Вспомни все то, чему я научил тебя, Ангелочек,— пришел откуда-то из глубокой тьмы непрошеный голос Хозяина. — Воспользуйся этим и используй его».

Когда Михаил улыбнулся ей, голос из тьмы вдруг поте­рял всякую силу.

— Нет преград между нами, — заговорил Михаил. — Нет ничего, что разделяло бы нас.

Ангелочек сдалась. Она не могла больше ни о чем думать, кроме Михаила. Мужское тело всегда казалось ей отвратительным. Михаил же для нее был прекрасен, и она боготворила его.

А он радовался, глядя на нее.

— Ты — как земля, возлюбленная... как Сьерра, плодо­родная долина... и море.

Он поднял ее, усаживая на кровати перед собой. Теперь они сидели друг против друга, скрестив ноги. Она не знала, что он собирается делать, пока он, взяв ее за руки, не скло­нил голову. Он молился вслух, воздавая благодарность за ту радость и наслаждение, которое они доставляют друг другу.

Ее сердце бешено колотилось. Что его Бог подумает обо всем этом? Когда Михаил закончил молитву, он улыбнулся ей, а свет в его глазах рассеял ее страх.

— Грома и молнии не будет, любимая, — сказал он, пони­мая, о чем она думает. — Все хорошее приходит от Отца.(* Всякое даяние доброе и всякий дар совершенный нисходит свыше, от Отца светов... Библия. Послание Иакова 1:17.)
И это тоже. — Он лег и притянул ее к себе, прижимая крепко, пока оба не заснули.

 

 

 

«Ибо, говорю вам, если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царство Небесное».
Иисус Христос. Евангелие от Матфея 5:20

 

Павел сидел у камина, погрузившись в свои мысли. В руках он держал портрет Тесси, рядом стояла бутылка виски. Минуло два года с тех пор, как его жена умерла, но он не хотел забывать ее. Он хотел сохранить в памяти ее образ. Но теперь, если он не смотрел на портрет, он помнил только, что у нее были темные волосы и улыбка, как у Михаила. Оп пытался вспомнить мягкость ее кожи, звук ее голоса, но напрасно. Черты лица Тесси постепенно стерлись в его памяти, а остались лишь немногие сладкие мгновения их недолгой совместной жизни. Он отчетливо помнил опус­тошающее, мучительное одиночество, которое наступило после ее ухода. Отложив портрет, Павел сделал большой глоток виски. Откинув голову, он устало закрыл глаза. Михаила он не видел с того дня, когда тот пришел к нему и попросил помочь найти Ангелочка. Он не мог забыть, какую бурю негодования вызвало в нем это известие.

- Она снова сбежала?

- Да, и я должен ее найти.

- Отпусти ее. Тебе будет лучше без такой женщины, как она.

Глаза Михаила сверкнули. — Когда ты, наконец, поймешь?

— А ты когда поймешь? — нанес Павел ответный удар. - Если бы она любила тебя, неужели ты думаешь, что она бы не осталась с тобой? Ты не сможешь вытащить ее. Михаил, когда же ты, наконец, увидишь, кто она такая?

Когда Михаил, уезжая, стремительно развернул лошадь, весь гнев Павла вырвался наружу.

— Ищи ее в борделе! Ты ведь оттуда ее взял? — Произнося ругательства, он снова взялся за лопату и стал рыхлить землю.

Однако с тех пор он не мог отделаться от странного, неприятного чувства. Оно не ушло и тогда, когда Михаил вернулся.

Было очевидно, что он даже следа ее не нашел. Ему стало жаль Михаила. Жаль не потому, что он не нашел Ангелочка. А потому, что он видел его мучения. Она не достойна того, чтобы из-за нее страдать.

— Она любит меня, Павел. Любит. Ты просто не пони­маешь ее...

Павел промолчал. Он больше ничего не хочет знать об Ангелочке. Одного дня в ее обществе оказалось достаточно, чтобы отравить его душу на всю оставшуюся жизнь.

Михаил побыл у него какое-то время, и они говорили об урожаях и земле, но это не было так, как раньше, — когда Ангелочек еще не появилась в их жизни. Она всегда незримо стояла между ними, даже если в очередной раз убегала.

—Ты делаешь успехи, — похвалил его Михаил, когда собрался уходить. — Твои поля в полном порядке.

—Я бы намного быстрее работал, если бы у меня была лошадь. Моя, к сожалению, умерла по дороге.

—Возьми мою, — предложил Михаил, снимая седло. Павел смотрел на него, остолбенев. — Как только соберешь урожай, ты сможешь купить-лошадь. — В смущении Павел не мог произнести ни слова, в горле стоял комок. Михаил положил седло на плечо. — Ты ведь сделал бы то же для меня, правда? — спросил Михаил и отправился домой.

Несколько дней спустя Павел отнес Элтманам половину оленьей туши. От них он узнал, что Михаил поехал в Сакраменто, чтобы привезти Ангелочка домой. Иосиф сооб­щил, что она работает в его магазине. Милая сказочка. Он готов поспорить на что угодно, что она продает себя зиму­ющим золотоискателям. Шесть унций золота за пятнадцать минут. Может, и дороже — ей же надо наверстать то время, которое она потеряла здесь с Михаилом.

