Глава 25.3. Государственная пошлина 26 страница

* Впервые опубликовано в 1943 г. Печатается по изданию: Allport G. Personality and Social Encounter: Selected essays. Chicago: University of Chicago Press, 1960. P. 71—93.

76 Статьи разных лет

нам известно, является программой морального перевооружения, императивы кото­рой включают абсолютный монизм, абсолютную объективность и абсолютный редук­ционизм, — короче говоря, абсолютную непорочность. С этой аскетической точки зрения субъективные убеждения подозрительны, Я выглядит несколько неприлично, а любой намек на метафизику (то есть непозитивистскую метафизику) отдает слабо­стью. Как пояснил Гарднер Мэрфи, из психологии J7 престижа не извлечешь1.

Но при всем ограничении приносимых им выгод позитивизм обладал одним бесспорным достоинством: он породил здоровую нелюбовь к разъяснению никому не нужных вопросов. Он показал, что старая психология большей частью страдала от тенденции тщательно работать над словами, как будто слова являлись сущностью вещей. Благодаря позитивизму, факультетская психология, базировавшаяся в дей­ствительности на вербальном реализме, была дискредитирована, и диалектика ста­ла пользоваться дурной славой. Сейчас мы должны признать, что большая часть пси­хологии Я пребывала на уровне непросвещенной диалектики. Ее утверждения часто бывали избыточными или шли по кругу; в манере Гертруды Стайн она иногда ут­верждала, что Я это Я это Я. Не особенно лиричным по своей природе психологам не удавалось увидеть в этой возвышенной формуле никакого более глубокого значе­ния. Вполне понятно, что они отказывались допустить такое заикающееся Я в мрач­ную цитадель своих лабораторий.

Но когда понятие становится табу, это табу имеет вероятность распространить­ся на целый ряд проблем, связанных с этим понятием. Похоже, что произошло нечто в этом роде. Не только душа и Я пострадали от остракизма. Вместе с ними ушла об­ширная совокупность проблем, имеющих отношение к связности и единству мен­тальной жизни, к гордости, амбициям и статусу; идеалам и видам на будущее. Этот упадок, конечно, не был тотальным, но он был значительным.

Словно для того, чтобы компенсировать пренебрежение этими интересами в поле собственно психологии, над горизонтом взошел психоанализ, излучая яркий, хоть и спорадический свет. Не удивительно, что весь мир обратился к психоанализу за ориентирами в динамической психологии. Других возможных ориентиров было весьма мало. Я склонен верить, что история обнаружит, что психоанализ обозначил паузу в психологии — между временем, когда она потеряла свою душу вскоре после франко-прусской войны, и временем, когда она вновь обрела ее вскоре после второй мировой войны.

Пока психоанализ не влился окончательно в более широкую и в более адекват­ную психологию, он может гордиться тем, что сохранил и продвинул изучение оп­ределенных функций Я, которые позитивистская психология предала забвению. Ему можно также отдать должное за сохранение термина, более или менее родственного Я, от мрачного табу, о котором я говорил. Понятию эго с самого начала придавалось особое значение в психоаналитической литературе. Я присваиваю сейчас этот тер­мин, чтобы обозначить то смещение центра, которое ныне происходит в психологи­ческой теории.

Но не только к психоанализу мы протягиваем связующие нити. Позиция эго в современной психологии определяется также некоторыми другими историческими тенденциями.

1 Murphy G. Psychology and the post-war world // Psychological Review. 1942. Vol. 49. P. 298-318.

Эго в современной психологии 77

Основные кониегшии эго

Среди различных концепций эго, обнаруживаемых в психологической литера­туре, наиболее значимыми являются, безусловно, следующие.

Эго как субъект познания. Номинативная форма слова эго предполагает, что некий субъект занят, как бы сказал Брентано, «интендированием» своих отноше­ний со вселенной. Проблема познающего, или «чистого эго» была мало интересна для психологов с того времени, как Джеймс нанес ей многословный удар в своих «Основах психологии». В сущности, Джеймс заявил о том, что достаточно допустить, что происходит познание. Отдельное допущение о познающем эго не является необ­ходимым. Конечно, для феноменологов2 и персоналистов3 проблема субъект-объек­тного отношения остается главной. Но большинство психологов после Брентано и Джеймса миновали эту проблему4. Для нашей цели достаточно зафиксировать это первое использование понятия и отметить его относительную редкость.

