Основные статьи экспорта из Америки в Европу

Американские товары, экспортируемые в направлении Испании, не легко выстроить в непрерывные ряды. Полному учету мешают внушительные масштабы контрабанды. Нам пришлось в своей работе «Севилья и Атлантика» критиковать и истолковывать эти и некоторые другие данные.

Здесь мы ограничились 50-летием на рубеже XVI и XVII веков, примерно 1575–1625 годами, чтобы представить относительные порядки величин.

На фоне карты «американского Средиземноморья» против каждого источника мы вычертили прямоугольники, показывающие масштабы весовых (вверху) и стоимостных (внизу) соотношений, за исключением главного американского товара — драгоценного металла, великолепно исследованного Эрлом Дж. Гамильтоном.

В объеме (А), за исключением СанДоминго, прародины американского сахара, и Пуэрто-Рико, доминируют кожи. Ничего удивительного: наибольшая часть этих огромных пространств, лишенных своего индейского населения, была в начале XVII века предоставлена фантастически многочисленным стадам, которые внесли решительный вклад в изгнание оттуда человека.

По стоимости (В), напротив, кроме Сан-Доминго и Пуэрто-Рико — прежде всего сахарных Антильских островов, доминируют красители: красная мексиканская кошениль либо темное индиго.

Ничтожная по весу бесчисленная фармакопея Вест-Индии весьма значительна в стоимостном выражении — мы учли бакаут, сассапариль и канафистоль, бакаут давал основную массу — в первую очередь средства против сифилиса: священное дерево (бакаут) и разного рода потогонные, позволяющие сильному человеку переносить лечение ртутью в больших дозах. Такова была первоначальная ситуация.

Аналогичная карта по XVIII веку могла бы показать выросшую до ошеломительных размеров империю сахара, тесно связанную с заселением чернокожими Антильских островов и приходом новых держав: Англии, Франции, Голландии и даже динамичной Испании на Кубу и Пуэрто-Рико во 2-й пол. XVIII века.

Иное дело Испания и Франция.

Надо ли говорить об Испании? Здесь не было осуществлено валютного единства. Каталония была осторожна в расходах, и Валенсия старалась поддерживать стабильность динара. Валенсийский динар следовал, но в более спокойном ритме превратностям кастильского мараведи. С 1501 по 1609 тод динар был эквивалентен 0,1389 г чистого серебра. Что касается каталонского принципата, он ревниво сохранял стабильность ливра. До такой степени, что позволил Пьеру Вилару предположить, что желание избежать в стране драмы валютного хаоса Кастилии предопределило движение к разрыву 1640 года. Война, французская интервенция за 12 лет привели к впечатляющему крушению. С 1641 по 1652–1653 годы двойной золотой экю, который равнялся 56 су, достиг постепенно стоимости 320 су. Завышение реальной монеты, таким образом, падало вертикально от монеты расчетной. Содержание золота в ливре с 2,22 г золота в 1641 году упало до 0,383 г в 1652–1653 годах. Несколько менее ощутимым было падение по серебру. В июне 1640 года унция стоила 17 су, в 1651-м — 40 су. В года смятений золото, которое легче транспортировать, легче спрятать, золото, благородный металл международных обменов, естественно становится важнее серебра, металла внутренних сделок.

Что касается мараведи, то после волнений XV века, которые обесценили кастильскую расчетную монету, его стабильность была образцовой вплоть до 1602 года. Мараведи был единственной европейской расчетной монетой, которая пережила XVI век неиспорченной (0,094 г чистого серебра).

Последствия такой исключительной твердости окажутся весьма дорогостоящими. В течение всего XVI века стоимость расчетной монеты поддерживалась ценой ряда банкротств, воздействие которых на торговлю и, более того, на социальную психологию было губительным. Трижды, по меньшей мере, кастильское правительство изменяло в собственную пользу процентную ставку: в 1653,1608 и 1621 годах. Шесть раз оно подводило к банкротству по краткосрочным обязательствам: в 1557, 1575, 1596, 1607,1627 и 1647 годах.

Но культ валютной стабильности в то время, когда падение поступлений золота и серебра из Америки, сокращение по объему и стоимости торговли с Индиями, переворот главной тенденции цен обязывали смириться, сыграет с Испанией худшую шутку. Вместо того чтобы прибегнуть к простому, классическому для Франции приему завышения, сначала герцог Лерма, потом Оливарес решат выпутаться, выпуская негласно по совершенно фиктивной стоимости и в огромном количестве биллон, который все меньше и меньше содержал серебра и все больше и больше меди. Кастилии довелось испытать в действии экономический закон, неправильно приписываемый Грешэму:[111]плохая монета изгоняет хорошую, — и всей испанской экономике пришлось в течение шестидесяти лет жить на медной, громоздкой и неэффективной монете. Кроме того, перебои С эмиссией и переплавкой, вспышки инфляции и дефляционная расплата привели к усилению аристократического предрассудка. Появляются две спасительные ценности: золото и серебро, — превращаемые в сокровища, в чудовищного вида посуду, в тяжелое и безобразное убранство церквей в стиле Чурригеры,[112]— и земля, защищенная умножением майоратов. Рядом со скандальным богатством тех, кто через коридоры власти узнавал на несколько дней раньше о готовящемся изменить порядок факторов указе, существовала тотальная ригидность социального организма, сосредоточенного на самых бесплодных надежных ценностях. Гамильтон вывел график перебоев в такой политике. Мудрая перемена произошла в 1680 году.

Тысяча шестьсот восьмидесятый год не означал остановки инфляции, она продолжалась и в XVTII веке в разумных, приемлемых для экономики пределах; 1680 год обозначил по крайней мере конец скачкообразной валютной политики, конец потрясающей неустойчивости; но одного столетия было недостаточно для исправления ущерба, нанесенного в 1620–1680 годах психологическим движущим силам экономического роста.

Между твердой монетой (флорин и фунт стерлингов) и монетой неустойчивой (мараведи) Франция представляла промежуточный вариант. Нам придется остановиться на этом подробнее.

Денежное пространство Франции было относительно унифицированным. Начиная с 1667 года единственная расчетная монета — турский ливр, соль и денье в масштабах королевства. В первой половине века еще сохранялся как пережиток расчет в паризи. [113]Он был официально упразднен в 1667 году. На периферии королевства (Воклюз, княжество Оранж, Домб, Седан и Лотарингское герцогство) расчетные монеты, унаследованные от прошлого, сохранялись еще очень долго в XVIII веке. Известно, что фактически только контракты, заключенные в национальной монете, признавались судами. Король устанавливал стоимость экю ордонансом. Таким образом, он имел возможность изменить содержание турского ливра без дорогостоящего усилия по всеобщей переплавке наличной монеты. Никакая страна в Европе XVI–XVII веков не использовала столь полно возможности завышения стоимости расчетной монеты. Тем самым во Франции XVI века эффект девальвации накладывался на эффект регулярного падения покупательной способности денег. От завышения к завышению стоимость турского ливра в граммах чистого серебра снизилась с 6 апреля 1513 года по сентябрь 1602-го с 17,96 до 10,98 г.