сказала:

— Я могу есть целый день, никогда не наедаюсь. Нужно было становиться поваром, а не жрицей. Готовлю я лучше, чем эта старая костлявая Натабба, а потом можно еще и кастрюли облизать… Слышала, что случилось с Мунит? Ей дали почистить медные кувшины из‑под розового масла, ну, знаешь, такие длинные и узкие, с крышками. А ей показалось, что чистить надо не только снаружи, но и внутри. Засунула она в кувшин руку с тряпкой, а вытащить не может! Она дергала ее до тех пор, пока рука не распухла и не застряла по‑настоящему. Тут она стала бегать взад и вперед и вопить во все горло: Я не могу вытащить ее! Не могу вытащить ее! А Пунти, он совсем глухой, подумал, что пожар, и заорал на стражников, чтобы те бежали и спасали девочек. Тут Уато — он доил коз — выскочил из хлева посмотреть, что случилось, забыл закрыть дверь, и все козы рванулись во двор и налетели на Пунти и стражников, и девочек! А Мунит все бегает и машет кувшином, и у нее истерика начинается, и все они носятся сломя голову, и тут из храма выходит Коссил и спрашивает: Что такое? Что такое?

На круглом белом лице Пенте появилась при этих словах презрительная усмешка, совсем не похожая на ледяное выражение лица Коссил и в то же время напоминающая ее настолько, что Арха не смогла сдержать короткого испуганного смеха.

— Что такое? — сказала Коссил, а потом… потом… Рыжая коза… боднула ее… в зад… — глаза Пенте набухли от еле сдерживаемых слез, лицо растворилось в смехе, — а М‑мунти… стукнула козу… кувшином… — в приступе смеха обе девочки раскачивались взад‑вперед, обхватив руками колени, — а Коссил повернулась… и говорит… козе… Что такое?

Конец рассказа потерялся в безудержном смехе. Через некоторое время Пенте вытерла глаза и нос и задумчиво взяла второе яблоко.

Отсмеявшись, Арха спросила:

— Пенте, как ты попала к нам?

— Я была шестой дочерью у родителей, они просто не могли вырастить всех нас и выдать замуж. Так что, когда мне исполнилось семь лет, меня отвели в храм Божественного Короля и посвятили ему. Это было в Оссаве. Там у них было слишком много учениц, и скоро меня перевели сюда. А может, им показалось, что из меня выйдет какая‑нибудь особенная жрица или что‑нибудь в этом роде. Но они ошиблись!

С беззаботной улыбкой Пенте впилась зубами в яблоко.

— Так ты не можешь быть жрицей?

— Конечно! Я лучше бы вышла замуж за пастуха и жила в канаве. Что угодно, только не оставаться похороненной среди старух на всю жизнь! Эта пустыня… К нам никто не приходит! Никогда мне не вырваться отсюда, ведь я посвящена и застряла здесь навеки! Вот было бы здорово стать в следующей жизни танцовщицей в Авабате! Я заслужила это!

Арха не могла отвести от нее мрачного упорного взгляда. Она чувствовала, что никогда раньше не видела настоящей Пенте, никогда не пробовала рассмотреть ее, круглую, как яблоко, такую же полную соков жизни и такую же прекрасную. Хриплым от волнения голосом Арха спросила:

— Неужели храм ничего не значит для тебя?

Всегда готовая подчиниться более сильному, Пенте на этот раз не склонила головы.

— Конечно, ты ценишь и уважаешь своих Хозяев, — сказала она с безразличием, потрясшим Арху. — В этом есть смысл, потому что ты — их особая служанка. Ты была не просто посвящена им, ты рождена специально для них! А посмотри на меня! Как я могу благоговеть и все такое прочее перед Божественным Королем? Пусть он живет в Авабате во дворце десяти миль в окружности и с золотыми крышами, он — прежде всего человек. Ему пятьдесят лет и он совсем лысый. Спорю на что угодно, что он стрижет себе ногти на ногах, как все люди. Да, я знаю, что он заодно и бог, но по мне он станет куда божественнее, когда помрет!

