ВЕЛИКОЕ СОКРОВИЩЕ

 

Никогда еще дневные заботы не казались Архе столь многочисленными, бесполезными, утомительными. Девчонки с бледными лицами и уклончивыми ответами, заплаканные новички, жрицы, чей вид был строго холоден, но чьи глаза были полны скрытой от посторонних глаз смесью зависти и отчаяния, мелких амбиций и неутоленных страстей — все эти женщины, среди которых Арха прожила жизнь и кто составлял для нее весь мир — начали казаться ей невыносимыми и одновременно жалкими.

Но она, кто служит великим силам, она, принцесса угрюмой ночи, свободна от повседневной суеты. Она не забивает себе голову постылой обыденностью, не сгорает от зависти, если соседке плюхнут в тарелку с бобами кусочек бараньего жира побольше… Она вольна распоряжаться течением своих дней. Там, внизу, нет дня. Только ночь.

И в этой бесконечной ночи — пленник. Он сам черен, как ночь, он — последователь черных искусств, но он закован в железо и сидит в каменном мешке. Он ждет ее прихода, он ждет воды, хлеба, жизни… или удара меча и смерти. Как пожелает Первая Жрица.

Арха рассказала о пленнике только Коссил, а та держала язык за зубами. Может, она думает, что он уже умер и Манан отнес труп в Зал Скелетов… Хотя непохоже, чтобы Верховная Жрица приняла что‑нибудь на веру… Арха попыталась уверить себя, что в молчании Коссил нет ничего зловещего. Просто она не любит задавать вопросов, а кроме того, Арха приказала ей не соваться не в свои дела. Коссил послушалась ее.

Однако, если считать, что человек мертв, Архе нельзя просить для него еды. Вот и пришлось ей ограничиваться украденными из подвалов Большого Дома яблоками и сушеным луком. Объявив, что будет отныне кушать в одиночестве, Арха приказала доставлять ей завтраки и ужины в Малый Дом, и каждый вечер относила их в Лабиринт, оставляя себе только суп. Она привыкла поститься по три‑четыре дня, и такой режим не доставлял ей особых неудобств. Пленник же поедал скудные порции хлеба, сыра и бобов, как лягушка муху — хлоп! — и нет мухи… Конечно, он может съесть и в пять, и в шесть раз больше, но после каждой трапезы с серьезным видом благодарил Арху, словно он был ее гостем, а она — хозяйкой такого праздника, как во дворце Божественного Короля, о котором она столько слышала и где столы завалены горами жареного мяса и хлеба с маслом и заставлены хрустальными кувшинами с вином.

— Расскажи мне про Внутренние Острова…

Арха принесла в Лабиринт маленький стульчик из слоновой кости, чтобы не стоять во время разговоров с пленником и не спускаться до его уровня, усаживаясь на пол.

— Говорят, только в самом Архипелаге четыре раза по сорок островов, а есть еще и Внешние Пределы. Никто еще не смог ни объехать их все, ни точно сосчитать. Каждый остров непохож на соседний, но самый прекрасный из них — Хавнор, величественная страна в центре мира. В сердце ее, на берегах широкой, полной кораблей бухты раскинулась Столица Хавнора. Башни ее — из белого мрамора. У дома каждого принца или купца есть своя башня, и они возвышаются одна над другой. Крыши домов крыты красной черепицей, мосты над каналами расцвечены мозаикой — красной, зеленой, голубой. А знамена принцев, развевающиеся над белыми башнями — всех цветов радуги. В верхушку самой высокой башни как шпиль, острием к солнцу вделан меч Эррет‑Акбе. Когда солнце восходит в Хавноре, лучи его сначала касаются меча, а когда садится, меч долго еще горит золотом над погруженной в сумерки Столицей.

— Кто такой Эррет‑Акбе? — спросила хитрая Арха.

Волшебник помолчал немного и улыбнулся.

— Конечно, вы здесь знаете про то, как он появился в Каргаде, но вряд ли еще что‑нибудь. Что знаешь ты сама?

— Он потерял посох, амулет и свою силу… совсем, как ты. Он ускользнул от Верховного Жреца, убежал на запад и драконы убили его… Если бы он появился здесь, у нас, драконам не пришлось бы заботиться о его судьбе!