Эго как объект познания. Некоторые исследователи задались проблемой при­роды переживания нами своего Я5. Этот подход, ограниченный по сути интроспек­тивными отчетами, был не слишком продуктивен. Он принес мало что дающие све­дения о местоположении эго, которое ощущалось расположенным «между глаз», или состоящим из «движений в голове», или находящимся «между правым и левым», «между верхом и низом», «между позади и впереди». Следуя этому направлению ис­следований, Горовиц обнаружил такое разнообразие результатов (описывающих рас­положение эго в голове, сердце, груди, на лице, в мозге, гениталиях), что пришел к заключению: «Локализация Я, как отмечается в цитированной литературе, в от­ветах на наши вопросы, в неформальной дискуссии и в исследовании детей, не яв­ляется тем базовым феноменом, который может облегчить анализ структуры Я и личности»6.

Похоже, есть только два факта, по поводу которых существует общее согла­сие: 1. Младенцы, как соглашаются все авторы, не осознают себя как индивидуаль­ность; их поведение протекает в рамках того, что Пиаже назвал «недифференциро­ванным абсолютом», состоящим из Я и окружающей среды. Лишь постепенно и нелегко развивается отдельное эго. 2. Эго, которое мы осознаем, варьирует по своим параметрам. Иногда оно включает в себя меньше, чем тело, а иногда больше. В по­лудреме мы теряем все ощущения наших эго, хотя можем достаточно осознавать безличные вещи. Бывает, что внезапно наши ноги воспринимаются как странные

2 Beth M. Zur Psychologie des Ich // Archiv fur die Gesamte Psychologie. 1933. Vol. 88. P. 323-376; Oesterreich T. K. Phenomenologie des Ich in ihren Grundproblemen. Leipzig: J. A. Barth, 1910.

3 Например, Moore J. S. The problem of the self// Philosophical Review. 1933. Vol. 42. P. 487-499.

4 Частная переписка с Коффкой по поводу его собственного использования термина выявила тот интересный факт, что когда он писал свои главы про эго, он никогда не думал о нем как о субъекте познания (Koffka К. Principles of Gestalt psychology. N. Y.: Harcourt, Brace, 1935). «Откровенно говоря, я никогда не задавался этим вопросом», — писал он, добавив: «Я сомневаюсь, что это мое решение будет сходно с решением Брентано. Сейчас мне кажется, что оно будет найдено в теории подсистем эго, в частности, в отношениях системы Self к другим эго-системам».

5 Amen Е. W. An experimental study of the self in psychology // Psychological Monographs. 1926. Vol. 35. № 165; Horowitz E. L. Spatial localization of the self// Journal of Social Psychology. 1935.Vol. 6. P. 379-387; Lundholm H. Reflections upon the nature of the psychological self// Psychological Review. 1940. Vol. 47. P. 110-126.

6 Horowitz E. L. Op. cit. P. 386.

78 Статьи разных лет

объекты, нам не принадлежащие. В патологических состояниях бывают замечатель­ные случаи деперсонализации7. И наоборот, иногда мы думаем об инструментах, которые мы используем, как о части нашей расширенной эго-системы, а времена­ми рассматриваем наших детей, наше жилье или наших предков как интимную часть нашего расширенного Я. Установлено, что эго-системы, которые мы осознаем, со­кращаются и расширяются самым непредсказуемым образом8.

Эго как примитивный эгоизм. Сто лет назад Макс Штирнер написал «Един­ственный и его собственность» (Der Einzige und sein Eigentum)9 — книгу, в которой он отстаивал тот тезис, что человек по своей природе неизменно эгоистичен. В 1918 году французский биолог Феликс Ле Дантек управился с той же темой с большим блеском в своем труде «Эгоизм: единственная основа общества» (L'egoisme: seule base de toute societe)10. Неутолимый эгоизм является основой здания общества, говорит Ле Дантек, а лицемерие — его основной принцип. Психологи, относясь пристрастно к такому расчетливому реализму, при этом сами далеко продвинулись к разоблачению лицемерия в человеческой натуре. Проекция, рационализация, механизмы защиты были представлены тем, чем они являются, — попыткой обелить эгоцентрическую мотивацию. В течение столетия психологи объединились с историками, биографами и романистами в модном спорте развенчания человеческих мотивов.

