Б. Малиновский. ниях, что смерть на воине — это хорошая смерть, смерть от от­равления хуже, тогда как смерть от колдовства — худшая из всех

БАЛОМА

 

ниях, что смерть на воине — это хорошая смерть, смерть от от­равления хуже, тогда как смерть от колдовства — худшая из всех. Эти пояснения означают, что мужчина предпочтет умереть скорее на войне, чем как-то иначе; и хотя они не подразумевают никакого морального преимущества той или иной из этих форм смерти, такие предпочтения, несомненно, обусловлены некоторым романтическим ореолом, присущим смерти на войне, и страхом перед колдовством и болезнью.

В одну категорию с гибелью на войне входит и форма самоубий­ства, при которой человек взбирается на дерево и бросается вниз (у туземцев это называется ло-у). Это одна из двух форм самоубийства, известных в Киривине. К такому самоубийству прибегают как муж­чины, так и женщины. Самоубийство представляется явлением весь­ма обычным¹⁴. Оно совершается как акт наказания, но не себя са­мого, а чаще всего кого-то из провинившихся близких. И как тако­вое оно является одним из важнейших средств осуществления пра­восудия у этих туземцев. Однако психологическая основа такого обычая не так проста, но здесь мы не можем подробно обсуждать эти удивительные факты.

Наряду с ло-у самоубийство также совершают, принимая яд. Для этой цели используется яд, которым глушат рыбу -- тува. Такие самоубийцы вместе с теми, кто был отравлен ядом, получаемым из желчного пузыря рыбы определенного вида — сока, отправляются второй дорогой, дорогой яда.

Утонувшие люди идут той же дорогой, что и те, кто был убит на войне. Это тоже считается "хорошей" смертью. И, наконец, третьей дорогой следуют те, кто были убиты черным колдовством. Туземцы признают, что существуют болезни, вызванные естественными при­чинами, и отличают их от тех, что связаны с вредоносной магией. Но согласно господствующим здесь представлениям только послед­ние бывают смертельными. Таким образом, третья дорога на Туме предназначается для всех умерших "естественной смертью" в нашем понимании, т.е. не вследствие явного несчастного случая. А, по по­нятиям туземцев, как правило, такие смерти сопряжены с колдов­ством¹⁶. Духи женщин следуют теми же тремя дорогами, что и духи мужчин. Им указывает путь жена Топилеты, которую зовут Боми-амуйа. Пока это все о различных категориях смерти.

Мужчину или женщину, неспособных заплатить необходимую плату стражу Потустороннего мира, ожидает очень тяжелая участь. Такой дух, не допущенный на Туму, будет сброшен в море и пре-

вратится в вайаба, мифическую рыбу с головой и хвостом акулы и туловищем ската. Однако опасность превратиться в вайаба, по-ви­димому, не очень занимает мысли туземца; напротив, наведя справ­ки, я узнал, что такое несчастье случается крайне редко, если вооб­ще когда-либо случается, — мои информаторы не смогли привести ни одного конкретного примера. Когда я спрашивал, откуда в таком случае они вообще об этом знают, ответ обычно гласил: "Старый разговор" (токунабогу ливала). Таким образом, после смерти че­ловека не ждет возмездие за прижизненные дела, ни перед кем не нужно отчитываться, не надо проходить никаких испытаний, и в целом на пути из этой жизни в иную нет препятствий.

Что касается образа Топилеты, то проф. Зелигман пишет: "Топи­лета во всем похож на человека, за исключением того, что у него огромные уши, которыми он постоянно машет; согласно одному ис­точнику, он относится к клану Маласи и, похоже, ведет совершенно обычную жизнь тробрианского островитянина". Эта информация была получена на соседнем острове, Каилеула (который проф. Зе­лигман называл Кадавага), но она полностью совпадает с тем, что мне рассказывали о Топилете в Киривине. Далее профессор Зелиг­ман пишет: "Он [Топилета] обладает некоторыми магическими спо­собностями, может, например, вызывать землетрясения по своему желанию, а когда стареет, готовит снадобье, которое возвращает молодость ему, его жене и детям. Умершие вожди сохраняют свою власть и на Туме, а Топилета, хотя и считается самым главным существом на Туме... представляется настолько непохожим на дру­гих духов мертвых вождей, что нельзя сказать, что он правит мер­твыми в обычном смысле этого слова. На самом деле сложно обна­ружить свидетельства того, что Топилета пользуется какой-либо властью в ином мире"¹⁷.