— Верно, — согласился пленник.

Арха почувствовала в разговоре об Эррет‑Акбе какую‑то неясную опасность и решила переменить тему.

— Говорят, он тоже был Повелителем Драконов… Расскажи, что это такое.

Тон Архи был неизменно насмешлив, ответы волшебника — прямы и понятны, словно он воспринимал их разговор всерьез.

— Повелитель Драконов — это человек, с которым драконы разговаривают. Драконами нельзя повелевать, как многие думают. Если имеешь дело с драконом, существуют только две возможности — он или съест тебя, или будет разговаривать. Если у тебя есть способ заставить дракона сделать второе и не делать первого, значит, ты — Повелитель.

— Разве драконы умеют разговаривать?

— Ну, конечно. Они разговаривают на Древнем Языке, который мы, люди, учим так долго и которым пользуемся, хотя и с трудом, для наших заклинаний. Никто не знает всех слов этого языка, не знает даже десятой их части. Для этого просто не хватает времени, отпущенного человеку. Но драконы живут по тысяче лет… С ними есть о чем поговорить.

— А на Атуане водятся драконы?

— Их здесь нет уже много столетий, и на Карего‑Ат тоже. Говорят, что на самом северном вашем острове, Гур‑Ат‑Гуре, в горах еще сохранились большие экземпляры. У нас они держатся подальше к востоку, много их на безлюдных островах Восточного Предела. Когда их начинает мучить голод, они нападают на западные острова, но такое случается все реже и реже. Я был на острове, куда они прилетают, чтобы вместе танцевать. Почти не двигая гигантскими крыльями, они спиралями поднимаются все выше и выше над бушующим морем, и издалека кажется, что это ветер носит желтые осенние листья…

Полные воспоминаний, глаза его пронзили невидимые картины на стенах, сами стены, и землю, и тьму, и увидели бескрайнюю морскую гладь под солнцем и золотых драконов на золотом ветру…

— Ты лжешь! Ты все это выдумал!

Волшебник удивленно вскинул глаза.

— Зачем же мне обманывать тебя, Арха?

— Чтобы я почувствовала себя круглой дурой, чтобы испугалась! Чтобы предстать в моих глазах мудрым, храбрым, могущественным Повелителем Драконов и все такое прочее! Ты видел, как танцуют драконы, ты видел башни Хавнора, ты все видел и все знаешь, но все это — ложь! Ты был всего лишь грабителем, а стал всего лишь пленником, у тебя нет души, и ты никогда не выйдешь отсюда! Океаны, драконы и мраморные башни перестали существовать для тебя, потому что больше ты их никогда не увидишь! Ты не увидишь солнечного света! Я знаю только тьму и ночь, и это — единственные реальности в мире. Тишина и мрак. Колдун, ты знаешь все, а я знаю только одно, и вот как раз это и есть то единственное, что стоит знать!

Волшебник склонил голову. Его руки цвета темной меди спокойно лежали на коленях. Арха с новым интересом посмотрела на его шрамы: он спускался во тьму глубже ее, он знает смерть лучше ее, даже смерть… Волна ненависти к сидящему напротив человеку поднялась в Архе, чуть не задушив ее. Почему он так беззащитен и так силен? Почему Арха чувствует себя рядом с ним ребенком?

— Поэтому я разрешаю тебе жить! — слова эти слетели с языка Архи сами по себе. — Я хочу, чтобы ты показал мне, как делаются фокусы. Пока у тебя будет, что показать мне, ты будешь жить. Если же твое искусство окажется обманом, считай себя мертвецом. Понятно?

— Да.

— Ну и прекрасно. Начинай.

Волшебник опустил голову на руки. Железный пояс мешал ему и единственным удобным положением для него было лежачее. Но вот он поднял голову и серьезно заговорил:

— Слушай, Арха. Я — маг, то, что ты называешь колдуном или волшебником. Я владею кое‑каким искусством, это так. Верно и то, что здесь, в обители Древних Сил мне нечего рассчитывать на него. Я могу создать для тебя иллюзию и показать сколько угодно чудес. Это всего лишь мельчайшая частичка магии. Иллюзии получались у меня еще в детстве, получатся и сейчас. Но если ты поверишь им, то испугаешься, страх пробудит в тебе ярость, и ты можешь захотеть убить меня. Если не поверишь, то посчитаешь их всего лишь фокусом и… снова моя жизнь в опасности! Моя же главная цель в настоящий момент — сохранить ее.