Эго как влечение к доминированию. С этой позицией примитивного эгоизма пе­рекликается множество исследований, обращающихся к чувствам доминирования, к доминантности, к сложившемуся порядку подчинения, к эйфории. С этой точки зрения, эго есть та часть личности, которая требует статуса и признания. Негатив­ные состояния тревоги, неуверенности, стремления защищаться, сопротивления действительно лишь являются индикаторами того, что, когда эго унижено, возрас­тают импульсы к его защите и восстановлению статуса.

Эго как пассивная организация ментальных процессов. Психоанализ, как нам известно, внес большой вклад в интерпретацию человеческой природы в терминах эгоизма. Вся его теория мотивации базируется на допущении о гедонистическом собст­венном интересе. Но в психоанализе эгоизм, как это ни странно, приписывается не эго, а желаниям, поднимающимся из ид. Для Фрейда собственно эго есть пассивный перципиент, лишенный динамической силы, «связная организация ментальных про­цессов», которая осознает противоречивые силы подсознания (ид), суперэго и внеш­ней среды11. Эго, не обладающее динамической силой, пытается насколько может умиротворять и управлять противоречивыми силами; но когда оно терпит неудачу, что часто происходит, оно вспыхивает тревогой. Эго рождается из сдерживания ин­стинктивных импульсов и постоянно нуждается в укреплении. Но даже тогда, когда, благодаря процессу анализа, эго усиливается, оно все еще по сути остается лишь пассивной жертвой-наблюдателем драматического конфликта.

7 Delgado H. Psicologia у psicopatologia de la conscientia del yo // An. Inst. Psicol., University of Buenos Aires. 1938. Vol. 2. P. 135-176; Federn P. Narzissmus im Ichfuge // Internationales Zeitschrift fur Psychoanalyse. 1927. Bd. 13. S. 420-438.

8 Lundholm H. Op. cit.

9 StirnerM. The ego and his own / Trans, by S. T. Byington. London: A. C. Fifield, 1912. <Pyc. пер.: Штирнеръ М. Единственный и Его достояше. СПб., 1910.>

10 Le Dantec F. L'egoisme, seule base de toute societe. Paris: Flammarion, 1916.

11 FreudS. The ego and the id / Trans, by J. Riviere. London: Hogarth Press, 1927. <Pyc. пер.: Фрейд З. Я а Оно II Фрейд 3. Психология бессознательного. М.: Просвещение, 1989. С. 425—439.>

Эго в современной психологии 79

Неудовлетворенные отрицанием Фрейдом динамической силы эго, более позд­ние авторы-психоаналитики, в частности Френч и Хендрик12, приписывали эго ббль-шую движущую силу. Оно является субъектом, который планирует, который стремится совладать с конфликтами, так же как и утихомирить их. Один из аналитиков, Хайнц Хартманн, существенно разошедшийся с Фрейдом, считает, что «адаптация к реаль­ности, которая включает господство над ней, исходит в значительной степени от эго и, в частности, от той части эго, которая свободна от конфликта, и направляется она организованной структурой функций эго (таких как интеллект, восприятие и т. д.), которые существуют по своим собственным правилам и обладают независимым воз­действием на разрешение конфликтов»13. Для таких авторов эго-идеал уже не являет­ся, как для Фрейда, пассивным отражением суперэго, которое, в свою очередь, мыс­лится как простое наследство родителей. Эго через свои идеалы проникает в будущее, становится исполнителем, планировщиком, борцом.

Эго как «борец за цели». В этом случае мы переносимся с помощью некоторых более современных психоаналитиков в позицию, неотличимую от позиций Мак-Дугалла или Джеймса в его наиболее телеологических аспектах. Для Мак-Дугалла са­моуважение выступает хозяином и контролирующим чувством, в чьих интересах функционируют все остальные чувства14. Фразу «борец за цели» я заимствовал у Джеймса15, который в своей концепции Я отстаивал порой отчетливо динамичес­кие и персоналистские взгляды.

Целевой взгляд на эго может быть связан с постулатом Коффки о том, что всегда есть активная «сила, которая направляет эго свыше»16. Та же позиция пред­ставлена в тех вариантах динамической психологии, которые признают рабское под­чинение биологических потребностей одной центральной потребности эго-удовлет-ворения. Одно из наиболее сильных выражений этой точки зрения обнаруживается в «Человеческой природе в свете психопатологии» Гольдштейна17.