Топилета — неотъемлемая принадлежность Тумы, но он, после того как принимает прибывающих духов, никак не влияет на их жизнь. Умершие вожди действительно сохраняют свой статус, од­нако пользуются ли они какой-либо властью, моим информаторам было не совсем ясно¹. Более того, Топилета является подлинным владельцем или хозяином земли духов на Туме и тамошних дере­вень¹⁹. В том мире есть три деревни: собственно Тума, Вабуайма и Валисига. Топилета считается толивалу (главой) всех трех дере­вень, но просто ли это титул или Топилета имеет решающий голос в важных делах, ни один из моих информаторов не знал. Неизвестно также, существует ли какая-либо связь между этими тремя дерев-

Б. Малиновский

БАЛОМА

 

нями и тремя дорогами, ведущими в потусторонний мир. Миновав Топилету, дух входит в ту деревню, в которой он отныне будет жить. Он всегда находит там кого-нибудь из своих родственников, у кого он может побыть до тех пор, пока ему не найдут или не построят жилище. Туземцы представляют себе все точно так же, как бывает в этом мире, когда человек вынужден перебраться в другую дерев­ню, — событие отнюдь не редкое на Тробрианских о-вах. В течение некоторого времени новоприбывший очень печален и много плачет. Однако другие балома, особенно противоположного пола, пытаются утешить его в новой обстановке, склоняют создать новые узы и привязанности и забыть старые. Мои информаторы (все они были мужчинами) единогласно утверждали, что духа-мужчину, появив­шегося на Туме, представительницы прекрасного и стыдливого — в нашем мире — пола просто осаждают своим вниманием. Вначале духу хочется поплакать о тех, кого он оставил; его родственники-балома оберегают его от всяких посягательств, говоря: "Подождите, дайте ему время; пусть он поплачет". Если он был счастлив в суп­ружестве и оставил после себя вдову, по которой тоскует, то, естес­твенно, он хочет подольше оставаться наедине со своим горем. Но все напрасно! Представляется (и это снова только мужское мнение), что в потустороннем мире гораздо больше женщин, чем мужчин, и что они очень нетерпеливы, не выносят длительной скорби. Если они не могут добиться успеха обычным способом, то прибегают к магии, этому могущественному средству завоевания расположения другого человека. Духи женщин на Туме не менее искусны и не более щепетильны в использовании любовных чар, чем живые жен­щины в Киривине. Очень скоро горе новичка отступает, и он при­нимает подношение, называющееся набуодау — корзину, наполнен­ную бу-а (орехи бетеля), мои (листья бетеля) и ароматическими травами. Это подносится со словами "Кам паку", и если подарок принимается, то формируется новая пара²⁰. Мужчина, конечно, может ждать, когда к нему на Туме присоединится его вдова, но мои информаторы, похоже, не склонны были считать, что так поступают многие. Однако вина за это полностью лежит на красавицах Тумы, которые используют такую сильнодействующую магию, что даже самая крепкая супружеская верность не может устоять. В любом случае дух обретает счастливое существование на Туме, где он про­живает еще одну жизнь, а потом снова умирает. Но эта новая смерть тоже, как мы убедимся далее, не ведет в небытие.

III

Однако пока это не произошло, балома вовсе не лишен связи с миром живых. Время от времени он посещает свою родную деревню, а его навещают оставшиеся жить друзья и родственники, ибо неко­торые из них обладают способностью непосредственно проникать в призрачный мир духов. Другим же балома являются лишь в виде­ниях, или же они могут слышать голоса балома, видеть их издали или в темноте — при этом достаточно отчетливо, чтобы без труда узнать и не сомневаться, что это балома.

Но Тума, как уже говорилось, — это и остров живых: там есть деревня, которую время от времени посещают жители Киривины. На Туме и на прилегающих островах очень много панцирей черепах и больших белых раковин каури (овулум овум); фактически этот небольшой островок является основным источником этих материа­лов, идущих на самые ценные украшения у жителей северных и восточных деревень Киривины²². Поэтому люди с главного острова часто приезжают на Туму.

