Позиция наблюдателя и локализация причин

Джоунс и Нисбетт [Е. Jones, R. Nisbett, 1977] впервые обратили внима­ние на существенные различия в на­блюдении своего или чужого поведе­ния. В этих двух случаях мы имеем дело не только с разными способами наблюдения, но и с разного рода информацией.

Прежде всего различаются сами источники информации. При внешнем наблюдении наше внимание направ­лено на протекание чужого действия. Все же то, что происходит в субъекте прежде, чем он приступит к действию и в ходе действия, недоступно вос­приятию. Мы всегда можем зареги­стрировать внешние результаты на­блюдаемого поведения: движения, экспрессивные проявления и речь. Причины подобных поведенческих проявлений мы относим к действу­ющему субъекту как их автору. И поскольку субъект, будучи индиви­дом, представляет собой нечто кон­стантное, то в качест-ве причин дей­ствия мы рассматриваем устойчивые личностные диспозиции (свойства) субъекта.

Наблюдая собственное поведение, мы видим ситуацию еще и как бы изнутри. Наше восприятие направле­но на существенные особенности си­туации, на содержащиеся в ней указа­ния, возможности, соблазны и опасно­сти, вообще, на все то, что определя­ет наш поступок. Соответственно и в качестве причин поведения мы рас­сматриваем меняющиеся особенности ситуации, а не диспозиции, побужда­ющие нас действовать так, а не иначе.

Воспринимаемое и даже то, что может быть воспринято в будущем, по-разному членится на фигуру и фон при этих двух позициях наблюдения. При внешнем наблюдении особенно­сти ситуации образуют непрерывный фон, на котором в качестве фигуры контрастно выступает действие субъ­екта. При самонаблюдении, наоборот, особенности ситуации воспринимают­ся как фигура на фоне собственного поведения. Стормс [М. Storms, 1973] убедительно показал, что уже на уровне восприятия происходит такая организация фигуры и фона, которая предопределяет характер получаемой информации, а тем самым и локали­зацию причин поведения. В его экспе­рименте благодаря видеозаписи субъ­екты действия и наблюдатели меня­лись перспективами наблюдения: субъект смотрел в записи собствен­ное действие, а наблюдатель — акцентированные ситуационные об­стоятельства, в которых находился субъект. Перемена перспективы на­блюдения привела и к перемене субъ­ективной локализации причинности. Субъекты действия стали объяснять свое поведение личностными диспо­зициями в большей степени, чем на­блюдатели.

Но односторонняя локализация при­чин в том и другом случае объясняет­ся не только условиями восприятия. Действуя, мы воспринимаем не одни особенности ситуации, предметом на­шего внимания часто оказываются порождаемые ею впечатления, рас­суждения, волевые импульсы, набро­ски планов действия. Поэтому у нас в отличие от стороннего наблюдателя, от которого все это скрыто, как пра­вило, не создается впечатления о проявлении определенных диспози­ций. Скорее, нам кажется, что причи­ной наших мимолетных состояний яв­ляются те или иные ситуационные влияния.

Различная локализация причин по­ведения объясняется также неодина­ковым характером и объемом фоно­вой информации. Субъект действия лучше наблюдателя знает, что приве­ло к данной ситуации, — он знает пре­дысторию. Ему известны постепенные изменения и тенденции развития соб­ственного поведения. Наблюдатель, как правило, знает об этом или мало, или ничего. Ему прихо-дится строить свое объяснение на восприятии мо­мента, что исключает в качестве воз­можных причин внутренние измене­ния. Наблюдаемое действие выделя­ется лишь на фоне того, как поступа­ют или поступили бы в этой ситуации другие, т.е. все сводится к вопросу о межличностных диспозициях.

Таковы в общем три взаимосвязи между перспективой наблюдения и локализацией причин поведения. Эта взаимосвязь была подтверждена в ряде исследований [R.Nisbett, С.Саputo, P.Legant, J. Marecek, 1973]. Так, в одном из них было установле­но, что если наблюдатели ожидают от субъекта похожего поведения в будущей аналогичной ситуации, то субъекты, напротив, не усматривают в своем будущем поведении подобно­го постоянства диспозиций. В другом исследовании студенты выбор своей подруги и профессии обосновывали определенными достоинствами вы­бранного объекта и выбранной специ­альности, а выбор подруги и профес­сии для своих друзей они обосновы­вали чертами их характера (диспози­циями). Наконец, в еще одном иссле­довании было установлено, что дру­гим мы приписываем больше диспози­ций, чем самим себе. Описывая себя и других при помощи биполярных шкал, предусматривающих вариант ответа «в зависимости от ситуации», мы го­раздо чаще пользуемся этим вариан­том при самоописании, чем при описа­нии других.

Итак, можно констатировать, что позиция, с которой мы наблюдаем, «естественным образом» навязывает нам односторонний подход к пробле­ме и локализацию причинности при объяснении поведения. При внешнем наблюдении, на котором обычно осно­вывается объяснение поведения, на­ше восприятие приковано к протека­нию действий субъекта. Все особен­ности ситуации, вызвавшие эти дей­ствия или предшествовавшие им, вос­принимаются в лучшем случае как смутный фон. Необходимость полу­чить дополнительную информацию для объяснения наблюдаемого дей­ствия заставляет нас обратиться к межиндивидуальным различиям, т. е. сравнить действия различных людей в (предположительно) тождественных ситуациях и объяснить их межлично­стными различиями в личностных диспозициях. Пытаясь при большом дефиците информации свести законо­мерности наблюдаемого поведения к этому простому, прямо-таки напраши­вающемуся толкованию, мы невольно склонны переоценивать однородность поведения в различных ситуациях и стабильность его во времени относить на счет диспозициональной обуслов­ленности.