Промедление в башне-1

26февраля 1993 г., когда террористы впервые атаковали Всемирный торговый центр (ВТЦ), Элия Зедено с куском пиццы из Sbarro в руках находилась в ка­бине экспресс-лифта. Она водила нового временного работника в ресторанный дворик, чтобы показать ему, где он находится, и теперь они возвращались на свои рабочие места. Когда взорва­лась бомба, они услышали громкий хлопок, лифт остановился, а потом начал спускаться. Затем он окончательно остановился, и Элия вместе с пятью другими людьми оказалась в ловушке. Сни­зу медленно начал просачиваться дым. Двое мужчин стали пы­таться открыть двери. Женщина упала на колени и начала мо­литься, заставив Зедено занервничать. Затем один из мужчин хладнокровно приказал всем сесть на пол и прикрыть лица. Все сделали, как было сказано.

Зедено сконцентрировалась на том, чтобы ее дыхание было не­глубоким и медленным. Но чем больше она старалась успокоить­ся, тем сильнее, казалось, колотилось ее сердце. Затем они услы­шали, как в соседнем лифте закричал мужчина. «Я горю!» — вы­крикивал он, колотя по окружающим его металлическим стенкам. Вскоре он затих. «Я помню, как подумала: мы будем следующи­ми», — говорит Зедено. Она представила, как позднее спасатели найдут в кабине лифта их мертвые тела. Именно тогда она реши­ла, что бросится на двери и начнет биться в них всем телом. Но прежде нее это начал делать временный работник. Он колотил в двери и истошно кричал, поэтому Зедено взялась утихомиривать его. «Роберт, успокойся. Так ты слишком надышишься дымом», — сказала она. Он закашлялся и вернулся на пол.

В этот момент Зедено охватила необъяснимая волна умиротво­рения. «Я знала, что, независимо от исхода событий, все будет хо­рошо, — вспоминает она. — Мне стало очень легко дышать. Мыс­ли перестали разбегаться. Внезапно я почувствовала, что уже на­хожусь не здесь. Я просто наблюдала. Я видела людей, лежащих на полу лифта. Звуки доносились издалека, и я просто висела в пространстве. У меня не было никаких эмоций».

Когда они провели в лифте около часа, пожарному удалось взломать двери и вытащить их из кабины. Оказалось, что лифт вернулся на первый этаж, и они находились там все это время. Дыма было так много, что Зедено даже не удалось увидеть лица пожарного, вытащившего ее из лифта. Она сделала, как он сказал, схватилась за веревку, пошла по ней через вестибюль и вышла че­рез двери. Ее шокировала темнота в холле и пустота снаружи. Она думала, что, как только ей удастся выбраться из своей собст­венной персональной катастрофы, все будет нормально, мир ока­жется полон суеты и света. Она и представить себе не могла, что все может выглядеть настолько иначе...

Это была самая крупная эвакуация целого здания в истории США, и абсолютно все пошло не так, как предполагалось. В под­вале под зданием в результате взрыва грузовика Кус1ег, заполнен­ного 1100 фунтами взрывчатки, образовался кратер глубиной в пять этажей. Погибли шесть человек. По лестничным пролетам начал распространяться дым. Отключилось электричество, в ре­зультате чего стала совершенно бесполезной система экстренной связи, а на лестницах воцарилась темнота. Люди двигались крайне медленно. Через десять часов после взрыва пожарные все еще на­ходили тех, кто не эвакуировался из своих офисов.

После взрыва в ВТЦ были установлены резервные электрогенераторы и стала применяться светящаяся в темноте лента. Оба?ти нововведения через восемь лет помогли спасти много жизней. Тем не менее никто так и не смог дать исчерпывающий ответ на фундаментальный вопрос: почему люди передвигались так мед­ленно? Как же все это отразилось на наших представлениях о безопасности небоскребов, в частности ВТЦ? Взрыв 1993 г. пре­вратился в рассказ о терроризме, как это произойдет и в случае нападений на те же самые здания восемь лет спустя, и совершенно заслуженно. Но, кроме того, эти случаи представляли собой так­же и истории о промедлении и отрицании, то есть о первых фазах путешествия человека сквозь катастрофу.