Все мои информаторы из Омараканы и соседних деревень дово­льно хорошо знали Тума. И едва ли среди них нашелся бы хоть один, кто никогда не сталкивался с балома. Кто-то видел в сумерках тень, удалившуюся при его приближении; кто-то слышал хорошо знакомый голос и т.д., и т.п. Багидоу, исключительно умный чело­век из субклана Табалу, главный знаток земледельческой магии в Омаракане и мой лучший информатор во всем, что касалось старин­ных традиций и преданий, видел множество духов и не имел ни малейшего сомнения в том, что человеку, в течение некоторого вре­мени находящемуся на Туме, совсем несложно увидеть любого из своих умерших друзей. Однажды он (Багидоу) брал воду из источ­ника в раибоаге (скалистая местность) на Тума, когда балома уда­рил его по спине. Обернувшись, Багидоу увидел только тень, исче­зающую в кустах, и услышал причмокивание, какое обычно произ­водят губами туземцы, желая привлечь чье-то внимание. И еще, однажды ночью Багидоу спал на Туме на подмостках. Внезапно он почувствовал, как его подняли и положили на землю.

Большая группа людей вместе с вождем Омараканы, Тоулувой, отправилась на Туму. Они причалили недалеко от камня Модавоси и неожиданно увидели стоящего там человека. Они тут же узнали

Б. Малиновский

в нем Гийопеуло, великого воина, мужчину непомерной силы и сме­лости, который, недавно умер в деревне, расположенной не более чем в пяти минутах ходьбы от Омараканы. Когда они приблизились, он исчез, но они явственно услышали: "Букусисуси бала [Вы оста­вайтесь, я должен идти]", — обычная форма прощанья. Другой из моих информаторов пил воду на Туме в одном из больших гротов, наполненных водой, — их множество в раибоаге — и услышал, как из этого водоема раздался голос: его окликнула по имени девушка, которую звали Буавау Лагим.

Я слышал о массе таких происшествий. Стоит отметить, что во всех этих случаях балома явно отличаются от коси, — т. е. туземцы уверены, что они видят или слышат именно балома, а не коси, хотя несколько легкомысленное поведение этих существ (вроде сбрасы­вания уважаемого человека с подмостков или хлопанья его по спине) никоим образом не отличается от повадок коси. И опять же, туземцы не воспринимают эти "явления" или проделки балома с чувством "гадливости"; они также, похоже, не боятся этих духов так, как боятся европейцы своих привидений; они боятся балома ничуть не больше, чем коси.

Помимо таких эпизодических и мимолетных соприкосновений, живые могут вступать в гораздо более тесные контакты с балома при посредничестве тех избранных, что посещают страну мертвых. Проф. Зелигман пишет: "Есть люди, которые говорят, что были в нижнем мире Тума и возвращались в верхний мир"²³. Такие люди отнюдь не редки и представлены обоими полами, хотя, конечно, их способности не всегда хорошо известны, даже ближним. В Омара-кане, деревне, где я жил, самым известным человеком из этой ка­тегории была женщина, Бвоилагеси, дочь умершего вождя Нумака-лы, брата и предшественника Тоулувы, нынешнего правителя Омара­каны. Она посещала и, по-видимому, продолжает посещать Туму, где видит балома и разговаривает с ними. Она также принесла с собой с Тумы песню балома, которую часто поют женщины Омараканы.

Есть также один мужчина, Монигау, который время от времени отправляется на Туму и приносит новости от духов. Хотя я очень хорошо знаю их обоих, мне не удалось получить детальной инфор­мации об их странствиях на Туме. Оба они чувствовали себя очень стесненно, когда я затрагивал эту тему, и отвечали на мои вопросы нехотя и банально. У меня сложилось твердое впечатление, что они не могут дать никаких подробных объяснений и что все, что они знали, они уже говорили каждому, и поэтому оно известно всем.

БАЛОМА

Таким общим достоянием была и вышеупомянутая песня ²⁴, а также личные устные послания духов своим семьям. Бвоилагеси — с ней я однажды говорил на эту тему в присутствии ее сына, Тукулуба-кики, одного из самых дружелюбных, скромных и умных туземцев, которых я знал, — сказала, что никогда не помнит то, что видела, однако помнит то, что ей было сказано. Она не идет и не плывет на Туму; она засыпает и просто оказывается среди балома. Она и ее сын были совершенно уверены, что песня была напета ей балома. Но было ясно, что эта тема тягостна для Тукулубакики, особенно когда я настойчиво расспрашивал о деталях. Я не смог обнаружить ни одного случая, когда бы моя дама-информатор извлекла бы ре­альную экономическую выгоду из своих приключений на Туме, хотя ее престиж был очень велик, несмотря на спорадические проявления открытого скептицизма.