— Мне кажется, новости не слишком тебя обрадо­вали, — заметила Мириам, смотря на него проницательным взглядом.

— Я уверен, что Михаила они обрадовали, — сказал он, направляясь к лошади. — Ох, и глупый же он, — пробормо­тал он себе под нос.

Мириам пошла за ним. — Он ее очень любит.

—Ты это называешь любовью?

—А как ты это назовешь?

Он посмотрел на Мириам, забрасывая поводья за загри­вок лошади, и ничего не ответил.

— Почему ты не любишь Амэнду? — спросила Мириам.
Павел едва не закричал, что ее имя не Амэнда. Она была Ангелочком, и в то же время она была кем угодно, но только не этим. Но он промолчал.

— У меня есть на то причины.

Седло под ним издало жалобный скрип.

— Ты раньше был влюблен в нее, да? — грустно поинте­ресовалась она.

Павел ответил язвительной усмешкой и сильно натянул поводья. — Это что, она тебе рассказала?

—Нет, я сама подумала.

—Ты ошибаешься, малютка Мириам. — Он поспешил развернуть лошадь, пока Мириам не стала расспрашивать дальше.

Она крикнула в ответ: — Не называй меня малюткой! Мне уже шестнадцать!

Что-что, а это он заметил. Напоминать не обязательно. Он насмешливо приподнял шляпу.

До свиданья, госпожа Элтман, — учтиво проговорил он и уехал.

Она пришла к нему на следующее утро, чтобы пригла­сить его на ужин.

— У нас будут отбивные из оленины, — сообщила она, — а еще мама печет яблочный пирог. — Сегодня она была в ярком желтом платье, которое подчеркивало изгибы ее стройной фигуры. Она заметила его взгляд и покраснела.
Ее темные глаза бархатисто мерцали. — Итак? — произ­несла она вопросительно.

— Итак, что? — переспросил он, чувствуя неловкость.
Уголок ее губ пополз наверх. — Ну, так ты придешь к нам сегодня?

Ее неуверенная улыбка показалась ему очень соблаз­нительной. Теряясь, он попытался поскорее закончить разговор.

— Нет, — ответил он, показывая на нераспаханный кусок земли. — Мне придется работать до темноты. — Павел сильнее налег на плуг, надеясь, что Мириам поймет намек и уйдет. Если бы он знал, что она придет, он надел бы
рубашку. А сейчас он был обнаженным по пояс, с грязной косынкой на лбу, чтобы пот не попадал в глаза. Словом, отличная картина для невинной молодой девушки.

Павел подумал о том, что, появись Мириам Элтман несколькими месяцами раньше, Михаил не попал бы в эту ловушку. Мириам была будто создана для него. Если эта шлюха снова сбежит, что, без сомнения, произойдет, может быть, Михаил это тоже поймет. На свадебное ложе эта девушка придет девственницей и будет ему верной до самой смерти. Она не из тех, кто приносит горе в жизнь мужчины. Она родит ему детей и сделает его счастливым.

— Тебе же нужно есть хоть иногда, — сказала Мириам, подходя ближе.

Он старался не смотреть на нее. Чем реже его взгляд будет останавливаться на ней, тем лучше.

— Папа и мама хотят отблагодарить тебя.

—Они вчера это сделали. Передай, что я всегда готов помочь.

—Может, ты не любишь детей?

—Детей? — переспросил он, не понимая, о чем она. — Почему же, я люблю детей. А при чем здесь дети?

—Я просто подумала, что ты не хочешь прийти к нам на ужин, потому что нас так много.

Она неторопливо шла, заложив руки за спину. Он пробежал глазами по ее телу, и у него пересохло во рту.

—Какой была твоя жена, Павел? Вопрос застал его расплох.

—Она была... чудесная.

—Она была высокая?

 

—Почти как ты. — Тесси была пониже, у нее были темно-коричневые волосы в отличие от блестящих черных волос Мириам. И ее глаза. Он не мог вспомнить, какого цвета были глаза Тесси, глядя в глубокие, темно-карие глаза Мириам.

—Она была красивая?

Он взглянул на Мириам, и его сердце быстро забилось.

— Твоя жена, — уточнила она, — была красивая?

Он попытался вспомнить лицо Тесси и не смог. Только не сейчас, когда Мириам так смотрит иа него. Его пугали ее застенчивые взгляды на его тело.

— Она была очень красивая, — ответил он и резко оста­
новил лошадь. — Я думаю, тебе лучше идти домой. Твоя мама, наверно, уже беспокоится.

Мириам покраснела. — Извини, — тихо сказала она. — Я не хотела задерживать тебя. Может, ты как-нибудь в другой раз придешь к нам на ужин. — Он увидел блеснувшие в ее глазах слезы, прежде чем она отвернулась и заторопилась уходить. Ему хотелось удержать ее, но он вовремя оста­новил себя и, сжимая руками плуг, с сожалением смотрел ей вслед, чувствуя глухую боль где-то внутри. Он вовсе не собирался быть с ней суровым, но поступи он иначе, она бы, скорее всего, не ушла сразу. А она была слишком большим искушением для него.