Арха согласилась с Пенте, потому что в глубине души она смотрела на Императоров Каргада как на самозванцев, фальшивых богов, укравших свою долю поклонения у богов истинных и вечных. Но звучало в словах Пенте и еще что‑то, противоречившее всему складу ума Архи, совершенно для нее новое и потому пугающее. Она не понимала, какие люди разные, как по‑разному воспринимается жизнь. Ей представилось, будто она выглянула из своего окошка и внезапно увидела совсем рядом огромную населенную планету, непонятный мир, в котором не было богов. Твердость неверия подруги испугала Арху, и с испуга она нанесла ответный удар:

— Верно… Мои Хозяева никогда не были людьми и умерли давнымдавно… Знаешь, Пенте, ведь я могу призвать тебя на службу в Гробницы…

Арха говорила приятно и дружелюбно, словно предлагая подруге лучшую жизнь.

Розовые щеки Пенте мгновенно побледнели.

— Конечно, ты можешь. Но я… Ты будешь не довольна мной…

— Почему?

— Я боюсь темноты, — еле слышно прошептала Пенте.

Арха презрительно фыркнула, но в душе она была довольна. Она выяснила, что хотела — пусть Пенте не верит в богов, но как всякий смертный она обязана бояться не имеющих имени сил тьмы.

— Не хочешь — не надо, — сказала Арха.

Обе надолго замолчали, потом Пенте сказала своим тихим, дремотным голосом:

— Ты становишься все больше и больше похожей на Тар. Хорошо, что не на Коссил… Какая ты сильная! Я тоже хочу быть сильной, но не могу. Я такая обжора…

— Так ты не стесняйся, — сказала Арха, наслаждаясь чувством превосходства над подругой, и Пенте не спеша обгрызла до косточек третье яблоко.

Требования бесконечных ритуалов Места вызволили Арху из одиночества два дня спустя. У козы родились двое козлят, и по обычаю они должны были быть принесены в жертву Богам‑Братьям — важный обряд, и присутствие на нем Первой Жрицы было обязательно. Потом наступило новолуние, и церемонии тьмы должны были быть исполнены перед Пустым Троном. Арха надышалась наркотических паров от растений, горевших на медных подносах, и в одиночестве, одевшись в черное, танцевала перед Троном. Она танцевала для духов умерших и нерожденных, и духи столпились вокруг нее в воздухе, следуя поворотам ее тела и плавным, уверенным движениям рук. Она спела песни, слова которых не были понятны смертным и которым научила ее Тар. Хор скрытых за двойным рядом колонн жриц повторял слова за ней, и воздух в огромном полуразрушенном зале гудел от голосов, словно собравшиеся духи повторяли молитвы снова и снова.

Божественный Король, что правил в Авабате, не присылал больше узников, и Архе перестали сниться кошмары о тех троих, давно уже мертвых и похороненных в наскоро вырытых могилах в необъятной пещере под Монументами. Она набралась храбрости и вернулась в подземелье. У нее просто не было другого выхода — Первая Жрица должна входить в свои владения без страха.

Спускаться в люк в первый раз было тяжело, но в общем все оказалось не так страшно, как она себе представляла. Она так хорошо подготовилась к этому путешествию, что когда спустилась во тьму, была почти разочарована тем, что в подземелье нечего бояться. Да, могилы были здесь, но она их не видела; она вообще ничего не видела. Тьма, тишина… Вот и все…

Она стала каждый день навещать подземелье, спускаясь в него через люк в комнате за Троном, пока досконально не познакомилась со всей окружностью пещеры. Она никогда ни на шаг не отходила от стен — она знала, что если решит пересечь пещеру напрямик, обязательно потеряет чувство направления и когда дойдет до противоположной стены, не будет знать, где находится. Еще в первое свое посещение подземелья она поняла, что самое главное в темноте

— знать, в какие боковые туннели сворачивать, а какие пропускать. В этом мог помочь ей только точный счет, потому что все туннели ощущались одинаково. Память Архи была хорошо натренирована, и ей было не труднее находить дорогу с помощью осязания и счета, чем другим — с помощью зрения и здравого смысла. Она запомнила все ведущие из Подземелья‑Под‑Гробницами коридоры, выучила все зигзаги меньшего лабиринта, лежащего под Тронным Залом и вершиной холма. Но в один туннель она так ни разу и не свернула — второй налево от входа под красной скалой, тот самый, из которого, забреди она туда по ошибке, ей никогда не выбраться. Но хотя желание войти в него и познать, наконец, Лабиринт, росло в ней с каждым днем, Арха решила не делать этого, пока не узнает о нем все, что возможно, от своих учителей.