Так, два моих информатора говорили мне, что все эти утвержде­ния о встречах с балома — чистая ложь. Один из них, Гомайа, парень из Синакеты (деревня в южной части острова), рассказал мне, что одним из самых удивительных людей, посещавших Туму, был некий Митакаийо из Обураку; но даже он был обманщиком. Он обычно похвалялся, что может отправиться на Туму, чтобы по­есть. "Я хочу сейчас есть; я отправлюсь на Туму; там много еды: спелых бананов, ямса и таро, готовых к употреблению в пищу; рыбы и свиней; там также много орехов арековой пальмы и бетелевого перца; каждый раз, когда я бываю на Туме, я там ем". Можно легко себе представить, как сильно эти картины волновали воображение туземцев, как они поднимали престиж хвастуна и вызывали зависть утех, кто почестолюбивее. Хвастовство, предметом которого явля­ется пища, — самый распространенный способ проявления тщесла­вия или честолюбия у туземцев. Человек незнатного происхождения может поплатиться жизнью, если у него будет слишком много еды или слишком хороший огород и особенно если он слишком хваст­ливо будет выставлять все это напоказ.

Гомайе, по-видимому, не нравилось хвастовство Митакаийо, и он попытался добраться до истины. Он предложил ему один фунт. "Я дам тебе один фунт, если ты возьмешь меня на Тума". Но Митакаийо готов был довольствоваться много меньшим. "Твои отец и мать все время плачут о тебе; они хотят увидеть тебя; дай мне две плитки табака, и я отправлюсь повидаться с ними и отдам им табак. Твой отец видел меня; он сказал: 'Принеси табака от Гомайи'". Мита-

* Имеются в виду английские деньги.

6- 52

Б. Малиновский

БАЛОМА

 

каийо не спешил взять с собой Гомайю в мир иной. Гомайа дал ему две плитки табака, которые мудрец сам же и выкурил. Гомайа узнал об этом, сильно возмутился и стал опять настаивать на том, чтобы лично побывать на Туме, обещая дать фунт, как только вернется оттуда. Митакаийо дал ему три вида листьев и приказал натереть ими тело, а другую небольшую порцию листьев велел съесть. Когда это было сделано, Гомайа лег и заснул — но он так и не попал на Туму. Это сделало его скептиком. А Митакаийо, хотя и не получил обещанный фунт, сохранил свой престиж в общине.

Этот же самый Митакаийо разоблачил другого не столь знамени­того ясновидца, якобы посещавшего Туму, по имени Томуайа Лаку-абула. Между ними было вечное соперничество, Митакаийо часто с пренебрежением отзывался о Томуайе. В конце концов решили устроить испытание. Томуайа обещал отправиться на Туму и при­нести оттуда какую-нибудь вещь. На самом деле он отправился в буш и украл связку орехов бетеля, принадлежавших Моураде, главе деревни (токарайвага валу) Обураку. Большую часть орехов он употребил сразу, однако один оставил на будущее. Вечером он ска­зал своей жене: "Положи мне циновку на топчан; я слышу пение балома; я скоро буду с ними; я должен лечь". Затем он начал петь в своем доме. Все люди снаружи слышали его и говорили друг другу: "Поет один лишь Томуайа, и никто другой". На следующий день они ему так и сказали, но он ответил, что они не могли слышать его, что это пели многочисленные балома, а он присоединился к ним.