Павел решил, что Мириам больше никогда не вернется.

Он умывался у колодца, когда снова увидел ее. Она шла к нему по зеленеющему полю. Его сердце подскочило внутри. На этот раз с ней была ее младшая сестра Лия. Он быстро натянул рубашку и стал застегиваться на все пуговицы, поджидая их.

— Меня послала мама, — сказала Мириам извиняющимся тоном. Ее взгляд пробежал по лицу Павла. Она протянула ему корзинку.

— Спасибо, — поблагодарил он грубовато, забирая корзинку. Он слегка коснулся ее руки, она подняла глаза и посмотрела на него. — Ей не стоило беспокоиться, — доба­вил он.

—Ой, нет, это была идея Мириам, — заговорила Лия, вынуждая старшую сестру покраснеть от стыда.

—Замолчи, Лия, — прервала ее Мириам, заливаясь крас­кой. Взяв сестру за руку, она быстро проговорила: — Мы лучше пойдем. Приятного аппетита, Павел.

Павел скользнул взглядом по нежным округлостям ее бедер. «Я не имею права испытывать подобные чувства по отношению к такой девушке, как она», — думал он.

—Передай маме, что я занесу корзинку.

—Не торопись, — уходя крикнула Мириам, — я могу зайти за ней завтра!

Вот этого ему как раз и не хотелось. С рассветом он осед лает лошадь, поедет к ним и оставит корзинку на крыльце. Он поставил корзинку и вытащил из колодца ведро ледя­ной воды. Как следует ополоснул лицо, стараясь охладить свой пыл. Он, должно быть, совсем дошел, если одного взгляда на симпатичную шестнадцатилетнюю девочку достаточно, чтобы так завести его. С этим нужно что-то делать. Возможно, придется даже поехать на ближайшие прииски и побывать в местном борделе. От одной мысли об этом его едва не затошнило.

Он отнес корзину в дом. Камин уже давно остыл. Он развел огонь и поел. В душе была такая же пустота, как и сразу после смерти Тесси. Первые месяцы после ее смерти были очень тяжелыми, но тогда они с Михаилом были поглощены борьбой за выживание в Сьерре. Когда они, наконец, добрались до этой долины, он занялся строитель­ством дома и не мог думать больше ни о чем другом. Но потом печаль нанесла сильный удар. Жгучая боль стала невыносимой. Он не мог смотреть на поляны, усыпанные красивыми дикими цветами, не вспоминая Тесси. Кусок земли в Калифорнии был их общей мечтой. Но без Тесси все это было пустым и лишенным всякого смысла.

Когда началась золотая лихорадка, он был рад уехать. В самом начале он забылся, с воодушевлением работал на приисках. Его подгоняла возможность быстро разбогатеть. Но радостный подъем быстро закончился. Жизнь вскоре свелась к тяжелой работе с рассвета до заката. Того, что он добывал, хватало на пропитание и на то, чтобы провести один денек в городе с выпивкой и посещением борделя. Даже забываясь, он никак не мог избавиться от чувства стыда и ощущения пустоты. Все, что он покупал, было подделкой. Он легко мог отличить подделку от настоящего, потому что знал, каким должно быть настоящее, как между ним и Тесси.

В памяти вдруг зазвучали слова Ангелочка, жесткие и холодные: «Мистер, я знаю, кто я, но вы ведь называете себя его братом».

Когда он решил оставить попытки приобрести золото и вернуться сюда, он думал, что на приисках он достиг дна, и ниже упасть уже не сможет. Но он ошибся. И Павел поклялся, что загладит вину добром. Он оставит в покое Мириам Элтман чтобы, когда Ангелочек опять сбежит, для Михаила была приготовлена подходящая девушка.

Он попытался уснуть и не смог. Он не мог выбросить из головы Мириам. Он закрывал глаза и видел перед собой ее темные улыбающиеся глаза. Отчаявшись уснуть, он встал, добавил дров в огонь и взял портрет Тесси с полки камина. Он снова всматривался в ее лицо. Хотя оно было таким же дорогим для него, как и тогда, оно уже не вызывало в нем прежних глубоких чувств.

Год назад ему казалось, что боль никогда не уйдет. Но тогда ему казалось, что и полюбить он больше никогда не сможет.

— Амэнда! — кричала Мириам, сбегая вниз по склону холма. — Быстрее! Там Руфи!

Ангелочек побежала ей навстречу. — Что случилось?

— Она забралась на дерево, и я не могу снять ее. Помоги мне!

Ангелочек приподняла юбки и помчалась вверх по холму вслед за Мириам. Она задыхалась, когда они, наконец, добежали до старого кривого дуба. Пытаясь отдышаться, Ангелочек посмотрела вверх и увидела ребенка, сидевшего на высоте примерно шести метров на тоненькой веточке.