Арха невольно рассмеялась и сказала:

— Ты еще поживешь немного, разве это непонятно? До чего же ты глуп! Ну, ладно, покажи мне эти иллюзии, я не испугаюсь. Кстати, я не испугалась бы в любом случае. Начинай и не бойся, по крайней мере сегодня твоя драгоценная шкура в безопасности…

Волшебник в свою очередь рассмеялся, как и она минуту назад. Они перебрасывали его жизнь от одного к другому, как мячик.

— Что же показать тебе?

— A что ты можешь?

— Все.

— До чего же ты любишь хвастаться!

— Нет, — уязвленно ответил маг. — Я никогда не хвастаюсь.

— Ну так покажи мне что‑нибудь стоящее, что угодно!

Волшебник пристально смотрел на свои руки. Ничего не происходило. Высокая свеча в фонаре горела тускло и ровно. Мрачные картины на стенах — крылатые люди, прикованные к земле — громоздились над ними. Стояла полная тишина.

Арха вздохнула, разочарованная и почему‑то огорченная. Да, он слаб. Говорил о великих вещах и ничего не сделал. Даже грабитель из него никудышный — только врун он заправский.

— Ну что же… — начала Арха и подобрала юбки, чтобы встать. Шерсть как‑то странно зашелестела… Арха посмотрела на свои одежды и, потрясенная, вскочила на ноги.

Тяжелая черная ткань исчезла, вместо нее был бирюзовый шелк, яркий и нежный, как предзакатное небо. Юбка, украшенная серебряными нитями, жемчугом и кристалликами горного хрусталя сверкала, словно апрельский дождь.

Арха, не в силах вымолвить ни слова, смотрела на волшебника.

— Нравится?

— Откуда…

— Такие же одежды я видел на одной принцессе в Новом Дворце Хавнора, на празднике Возвращения Солнца, — сказал он, с удовлетворением глядя на Арху. — Ты просила показать что‑нибудь стоящее. Я решил показать тебе саму себя.

— Пусть… пусть это исчезнет!

— Ты отдала мне свой плащ, — несколько обиженно сказал волшебник. — Неужели я ничего не могу дать тебе взамен? Ну, ладно, не волнуйся, это только иллюзия, посмотри.

Он не произнес ни слова, не шевельнул ни одним пальцем, но великолепие пропало, и Арха долго молча стояла в своей привычной черной хламиде.

— Откуда мне знать, — спросила она наконец, — что ты на самом деле такой, каким кажешься?

— Действительно… Я не знаю, каким кажусь тебе.

Подумав, Арха сказала:

— Ты можешь заставить увидеть себя как…

Тут маг поднял руку и показал наверх быстрым, почти неуловимым движением. Архе показалось, что это заклинание, и она отпрянула было к двери, но проследив за его жестом, заметила в высокой сводчатой крыше маленький прямоугольник — потайное отверстие, выходящее в малую сокровищницу храма Богов‑Братьев.

Арха не увидела света, не услышала никакого движения там, наверху, но волшебник показал именно туда и теперь не сводил с нее вопросительного взгляда. На какое‑то время оба застыли в неподвижности. Потом Арха громко и отчетливо произнесла:

— Твоя магия — всего лишь детская забава и нагромождение лжи. Я видела достаточно и отдаю тебя Безымянным. Больше ты меня не увидишь.

Сказав это, Арха встала, взяла фонарь, преувеличенно громко и твердо задвинула за собой засов и в растерянности стала думать, что же делать дальше.

Что успела увидеть и услышать Коссил? Арха не помнила деталей разговора с пленником, но, кажется, она так и не собралась высказать ему все, что хотела. Он все время смущал ее баснями о драконах и башнях, давал имена Безымянным, берег свою жизнь и благодарил ее за подаренный плащ. Ему, видите ли, удобно на нем спать! А она… она даже не спросила его про талисман, спрятанный теперь на ее груди.