С приближением рассвета он засунул оставленный для этой цели орех бетеля в рот, а на рассвете поднялся, вышел из дому и, вытас­кивая орех бетеля изо рта, закричал: "Я был на Туме; я принес оттуда орех бетеля". Этот знак произвел огромное впечатление на всех людей, но Моурада и Митакаийо, которые внимательно следи­ли за ним в предшествующий день и знали, что он украл связку орехов, разоблачили его. С этого времени Томуайа больше не гово­рил о Туме. Я записал эту историю в точности так, как слышал ее от Гомайи, и привел ее здесь без изменений. Однако туземцы в своем изложении очень часто искажают перспективу. Мне кажется, что мой информатор объединил в этом рассказе несколько разновремен­ных событий; но в данном случае основной интерес представляют нашедшие отражение в рассказе Гомайи психологические установки туземцев по отношению к "спиритизму"; я имею в виду выраженный скептицизм некоторых индивидов и прочность веры большинства. Из этих историй также с очевидностью вытекает — и об этом прямо

заявляли мои скептически настроенные друзья, — что главным мо­тивом всех этих путешествий на Туму является материальная выго­да, получаемая провидцами.

Несколько иной способ общения с духами характерен для людей, предрасположенных к состояниям кратковременного транса, когда они вступают в разговор с балома. Я не могу даже приблизительно определить психологическую или психопатологическую основу таких явлений. К сожалению, я узнал о них только в конце своего пребывания там — за две недели до своего отъезда и то лишь слу­чайно. Однажды утром я услышал громкие и, как мне показалось, сварливые крики на другом конце деревни и, будучи всегда наготове заполучить очередной социологический "документ", я спросил у ту­земцев в моей хижине — в чем дело? Они ответили, что это Гум-гуйау — уважаемый и тихий мужчина — разговаривает с балома. Я поспешил туда, но, прибыв слишком поздно, нашел его выбив­шимся из сил, лежащим на постели и, по-видимому, спящим. Это происшествие не вызвало никакого возбуждения, потому что, как мне сказали, он имел обыкновение говорить с балома. На этот раз он говорил громко, на повышенных тонах, что напоминало обвини­тельный монолог, и, как мне сказали, речь шла о большом ритуаль­ном состязании лодок, которое проводилось за два дня до этого. Такие гонки устраиваются всегда, когда построено новое каноэ, и обязанность вождя, который организует их, — обеспечить также большое сагали (обряд раздачи еды) в связи с праздником. Балома некоторым бескорыстным и неопределенным образом всегда прояв­ляют интерес к празднествам и следят за тем, чтобы на них было достаточно еды. Любая скудость, обусловленная либо неради­востью, либо неудачной организацией, вызывает негодование бало­ма, которые винят вождя независимо от того, его ли это промах или нет. Так, в данном случае балома обратились к Гумгуйау, чтобы выразить свое сильное неодобрение по поводу скудного сагали, ус­троенного недавно на берегу. Организатором праздника, конечно же, был Тоулува, вождь Омараканы.

По-видимому, в общении между балома и миром живых играют некоторую роль и сновидения. Похоже, что балома являются во сне живым преимущественно сразу же после смерти. Кто-то из близких друзей или родственников умершего, кого не было в деревне в мо­мент смерти, видит балома во сне и от него же узнает печальную новость. Балома также часто являются во сне женщинам, чтобы сообщить им, что они забеременеют. Во время миламала, ежегод-

6»

Б. Малиновский

ного празднества, умершие родственники часто посещают людей в сновидениях. В первом из упомянутых случаев (когда духи после смерти приходят к отсутствовавшим друзьям или родственникам) наблюдаются некоторая свобода интерпретаций и некоторая "сим­волизация", как это бывает при толковании сновидений во все вре­мена и во всех цивилизациях. К примеру, большая группа юношей из Омараканы отправилась работать на плантацию в Майлн Бэй на крайней восточной оконечности Новой Гвинеи. Среди них был Ка-логуса, сын вождя Тоулувы, и Гумигавайа, туземец незнатного про­исхождения из Омараканы. Однажды Калогусе приснилось, что к нему пришла его мать, пожилая женщина, одна из шестнадцати жен Тоулувы, жившая в Омаракане, и сказала ему, что она умерла. Он очень опечалился и, по-видимому, выразил свое торе причитаниями. (Эта история была рассказана мне одним из членов группы). Все другие поняли, что "что-то, должно быть, случилось в Омаракане". Когда на пути домой они узнали, что умерла мать Гумигавайи, то совсем не были удивлены и нашли в этом объяснение сновидения Калогусы.