Знания Тар о Лабиринте ограничивались названиями некоторых его залов и перечнем поворотов, необходимых, чтобы добраться до них. Она перечислила их Архе, но при этом ни в дорожной пыли, ни даже жестом в воздухе ни разу не обрисовала ни одного поворота. Сама она ни разу не входила в Лабиринт, и когда Арха спрашивала: Как пройти от железной двери до Раскрашенного Зала? или: Каков путь от Зала Скелетов до туннеля под рекой? — Тар на мгновение задумывалась, а потом декламировала наизусть указания, сообщенные ей давным‑давно Архой‑Которая‑Была: Пройти столько‑то пересечений, повернуть налево столько‑то раз, и так далее. Арха все это запоминала с первого раза и часто, лежа в постели, повторяла про себя услышанное за день.

Тар рассказала Архе о множестве потайных отверстий, через которые можно наблюдать, что происходит под землей. Они были почти в каждом помещении Места, а некоторые и под открытым небом. Паутина вырубленных в камне туннелей простиралась не только под всем Местом, но и выходила за его пределы — несчетные мили мрачных коридоров. Никто, кроме Архи, двух Верховных Жриц и их личных телохранителей‑евнухов, Манана, Уато и Дуби, не догадывался о существовании Лабиринта, по крыше которого ежедневно ступали сотни людей. Конечно, слухов не заглушить, и почти каждый обитатель Места знал о каких‑то пещерах под Монументами. Но никто не проявлял излишнего любопытства, когда дело касалось Безымянных и посвященных им мест. Всеобщее чувство было таково, что чем меньше суешь нос в такие дела, тем лучше. Архе же, естественно, все это было интересно и, узнав о существовании потайных отверстий, она потратила уйму времени на их поиски в разнообразнейших укромных местах, но не нашла ни одного, даже в своей собственной комнате, пока Тар не показала ей — так искусно были они спрятаны.

Однажды ранним весенним вечером Арха взяла незажженную свечу, спустилась вниз и подошла ко второму от двери в красной скале повороту налево.

В темноте она прошла тридцать шагов по туннелю до железной, глубоко вделанной в скалу двери, крайней до сих пор точки ее вылазок. Перешагнув невысокий порожек, она еще долго шла по туннелю, и когда тот стал загибаться вправо, зажгла свечу и огляделась. Здесь свет был разрешен — Лабиринт был менее святым местом, чем Подземелье‑Под‑Гробницами, но зато куда более ужасным.

Грубо обработанные стены, сводчатый потолок и неровный пол появились перед ней в слабом желтоватом свете. Впереди и сзади туннель уходил во тьму.

Все туннели были одинаковые — они сходились, расходились, пересекались, закруглялись. Арха внимательно считала боковые ответвления и повороты, вслух повторяя наставления Тар, хотя и знала их наизусть. Заблудиться в Лабиринте означало верную смерть. В Подземелье‑Под‑Гробницами или в коротких коридорах вокруг него Коссил, Тар или даже Манан еще могут найти ее. Здесь же никто из них не был. Даже если они все‑таки придут и будут звать ее, а она застрянет в путанице туннелей в полумиле от выхода, ничего хорошего из этого не выйдет. Арха представила, как она услышит тысячекратно отраженное эхо их голосов, побежит и заблудится окончательно. И так живо она представила себе это, что ей даже показалось, будто где‑то вдалеке слышен чей‑то голос… Но она никогда не заблудится! Она внимательна и осторожна — здесь ее владения, здесь Безымянные будут направлять ее шаги в нужном направлении и они же заставят заблудиться любого смертного, осмелившегося войти в Лабиринт.