Но если Коссил подслушивала, это не имеет уже никакого значения.

Какой вред ей может причинить Коссил? Задавая себе этот вопрос, Арха уже знала ответ. Нет ничего легче, чем отнять жизнь у запертого в клетке сокола. Человек беспомощен, он прикован железными цепями к стенам каменной клетки. Стоит Верховной Жрице храма Божественного Короля шепнуть пару слов своему слуге Дуби, и маг будет задушен сегодня же ночью. А если Дуби не знает дороги, Коссил может просто‑напросто вдуть в потайное отверстие какой‑нибудь яд. У нее есть множество шкатулочек и бутылочек с разными веществами — для еды, питья, воздуха… К утру он будет мертв, и все кончится. Никогда больше не увидит она света в Подземелье‑Под‑Гробницами.

Узкими каменными тропинками Арха заторопилась к выходу, где ее терпеливо ждал Манан, сидя в темноте на корточках, словно старая жаба. От этих визитов к пленнику ему было не по себе. На этот раз Арха приказала ему ждать. Все к лучшему… Уж кому‑кому, а Манану она доверяла полностью.

— Слушай меня внимательно. Иди в Раскрашенный Зал и скажи пленнику, что уводишь его оттуда, чтобы похоронить живым под Монументами…

Маленькие глазки Манана радостно загорелись.

— …Скажи это вслух, громко. Потом отомкни цепь и отведи его…

Тут Арха замолчала, потому что еще не решила, где спрятать пленника.

— В Подземелье? — услужливо подсказал Манан.

— Да нет же, дурачина! Ты только скажи это, но не делай. Помолчи…

Где пленник будет в безопасности от Коссил и ее шпионов? Нигде, только в самой глубине Лабиринта, в самых святых и сокровенных его уголках, куда Коссил не отважится войти. Но разве не способна она почти на все? Да, она боится темноты, но в силах преодолеть страх, чтобы добиться своего. Неизвестно, планы каких частей Лабиринта успела узнать она от Тар или от Архи‑Которая‑Была, или даже в результате своих собственных путешествий в далеком прошлом. Арха подозревала, что знания Коссил не ограничиваются Подземельем‑Под‑Гробницами. Однако существовал один путь, которого она наверняка не не знала…

— Ты отнесешь пленника, куда я тебе укажу, но пойдем мы без света. Потом я приведу тебя обратно в Подземелье, ты выроешь там могилу, сделаешь гроб, опустишь его в могилу и закопаешь так, что если кто‑нибудь станет искать его — обязательно найдет. Но могила должна быть глубокой. Понятно?

— Нет, — с несчастным видом ответил бедный Манан. — Малышка, не надо хитрить, из этого не выйдет ничего хорошего. Там не место мужчине. Наказание…

— Да, наказание будет, и знаешь, какое? Одному старому дуралею отрежут язык! Как ты смеешь сомневаться в моих словах! Я выполняю волю Сил Тьмы! Иди за мной!

— Прости, маленькая госпожа, прости!

Они вернулись к раскрашенному Залу. Пока Арха ждала снаружи, Манан вошел внутрь и расковал пленника. Она услышала, как густой и сочный голос спрашивает: — Куда теперь, Манан? — и писклявый ответ: — Госпожа приказала похоронить тебя живым. Под Монументами. Вставай!

Вышел пленник. Руки его были связаны кожаным поясом Манана, который шел следом, держа его, словно пса, на коротком поводке. Только ошейник был одет на пояс пленника, а сам поводок заменяла железная цепь. Манан вопросительно посмотрел на Арху, но она тут же задула свечу и зашагала вперед неторопливо, но ровно и уверенно, как всегда ходила в Лабиринте. Кончиками пальцев она едва касалась обоих стен туннеля сразу. Манан с пленником потащился сзади, спотыкаясь, шаркая ногами и громыхая цепью, но Арха твердо решила идти в темноте. Никто не должен знать эт ой дороги.

Налево из Раскрашенного Зала, пропустить один поворот, направо, пропустить один правый поворот, потом длинный изгибающийся коридор, потом лестница вниз, скользкая и со ступенями, слишком узкими для человеческих ступней. Дальше этой лестницы она еще никогда не заходила.