Через несколько дней Зедено вышла на работу в соседнее зда­ние. Месяц спустя на 73-м этаже Башни-1 вновь открылся офис ее компании. Она начала ездить на прежнее рабочее место в том же самом лифте. Но на то, чтобы избавиться от привкуса сажи во рту, ей понадобилось несколько месяцев. Она подумывала сме­нить место работы и покинуть башни, но без особой убежденно­сти: «Помню, я говорила, что это может повториться. Но кто-то ответил мне: молния не бьет дважды в одно место».

«Не волнуйся. Это все твое воображение!»

Зедено — невысокого роста, носит круглые очки и, улыбаясь (а улыбается она часто), становится похожей на Диззи Гиллеспи. В Америку она вместе с родителями приехала с Кубы. Ей было то­гда 11 лет. Почти все ее детские годы родители искали способ убе­жать от режима Фиделя Кастро. Наконец, получив в начале 70-х гг. разрешение на выезд из страны, они перебрались в западный Нью-Йорк, в Нью-Джерси, где их дочь могла видеть загорающие под солнцем новенькие башни Всемирного торгового центра практически из любой точки.

Впервые Зедено посетила ВТЦ, когда ей исполнилось 19 лет. Она пришла устраиваться на место секретаря в Администрации порта Нью-Йорка — Нью-Джерси. Она не имела ни малейшего представления о том, чем занимается Администрация, и даже не знала, что именно ей принадлежит ВТЦ, но подружка уговорила ее заполнить заявление. На второе собеседование с ней пришла мама. Начальник велел Зедено приступить к работе немедленно, и во время обеденного перерыва она выбежала на площадь расска­зать об этом маме. «Что ты будешь делать?» — спросила она у ма­тери, которая не знала, как возвращаться домой в Нью-Джерси. «Посижу прямо тут и подожду тебя», — заявила мама. Вечером того дня они вместе вернулись домой на поезде.

Со временем Зедено повысили и перевели в финансовый отдел. В ее офисе регулярно проводились пожарные учения, в ходе ко­торых работники собирались в фойе посплетничать. Во время ава­рии на энергосетях в 1990 г. она и ее товарищи по офису спуска­лись вниз по лестнице башни. Именно тогда они обнаружили, что бездомные использовали лестницы здания в качестве туалетов. «Мы смеялись и болтали, — вспоминает она. Когда Зедено разго­варивает, тональность ее голоса повышается в конце предложе­ний, как это делают дети, желающие удивить вас. — Все это было для нас просто шуткой...»

Где бы ни оказалась Зедено, она всегда остается прекрасным наблюдателем. Она помнит жизнь в самых мелких, но ярких дета­лях. Когда я спрашивала ее, что она переживала, когда маленькой девочкой уезжала с Кубы, она рассказала мне о том дне в апреле 1971 г. Мама причесывала ее, когда они услышали звук подъез­жающего мотоцикла. «В городе мотоцикл был только у одного человека, и звук у него был совсем другой», — говорит она. Вне­запно звук прекратился прямо напротив их дома. В дверь без сту­ка вошел солдат и приказал им уходить. Зедено знала, что это — хорошие новости, что они наконец-то получили разрешение от­правиться в Америку. Через 15 минут они навсегда покинули свой дом. Им было очень страшно на протяжении всего путешествия из страны, но они справились. Когда они прибыли в Майами, Зедено бегала по рядам супермаркета, выкрикивая описание всего, что попадалось ей на глаза.

К сентябрю 2001 г. Зедено проработала в башнях больше 21 го­да. Ей был 41 год, и она управляла работой пяти подчиненных на 73-м этаже Башни-1. Ее группа вела мониторинг деятельности технических консультантов Администрации порта. 11 сентября Зедено пришла на работу чуть позже 8 часов утра. Она уселась на свое рабочее место и прослушала пришедшие на голосовую почту сообщения. Через час она, как обычно, поднимется позавтракать в кафетерий.

Внутри ВТЦ был больше похож не на комплекс из семи зданий, а на целый город. Каждый день 50 тыс. человек занимали здесь свои рабочие места, а еще 200 тыс. проходили транзитом. Площадь под комплексом занимал самый большой торговый центр в нижнем Манхэттене. «Из башен ни за чем не надо было выходить», — гово­рит Зедено. В комплексе было 103 лифта, и ему был присвоен соб­ственный почтовый индекс региона (10048). Угрозы взорвать бомбу или пожарные тревоги не были там редкостью. Пожарных распо­ложенного на противоположной стороне улицы депо иногда вызы­вали в ВТЦ до восьми раз в день. Зедено привыкла видеть в лифтах пожарных. Спустя несколько дней до нее доходили сведения о за­дымлении в той или иной части здания, но эти события могли про­исходить на расстоянии пары футбольных полей от нее.