Для первого раза Арха не стала заходить слишком далеко, но все же успела ощутить приятное чувство полнейшего одиночества и независимости.

И с каждым разом она забиралась в Лабиринт все глубже — посетила Раскрашенный Зал и Шесть Путей, прошла по длинному Внешнему Туннелю, проникла в невообразимую путаницу коридоров, ведущих к Залу Скелетов.

— Когда был сделан Лабиринт? — спросила она Тар, и высокая, изможденная жрица ответила:

— Владычица, я не знаю. Никто не знает.

— Зачем он был сделан?

— Чтобы спрятать в нем сокровища Гробниц и наказать тех, кто попытается украсть эти сокровища.

— Все сокровища, которые я тут видела, лежат или в комнате за Троном, или в подвале под ней. Что же спрятано в Лабиринте?

— Куда более ценные и древние сокровища. Хочешь посмотреть на них?

— Да!

— Никто, кроме тебя, не сможет войти в Сокровищницу. Ты можешь взять кого угодно в Лабиринт, но только не туда. Даже на Манана обрушится ярость тьмы, и ему не выйти оттуда живым… Я знаю, где спрятаны Великие Сокровища. Ты сама рассказала мне, как добраться туда, пятнадцать лет назад, перед смертью, чтобы я смогла напомнить тебе об этом, когда ты вернешься. Я расскажу тебе, как нужно идти по Лабиринту за Раскрашенным Залом. Ключ к Сокровищнице у тебя в связке, вот этот, с фигуркой дракона… Но ты должна идти одна.

— Рассказывай!

Тар рассказала, и Арха запомнила, как запоминала все однажды услышанное. Но она не пошла сразу в Сокровищницу. Внутренний голос говорил ей, что ее знаний и силы воли еще недостаточно для такого путешествия. А может быть, она подсознательно хотела оставить что‑нибудь напоследок, сохранить в себе чувство ожидания, придать налет таинственности бесконеччным коридорам, всегда кончавшимся глухой стеной или пыльным залом. Она подождет…

Да и разве не бывала она уже в Сокровищнице?

Арху все еще смущало, когда Тар или Коссил говорили с ней о вещах, которые она делала до своей смерти. Конечно, она знала, что умерла и возродилась в новом теле в час смерти своей старой бренной оболочки… И не только пятнадцать лет назад, а много, много раз — путь прослеживался на сотни лет, поколение за поколением, до тех времен, когда был вырублен Лабиринт, воздвигнуты Монументы и Первая Жрица Безымянных танцевала перед Пустым Троном. Той жрицей тоже была Арха. Все люди возрождаются после смерти, но только Арха возрождается в своем собственном обличьи.

Иногда ей казалось, будто она что‑то вспоминает. Темные пещеры под холмами выглядели настолько знакомыми, что она ощущала их не только своими владениями, но и своим домом. В новолуние она вдыхала наркотические пары и чувствовала, как тело ее становится легким и чужим, а потом, босая, в черном хитоне танцевала перед Пустым Троном и знала, что танец этот не кончится никогда.

…Но все равно, странно было ей слушать слова Тар:

— Это ты говорила до того, как умерла…

Однажды Арха спросила:

— Кто были эти люди, приходившие грабить Сокровищницу? Удалось ли им это?

Идея ограбления показалась ей заманчивой, но совершенно невыполнимой. Как подобраться к Месту незамеченным? Паломники были немногочисленны, их было даже меньше, чем узников. Время от времени младшие храмы Четырех Стран присылали сюда новых учениц или рабов, или небольшие посольства с дарами золота и редких благовоний. Вот и все… Никто не появлялся здесь ни случайно, ни чтобы купить или продать, ни чтобы полюбоваться на храмы, ни чтобы украсть. Никто не появлялся здесь иначе, как по принуждению. Арха не знала даже, каково расстояние до ближайшего города — двадцать миль или больше, а ближайший город был весьма мал. Лучше всяких стражей Место охранялось пустыней и одиночеством. Каждый, кто захочет пересечь пустыню, думала Арха, будет также заметен, как черная овца на снежном поле.