Мне кажется, что сейчас самое время обсудить природу балома и их соотношение с коси. Из чего они состоят? Из одной и той же субстанции или из разных? Являются ли они тенями, духами или представляются чем-то материальным? Все эти вопросы можно за­дать туземцам, и самые интеллектуальные из них легко поймут смысл таких вопросов и будут обсуждать эту тему с этнографом, проявляя и проницательность, и интерес. Но такие дискуссии ясно показали мне, что, затрагивая эти и подобные им вопросы, мы ос­тавляем в стороне сферу собственно веры и сталкиваемся с совер­шенно иным классом туземных идей. Здесь туземец скорее прибе­гает к умозрительным спекуляциям, нежели к положительной вере, причем сам он не слишком серьезно относится к своим спекуляциям; не беспокоит его и то, являются ли они ортодоксальными или нет. Только самые интеллектуально развитые туземцы станут углублять­ся в такие вопросы и при этом будут высказывать свое личное мне­ние, а не определенные догматы. Даже они — особо одаренные — не имеют в своем словарном запасе или наборе понятий ничего, что хотя бы приблизительно соответствовало нашим понятиям "субстан­ция" или "сущность". Правда, у них есть слово у-ула, близкое по значению к нашим "причина" и "начало".

Вы можете спросить: "Как выглядит балома! У него такое же тело, как у нас, или другое? И если другое, то чем отличается?"

БАЛОМА

Далее вы можете привлечь внимание к тому обстоятельству, что тело остается, а бестелесный балома уходит. Почти неизменный ответ: балома похож на отражение (сарибу) в воде или в зеркале (так может сказать современный житель Киривины), а коси подобен тени (каикуабула). Это разграничение (балома есть "отражение", а коси — "тень") — типичное, но ни в коей мере не единственное мнение. Иногда о том и другом говорят, что они похожи как на сарибу, так и на каикуабула. Мне всегда казалось, что такие отве­ты — не столько определения, сколько сравнения. Я хочу сказать, что туземцы вовсе не были уверены, что балома имеет тот же "сос­тав", что и отражение; на самом деле они знали, что отражение — это "ничто", что это сасопа (обман), что в нем нет никакого балома, но что балома — это "просто что-то похожее на отражение" (балома макавала сарибу). Если их припереть к метафизической стенке ко­варными вопросами: "каким образом балома может окликать живых людей, есть и заниматься любовью, если он похож на сарибу!] как может коси стучаться в дом, бросать камни или ударить человека, если он подобен тени?" и т.п., — то наиболее умственно одаренные туземцы отвечают приблизительно следующее: "Да, балома и коси похожи на отражение и на тень, но они также похожи и на людей и ведут себя точно так же, как люди". И трудно спорить с ними²⁵. Некоторые менее одаренные или менее терпеливые информаторы склонны пожимать плечами в ответ на такие вопросы; другие же явно не прочь пофантазировать и выдвинуть какую-нибудь крайнюю точку зрения, а также поинтересоваться вашим мнением и вступить в метафизическую дискуссию. Однако такие импровизации никогда не достигали уровня самостоятельных гипотез; они просто враща­лись вокруг уже приведенных выше представлений.

Следует четко уяснить, что существуют и убеждения, которых придерживались все мои информаторы без исключения. Нет ни ма­лейшего сомнения в том, что балома сохраняет наружность челове­ка, которого он представляет, так что если вы видите балома, то узнаете в нем умершего человека. Балома живут жизнью людей; они стареют; они едят, спят, любят, как на Туме, так и во время посещения своих деревень. Все это моменты, относительно которых у туземцев не было ни малейшего сомнения. Следует отметить, что эти догматы относятся к поступкам балома, описывают их поведе­ние, а некоторые из них — такие как, например, убеждение в том, что балома нуждаются в пище — подразумевают определенное по­ведение живых людей при контактах с балома (см. ниже, описание

 

 

Б. Малиновский

миламала). Единственным, по сути, всеобщим убеждением, касаю­щимся природного естества балома и коси, было то, что первые подобны отражениям, а последние подобны теням. Заслуживает внимания, что такой дуализм сравнений соответствует поведенчес­ким характеристикам этих образов: открытые, определенные и пос­тоянные балома и непонятные, непредсказуемые ночные призра­ки — коси.

