Введение. «Жизнь становится похожа на расплавленный металл »

Аманда Рипли

«Жизнь становится похожа на расплавленный металл…»

Утром солнечного безветренного дня 6 декабря 1917 г. из зали­ва Галифакс в Новой Шотландии начал медленно выходить французский сухогруз «Монблан». В те времена Галифакс был одним из самых загруженных портов Британской империи. В Европе шла война, и залив бурлил от избытка судов, людей и вооружений. В тот день «Монблан», на борту которого было больше 2,5 тысячи тонн взрывчатых веществ, включая тротил, направлялся во Францию. Проходя через узкий канал в заливе, бельгийский «Имо», более крупное судно, случайно протаранил нос «Монблана».

Само столкновение не было катастрофичным. «Имо» просто пошел дальше. Но команда «Монблана» знала, что их судно пред­ставляет собой плавучую мину замедленного действия. Матросы пытались погасить пожар, но делали это не особенно долго. По­том они просто бросились в спасательные шлюпки и погребли к берегу. Некоторое время «Монблан» дрейфовал по заливу, наво­дя страх на наблюдателей. Он коснулся пирса, и огонь перекинул­ся на него. Посмотреть на происходящее собрались дети.

Множество самых страшных катастроф начинались почти не­заметно. Один несчастный случай порождал другой до тех пор,

пока в цивилизации не появлялась некая линия сброса напряже­ния. Через 20 минут после столкновения «Монблан» взорвался, прошив металлом, огнем и ветром весь город и обрушив на него черный дождь. Никогда прежде еще не взрывалось такого количе­ства взрывчатых веществ. Взрыв вынес стекла в домах, располо­женных в радиусе 60 миль. Осколки стекла ослепили почти тыся­чу человек. Затем берега затопило порожденной взрывом прилив­ной волной. Потом по городу поползли пожары. Вставший над заливом столб огня и дыма превратился в белое грибообразное облако. Выжившие в катастрофе люди пали на колени в полной уверенности, что заметили в небе над городом германский цеппелин.

В момент взрыва в расположенном недалеко от порта ресторане завтракал англиканский священник и ученый по имени Сэмюэл Генри Принс. Он немедленно бросился на помощь и открыл в своей церкви пункт сортировки раненых. Как ни странно, для Принса эта катастрофа была второй за последние пять лет. В 1912 г. он стал участником другого локального катаклизма, когда в пяти сотнях миль от берега Галифакса затонул шикарный океанский лайнер «Титаник». Тогда Принс служил за­упокойные службы в море, посреди ледяных вод.

Принс был из тех людей, кого завораживают вещи, о которых другие предпочитают не думать: он был потрясен увиденным в день взрыва. Принс смотрел, как мужчин и женщин на скорую ру­ку оперируют прямо на тротуарах, и они переносят это, очевидно, не чувствуя никакой боли. Как мог один молодой солдатик рабо­тать весь день с вытекшим глазом? У некоторых людей были гал­люцинации. Почему родители не могли узнать своих собственных детей в больнице... а особенно в морге? Принса мучили мелкие де­тали. Почему в утро взрыва самый первый пункт неотложной по­мощи организовал не кто-нибудь, а труппа театральных актеров?

В качестве финального акта эпической трагедии в эту ночь на Галифакс обрушилась снежная буря. К тому моменту, когда вол­ны катастрофы прокатятся по всей стране, погибнут уже 1963 че­ловека. В немом кинофильме, снятом после взрыва, Галифакс по­хож на город, на который сбросили атомную бомбу. Из покрытой снегом равнины, как обгоревшие спички, торчат руины домов, железнодорожных вокзалов и церквей, повсюду видны сани, зава­ленные мертвыми телами.

«Здесь, в одном ужасном событии, впервые в истории наблюде­ния за сотворенными человечеством катастрофами, мы могли на­блюдать комбинацию из кошмаров войны, землетрясения, пожа­ра, наводнения, голода и урагана», — напишет Принс. Позднее ученые, работавшие над созданием атомной бомбы, будут изучать взрыв в Галифаксе, чтобы выяснить, каким образом ударная вол­на распространяется над землей и морем.

Оказав помощь в восстановлении Галифакса, Принс переехал в Нью-Йорк, чтобы заняться изучением социологии. Для доктор­ской диссертации в Колумбийском университете он деконструировал взрыв в Галифаксе. Его работа «Катастрофа и социальные перемены», опубликованная в 1920 г., стала первым системным анализом поведения людей во время катастроф. «Жизнь становится похожа на расплавленный металл, — написал он. — Старые устои рушатся, и всем правит нестабильность».

Главное, что делает работу Принса такой увлекательной, — его оптимизм. Несмотря на завороженность мрачными подробностями, он видел в катастрофах новые возможности, а не только, как он сказал, «последовательность злоключений, к счастью, закан­чивающуюся в один день мощным финальным катаклизмом». Он был священником, но его явно очаровывала индустриальность. Жуткий взрыв «забросил Галифакс в XX век», заставив ввести множество изменений к лучшему. Его диссертация начинается ци­татой из блаженного Августина: «Эта ужасная катастрофа — не конец, а начало. История таким образом не заканчивается. Так открываются ее новые главы».

После смерти Принса область изучения поведения людей во время катастроф пришла в упадок. С началом «холодной войны» и появлением целого спектра новых страхов о том, каким образом массы могут среагировать на ядерное нападение, она возроди­лась, а после падения коммунизма вновь впала в стагнацию вплоть до террористических атак 11 сентября 2001 г. Принс, казалось, предвидел склонность людей закрывать глаза. «Я предлагаю эту небольшую книгу о Галифаксе в качестве начала», — писал он. Не дайте ей стать концом, умолял он: «Знание превратится в науку только после самого досконального изучения множества катастроф». Остаток столетия оказался богатым на фактический материал.

Многие из нас представляли себе, каково будет переживать авиакатастрофу, пожар или землетрясение. У нас есть мысли о том, что мы можем сделать, чего не сделаем, каково будет чувст­вовать, как в груди колотится сердце, кого мы позовем в самые последние мгновения, а также не почувствуем ли мы внезапного желания схватиться за руку бизнесмена, сидящего у окна. У нас есть страхи, в которых мы открыто признаемся, а есть и такие, которых мы никогда не станем обсуждать. Мы носим в себе это незаконченное предложение, вставляя в него разные сценарии в за­висимости от того, какие страхи актуальны для нас в тот или иной момент: «Интересно, что я буду делать, если...»

Задумайтесь на мгновение о давно заученных наизусть истори­ях. Когда мы слышим слово «бедствие», многим из нас в голову приходят мысли о панике, охваченных истерией толпах людей и жестокости в стиле «каждый за себя», то есть об оргии разруше­ния, прервать которую способно лишь появление профессиональ­ных спасателей. Однако все фактические свидетельства со времен Принса до наших дней опровергают этот сценарий. Реальность гораздо интереснее, и в ней всегда больше надежды.

В Галифаксе Принс узнал, что во время катастрофы наша лич­ность может сильно отличаться от той, с которой мы ожидали встретиться. Но это не значит, что ее невозможно постичь. Это просто означает, что мы искали не там, где нужно.