— Ох! Ну, как же ты туда забралась, малышка?
Руфи помахала ей рукой.

—Руфи! — закричала Ангелочек тревожно. — Держись! Не шевелись! Мы тебя скоро снимем.

—Я пыталась добраться до нее, но не смогла, — сказала Мириам. — Попробуй ты.

— Я? Да я в жизни не лазила по деревьям!

—Амэндочка, ты поможешь мне спуститься? — спросила сверху Руфь.

—Надо быстрее, — проговорила Мириам, подталкивая ее. — Мы не можем терять ни минуты. — Наклонившись, она подставила руки для опоры.

Ангелочку мешала юбка. — Подожди минуту. Я не могу лезть в такой одежде. — Она наклонилась, подхватила края юбки и заправила длинные полы за пояс. С помощью Мириам забралась на первую ветку. — Не бойся Руфи! Только не двигайся!

— Не буду, — крикнула Руфь сверху, покачивая ногами.
Казалось, ей там вовсе неплохо.

— Что я делаю? — бормотала Ангелочек, карабкаясь выше. Ей показалось, или кто-то смеется?

Не смотри вниз! — предупредила ее Мириам. — У тебя отлично получается.

Ангелочек не могла точно сказать, с кем сейчас говорит Мириам, — с Руфи или с ней, настойчиво преодолевающей одну ветку за другой. Когда она подобралась к Руфи совсем близко, она увидела веревку, обвязанную вокруг пояса девочки. Веревка была прочно привязана к стволу. Ребенок даже при всем желании не мог бы упасть. Маленькая озор­ница при этом улыбалась ей широкой улыбкой от одного уха до другого. — Правда здорово, Амэндочка?

— Ты когда-нибудь видела свой дом с такой высоты? — спросила Мириам прямо из-за ее спины.

Лицо Ангелочка запылало от гнева. — Ты напугала меня до смерти! Для чего все это?

Мириам забралась повыше и уселась на толстую ветку.

—Ты сама сказала, что никогда не лазила по дере­вьям, — просто ответила она, озорно улыбаясь. — И вот, ты только что это сделала.

—Ты сама затащила сюда Руфи? Она же могла упасть.

—Мы ей помогли, — сообщил Иаков, слезая с верхней ветки. За ним спускался Андрей, а из-за ствола выгляды­вала Лия. Глядя на их довольные лица, она тут же забыла о своей злости и рассмеялась. Дети со всех сторон облепили дерево, словно нахальные скворцы. Подтянувшись, она уселась на толстую ветку.

—У тебя отлично получилось для первого раза, — похва лил Андрей, прохаживаясь по ветке.

Ангелочек притворно нахмурилась. — Ты вообще-то должен был работать с отцом сегодня.

— Он дал мне выходной, потому что сегодня хотел погу­лять с мамой.

Мириам рассмеялась. — А я сказала ему, что лучше мы пойдем погуляем. — Она заговорила шепотом — так, что ее могла слышать только Ангелочек. — Один из недостатков маленького дома — нельзя уединиться. — Она прислони­лась затылком к стволу и мечтательно добавила: — Когда я выйду замуж, мы с мужем построим второй этаж для детей, а для себя милую уютную спаленку рядом с кухней.

—А вот и Михаил! — сообщила Руфи, показывая вниз. Дети стали громко кричать и свистеть, пока он, наконец, не посмотрел вверх. Быстрыми шагами он направился к ним. Подойдя к дереву, посмотрел вверх, приставив руки к бокам.

—Что там у вас случилось? — Увидев наверху Ангелочка, он рассмеялся. — И ты там?

— Они меня обманули, — ответила она с достоинством.
Мириам подмигнула ей и обратилась к нему. — Тебе придется забраться наверх. Она тут застряла!

Ангелочек рассмеялась, увидев, что Михаил тотчас разулся и начал карабкаться вверх по стволу. Когда он добрался до края ее юбок, его рука скользнула от щико­лотки вверх.

—Ну что, обвязать тебя веревкой и спустить вниз? — поинтересовался он, прекрасно видя, что она с легкостью сможет проделать обратный путь сама.

—Кстати, это очень хорошее дерево для качелей, — доло­жила Лия, подбираясь к нему. — Видишь эту большую толстую ветку? К ней можно привязать веревку.

—Да, неплохая идея, — согласился Михаил. Он помог Руфи спуститься и отправил Андрея в сарай за веревкой. Когда веревка прибыла, он забрался повыше и обвязал оба конца вокруг толстой ветки, оставив петлю для качелей. — Я попозже придумаю, как сделать сиденье, — пообещал он, спрыгивая вниз.

Дети восторженно спорили, кто получит право первым испытать новое изобретение, но Михаил поймал на руки Ангелочка и усадил на качели.

— Держись, — крикнул он, прежде чем она успела остановить его. Она взлетела высоко над землей, смеясь от радостного возбуждения и восторга. Михаил еще раз подтолкнул ее и снова пошел работать в поле.