Эго как поведенческая система. Несмотря на постулат о «силе, которая направ­ляет эго свыше», позиция Коффки менее динамична, чем только что описанная. Он говорит, что эго — это только одна отдельная система внутри гомогенного поля. Большая часть поведения осуществляется без отношения к эго. Не все восприятие, не все действия, не все эмоции и не все сознание связаны с эго-системой. Границы эго в зависимости от времени изменяются в широких пределах и, в определенных обстоятельствах, эго действует как система, которая детерминирует течение собы-

12 French R. M. Some psychoanalytic applications of the psychological field concept // Psychoanalytic Quarterly. 1942. Vol. 11. P. 17-32; Hendrickl. Instinct and the ego during infancy // Ibidem. P. 33-58.

13 Hartmann H. Ich-psychologie und Anpassungsproblem // Internationales Zeitschrift fur Psychoanalyse. 1940. Bd. 21. S. 214.

"McDougall W. The energies of men. N. Y.: Scribner, 1933. P. 383.

15 James W. Principles of psychology. N. Y.: Holt, 1890. I. P. 141. <Pyc. пер.: Джемс В. Научныя основы психологш. СПб.: С.-Петерб. Электропечатня, 19О2.>

"•KoffkaK. Op. cit. P. 670.

17 «Исходя из нашего обсуждения, я убежден, что мы никоим образом не вынуждены предполагать существование специфических влечений... Они являются специальными реакциями в особых ситуациях и представляют собой различные формы, с помощью которых организм как целое выражает себя... Традиционный взгляд постулирует различные влечения, которые выходят на передний план при определенных условиях. Мы признаем только одно влечение, влечение к самоактуализации, но вынуждены допустить, что при определенных условиях склонность к актуализации одной какой-то возможности настолько сильна, что организм управляется ею» {Goldstein К. Human nature in the light of psychopathology. Cambridge: Harvard University Press, 1940. P. 144f.).

80 Статьи разных лет

тий, как это делает, согласно гештальттеории, любая другая динамическая система. Но большую часть времени поведение свободно от воздействия эго-системы.

Более влиятельной — благодаря своей экспериментальной плодотворности — оказалась трактовка этого вопроса Левином18. Хотя он редко использует термин эго, он также принимает во внимание центральную субсистему внутри личности. Не все поведение связано с эго, но многие из экспериментально полученных результатов могут быть объяснены только ссылкой на специальный тип напряжения, которое су­ществует, когда «вовлечено» эго. Совершенно очевидно, что меняющийся уровень притязаний является феноменом эго-напряжения. Насыщение, замещение, инкапсу­ляция, сопротивление, ирреальность и силовое поле — все это левиновские понятия, характеристики которых представляют различные свойства эго-напряжений19.

Ясно, что Левин в не меньшей степени, чем Коффка, хочет избежать пред­ставления об эго как единой целостности и предпочитает рассматривать его как ва­рьирующий набор сил, которые пробуждаются всякий раз, когда личность вступает в некоторые новые и возможно опасные отношения с окружающей средой.

Эго как субъективная организация культуры. В последние годы, как всем изве­стно, происходило сближение психологии, психоанализа и социальной антрополо­гии. В результате этого симбиоза создана новая концепция эго. Образ себялюбивого и несоциализированного эго, завещанный нам Штирнером и Ле Дантеком, был рас­ширен. Шериф, например, обращает внимание на то, что хотя эго не является «ге­нетической психологической формацией», оно приобретается ребенком под непре­станным воздействием со стороны родителей, учителей и товарищей, и в результате эго «состоит главным образом из социальных ценностей»20. Так как процесс сегре­гации эго в детстве преимущественно достигается приобретением ребенком имени, статуса, кодекса поведения, социального чувства вины и социальных стандартов для вынесения суждений, Шериф заключает, что эго является не чем иным как соци­альной частью человека21. Эта авторская позиция экстремальна. Ведь если эго явля­ется не чем иным, как «социальным в человеке», непонятно, как называть все ан­тисоциальные импульсы и стремления, которые обычно именуют эгоистическими!