В 8 часов 45 минут утра восемью этажами выше ее офиса в зда­ние врезался летящий на скорости 490 миль в час «Боинг-767», принадлежавший компании American Airlinees. Когда самолет столкнулся со зданием, эффект был очень мощным. Сидя за своим рабочим столом, она услышала оглушительный взрыв и по­чувствовала, как здание накренилось в южную сторону, будто со­бираясь завалиться набок. Такого с башней раньше не случалось, даже в 1993 г. На этот раз она ухватилась за стол и держалась за него. «Я действительно ожидала, что на меня обвалится потолок и все здание рухнет», — вспоминает она. В тот момент она закрича­ла: «Что происходит?»

Рассказывая об этом сейчас в небольшом кафе, расположен­ном напротив гигантской ямы, где когда-то стояли башни, Зедено задумывается, почему сразу же не побежала к лестнице. В конце концов, однажды ей уже пришлось пройти через такое! Но в дей­ствительности ей отчаянно хотелось, чтобы в этот момент кто-ни­будь ответил ей: «Все хорошо! Не волнуйся. Это все твое вообра­жение». В момент столкновения Зедено вошла в состояние изме­ненного сознания, где перестали действовать правила нормальной жизни. Она прошла извилистый путь через последовательность фаз, составляющих дугу выживания. Поначалу она продиралась сквозь дебри неверия, затем последовали моменты судорожного обдумывания и принятия решения, а потом она наконец начала действовать. Здесь мы увидим все три фазы, но главная состав­ляющая истории Зедено — стадия отрицания.

Она столько раз вспоминала мгновения своего спасения из башни Всемирного торгового центра, что они стали привычными. Теперь она водит приезжающих со всего мира людей на экскур­сии по Граунд Зиро. Но у нее до сих пор осталось несколько голо­воломок, которые она не способна расшифровать, неких поведен­ческих сбоев, не имеющих никакого явного смысла. Больше всего ее озадачивает, насколько медленно приходило осознание всего происходившего в тот день.

После того как в здание врезался самолет, сказала мне Зедено, больше всего на свете она хотела оставаться на месте. Как и ее, меня очень озадачила такая реакция. Разве не должен был вклю­читься первобытный инстинкт выживания и погнать ее к двери? Может быть, Зедено не вполне обычный человек?

Чтобы получить дополнительную информацию, я отправилась в National Fire Academy. Инструкторы этого учебного заведения, расположенного на холмистой территории бывшего католическо­го колледжа в сельском районе Мэриленда, будучи ветеранами противопожарных служб, имели возможность наблюдать почти любой тип человеческого поведения во время пожара, который только можно себе представить. Я встретилась с Джеком Раули, проработавшим 33 года пожарным в Коламбусе, штат Огайо. Когда я рассказала ему про Зедено, он ответил мне, что ему приходилось сталкиваться с таким курьезным типом без­различия почти постоянно. В действительности он даже стал рас­ценивать один конкретный тип пожаров в качестве стандартного ритуала субботнего вечера. Его пожарное отделение получает вы­зов из бара, он входит в заведение и видит задымление. Но тут же он замечает и посетителей, сидящих со своими бутылками пива у стойки бара. «Мы говорим им, что тут вроде бы начался пожар, — рассказывает Раули, — и спрашиваем посетителей, не хотели бы они эвакуироваться из помещения. Но они отвечают, что с ними ничего страшного не произойдет».

Один из специалистов, занимавшихся глубоким анализом поведения людей в ВТЦ как в 1993 г., так и в 2001 г., — Гюллен Прюль из Канадского национального исследова­тельского совета. Ее мнение совпадает с воспоминаниями Зедено. «Реальное поведение человека во время пожара несколько отли­чается от «панического» сценария. Мы регулярно наблюдаем ле­таргическую реакцию, — написала на в статье, опубликованной в 2002 г. в журнале Fire Protection Engineering. — Зачастую во время пожаров люди ведут себя очень хладнокровно, игнорируя или задерживая свою реакцию».