Когда все, включая Мириам, испытали качели, Ангелочек отвела детей к себе в дом и накормила. После обеда мальчики пошли посмотреть, как работает Михаил, а Лия и Руфь побежали собирать цветы на холме. Мириам, прислонившись к косяку, наблюдала за тем, как ее братья, забравшись на ограду загона, смотрят, как Михаил чистит лошадь.

— Михаил любит детей, он умеет радоваться жизни. Не проводит время в грустных размышлениях.

Ангелочек подошла и встала рядом с Мириам. Ее беспокоило то, каким взглядом девушка посматривала на Михаила. Какое-то неприятное чувство появилось у нее внутри.

Мириам улыбнулась. — Я часто думаю, как это должно быть здорово, когда любишь и тебя любят в ответ. Могу поспорить, что когда Михаилу хочется побыть с тобой, он что-то делает по этому поводу. Она покраснела и отошла от двери. — Мама упала бы в обморок на месте, если бы услышала, что я говорю такое.

Ангелочек взглянула на Михаила. Ее ревность вдруг исчезла, а ей на смену пришло чувство нежной заботы. Она окинула Мириам задумчивым взглядом. Она любила эту девочку как сестру. — Ты очень хочешь замуж, правда?

— Да, но я не хочу выходить замуж за первого встреч­ного, — ответила Мириам. — Я бы хотела встретить кого-то особенного. Чтобы он любил меня так же сильно, как Михаил любит тебя. Я бы хотела, чтобы он был готов
бороться за меня. Я бы хотела такого мужчину, который никогда не позволит мне уйти.

Увидев слезы в глазах Мириам, Ангелочек взяла ее за руку. — Ты любишь Михаила?

— Конечно же, я люблю его. Как можно его не любить? Он ведь так похож на то, что нужно, верно? — Опершись затылком о косяк двери, Мириам слегка закрыла глаза. — Другим бы следовало стремиться быть похожими на него,
но они не хотят. — Она улыбнулась. — Я никогда не забуду тот вечер, когда мы с мамой пели «О, благодать» и гово­рили о Давиде. У Михаила в глазах стояли слезы, но он этого нисколько не стыдился. Он вообще не беспокоился о том, что кто-то может увидеть его чувства. — Она смах­нула слезу со щеки. — Михаил, пожалуй, единственный мужчина, который не боится что-то чувствовать. Он не пытается хоронить себя заживо.

Ангелочек снова посмотрела в его сторону. — Жаль, что я первая с ним встретилась.

Мириам рассмеялась. — Что ж, если ты нашла идеал, может, найдешь копию для меня. Она обняла Ангелочка. — Я очень люблю вас обоих. — Она отстрани­лась. — Ну вот, я смутила тебя. — Она прикусила нижнюю губу и помолчала в нерешительности. — Мама говорит, что мне стоит держать свои чувства при себе, а не болтать о них, но я не могу. Я просто такой человек. — Она поцело­вала Ангелочка в щеку. — Пора мне собрать моих диких индейцев и идти домой. — Выйдя во двор, она стала звать братьев и сестер.

Обхватив себя руками, Ангелочек прислонилась к косяку двери, где только что стояла Мириам, и смотрела, как дружное семейство направляется домой. Весь день она обдумывала мучивший ее вопрос, а вечером попыталась задать его Михаилу.

—Как ты думаешь, сможем ли мы найти подходящую пару для Мириам?

—Для Мириам? Да она еще молода слишком.

—Достаточно взрослая, чтобы влюбиться. Может, нам поехать в Сакраменто и поискать ей кого-нибудь?

—Кого? — спросил он, играя с локоном ее волос.

—Кого-то, кто бы ей подошел.

—А как насчет Павла?

— Павел! — Ошеломленная, Ангелочек отпрянула. - Он не пара для Мириам. Ей, скорее, подошел бы ты.

—Я уже занят. Помнишь? — Он крепче прижал ее к себе. — Давай доверимся в этом Господу.

—Доверяться Господу, — сказала она. — Ты всегда и во всем предлагаешь доверяться Господу.

Он видел, что на этом она не успокоится.

У Бога для Мириам уже есть кандидат. Я в этом уверен. А сейчас просто выбрось эти заботы из головы.

Ей хотелось сообщить ему, что Мириам влюблена в него, но она сдержалась. Для мужчины нет ничего более заманчивого, чем любовь молоденькой девочки.

— Я просто хочу, чтобы она была счастлива и устроена.
Михаил погладил ее. — Она будет счастлива, Фирца.

Такая девушка, как Мириам, не останется без мужа.

Такая девушка, как Мириам... — Если бы ты не встретил меня, ты бы...

— Но ведь я встретил тебя, правда?

—Да, верно. — Она протянула руку и прикоснулась к его лицу. — Ты когда-нибудь жалел об этом?

—Несколько раз, — признался он серьезно, зная, что она ожидает правдивого ответа. Он взял ее за руку и слегка повернул обручальное кольцо на ее пальце, глядя на нее. — Ты смогла доставить мне кое-какие неприятности. — Он нежно улыбался ей. — Но все это в прошлом. — Он поце­ловал ее руку и прижал к своей щеке. — Фирца, я знаю, кто я, и я знаю Того, Кто управляет моей жизнью. Наша с тобой встреча — не случайность.