Взгляд Кантрила сходен, но менее экстремален, чем взгляд Шерифа. Кантрил допускает, что «человеческое эго и, следовательно, тот способ, каким он себя рас­сматривает, вовсе не всегда полностью определяются окружающей культурой»22. Но то, что индивид относит к самому себе, несомненно, большей частью социально детерминировано. Когда срывают национальный флаг, он оскорбляется; когда делают презрительные замечания о его родителях, он вмешивается; когда его кандидат на выборах проигрывает, он терпит поражение.

18 Lewin К. Principles of topological psychology. N. Y.: McGraw-Hill, 1936. P. 181.

19 Особенно убедительны данные Левина, относящиеся к различиям между национальностями в относительной легкости «включения» эго. Так, американец менее насторожен, менее обидчив, менее сдержан, чем немец, поскольку границы немецкого эго лежат ближе к «поверхности». Он защищается от фамильярности и вторжений, тогда как американец ведет гораздо более «публичную» жизнь и защищает только «сердцевину» своей личной жизни от пристальных публичных взгаядов (Lewin К. Some social-psychological differences between the United States and Germany // Character and Personality. 1936. Vol. 4. P. 265-293 <Pyc. пер.: Левин К. Разрешение социальных конфликтов. СПб.: Речь, 2000. С. 106-147>).

20 SherifM. The psychology of social norms. N. Y.: Harper, 1936. P. 179.

21 Ibidem. P. 186.

22 Cantril H. The psychology of social movements. N. Y.: Wiley, 1941. P. 44.

Эго в современной психологии 81

Подчеркивая культурное содержание эго, эти авторы фактически ликвидиру­ют искусственное фрейдистское различие между эго и суперэго. Они также спасают эго от антисоциального солипсизма Штирнера и Ле Дантека и делают из него соци­ализированного субъекта, готового войти в качестве интегрированной части в слож­ные отношения социальной жизни.

В этом беглом историческом обзоре я пропустил многих авторов, внесших свой вклад в литературу по эго. Тем не менее я уверен, что указал главные способы, кото­рыми до сих пор представляли эго, — а именно, как субъект познания, как объект познания, как первичный эгоизм, как доминирующую силу, как пассивного органи­затора и рационализатора, как борца за цели, как одну из многих сегрегированных поведенческих систем и как субъективную структуру социальных ценностей.

Немедленно возникает вопрос, имеют ли эти восемь употреблений термина эго что-нибудь общее, или, как это часто случается, использование одного термина за­путывает совершенно различные проблемы. Эго как субъект познания и как стремле­ние к статусу — это одно и то же? Является ли Я как объект познания в то же время борцом за цели? Имеет ли эго-система, предложенная Коффкой, какое-нибудь род­ство с эго Фрейда, которое пытается улучшить ид через осознание?

На эти вопросы пока нельзя ответить. Мы не можем сказать, отражают ли эти восемь концепций несовместимые теории, или незаметно переходят одна в другую, или все они в конце концов подчинятся одной теории эго, включающей в себя другие.

В пользу последней возможности говорят новые экспериментальные исследо­вания, которые, если я не ошибаюсь, дают поддержку нескольким из этих концеп­ций одновременно. Эксперименты сходятся на одном общем открытии, а именно на том, что эго-вовлеченность или ее отсутствие создают важное различие в человеческом по­ведении. Когда человек реагирует в нейтральной, безличной, рутинной атмосфере, у него одно поведение. Когда он ведет себя личностно, порой возбужденно, серьезно относясь к заданию, его поведение совсем иное. В первом случае его эго не вовлече­но, во втором случае вовлечено. И я убежден, что в большинстве экспериментов, о которых я расскажу, обнаруживается, что эго действует в нескольких, если не во всех из восьми качеств, которые я перечислил. Другими словами, эго-вовлеченность явля­ется, как подразумевает это словосочетание, условием тотального участия Я — как субъекта познания, как организатора, как наблюдателя, как искателя статуса и как социализированного существа. Итак, экспериментальные свидетельства.