В колонке в Wall Street Journal от 19 мая 2006 г. Майкл Камин-ски написал о своем недавнем перелете из Па­рижа в Нью-Йорк. Через три часа после вылета из Парижа, про­смотрев половину фильма «Морпехи», Камински услышал гром­кий хлопок и почувствовал, как самолет вздрогнул и накренился. «Капитан экипажа не сделал никакого объявления. Никто не за­дал стюардессам ни одного вопроса, — рассказывает бывалый пу­тешественник Камински. — Тем не менее внутренний голос под­сказал мне, что есть повод волноваться».

Приблизительно часом позже пилот объявил, что самолет совер­шит экстренную посадку в ньюфаундлендском Сент-Джоне. Судя по всему, отказал один из четырех двигателей лайнера. Когда самолет приблизился к взлетно-посадочной полосе, пассажиры увидели на поле аэропорта пожарные машины и кареты «Скорой помощи». Английский язык стюардессы-француженки быстро становился ху­же. Почти крича, она приказала пассажирам: «Держитесь, держи­тесь!» И что же сделала добрая половина пассажиров в момент пре­дельного напряжения? Ударились в панику или начали взывать к Господу? Нет. Они просто рассмеялись. В результате самолет удач­но приземлился, а Камински оставалось только удивляться столь хорошо развитому чувству юмора у своих попутчиков.

Смех (или полное молчание), равно как и промедление — клас­сическое проявление отрицания. Зедено была неодинока в своей реакции. В среднем, как свидетельствуют данные, полученные в 2005 г. в ходе проведенных Национальным институтом стандартов и технологии опросов, почти 900 выживших, спасшиеся из Всемирного торгового центра, ждали шесть минут, прежде чем начать спускаться вниз. (Этот средний показатель был бы значительно выше, если бы в оп­росах имели возможность поучаствовать погибшие.) Время, про­веденное некоторыми людьми в ожидании, растягивалось до 45 минут. Они занимали себя самыми разными интересными спосо­бами. Некоторые помогали своим коллегам-инвалидам или лю­дям, страдающим от ожирения. В Башне-2 множество людей по­следовало смертоносным инструкциям оставаться на своих мес­тах. Запрет покидать здание — часть стандартного пакета инструкций на случай пожаров в небоскребах. Но эта угроза должна была немедленно привлечь внимание. Со временем почти все увидели дым, почувствовали запах авиационного горючего или услышали, как кто-то отдает приказ об эвакуации. Даже то­гда многие стали звонить своим родственникам и друзьям. По све­дениям N157, почти 1000 человек потратили время на то, чтобы выключить свои компьютеры. «Здание начало раскачиваться, и все вокруг затряслось, — сказал исследователям из Ш5Т один из находившихся на уровне 60-х этажей в Башне-1, — я знал, что что-то не так». Обратите внимание, на дальнейшие его действия: «Я подбежал к своему столу и сделал несколько телефонных звонков. Я раз пять набирал номер, чтобы дозвониться до своей супруги. Кроме того, в поисках дополнительной информации я позвонил своим сестрам».

Почему же мы оттягиваем эвакуацию? Фаза отрицания являет­ся для нас унизительной. Нам нужно некоторое время, чтобы смириться со своей неудачливостью. Раули говорит об этом так: «В пожары всегда попадает кто-нибудь другой». У нас есть тен­денция верить, что все будет хорошо, потому что все почти всегда было хорошо до этого случая. Психологи называют эту тенден­цию «привязкой к нормальности». Работа чело­веческого мозга строится на идентификации шаблонов. Он ис­пользует информацию из прошлого, чтобы понять, что происхо­дит в настоящем, и предсказать будущее. В большинстве случаев эта стратегия работает вполне элегантно. Но мы неизбежно ви­дим шаблонные ситуации там, где их не существует. Другими сло­вами, мы очень медленно распознаем исключения из правил. Кро­ме того, существует и фактор давления со стороны окружающих людей. Всем из нас приходилось бывать в ситуациях, которые кажутся нам зловещими, и они почти всегда оказывались вполне безопасными. Если мы поведем себя не так, как остальные, то рис­куем поставить себя в очень неудобное с социальной точки зрения положение, проявив чрезмерную реакцию. Поэтому мы тяготеем в сторону недостаточной реакции.