Воздух тут был хуже, еще более спертым, застывшим, и чувствовался в нем резкий неприятный запах. В голове Архи, как живой, зазвучал голос Тар, и она стала послушно следовать его указаниям. Вниз (она услышала, как пленник споткнулся и Манан могучим рывком поставил его на ноги), у подножия лестницы сразу налево, пройти три туннеля слева, потом сразу направо. Туннели изгибались и сворачивали, ни один из них не шел прямо.

— Потом нужно будет обойти Яму, — прошептала Тар в пустоте мозга Архи, — а тропинка узкая.

Арха замедлила шаги, нагнулась и стала ощупывать перед собой пол. Туннель уже некоторое время шел прямо, создавая у путника обманчивое ощущение безопасности. Но вот рука Архи перестала ощущать под собой шероховатость пола. Каменная губа, край, на ней — ничего. Правая стена туннеля уходила вниз, в бездонную, казалось, пропасть. У левой стены Арха нащупала карниз шириной не более ладони.

— Тут яма. Вставайте лицом к левой стене, прижимайтесь к ней и идите боком. Не отрывая ног от карниза, Манан… держи цепь крепче… Уже пошли? Карниз сужается, осторожнее. Не опирайтесь на пятки… Я уже пришла. Бери меня за руку. Ну вот…

Туннель пошел короткими зигзагами с множеством боковых ответвлений. Из некоторых звук их шагов отражался странным, пустым эхом, а еще страннее было то, что в воздухе чувствовалось восходящее движение. В этих ответвлениях — тоже ямы. Может быть, под этой, самой глубокой частью Лабиринта — пустота? Грандиозная пещера, по сравнению с которой Подземелье

— домик пигмеев?

Туннели становились все уже и ниже и в конце концов даже Архе пришлось нагнуться. Будет ли им конец?

Конец объявился внезапно — запертая дверь. Арха шла немного быстрее обычного и больно ударилась об нее руками и головой. Она ощупала замочную скважину, потом нашла ключ на поясе, ключ, которым она еще никогда не пользовалась — серебряный, исполненный в виде дракона. Он вошел в скважину, повернулся, и Арха открыла дверь в Великую Сокровищницу Гробниц Атуана. Затхлый воздух в ней вздохнул словно от облегчения.

— Манан — не входи сюда, подожди снаружи.

— Ему можно, а мне нельзя?

— Если ты войдешь сюда, обратно уже не выйдешь. Это закон. Еще ни один смертный не выходил отсюда живым. Ну что, пойдешь?

— Я подожду здесь, — ответил из темноты печальный голос. — Только… госпожа, не закрывай дверь…

Тревога Манана так расстроила Арху, что она выполнила его просьбу и оставила дверь приоткрытой. И в самом деле, место это наполнило ее каким‑то унылым страхом и недоверием даже к связанному пленнику. Войдя внутрь, она дрожащими руками высекла огонь и с трудом зажгла свечу, и в ее слабом желтоватом свете оглядела покрытые движущимися тенями стены Сокровищницы.

По периметру комнаты стояли шесть огромных каменных сундуков, покрытых толстым слоем пыли. Больше ничего. Стены из грубо обтесанного камня, низкий потолок. Было холодно, и холод этот, глубокий и мертвый, останавливал кровь в жилах. Не было даже паутины, только пыль. Ничто не жило здесь, даже маленькие белые пауки Лабиринта. Пыль покрывала все, и каждая пылинка могла быть днем, прошедшим здесь с тех пор, когда не было еще ни света, ни времени: месяцы, годы, века — все обратилось в пыль.

— Вот место, которое ты искал, — сказала Арха, и голос ее был спокоен. — Это — Великая Сокровищница. Ты добрался до нее, но уйти не сможешь.

Пленник ничего не ответил. Хотя лицо его осталось невозмутимым, в глазах появилось нечто такое, что тронуло Арху — отрешенность, горе человека, которого предали.

— Ты говорил, что хочешь сохранить жизнь. Так вот, Сокол, это — единственное известное мне место, где у тебя есть шанс отсрочить смерть. Коссил прикончила бы тебя или заставила бы сделать это меня саму, но сюда она не достанет.

Он по‑прежнему молчал.