Экспериментальные свидетельства

Общее и специфическое. Несколько лет назад я обнаружил, что втянулся в дис­куссию вокруг проблемы личности. Некоторые экспериментаторы заявляли, что их находки демонстрируют ситуационную специфичность человеческого поведения. На­пример, ребенок, честный в одной ситуации, окажется нечестным в другой23, чело­век, уверенный в одном суждении, усомнится в другом24. Целые книги были напи­саны в защиту специфичности25. Другие исследователи, пользовавшиеся другими методами, обнаружили, что человек, честный в одной ситуации, будет честным в

23 Hartshorne H., May M. Studies in deceit. N. Y.: Macmillan, 1928.

24 Trow W. C. The psychology of confidence//Archives of Psychology. 1923. № 67.

25 Symonds P. M. The nature of conduct. N. Y.: Macmillan, 1928.

82 Статьи разных лет

другой26; человек, уверенный в одном суждении, будет уверенным в другом27; и це­лые книги были написаны в защиту общего28. Это было приятное сражение, пока оно длилось. Появился арбитр, миротворец по своему темпераменту, — его имя было Гарднер Мэрфи, — и предложил компромисс. «Честность, — внушал он, — это или общая характеристика, или набор специфических привычек, в зависимости от ваших интересов и того, что вы подчеркиваете»29. Мэрфи был прав, но до недавнего време­ни решающий интерес и критический акцент не были ясны, по крайней мере, для меня. Моим собственным запоздалым инсайтом я обязан эксперименту Клейна и Шенфелда30.

Эти исследователи предложили группе испытуемых серию ментальных тестов при двух условиях эксперимента. В первом случае атмосфера была нейтральной, скуч­ной, эго-невовлеченной. Исполнители были просто лабораторными испытуемыми, повторяющими рутинные движения. После каждого из шести тестов от них требо­вали оценить уровень ощущаемой ими уверенности в точности своего исполнения. У каждого индивида степень последовательности в этих оценках уверенности была невелика.

После перерыва был задан второй, эквивалентный набор тестов. В этот раз ат­мосфера была заметно изменена. Испытуемые были помещены в более напряженную ситуацию; им было сказано постараться, поскольку результаты этих тестов «на ин­теллект» пойдут в зачет их учебных результатов в колледже. В этой серии тестов оцен­ки уверенности были заметно более согласованными. Студент, который ощущал уве­ренность в одном тесте, ощущал уверенность и в остальных пяти, студенту, которому недоставало уверенности в одном из действий, обычно недоставало уверенности и в других действиях. Авторы заключают, что уверенность является личностной чертой, когда эго вовлечено, но она специфична для каждой ситуации, когда на кону не стоит серьезный интерес.

Этот эксперимент породил необходимую гипотезу для разрешения длительно­го спора: когда есть эго-вовлеченность — есть общие черты, когда нет эго-вовлечен-ности — нет общих черт.

Из совершенно различных источников поступают свидетельства в пользу того же самого эффекта. В связи с проведенными ею исследованиями Служба исследова­ния общественного мнения обнаружила, что интенсивность чувства сопутствует со­гласованности во мнениях31. Например, в эру до Перл-Харбора было обнаружено, что наиболее интенсивно склонялись к помощи Британии те, кто вообще в целом одобрял все виды и варианты интервенционистских предложений. С другой стороны, те, кто был равнодушен в вопросе помощи Британии, были гораздо более непосле­довательными и специфичными в своих ответах. Иногда они давали интервенциони­стские, а иногда изоляционистские ответы. Между шкалой интенсивности и обоб­щенности установки был получен коэффициент корреляции +0,63.

26 MacKinnon D. W. Violation of prohibitions // Explorations in personality / Ed. by H. A. Murray. N. Y.: Oxford University Press, 1938. P. 491-501.

27 Johnson D. M. Confidence and speed in two-category judgment // Archives of Psychology. 1939. №241.

28 Allport G. W. Personality: a psychological interpretation. N. Y.: Holt, 1937.

29 Murphy G., Jensen G. Approaches to personality. N. Y: Coward-McCann, 1932. P. 385.

30 Klein G. S., Schoenfeld N. The influence of ego-involvement on confidence // Journal of Abnormal and Social Psychology. 1941. Vol. 36. P. 249-258.