Но было бы ошибкой предполагать, что в момент этого про­медления мы просто впустую тратим время. При наличии времени на размышление в катастрофической ситуации люди нуждаются в информации ровно настолько же, насколько им нужны убежище и вода. Их мозгу не хватает информации, чтобы принять правиль­ное решение, и они поступают очень мудро, начиная искать более качественные данные. Неважно, что скажет нам человек в уни­форме, неважно, насколько громко будет выть сирена, мы прежде всего проверим реакцию окружающих. Этот «стадный» ритуал — часть второй фазы, фазы осмысления. То, каким образом и с кем вы будете находиться в этой группе, может радикально изменить ваши шансы на выживание. Здесь достаточно сказать, что это топ­тание на одном месте — очень полезный процесс, на завершение которого может уйти слишком много времени.

«Выбирайся из здания!»

К счастью, один из коллег Зедено прошел фазу отрицания почти мгновенно. «Выбирайся из здания!» — крикнул он ей. По опреде­ленным причинам, о которых мы поговорим позднее, его мозг ра­ботал быстрее. Зедено до сих пор размышляет, что она делала бы, если бы он не приказал ей уходить. Но и в этот момент она все-та­ки нашла способ еще немного затянуть промедление. Женщина взяла свою сумочку. Потом стала кружить вокруг своего рабоче­го места. «Я искала что-нибудь, что нужно взять с собой. Я будто была в каком-то трансе...» Она взяла детектив, который читала в эти дни, потом стала искать еще что-то, что можно забрать с со­бой. Такой процесс сбора вещей очень часто встречается в ситуа­циях на грани жизни и смерти. Оказываясь перед бездной неиз­вестности, мы хотим подготовить себя к ней, создавая максимально возможное количество припасов. Так же как и в случае привязки к нормальности, мы находим успокоение в своих привычных дей­ствиях. (При опросе 1444 выживших в террористических атаках людей 40 % из них сказали, что собирали свои вещи, прежде чем покинуть здания.)

Наконец Зедено направилась к лестнице. Она уже начала дей­ствовать, то есть перешла к последней стадии процесса. Но ее пу­тешествие еще только началось. Она снова и снова будет прохо­дить через фазы «катастрофического мышления». Неверие и стремление осмыслить происходящее будут продолжать затяги­вать ее спуск из здания. «Я не замечала за собой спешки, — гово­рит она. — Это очень странно, потому что и звуки, и то, как тряс­лось здание, должно было заставить меня двигаться очень быст­ро. Но я будто бы просто убрала звуки из своего сознания...»

Как показывает исследование NIST, в среднем каждому из вы­живших (по официальным оценкам, их было 15 410) требовалось около минуты на спуск с этажа на этаж. На первый взгляд мину­та — это немного, но людей, проектирующих и строящих высот­ные здания, эта цифра повергла в шок. Она вдвое превосходила прогнозы строительных стандартов, а ведь здания были заполне­ны людьми меньше чем наполовину. В 110-этажном здании минута на этаж — это чрезвычайно много.

У большинства погибших 11 сентября не было возможности выжить. Они оказались выше места удара самолетов и просто не могли найти способ покинуть здания. Из тех тысяч, у которых был доступ к лестницам и время воспользоваться ими, по сведени­ям отчета NIST, не удалось спастись только 135 людям. Но глав­ный вывод из эвакуации ВТЦ заключался в подсчете тех, кого не оказалось в башнях. Нападение произошло в тот день, когда в Нью-Йорке выбирали мэра. Многие люди зашли на избиратель­ные участки проголосовать и опоздали на работу. Другие отвози­ли своих детей в школы на первый учебный день. Кроме того, Нью-Йоркская фондовая биржа открывается только в 9.30, и в большинстве трейдерских контор заняли свои рабочие места еще не все работники. Смотровая площадка ВТЦ тоже открывалась для туристов лишь в 9.30.

Пожары, вызванные террористическими атаками 11 сентября, были самыми смертоносными в американской истории и унесли жизни 2666 человек. Если бы здания в то утро были заполнены как обычно, низкие темпы эвакуации вылились бы в пятикратное увеличение количества жертв. Такое число погибших даже труд­но себе представить. Это и так была беспрецедентная трагедия для Соединенных Штатов. Но случись нападение в какое-то дру­гое время, то, по самым консервативным оценкам N151, основан­ным на скорости передвижения людей 11 сентября, погибло бы не меньше 14 тысяч человек, а черепашья скорость эвакуации стала бы темой бесконечных публичных дебатов.