Но в понимании даже фундаментального соотношения между 6а лома и коси имеются существенные противоречия — противоречия, которые касаются не только их сущности, но и соотносительного их существования. Бесспорно преобладающей точкой зрения является то, что балома отправляется прямо на Туму, и то, что другой дух, коси, в течение короткого периода времени бродит вокруг селения. Этот взгляд допускает два толкования: либо в живом человеке на­ходятся два духа, и оба они оставляют тело после смерти, или же коси является чем-то вроде вторичного духа, появляющегося только в момент смерти и отсутствующего в живом теле. Туземцы понимали этот вопрос, если я формулировал его так: "Балома и коси живут в теле все время? Или же в теле живет один балома, а коси появ­ляется только после смерти?" Но все ответы были нерешительными и противоречивыми, один и тот же информатор в разное время от­вечал по-разному. Это как нельзя лучше свидетельствует о том, что человек вступает здесь в сферу чистых догадок и импровизаций.

Помимо выразителей названной выше наиболее распространен­ной позиции, я нашел нескольких человек, которые неоднократно утверждали, что коси представляет собой первую стадию развития духа и что в дальнейшем, спустя несколько дней, коси превращается в балома. Таким образом, в этом случае мы имели бы только одного духа, который некоторое время после смерти остается в округе, рядом со своим домом, а затем удаляется. Несмотря на свою боль­шую простоту и логичность, такое суждение высказывалось гораздо менее уверенно. Однако оно было достаточно независимым и раз­вернутым, чтобы усомниться в том, что первое убеждение следует считать общепризнанным или хотя бы ортодоксальным.

Интересный вариант первой версии (версии параллельного су­ществования балома и коси) был предложен Гомайей, одним из моих лучших информаторов. Он был убежден, что лишь те люди, что при жизни были колдунами {бвога-у), оставляют после смерти коси. Однако быть бвога-у не очень сложно. Любой человек, знаю­щий какие-нибудь силами (заклинания черной магии) и имеющий

БАЛОМА

обыкновение использовать их, является бвога-у. Согласно Гомайе, другие (обычные люди) не становятся коси; они становятся только балома и отправляются на Туму. Во всех остальных деталях — таких, как естество балома и коси, их поведение, а также эфемер­ность существования коси — Гомайа соглашался с общепринятыми взглядами. Его вариант достоин внимания, потому что Гомайа — очень умный туземец, его отец был великим магом и бвога-у, а его кадала (дядя по материнской линии) тоже колдун. Более того, вер­сия Гомайи очень хорошо согласуется с тем, что бвога-у, как считают туземцы, всегда бродят по ночам, и с этим поверьем связан факти­чески единственный серьезный ночной страх, если не считать веры ъ мулукуауси. И опять же, как мы видели выше, мулукуауси, хотя и не бвога-у (еще более опасный вид злонамеренного человеческого существа, сведущего в колдовстве), имеет невидимого "двойника", или "посланника", который называется какулувала и который по­кидает ее тело и передвигается самостоятельно. Это верование в "двойника", или "посланника" существует параллельно с другим, согласно которому мулукуауси странствуют в телесной форме.

Эти наблюдения показывают, что в общем представления, каса­ющиеся естества балома и коси, а также их соотношения, не вы­кристаллизовались в какую-либо ортодоксальную и определенную доктрину. Еще менее ясным у туземцев является представление о соотношении балома и тела живого человека. Туземцы не могут дать определенных ответов на такие вопросы, как: "Обитает ли балома в какой-то части тела (голове, животе, легких)? Может ли он ос­тавлять тело на протяжении жизни? Не балома ли это отделяется от тела человека и путешествует, видя другие места, во время сно­видений? Не балома ли это покидает тело некоторых живых людей и посещает Туму?" Хотя на последние два вопроса обычно отвеча­ют — "да", такие ответы звучат весьма неубедительно и явно не подкрепляются ортодоксальным преданием. Интеллект, память и мудрость туземцы локализуют в теле и знают местонахождение каж­дого из этих свойств; но локализовать балома они не могут, и право же, я склонен полагать, что они представляют себе, что после смерти от тела отделяется двойник, а не душа, обитающая в нем при жизни. Однако уверен я только в том, что их представления еще не выкрис­таллизовались в определенные формы, они скорее ощущают свои верования, нежели формулируют их, и верования эти в большей мере описывают поведение балома, чем аналитически препарируют, их сущность и условия существования.