Был холодный ветреный апрельский вечер. Арха сидела вместе с Тар и Коссил у крохотного очага в комнате за храмом Божественного Короля, во владениях Коссил. Почти все время, когда Арха не была одна в Малом Доме или под холмом, она проводила с Верховными Жрицами. За дверью Манан и Дуби играли в палочки — подбрасывали в воздух кучку палочек и ловили, сколько можно, обратной стороной ладони. Арха все еще играла с Мананом тайком от жриц в эту игру во внутреннем дворике Малого Дома. Сухой стук упавших палочек, хриплые возгласы триумфа или поражения, треск огня в очаге были единственными звуками, помимо голосов жриц, нарушавшими тишину. Время от времени слышался еще стук дождевых капель по крыше.

— Многие приходили в надежде ограбить Сокровищницу. Это было давно, и никто не преуспел, — сказала Тар.

Хотя она и была молчалива, но любила иногда рассказать что‑нибудь, часто делая это для пополнения знаний Архи. Сегодня Тар выглядела так, словно из нее можно было вытянуть очередную историю.

— Да как же они осмелились?

— Он и осмелились! — сказала Коссил. — Волшебники, колдуны из Внутренних Стран… Это было еще до того, как Божественный Король стал править Империей Каргад. Тогда мы еще не были так сильны. Волшебники приплывали с запада на Карего‑Ат или Атуан, грабили прибрежные города и фермы, нападали даже на священный Авабат. Они говорили, что их цель — убивать драконов, а вместо этого опустошили города и храмы.

— Их герои являлись к нам опробовать новые мечи, — продолжила Тар, — и накладывать свои безбожные чары. Один, величайший из них, Повелитель Драконов, нашел здесь свой конец. Это было давно, очень давно, но историю эту помнят, и не только у нас. Имя волшебника было Эррет‑Акбе, у себя на Западе он был еще и королем. Он явился в каргад, в Авабате объединился с мятежными лордами и, желая захватить власть над городом, вступил в битву с Верховным Жрецом Внутреннего Храма Богов‑Братьев. Долго они бились — человеческая магия против божественных молний, пока стены храма не рухнули. В конце концов Верховный Жрец сломал колдовскую палку волшебника, разбил надвое его амулет и победил его. Эррет‑Акбе ухитрился сбежать из Авабата, из Каргада далеко‑далеко на запад. Там его и убил дракон, потому что сила его исчезла. С тех пор могущество Внутренних Стран неуклонно слабеет. Имя того Верховного Жреца было Интахин. Он стал основателем рода Тарб, от которых берет начало династия Королей‑Жрецов Карего‑Ат, а потом и Божественных Королей Четырех Стран Каргада. Могущество нашей империи со времен Интахина сильно выросло… Так вот, те, кто приходил грабить Сокровищницу, были волшебниками, снова и снова пытавшимися вернуть сломанный амулет Эррет‑Акбе. Верховный Жрец отдал его на хранение нам, и он все еще здесь. И кости грабителей тоже…

Тар показала рукой вниз:

— А вот другая половина утеряна навеки…

— Как утеряна? — переспросила Арха.

— Та половина, что осталась в руке Интахина, осталась в Сокровищнице и будет пребывать там до конца времен. Другая же половина осталась в руке волшебника, и перед своим постыдным бегством он отдал ее одному из мятежных лордов по имени Хорег‑Хунун. Не понимаю, зачем он сделал это…

— Чтобы вызвать новый мятеж, заставить Хорега возгордиться, — сказала Коссил. — Так и случилось. Его потомки взбунтовались против династии Тарб, а потом и против первого Божественного Короля, не желая признавать в нем ни короля, ни бога. Сейчас не осталось уже ни одного потомка этого проклятого рода. Все они мертвы.

Тар кивнула.

— Отец нынешнего Божественного Короля Лорд‑Который‑Был‑Возвышен, истребил всю семью Хунун и разрушил их замки. Когда все было кончено, обнаружилось, что половина амулета, которой Хунуны владели со времен Эррет‑Акбе и Интахина, исчезла. Никто не знает, что с ней случилось, а прошло с тех пор уже не одно десятилетие.