С момента постройки первого небоскреба в 1885 г. в Чикаго эти монументы человеческой инженерной мысли конструировались без особой оглядки на реально возможное поведение человека. От людей, работающих в небоскребах, никогда не требовали вы­полнения полномасштабных тренировок по полной эвакуации, хотя они могли бы радикально повысить ее скорость. Такие тре­нировки казались большинству участников просто пустой тратой времени. Они переоценивали качество деятельности своего мозга во время реальных критических ситуаций. Когда срабатывает тре­нировочный сигнал сирены, люди чувствуют, что он раздражает их, и, как правило, не понимают, насколько полезной может стать для них однажды такая профилактическая помощь.

Во время экскурсий по Граунд Зиро, которые проводит Ведено, ее чаще всего спрашивают, как вели себя люди во время спуска по лестницам, была ли паника. Ответ оказывается неожиданным: «Все вели себя спокойно, очень спокойно». Истерика охватила на лестнице только одну женщину, которая судорожно дышала и кричала в полный голос. Зедено легко находит оправдание этому. «Я не знаю, что ей пришлось увидеть», — говорит она. Рядом с этой женщиной шел мужчина с окровавленной головой. Он по­стоянно повторял: «Нам повезло, нам очень повезло». На узкой лестнице Зедено и остальные люди посторонились, чтобы пропус­тить их вперед.

В моменты реальных катастроф толпа, как правило, становится очень тихой и послушной. Конечно, 11 сентября никто из нахо­дившихся на лестницах не ожидал обрушения башен, и мы нико­гда не выясним, как они повели бы себя, если бы знали об этом. Но даже и в других, очевидно более ужасных ситуациях толпа не допускает иррационального панического поведения. Обычно лю­ди остаются дисциплинированными и внимательными друг к дру­гу, проявляя даже большую доброту, чем в обычные дни. Один из коллег Зедено весил более трехсот фунтов и передвигался в инва­лидной коляске. И в 1993 г., и в 2001 г. он работал на 69-м этаже, и оба раза коллеги несли его по лестнице до самого выхода.

За время спуска на первые 30 этажей Зедено узнала, что услы­шанный ею взрыв был вызван тем, что в здание врезался самолет. Для объяснения такой ситуации она быстро выдумала себе подхо­дящую историю. Другими словами, ее мозг обратился к базе схем, способных дать разумное объяснение: «Я сказала себе: несчаст­ный пилот. У него, наверно, случился сердечный приступ или что-нибудь подобное». В тот день она будет вновь и вновь редактиро­вать эту историю, каждый раз недооценивая степень серьезности террористических атак.

На 44-м этаже кто-то велел Зедено и окружающим ее людям перейти на другую лестницу. Она не знает, кто это был, но пом­нит, что какой-то человек сказал, что ниже на этой лестнице бу­шует пожар. Поэтому все они вышли в застекленное фойе и вста­ли в очередь к выходу на другую лестницу. Зедено стояла лицом к окнам фойе. С момента удара первого самолета прошло 17 минут.

Внезапно башню сотряс еще один взрыв. Зедено подняла взгляд и увидела огненный шар и клубы черного дыма. «По какой-то причине я не помню звука», — говорит она. Равно как у многих других людей во время катастроф, ее память и сознание включа­лись и отключались в определенные ключевые моменты событий. Но она помнит, что кто-то закричал: «Держитесь подальше от окон!» Зедено повернулась и побежала к центру здания.

До сих пор женщина вела себя спокойно и тихо. Но когда она убегала от взрыва, ее охватило новое ощущение. Это был прилив ярости. Я спросила ее, на кого она так рассердилась, ожидая, что это будут те, кто виноват во взрыве. Но она очень медленно и уве­ренно сказала мне следующее: «Как... я... могла... быть настолько глупой, чтобы опять оказаться в этом здании после того, что про­изошло в 1993 году? Мне надо было бы быть умнее». Зедено зли­лась на себя. Когда она бежала, у нее наступил момент просветле­ния, который может оказаться совершенно бесполезным. «Я повторяла себе: я нахожусь на сорок четвертом этаже здания. Куда я бегу? Я же еще очень высоко... Здесь мне бежать некуда!»

Затем все настолько же быстро изменилось еще раз. Люди пре­кратили бегать, ярость исчезла, и группу моментально охватило такое же спокойствие, как раньше. «Мы все повернулись и пошли напрямик к лестнице, как будто ничего не случилось», — говорит Зедено.