Б. Малиновский

БАЛОМА

 

Другим вопросом, на который, кажется, не существует ни одного определенного, догматического ответа, является вопрос о том, где конкретно обитают духи. На поверхности земли на острове Тума или под землей, или еще где-либо? Существует несколько мнений, и их сторонники высказываются вполне уверенно. Так, от ряда ин­форматоров, включая Багидоу, очень серьезного и заслуживающего доверия человека, я получил ответ, что балома живут на острове Тума, что их деревни расположены где-то там, подобно тому, как балома во время их ежегодного возвращения в Киривину в период миламала располагаются лагерем где-то по соседству с деревней. Три упоминавшиеся выше деревни мертвых делят территорию ос­трова с Тумой — деревней живых. Балома невидимы, как и все то, что принадлежит им, и потому их деревни могут располагаться там, никому не мешая.

По другой версии, балома спускаются под землю, в "нижний мир" в буквальном смысле, и живут там в Тумавиаке (Великой Туме). Эта версия, в свою очередь, имеет два варианта, в одном из которых говорится о двухуровневом подземном мире. Когда балома перестает существовать, завершив первый цикл своего бытия в форме духа, он спускается на нижний уровень, и только оттуда он может снова вернуться в материальный мир (см. ниже, VI, реин­карнация). Большинство же отрицают эту теорию и говорят, что существует только один уровень нижнего мира. Последнее согласу­ется с изложением проф. Зелигмана: "Духи мертвых не остаются в верхнем мире с живыми, а спускаются в иной мир, под землю И опять же, это утверждение о подземной Туме, как представляется, лучше согласуется с господствующим в Киривине верованием, со­гласно которому первые человеческие существа появились из "дыр" в земле. Зелигману даже довелось слышать историю о том, что "мир первоначально был заселен с Тумы мужчинами и женщинами, пос­ланными в верхний мир Топилетой, который сам остался под зем­лей"²⁷. В том, что мне не пришлось слышать эту версию, нет ничего удивительного, принимая во внимание большое разнообразие точек зрения по ряду вопросов, один из которых и касается сущности Тумы и ее соотношения с миром живых. Свидетельство Зелигмана подтверждает мнение, что "подземная Тума" является самым орто­доксальным представлением, хотя, как уже говорилось, в целом этот вопрос в туземной вере еще не определился догматически.

IV

Давайте, однако, вернемся к сношениям между живыми людьми и духами. Все, что было сказано по этому поводу выше, касалось сновидений или видений, в которых фигурируют духи, и мимолет­ных столкновений с ними людей бодрствующих и пребывающих в нормальном психическом состоянии. Все такого рода контакты можно назвать частными и случайными. Они не регулируются обы­чаем и нормами, хотя, конечно же, требуют определенного склада ума и согласуются с определенным типом верований. Они не пуб­личны: община не участвует в них коллективно, и никакой ритуал с ними не связан. Но есть случаи, когда балома посещают деревню или принимают участие в некоторых публичных действиях — слу­чаи, когда община принимает их сообща, когда им уделяется опре­деленное внимание, в строго установленной форме, регулируемое обычаем; когда они принимают участие в магических обрядах и играют в них отведенную им роль.

Так, каждый год после того, как собран урожай с огородов и в земледелии наступает перерыв, потому что вновь возделывать ого­роды еще рано, у туземцев появляется время для танцев, пиршеств и общественных праздников, которые называются миламала. Бало­ма во время миламала присутствуют в деревне. Все они возвраща­ются с Тумы в свои родные деревни, где к их встрече готовятся, где воздвигаются специальные платформы для них, где по обычаю им подносятся дары и откуда с завершением полнолуния их торжест­венно, но без сожаления выдворяют.

Балома, опять же, играют важную роль в магии. В магических заклинаниях перечисляются имена духов предков; эти взывания к духам являются, пожалуй, самой заметной и устойчивой отличи­тельной чертой магических заклинаний. Кроме того, в некоторых магических обрядах делаются подношения балома. Имеются следы веры в то, что духи предков некоторым образом содействуют дости­жению целей определенных магических обрядов; на самом деле эти подношения балома — единственный церемониальный элемент (в узком смысле слова), который мне удалось обнаружить в маги­ческих обрядах²⁸.

Здесь мне хотелось бы добавить, что не существует никакой связи между балома у