— Несомненно, — сказала Коссил, — она была выброшена вместе с прочим хламом. Говорят, внешний вид Кольца Эррет‑Акбе совсем не соответствовал его ценности. Будь проклято и оно, и все западные волшебники!

В сердцах Коссил сплюнула в огонь.

Арха спросила Тар:

— А ты сама видела ту половину, что хранится у нас?

Жрица отрицательно покачала головой.

— Оно лежит там, куда кроме Первой Жрицы, никто не имеет доступа. Может быть, это величайшее из хранящихся там сокровищ. Почему‑то мне так кажется… Столетиями Внутренние Страны присылали сюда магов и грабителей, и все они проходили мимо раскрытых сундуков с золотом, ища только эту невзрачную половинку кольца. Давным‑давно умерли Эррет‑Акбе и Интахин, но никто не забыл про Кольцо. Идут столетия, множество вещей стареет и исчезает, но только самые ценные такими же и остаются. И только самые волнующие истории кочуют из века в век…

Арха ненадолго задумалась, а потом спросила:

— Должно быть, эти люди были или очень храбрыми, или очень глупыми. Разве им не было известно могущество Безымянных?

— Нет! — ледяным тоном ответила ей Коссил. — У них нет своих богов. Они занимаются магией и полагают, что сами — боги. Но они ошибаются, и когда умирают, то не возрождаются. Они превращаются в пыльные скелеты и призраки их отчаянно воют, пока их не унесет ветер.

— Но что это за магия, которой они занимаются? — зачарованно спросила Арха. Она уже забыла свои давние слова, что отвернулась бы и не стала осквернять свой взор зрелищем кораблей из Внутренних Стран. — Что она может?

— Фокусы, уловки, жонглерство, — сказала Коссил.

— Иногда и побольше, — добавила Тар, — если хоть малая часть того, что про них рассказывают — правда. Маги Запада могут поднимать и утихомиривать ветры, заставлять их дуть, куда они пожелают. В этом, по крайней мере, все рассказчики соглашаются… Поэтому‑то они и стали великими мореходами. Еще говорят, что они могут делать свет… и тьму… превращать камни в алмазы, а свинец в золото, построить дворец или город за одно мгновение, или это просто так кажется. Они могут превращаться в медведей, рыб, драконов…

— А я ничему этому не верю, — прервала ее Коссил. — Я знаю только, что они опасны, хитры и увертливы, как угри, и что если отнять у мага его посох, он лишается всей своей силы. Наверное, на них написаны дурные руны…

Тар не согласилась с ней.

— Да, они и в самом деле носят посох, но это только инструмент для проявления скрытой в них самих силы.

— Но как приобретают они эту силу? Откуда она берется?

— Все это ложь! — воскликнула Коссил.

— Слова, — ответила Тар. — Мне рассказывал один солдат… Во время набега на Внутренние Острова взяли они в плен одного волшебника. Он показал им сухую палку, сказал что‑то и — раз! — палка расцвела. Потом он сказал другое слово — и два! — на ней выросли красные яблоки. А потом он сказал еще одно слово — и три! — палка, цветы, яблоки — все исчезло, а вместе с ними и волшебник. Произнеся всего одно слово, он исчез так же бесследно, как радуга с неба. Больше его солдаты так и не увидели… Кто же он? Жонглер?

— Одурачить дураков — проще простого, — сказала Коссил.

Избегая спора, Верховные Жрицы замолчали, но Арха не собиралась сдаваться так легко.

— Как они выглядят? Неужели правда, что они все черные и только белки глаз белые?

— Они черные и злобные. Я ни одного еще не видела, — удовлетворенно сказала Коссил и, тяжело встав со стула, протянула к очагу руки.

— Да удержат их Боги‑Братья подальше от нас, — прошептала Тар.

— Сюда они больше носа не сунут, — заявила Коссил.

…Потрескивал огонь, дождь стучал по крыше, а за дверью послышался пронзительный голос Манана:

— Ага! Половина моя! Половина!