Говоря это, она улыбнулась. Она знает, насколько странно это звучит. Жертв катастроф очень часто бросает от осознания чудо­вищности своего положения к состоянию механистического под­чинения. По описаниям Зедено, они могут становиться чрезвы­чайно покорными:

«Мы словно стали роботами. Никто не задавал никаких вопро­сов типа «Как вы думаете, что произошло снаружи?». Никто не по­бежал к окнам, чтобы посмотреть, что там делается. Никто не тол­кался. Никто не пытался первым прорваться к лестнице. Все про­сто вернулись и группой стали продолжать организованно выходить на лестницу».

Я спросила Зедено, что она подумала о причине того второго взрыва, когда услышала его. Она ответила, что в тот момент не ду­мала о нем вообще. «Как я уже говорила вам, он для меня вроде бы не произошел. Дело не в том, что я забыла о нем. Просто все было так, будто его не было. Никогда». Психологи называют это явление «диссоциацией». Чаще всего мы слышим, как это слово используется для описания способа, при помощи которого дети дистанцируют себя от физического или психологического наси­лия. Но это случается и в тех ситуациях, когда мы стоим между жизнью и смертью. Данный механизм помогает человеку спра­виться с действительностью, и о нем можно говорить как о про­дуктивной и экстремальной форме отрицания. Зедено говорит об этом следующим образом: «Я не могла позволить себе задержи­вать на этом внимание. Я должна была просто двигаться и осозна­вать все в пошаговом режиме».

Тем не менее вскоре Зедено услышала, как кто-то на лестнице сказал, что в башни-близнецы врезался второй самолет. Эта ин­формация вступала в конфликт с ее теорией о сердечном приступе. Поэтому она быстро выдумала для себя новую историю. Это был еще один хитроумный механизм, помогающий справляться с реальностью. «Я сказала себе: какие идиоты! Они устроили воз­душные гонки и в результате врезались в нас. Не могу поверить, что люди могут быть такими тупицами...»

Через несколько этажей, продолжая медленный спуск из зда­ния, она получила очередную тревожную информацию. Шедший прямо за ней мужчина заметил, что второй самолет врезался в башни через пятнадцать минут после первого. Она повернулась к нему, будто он сообщил ей нечто совершенно новое и удивитель­ное, и заявила как для себя, так и для него: «Это была не случай­ность!» Мужчина согласился с ней. Эта информация никак не умещалась в рамки тщательно сконструированной Зедено исто­рии. Поэтому она поступила предельно прагматично для этого момента, то есть просто проигнорировала ее. «Я выкинула все это из головы, как будто ничего не случилось», — говорит она. Отри­цание может быть на удивление подвижным инструментом.

На лестнице в районе 12-го этажа им стало попадаться очень много поднимающихся наверх пожарных. Инстинкт толпы вновь повелел ей быть милосердной. «Я помню, как думала, что пожар­ные выглядят очень уставшими, и жалела, что у нас нет с собой бутылок с водой, чтобы отдать им», — говорит она. Эвакуирую­щиеся все время смещались в сторону, чтобы пожарным было лег­че подниматься наверх, но те приказывали им спускаться и не ос­танавливаться, ни в коем случае не останавливаться.

Некоторые звуки, услышанные во время спуска, Зедено помнит с идеальной четкостью. Снизу поднимались двое мужчин, наверно, пожарные. На каждом этаже они останавливались и выкрикивали: «Кому-нибудь нужна помощь? Здесь есть кто-нибудь?» Несколько минут она только слышала их приближающиеся голоса, а затем увидела этих людей. Они прошли мимо нее, и голоса стали доно­ситься уже сверху, все больше и больше отдаляясь. Она не знает, что произошло с ними потом. «Их голоса остались у меня в голове. Я слышу их до сих пор. Они очень долго преследовали меня...»

Ничто не отпечатывается в мозгу более эффективно, чем страх. Некоторые детали переживаний, полученных в смертельно опас­ных ситуациях, остаются с нами до конца жизни, словно шрамы на сознании. Они могут стать причиной изнурительных проблем, и иногда требуются долгие годы терапевтического лечения, чтобы избавиться от них. Но, как и большинство других элементов пове­дения во время катастроф, они могут быть и полезными. Они су­ществуют, чтобы защитить нас и не дать нам вновь оказаться в по­добной ситуации.