Ангелочек потянулась к нему и поцеловала. Ей нрави­лось, как он отвечал и как брал инициативу в свои руки.

—Я думаю, что никогда не смогу насытиться тобой, Михаил Осия. До конца моих дней.

—И я тобой.

—Через несколько дней в доме Элтманов праздновали весенний посев. Когда Михаил и Ангелочек показались на дороге, дети с криком выбежали навстречу. Элизабет помахала с порога.

— Идите, посмотрите на наш новый колодец! — предложила Лия, повисая на руке Михаила.

—Мириам вытащила ведро воды и поставила на край колодца.

Здорово, правда? — гордо спросила она. — Павел помог нам его выкопать. Мне так не хватало колодца, в который я могла бы петь. Вот, послушайте. — Она наклонилась и запела над колодцем. Мелодичный звук ее голоса рядом с
колодцем разрастался и усиливался. — «Сквозь тьму сияет свет...»

Облокотившись о камень, Ангелочек слушала пение. Улыбаясь ей, Михаил наклонился над колодцем и присо­единился к Мириам. Его глубокий голос звучал гармонично и сливался с пением девушки так красиво, что Ангелочку показалось, будто до сегодняшнего дня она не слышала ничего лучше.

— Как здорово звучит! — весело сказала Мириам. — Давай еще что-нибудь споем. Если опустить голову поглубже в колодец, будет казаться, что звук повсюду. Амэнда, если ты на этот раз с нами споешь, у нас получится что-то фантас­тическое. — Она была настроена решительно, и слова «нет» не существовало. — Не говори, что не умеешь. Ты умеешь. Если не знаешь слов, то просто пой «а-а-а». Давай повто­рим «Сквозь тьму сияет свет». Эту песню ты только что слышала, так что хоть несколько слов должна запомнить.

Ангелочек нерешительно присоединилась. К концу песни уже все дети висели на стенках колодца и пели хором. Михаил вовремя придержал Руфь за платье, иначе она, увлекшись пением, свалилась бы в колодец вниз головой.

— Давайте споем «О, Сюзанна», — предложил Андрей.
Потом последовали другие детские песенки с забавными куплетами. Смеясь, они, наконец, успокоились.

Вдруг выражение лица Мириам изменилось, и она схва­тила Ангелочка за руку.

— Павел идет. — С замирающим сердцем Ангелочек подняла глаза и увидела Павла, идущего к ним по полю.

Когда я его приглашала, он со мной разговаривал довольно сердито, — я думала, он не придет, — сообщила Мириам. Ангелочек заметила, что выглядел он на редкость невесело. — Мне лучше пойти ему навстречу и поздоро ваться, а то он сбежит, чего доброго, — сказала Мириам и направилась к нему.

Видя, что Мириам идет ему навстречу, Павел постарался успокоиться. Она была в том самом желтом платье. Когда она улыбнулась, у него на щеке стал подрагивать мускул.

— Павел, я так рада, что ты пришел! — Улыбаясь, она обмахивалась рукой. — Жарко сегодня, правда? Пойдем, выпьем яблочного сидра.

Обеспокоенный тем, что он чувствовал, глядя на Мириам, Павел посмотрел вокруг. Поймал на себе взгляд Ангелочка. Он одарил ее холодной, злой улыбкой, ожидая получить что-то подобное в ответ. Но ничего такого не последовало. Он так ненавидел ее, что едва ли не ощущал вкус ненависти во рту.

— Когда ты закончил сеять? — поинтересовалась Мириам, стараясь привлечь его внимание к себе.

— Вчера после обеда. — Они подошли к остальным.
Михаил крепко пожал ему руку, давая понять, что любит его, как прежде. Протянув руку, он обнял Ангелочка и привлек ее поближе к себе, выжидая.

Ангелочек посмотрела на Павла, и в ее синих глазах что-то блеснуло.

— Здравствуй, Павел, — спокойно поздоровалась она. Ему хотелось не заметить ее и пройти мимо, но это озна­чало оскорбить Михаила.

— Здравствуй, Амэнда, — сказал он и кивнул ей. На ее лице не отразилось никаких эмоций. Его это не удивило. Да и что она вообще могла знать о чувствах?

Мириам вернулась со стаканчиком и теперь, стоя рядом, наблюдала за их обменом приветствиями. Она протянула Павлу сидр и взяла Ангелочка за руку.

— Амэнда, ты не поможешь мне запрятать подсказочки детям для игры «Поиск сокровищ»? — Они ушли, взявшись за руки, и Павел смотрел им вслед.

Мириам хорошенькая, правда? — спросил Михаил, слегка улыбаясь. — Такие темные глаза...

Павел выпил свой сидр в напряженной тишине. Он не ожидал, что Михаил так быстро это заметит.