— Разве ты не понимаешь, что в любом случае не остался бы безнаказанным? Странствия твои закончились! То, что ты искал — здесь!

Смертельно уставший пленник уселся на один из сундуков, звякнув по камням волочившейся за ним цепью. Посмотрев на стены, он перевел взгляд на Арху.

Она отвернулась. Каменные сундуки… У нее не было никакого желания открывать их, ей все равно, что за чудеса гниют внутри.

— Здесь нет нужды в цепях, — сказала Арха после долгого молчания, подошла к пленнику и освободила его от ошейника и стягивающего руки кожаного пояса. — Мне придется запереть дверь, но когда я вернусь… могу ли я доверять тебе? Пойми, ты не выйдешь отсюда… ты не должен даже пытаться. Я — орудие мести, я сделаю то, что мне прикажут, а если ослушаюсь, если ты окажешься недостойным моего доверия, они отомстят сами. Не пробуй обмануть меня… или убить. Постарайся поверить мне.

— Я верю тебе, — тихо сказал пленник.

— Я буду приносить тебе еду и воду. Чуть‑чуть. Воды достаточно, но с едой пока будет трудно. Я и сама голодаю, ты заметил? Но я постараюсь, чтобы ты не умер с голоду. Может случиться и так, что меня не будет два, три дня, но я приду, обещаю тебе. Возьми флягу и постарайся растянуть ее содержимое подольше. Я вернусь.

Волшебник внимательно и как‑то странно посмотрел на Арху.

— Осторожнее, Тенар, — сказал он.

 

ИМЕНА

 

Арха вывела Манана из Лабиринта темными путями и оставила его в темноте Подземелья, приказав вырыть могилу. Могила должна была послужить для Коссил доказательством, что грабитель понес заслуженное наказание. Было уже поздно. Арха сразу ушла в Малый Дом и улеглась в постель. Посреди ночи она внезапно проснулась, вспомнив, что забыла свой плащ в Раскрашенном Зале. Значит… ему нечем будет укрыться в промозглом подвале, нечем защититься от тысячелетнего холода пыльных камней. Ледяная могила, подумала Арха, но она слишком устала и скоро снова провалилась в небытие. Ей приснился сон. Ей снились души мертвецов на стенах Раскрашенного Зала, фигуры, похожие на гигантских грязных птиц с человечьими лицами, руками и ногами, сидящие в пыли посреди океана тьмы. Они не могут летать. Глина — их еда, пыль — их питье. Они — души невозрожденных, души сожранных Безымянными неверующих. Они сидели в темноте вокруг Архи, издавая время от времени какое‑то поскрипывание и слабый писк. Один из них подошел совсем близко к Архе. Она испугалась и хотела убежать, но не могла сдвинуться с места. У подошедшего к ней существа голова была птичья, не человечья, но волосы отливали золотом. Оно сказало женским голосом:

— Тенар, — нежно, тихо, — Тенар…

Она проснулась. Рот ее был забит глиной, лежала она в каменной могиле под землей, а руки и ноги оказались спутанными похоронным саваном.

Отчаяние Архи было столь велико, что вырвалось из ее груди, разбило подобно огненной птице каменные оковы и вырвалось в дневной свет — свет, тусклый в ее комнате без окон.

Проснувшись на этот раз окончательно, Арха села в постели, пытаясь прогнать остатки окутавшего ее мозг тумана. Одевшись, она вышла во внутренний дворик Малого Дома и окунула в заполненное ледяной водой каменное углубление лицо и руки, а потом и всю голову, пока тело ее не начало оживать и кровь быстрее побежала по жилам. Потом, откинув назад волосы, с которых капала вода, она стала смотреть в утреннее небо.

Солнце только что показалось из‑за горизонта. Чистое, со слегка желтоватым оттенком небо обещало ясный зимний день. Высоко, так высоко, что казалось солнечной искрой в небе, кружила какая‑то птица — сокол или пустынный орел.

— Я — Тенар, — негромко сказала она и вздрогнула от холода, ужаса, возбуждения. — Мое имя вернулось ко мне. Я — Тенар!