31 CantrilH. Gauging public opinion. Princeton: Princeton University Press, 1943. Ch. 3.

Эго в современной психологии 83

Суждение. Эли Маркс работал с суждениями о цвете кожи среди негров. Он обнаружил, что они являются отчасти функцией объективной шкалы, а отчасти функ­цией эгоцентрической шкалы. Негров с кожей среднего цвета негры со светлым цве­том кожи обычно оценивали как темных, а негры с более темным цветом кожи — как светлых32. Десятилетиями психофизики занимались суждениями об оттенках как о функции длины волны, но Маркс прояснил, что суждения об оттенках могут быть так­же функцией ощущаемого социального статуса. Длина волны воспринимается чувстви­тельной сетчаткой, но не меньше она воспринимается чувствительным эго.

В сфере простых прогностических суждений в опросах общественного мнения 1940 года было обнаружено, что среди людей, которые твердо поддерживали Уилки, 71 % предсказывал, что он выиграет выборы; из тех, кто слабо поддерживал Уилки, только 47 % считали так33. Предполагая, что интенсивность отношения указывает на эго-вовлеченность, мы обнаруживаем здесь явную количественную демонстрацию того, что 24 %-е различие в числе предсказаний возникает, когда задействованы эго-области личности. Скорее всего, желания эго являются лишь одним из факторов в прогностических суждениях, но при определенных условиях они могут стать решаю­щим фактором.

Исследование опросов обнаружило также другой факт, касающийся суждений. Если вы просите респондентов сказать вам лично, что они думают о британцах, или о каком-нибудь национальном меньшинстве в нашей стране, или даже об их собствен­ном образовательном уровне, вы получаете одну группу результатов; но если вы про­сите их написать ответы на те же самые вопросы в частном порядке и опустить ответы в запертый ящик, средние результаты, которые вы получите, будут значительно от­личаться34. Это различие между открытым и тайным выражением мнения кажется существенным, только когда ответы могут поставить под угрозу чувство статуса рес­пондента или повлиять на его престиж в глазах интервьюера. Этой разницы вполне до­статочно, чтобы оправдать использование тайного голосования всякий раз, когда за­даются вопросы того типа, которые могут подвергнуть человека унижению.

Суждения, касающиеся Я человека, весьма интересны для изучения. Напри­мер, мы знаем, как неточны люди в оценке своего собственного экономического статуса. Почти все предпочитают не замечать объективных свидетельств и идентифи­цировать себя с верхушкой среднего класса35. Нам известно кое-что об искажениях, которые возникают, когда люди сообщают о своих личных чертах. Френкель-Брунс-вик обнаружила, что самозащитные искажения столь мощны, что ее испытуемые пропускали, оправдывали или полностью выворачивали наизнанку факты в описани­ях собственных недостатков36. Хотя банально указывать на то, что все психологи зна­ют очень хорошо, — что недостаток объективности является правилом, когда вовле­чено наше эго, однако не банально будет отметить, что сделано очень мало работ, посвященных степени и природе искажений, или тому любопытному и важному воп­росу, почему некоторые личности достигают объективности даже в условиях крайней эго-вовлеченности. Казалось бы, достичь понимания становится все сложнее и слож-

32 Marks E. Skin color judgments of Negro college students // Journal of Abnormal and Social Psychology. 1943. Vol. 38. P. 370-376.

33 Cantril H. Gauging public opinion. Princeton: Princeton University Press, 1943.

34 Ibidem. Ch. 5.

35 Ibidem.

36 Frenkel-Brunswik E. Mechanisms of self-deception // Journal of Social Psychology. 1939. Vol. 10. P. 409-420.

84 Статьи разных лет

нее по мере приближения к внутренним областям личности. И тем не менее некото­рые индивиды совершают замечательные подвиги самообъективности. Почему они преуспевают, а другие терпят неудачу?

Память. Благодаря Бартлетту мы знаем, как культурные схемы изменяют сле­ды нашей памяти37. Это, конечно, пример подспудного воздействия этноцентричес­кого контекста. Но внутри любой данной культуры можно вывести поразительные усилия памяти из эгоцентрического контекста.

Эдварде продемонстрировал, что если содержание памяти не вписывается с комфортом в контекст эго-вовлеченности, оно подвергается искажениям до тех пор, пока этого не удастся достичь. Отобрав три группы студентов с разным отношением к «Новому курсу» Рузвельта (одобрительным, нейтральным или отрицательным), он, во-первых, прочитал им десятиминутный фрагмент, содержащий отношение «Нового курса» к коммунизму. Испытуемые знали, что они тестировались на точ­ность запоминания.