Когда дети разбежались в поисках «сокровищ» — корзины пирожков с ягодами, — Элизабет, Мириам и Ангелочек поставили в саду стол, сбитый из досок. Ангелочек выста­вила оленину, печеные бобы и тушеную в карамельном сахаре морковь. Элизабет принесла двух жирных зажа­ренных фазанов, фаршированных сухариками и специями. Мириам добавила к этому два яблочных пирога, которые испекла сама.

Ангелочек не могла не замечать поток адресованной ей ненависти, исходивший от Павла. Праздник едва ли мог доставить ей удовольствие. До сих пор ей удавалось не сталкиваться с ним, но теперь они сидели за столом друг против друга. Джон воздал благодарение. Подняв голову после молитвы, Ангелочек встретилась взглядом с глазами Павла. В них она легко прочитала немое послание: «Ты? Молишься? Не счеши людей!»

Да, она лицемерит. Склонив голову вместе с осталь­ными, она сделала вид, что молится, хотя на самом деле нисколько в этом не участвовала. Да ей и не хотелось. Она это делала, чтобы не обидеть Михаила. Она ведь не может просто так сидеть рядом с ним, когда он склонился в молитве. И Элтманов это тоже смутило бы. Руфь опять бы стала задавать вопросы. Она выдержала холодный взгляд Павла.

«Разве ты не понимаешь?»

Всем своим видом он показывал, что презирает ее. Решив про себя, что он все равно никогда ее не поймет и, вероятно, не попытается, она взяла кусок фазана и передала дальше блюдо.

—Хочешь, я поговорю с Павлом? — задал ей вопрос Михаил, когда вечером Джон играл на скрипке и они танцевали.

—Нет, — ответила она, боясь, что может стать причи­ной еще большей пропасти между ними. От нее и так уже достаточно вреда.

—Знаешь, он хороший парень. Мы вместе прорывались через трудности. Просто сейчас он запутался.

Она знала, что это не так. На самом деле, он был испол­нен самоправедного гнева и непримиримой враждебности. В ее адрес. Сейчас он мучается. Из-за нее. Ну почему в тот злополучный день ей так захотелось отомстить за себя? Разве она не могла просто игнорировать его оскорбления? Она знала, что им движет ревность. Она знала, что он считает ее недостойной парой для Михаила. Когда она впервые его увидела, она уже многое о нем поняла.

— Будь с ним терпеливой, — попросил Михаил.

Так же, как ты был терпелив со мной. Да, она наступит на свою гордость, если так нужно. Ради Михаила она готова снести все, что бы Павел ни говорил и ни делал.

Следующий танец Михаил танцевал с Мириам, и Ангелочек отошла налить себе сидра. Подошел Павел и встал рядом с ней. Его глаза блестели.

— Они неплохо смотрятся вместе, правда?
Ангелочек взглянула на Мириам и ощутила острую боль.

Да, они отлично смотрелись.

— Они очень хорошо относятся друг к другу, — согласи­лась она, наливая стаканчик сидра и протягивая ему.

Язвительно улыбаясь, он взял стакан из ее рук. Снова посмотрел на Михаила и Мириам.

— Жаль, что она не появилась на несколько месяцев раньше. Тогда все было бы иначе.

— Михаил говорит, что от этого ничего не могло измениться.

— Ну, конечно, он говорит так.

Нож вонзился глубоко. Ангелочек стояла молча.

Павел злобно усмехался. — Я слышал, ты работала в хозяйственном магазине. Чем же ты торговала?

—Всем понемногу.

—То есть, как обычно, хм-хм.

Скрывая внутреннюю боль, Ангелочек тихо произ­несла: — Павел, я больше не хочу делать Михаилу больно. Клянусь тебе.

— Но ведь ты будешь, правда? Это же часть твоей натуры. Ты выпьешь из него всю кровь, а потом выбросишь пустую шкуру за ненадобностью. Да, какое-то время ты побудешь с ним, чтобы соблюсти приличия. А чуть только станет
трудновато, ты быстренько соберешь вещички и, вперед, исчезнешь, чтобы жить своей прежней веселой жизнью.

Ангелочек заморгала и отвернулась. От сильной боли, разлившейся внутри, она едва могла дышать.

— Я никогда этого не сделаю.

—Правда?. Тогда почему ты так спешила вернуться в Парадиз? Для чего сбежала в Сакраменто?

—На этот раз я остаюсь.

—На год, максимум на два. Пока тебе не наскучит быть женой фермера. — Допив свой сидр, он отставил пустой стакан. Нахмурившись, он наблюдал за Михаилом и Мириам. — Знаешь, Ангелочек, я давно не видел Михаила таким счастливым, — сказал он и, отойдя от нее, встал рядом с Джоном.

Ангелочек сжимала стакан в ладонях. Молча наблюдала за тем, как два человека, которых она любит больше всего на свете, танцуют вместе. Она думала о том, что Павел, наверное, прав.

 

 

«...После землетрясения огонь,

но не в огне Господь;

после огня веяние тихого ветра».