Золотая точка в небе ушла на запад, к горам, и пропала из виду. Солнце уже золотило крышу Малого Дома. Внизу, в оврагах, зазвенели овечьи колокольчики. Ветерок донес из кухни запахи дыма и овсяной каши.

— Как есть хочется… Откуда он узнал? Мое имя… Нужно поесть, а то свалюсь…

Она натянула капюшон и побежала завтракать.

После трех дней полуголодного существования плотный горячий завтрак сотворил с Архой чудо — она перестала ощущать себя такой разболтанной и испуганной, почувствовала уверенность в том, что способна справиться даже с Коссил.

Выходя из трапезной Большого Дома, Арха догнала Коссил и как бы между прочим сказала:

— С грабителем покончено… Какой чудесный сегодня день!

Из‑под черного капюшона на нее глянули серые глаза‑льдинки.

— Мне казалось, что после человеческого жертвоприношения Первая Жрица три дня должна поститься.

Верно. Арха просто забыла об этом, и это тут же отразилось на ее лице.

— Он еще не умер, — сказала она после короткой заминки, стараясь подделаться под беспечный тон, так хорошо удавшийся ей минуту назад. — Мы похоронили его живьем. Под Монументами. В гробу. В нем есть немного воздуха, гроб деревянный. Он будет умирать долго. Как только я узнаю, что он умер, тут же начну поститься.

— Ка к ты узнаешь об этом?

Застигнутая врасплох, Арха снова помедлила с ответом.

— Я… я узнаю. Мои… мои хозяева скажут мне.

— Понятно. Где могила?

— В Подземелье‑Под‑Гробницами. Я приказала Манану вырыть ее у Ровного Камня. — Нельзя отвечать так быстро, таким заискивающим тоном. Нужно поддерживать свое величие.

— Живой, в деревянном гробу… Рискованно оставлять так волшебника, госпожа. Уверена ли ты в том, что его рот заткнут достаточно надежно и он не сможет произнести ни слова? Связаны ли его руки? Они способны вить заклинания всего одним пальцем, даже если отрезать язык.

— Его волшебство — обыкновенные фокусы, — ответила Арха немного громче и пронзительнее, чем ей того хотелось. — Он похоронен, и Хозяева ждут его. Пусть остальное не волнует тебя, Жрица!

На этот раз она зашла слишком далеко. Рядом были другие — Пенте, еще две девушки, Дуби, жрица Меббет — и все они обратились в слух. Коссил заметила это.

— Все, что случается здесь, заботит меня, госпожа. Все, что происходит в королевстве, заботит Божественного Короля, Человека Бессмертного, чьим покорным слугой я состою. Он заглядывает и в людские сердца, и в темные подземелья, и никто не силах запретить ему это!

— Я запрещаю! В Гробницах правит воля Безымянных, они были до твоего Божественного Короля и будут после него! Говори о них помягче, Жрица, не навлекай на себя их гнев. Они войдут в твои сны, в темные закоулки разума, и ты сойдешь с ума!

Глаза Архи метали молнии. Коссил втянула голову как можно глубже в капюшон. Пенте и все остальные смотрели на них, пораженные ужасом и недоумением.

— Они стары, — донеслось из‑под капюшона змеиное шипение Коссил. — Они стары. Им поклоняются только здесь и нигде больше. Время их власти прошло, и они теперь — всего лишь тени. Не пугай меня, Съеденная. Ты — Первая Жрица, не значит ли это, что ты и последняя? Тебе не удастся обмануть меня, я проникаю взглядом в глубину твоего сердца, и тьма не в силах скрыть от меня предательства! Берегись, Арха!

Коссил повернулась и не спеша направилась к окруженному белыми колоннами дому Божественного Короля, круша под тяжелыми сандалиями замерзшую траву.

Высокая и стройная, осталась Арха стоять, словно примерзнув к земле. Ничто не двигалось. Никто не двигался. Только Коссил, одна среди холмов и пустынь, гор и равнин.

— Да пожрут Черные твою душу, Коссил! — похожим на соколиный клекот голосом выкрикнула Арха и, подняв правую руку с растопыренными пальцами, прокляла Верховную Жрицу как раз в тот момент, когда та поставила ногу на нижнюю ступеньку своего храма. Коссил пошатнулась, как от удара, но не остановилась, не обернулась. Все так же неспешно взошла она по лестнице и скрылась за дверью, за которой ждал ее Божественный Король.

