СЕВЕРНАЯ ИФРАНА
Башня с алым флагом осталась позади. Бретер, игриво позвякивая удилами, шагал по ифранской земле. Морис торопился, в Авире его ждала Антуанетта. Базиля не ждал никто и нигде. Сарриж называет его другом, но какая, к Проклятому, дружба, если он о Морисе знает почти все, а тот о нем почти ничего. И не узнает, потому что граф Мо сам не знает, о чем рассказывать. Тайн за ним не числится, разве что встреча с Кэрной да ночной визит в особняк Трюэлей. Любопытно, что сделал Пикок со свалившимся на голову подарочком? Обидно, если сжег, – сжечь бумаги Базиль мог и сам, и, по чести говоря, это и нужно было сделать… А ищеек себе Пьер нашел неплохих: на следующий день, когда он пришел повидать сестру и попросить разрешения вернуться в Авиру сразу после празднеств, новый родственник пошутил насчет его ночных приключений. Дескать, нельзя пугать мать и слуг, которые, увидев коня без седока, могли невесть что подумать. Они и подумали, но не «невесть что», а то, что он хотел. Для них Базиль Гризье – шут и пьяница, свалившийся с лошади и проблуждавший где-то полночи. Пусть и дальше так считают. Он и в самом деле шут и пьяница, а у Норы глаза были испуганными и покрасневшими, и она, пока муж шутил, молчала. Хорошо, у Тартю нет братьев, и Эстелу и Раймонду выдадут за кого-нибудь другого. В какой-то книжке Базиль вычитал, что каждая вещь имеет свою противоположность. Академик, имя которого граф Мо запамятовал, писал, что каждому уроду соответствует красавец, каждому умнику – дурак, каждому трезвеннику пьяница. Рито Кэрна любил всех женщин, и все женщины любили его, а Пьер Тартю был противоположностью мирийца, любить его было невозможно. Бедная, глупенькая королева Нора, только б ей не пришло в голову спрашивать мужа об Алеке и Филиппе! – Базиль, нам надо поговорить. – Да? – Гризье заставил себя усмехнуться. – Мне чаще предлагают помолчать. – Я все знаю… – Что? – Базиль удивленно посмотрел на ифранца. – Знаю, что ты чувствуешь. Поверь, мне было еще тяжелее. – Тебе? – тупо переспросил Базиль. – Да, мне… Ты – брат, а я… Разумеется, у него в голове была Антуанетта. Морис вообразил, что его друг расклеился из-за свадьбы. Сарриж был наблюдательным человеком, а лицо Норы отнюдь не светилось счастьем. Так же как и лицо Антуанетты, которую Сарриж видел после брачной ночи. Может, Морис и прав, и все проданные или продавшиеся невесты после свадьбы выглядят одинаково. Базиль верил, что влюбленным смотреть на бледненьких, потерянных красавиц труднее, чем братьям, хотя… Хотя мать, похоже, убила не только сыновей, но и дочь. – Морис, прошу, не надо об этом. – Как скажешь. Давай поговорим о другом. Или, если хочешь, поссоримся. – Не хочу, да и не из-за чего. – Ну, я могу сказать, что мне не нравится ваш король. – Говори. А я могу сказать, что мне не нравится ваша регентша… – Кстати, ты знаешь, что ни Жермон, ни тем паче Жоселин не имеют права на престол? – Тю-ю-ю, – присвистнул граф Мо, – кажется, в Благодатных землях еще больше узурпаторов, чем я думал. Кто же должен сидеть в Авире? Уж не ты ли? Или это твой дядюшка Вардо? – Брат Антуанетты. – У нее есть брат? – Да, из-за этого Вардо на ней и женился. Он не знал ее до свадьбы, это потом… Потом… – Ты хочешь сказать, что он собирается свергнуть Паучиху и посадить на престол брата жены? – пришел на помощь Базиль. – А я тут при чем? – Помоги нам. – Я? – Базилю показалось, что он ослышался. – Да. Ты – мой друг, и ты, что бы ты ни плел, арциец. Ты должен ненавидеть Пауков. – Угу, я тебе помогу, и ты будешь наставлять рога регенту? – Вардо не будет регентом, Ролан отнюдь не безумец, что бы про него ни говорили, а граф… Я его иногда ненавижу из-за Туанон, но дядя – честный человек. – Погоди, – граф Мо чувствовал, что его стремительно затягивает в политический водоворот, – но у Жозефа были только дочь и сын. – Да, но, по нашему закону, корона, если прерывается прямая линия, переходит к старшему поколению, то есть к сыну младшего брата Паука. Мы об этом забыли, потому что старый неряха всех подмял под себя, но наследовать ему должен не внук, а племянник. – Понятно, – засмеялся Базиль, – раз я предал своего короля, то чужого и подавно предам. – Разве ты не хочешь, чтобы в Мунте сидел не Пьер, а Филипп? Филипп… Филипп никогда не станет королем. Он вообще никем не станет, потому что его нет. – Я хочу, чтобы в Мунте сидел Александр Тагэре. – Не шути так. – Я не шучу. Вернее, шучу, но не совсем. Хорошо, я согласен. Что нужно делать?
|