Библия. 3-я Книга Царств 19:12

 

Каждый раз, встречая Ангелочка, Павел старался поколебать ее уверенность в том, что она здесь на своем месте. Ангелочек, со своей стороны, решила никак на это не реагировать. Она пообещала себе, что, как бы он ни старался уколоть ее, — едким замечанием или оскорбительным пророчеством о том, где она будет через десять лет, — она ничего не скажет и не сделает в ответ. Ведь если она попытается нанести ответ­ный удар, это обязательно затронет Михаила. А отношение Павла к ней все равно не изменится. Но главное, это то, что чтобы ни случилось с ней завтра, сегодня у нее есть Михаил.

Ангелочек решила не защищать себя от оскорблений Павла. Какой смысл? Поэтому она молчала и вела себя крайне вежливо. Она твердо держалась, даже когда ей хотелось убежать и спрятаться, сжавшись, в тихом месте, чтобы не слышать его замечаний.

«Я больше не шлюха! Я не шлюха!»

Старания Павла все же имели результат. Она стала думать, что остается прежней, как бы ни старалась это изменить. Здесь она провела год, но позади ведь были все десять, которые Павлу удалось воскресить в ее памяти. Благодаря ему она стала вспоминать страшные годы в доме Хозяина — годы ужаса, одиночества, борьбы за выживание. Поэтому, слыша оскорбления Павла, она старалась как можно крепче держаться за Михаила. Чем сильнее Павел пытался разъединить их, тем сильнее она хваталась за то, что обрела. Михаил говорил ей не беспокоиться о завтраш­нем дне, и она делала все возможное, чтобы получать все сполна от каждой минуты, прожитой с ним. Он говорил, что не нужно бояться, и она не боялась — пока он был рядом.

Михаил любил ее сегодня, и для нее только это имело значение. Он наполнил ее жизнь смыслом, и его стара­ниями она становилась новой и прекрасной. Хотя их дни проходили в тяжелой работе с утра до позднего вечера, ему все равно удавалось делать их радостными. Он помог ей увидеть то, что раньше было для нее закрыто. А тихий голос в ее голове продолжал говорить день за днем: «ВЫХОДИ, ВОЗЛЮБЛЕННАЯ».

Откуда выходить?

Ей все время не хватало Михаила. Он заполнял ее сердце и мысли. Он был ее жизнью. На рассвете он будил ее поце­луем, и они лежали в темноте, прислушиваясь к птичьей симфонии. Ее тело отзывалось на его прикосновения и пело в его объятиях. Каждая минута нового дня, проведенного с ним, была для нее драгоценностью.

С наступлением весны все кругом зацвело невероятным множеством красок. Яркие пятна золотых маков и пурпур­ных люпинов раскрашивали зеленые холмы и нетронутые пахотой луга. Михаил рассказал ей о царе Соломоне, который, даже при всех своих несметных богатствах, не одевался так, как Бог одевает холмы и долины с помощью простых полевых цветов.

— Я не буду вспахивать этот участок, — сказал он ей. — Оставлю как есть. — Михаил повсюду видел Бога. В порывах ветра, в прошедшем ливне и запахе земли он находил Его. И в зеленеющих полях. И в жизни животных, которые населяли их землю. А по вечерам — в пламени камина.

Ангелочек же видела только Михаила и обожествляла его.

Когда по вечерам он читал, сидя у огня, она могла потеряться в глубоком звуке его голоса. Слова омывали ее, словно теплые тяжелые волны, и возвращались куда-то в море. Он читал истории об Ионафане и филистимлянах, о Давиде, простом пастухе, убившем гиганта Голиафа. Об Иисусе, воскрешавшем мертвых. Лазарь, выходи! Выходи!

В его устах непонятные слова звучали так поэтично.

Она взяла из его рук Библию и поставила ее обратно на полку.

— Ты любишь меня? — спросила она и взяла его за руку. И Михаил не мог не ответить ей...

Однажды к ним пришла Элизабет с детьми.

— Павел сказал нам, что недалеко, милях в десяти отсюда, есть городок. Он небольшой, но мужчины поехалд туда за покупками.

Ангелочек заметила, что живот Элизабет слегка округ­лился. Она предложила кофе с бисквитами и села за стол вместе со всеми. Руфь захотела устроиться на коленях Ангелочка, и она помогла ей туда забраться.

—А когда у тебя будет ребеночек? — спросила девочка, заставив ее густо покраснеть. Элизабет сдавленно охнула.

—Руфь Элтман, ты никогда не должна задавать подоб­ных вопросов, — строго сказала она, забирая девочку с колен Ангелочка и ставя на пол.

—Почему? — продолжала без тени смущения Руфь, не понимая причин для подобного запрета.

— Потому что это очень личный вопрос, девочка.
Руфь взглянула на Ангелочка широко открытыми от удивления глазами.

— Значит, ты не хочешь детей?

Мириам подавила смешок и взяла свою маленькую сестренку за руку. — Я думаю, нам стоит немного прой­тись, — сообщила она женщинам.

Элизабет успокоилась, вытирая вспотевшее от волнения лицо.

— Этот ребенок говорит все, что только ей в голову приходит, — сказала она извинительным