 

Весь день просидела Арха на нижней ступеньке Пустого Трона. Она не отважилась ни спуститься в Лабиринт, ни показаться среди других жриц. Непонятная тяжесть наполнила ее и час за часом держала в промозглом полумраке Тронного Зала. Она бездумно смотрела на двойной ряд уходящих вглубь Зала толстых колонн, на пробивающиеся сквозь крышу копья солнечного света, на густые клубы поднимающегося из чаши на треножнике дыма. Она сосредоточенно составляла фигурки из валяющихся на полу и ступенях мышиных костей. Мозг ее работал активно, и в то же время как‑то странно замедленно. Кто я? — спросила себя Арха и не получила ответа.

Когда свет исчез, а холод начал пробирать до костей, в Тронный Зал, шаркая подошвами сандалий, пришел Манан. Печальное лицо, безвольно повисшие плетьми руки, изорванный колючками подол хитона…

— Маленькая госпожа…

— Что такое, Манан? — Арха посмотрела на него с прежней привязанностью, но уныло и безрадостно.

— Малышка, позволь мне сделать то, что ты приказала… что якобы уже сделано. Он должен умереть, малышка, он околдовал тебя. Коссил отомстит. Она — жестокая старуха, а ты так еще молода… Ты не в силах бороться с ней.

— Она не сможет сделать мне ничего плохого.

— Даже если она убьет тебя днем, на глазах у всех, в Империи не найдется человека, который осмелится наказать ее. Она — Верховная Жрица Божественного Короля, а он правит нами. Но она расправится с тобой по‑другому — тайком, ночью, с помощью яда…

— Моя душа возродится снова!

Манан заломил руки и пролепетал:

— Может быть, она и не станет убивать тебя…

— Что ты имеешь в виду?

— Она может запереть тебя там… внизу, как ты заперла его. Ты будешь жить долгие годы. Годы… И не родится новая Арха, потому что не умерла еще старая. Но Первая Жрица исчезнет, танцы новолуния не будут исполнены, жертвы останутся непринесенными, кровь — не пролитой на ступени Трона, и Безымянные будут забыты навсегда. Коссил и ее повелителю только того и надо.

— Он и вернут мне свободу, Манан!

— Да, как только перестанут гневаться на тебя, госпожа.

— Гневаться?

— Из‑за него… Грех еще не искуплен. Ах малышка, малышка, они не простят тебя!

С поникшей головой, зажав в кулаке крохотный мышиный череп, Арха сидела в пыли на нижней ступеньке Трона. Надвигалась ночь, и совы на чердаке зашевелились.

— Не ходи сегодня в Лабиринт, — еле слышно прошептал Манан. — Иди к себе и выспись, а утром скажи Коссил, что снимаешь с нее проклятие. Этого будет достаточно, не волнуйся. Особенно, когда я представлю ей доказательство.

— Доказательство?

— Да, что волшебник мертв.

Хрупкий череп треснул, и, раскрыв ладонь, Арха увидела, что он превратился в кучку обломков и пыли.

— Нет! — сказала она и стряхнула мусор с ладони.

— Он должен умереть! Он зачаровал тебя, Арха, и ты не соображаешь, что творишь!

— Ничего подобного! Просто ты, Манан — старый трус! Как это ты, интересно, собираешься добраться до него, убить и получить «доказательство»? Как ты выйдешь к лестнице, обойдешь Яму, откроешь дверь? Бедный старичок Манан, мозги твои совсем заржавели! Как же напугала тебя Коссил! Иди, иди в Малый Дом, успокойся, забудь обо всем и не приставай ко мне больше с разговорами о смерти… Я приду попозже. Иди, мой старенький дурачок…

Арха встала, мягко толкнула Манана в широкую грудь, похлопала по плечу. — Спокойной ночи и хороших снов.

Манан, которого одолевали нехорошие предчувствия, но в ком послушание всегда брало верх, повернулся и, сгорбившись, медленно, нехотя пошел между колонн к выходу. Арха задумчиво смотрела ему вслед.

Когда Манан вышел из храма, она обошла Трон и скрылась в темноте за ним.