ОХОТА НА ДЕВСТВЕННИЦ

 

Пожилой, морщинистый татарин подкинул на арбе пришельцев из параллельного мира к базару. Получив монетку, он долго кланялся, скалился, благодарил, и Доченко подумал, что, похоже, переплатил. Но что сделано, то сделано. Он подхватил слегка опешившего от людского столпотворения и гама генерала под локоть и потащил в самую гущу торжища.

Часть рынка, где торговали невольниками, они нашли быстро. Вдоль длинных рядов стояли понурые люди, преимущественно с европейскими чертами лица. У мужчин, как правило, связаны руки, а иногда и ноги. Почти все босы и обнажены по пояс. У большинства нательные крестики. Женщины — в основном немолодые, полноватые и большегрудые — укрывались платками, у кого они имелись, или просто сидели, обхватив руками колени. Все они были в домотканых широких крестьянских платьях, многие прижимали к себе детей. Доченко отметил, что невольников-подростков, примерно от одиннадцати до семнадцати лет, среди выставленных на продажу не встречалось. Почти все рабы сидели на земле или на грубо сколоченных дощатых помостах и поднимались, только когда торговец заставлял их сделать это, предлагая очередному покупателю.

— Земляк, ты православный? — прокричал один из невольников, увидев белый ежик волос и европейские черты лица Доченко. — Не погуби, выкупи у поганых.

— Выкупи, выкупи, — застонали в один голос невольники.

— Ай, ага, купи земляк, — подскочил маленький толстый татарин в потертом, заплатанном халате; от него несло потом и какими-то нечистотами. — Хорош цена дам. Три купишь, один ребенка бесплатно бери.

— Не надо, — отрезал Доченко и рукой отстранил перегородившего дорогу татарина.

— Купи, ага, у меня товар лучши! — кричал татарин, еще метров пятьдесят преследуя почти бегущих от него несостоявшихся покупателей.

Доченко заметил, что невольники провожают их кто молящими, кто ненавидящими, а кто и равнодушно-апатичными взглядами.

— Что за дела? — недовольно выпятил губу генерал. — Сколько прошли, ни одной стоящей бабы.

— Терпение, Василий Трофимович, — успокоил Доченко. — Они наверняка продаются где-то в отдельном месте.

— Ну и где?

— Ай, ага! — будто из-под земли вырос перед ними сморщенный татарин, во рту у которого не хватало как минимум половины зубов; впрочем, халат у него был поновее, чем у предыдущего, воняло от него поменьше, а на руке даже поблескивал массивный перстень. Он склонился и подобострастно поинтересовался: — Ага девка хочет?

— Хочет, — напористо рявкнул генерал.

— Ага в мой шатер ходи. Лучший девка, лучший цена, — просиял татарин, ухватил генерала за рукав и потащил куда-то в сторону.

Татарин протащил своих гостей через весь рынок, по дороге злобно отгоняя других торговцев живым товаром, которые пытались предложить услуги его новым клиентам. Они подошли к ряду стоящих друг подле друга шатров. Татарин откинул полог одного из них и затащил генерала с Доченко внутрь. Пол здесь был устлан толстыми коврами, возле одной из стен лежала куча подушек. Почти силой заставив несколько оторопевших покупателей усесться, татарин затараторил:

— Ага, жди чутка, один чутка, сейчас будет. Ага девка хочет? Мальчик хочет?

— Девка, только девка, целка, — загудел генерал.

— Ай, целка дорогой товар, — зацокал языком торговец.

— Давай сюда, сторгуемся, — махнул рукой генерал.

— Моя быстро, моя для ага — все хороший, — расплылся в улыбке татарин и выскользнул через вход, противоположный тому, которым завел покупателей.

Минуту спустя полог откинулся, и девочка лет двенадцати внесла металлический поднос, на котором красовались блюдо с инжиром, кувшин и две пиалы. Одета девочка была как татарка: халатик и шальвары, на ногах — тапки-шлепанцы, а на голове — шапочка, похожая на тюбетейку. Черные волосы ее были заплетены в косу, но черты лица выдавали европейское происхождение. Поставив перед мужчинами поднос, она, потупив глаза, выскользнула из шатра.

— Слушай, — прошептал генерал, — а нет здесь, того, подвоха?

— Не думаю, — тоже негромко отозвался Доченко. — Полагаю, мы попали по адресу.

— А это можно есть? — с недоверием покосился генерал на еду.

— Конечно, — усмехнулся Доченко, разливая содержимое кувшина по пиалам.

Это оказался кумыс, вкусный и освежающий. Довольный генерал откинулся на подушках.

— А сервис здесь ничего, — похвалил он.

— Бизнес — всегда бизнес, главное угодить клиенту, — отозвался Доченко.

— Чтобы облапошить, — загоготал генерал. Полог откинулся, пропустив давешнего татарина, а через несколько секунд в шатер, потупив глаза, стали заходить и выстраиваться перед покупателями девушки. Было их человек десять. Высокие, маленькие, толстушки, худощавые, с лицами круглыми и овальными; веснушчатые и нет, одетые в татарскую, русскую и польскую крестьянскую одежду… С минуту генерал смотрел на них, а потом гаркнул на учтиво склонившегося перед ним торговца:

— Ты что же, сукин сын, за лоха меня держишь? Это не товар, это черт знает что! Пошли отсюда, — повернулся он ко впервые за последние двадцать лет покрасневшему Доченко.

— Стой, ага, стой, — затараторил татарин, — Ахмед глупый, Ахмед хороший покупатель не видит. Ахмед хороший дезка даст.

Последовала какая-то лающая фраза, и девушки испуганной стайкой бросились к выходу. Вслед за ними поспешил и сам Ахмед. Через минуту в шатер вбежала раскрасневшаяся девочка с другим подносом. На нем стояли большая чаша с румяными яблоками и персиками, увенчанная гроздью спелого винограда, и еще один кувшин с двумя пиалами. Девочка плюхнулась на колени, пододвинула поднос к гостям, вскочила и опрометью бросилась вон.

— Вот как с вашим братом бизнесменом надо, — загоготал генерал, разливая содержимое второго кувшина по пиалам.

«Вино, и неплохое. Причем весьма», — отхлебнув, отметил Доченко. Минут через десять полог снова откинулся и торжественный Ахмед объявил:

— Лучши девка, все целка, лучши товар.

В комнату вошли пять девушек в шелковых шальварах и коротких жилетках, открывавших соблазнительные животики. На ногах красовались шитые золотом туфли без задников, а волосы были уложены в сложные прически. И все — красавицы, лет по пятнадцать-шестнадцать на вид. Одна была негритянкой; весь облик другой свидетельствовал о восточном происхождении; третью Доченко определил как молдаванку; четвертая напоминала польку, а пятая, показавшаяся бизнесмену прекрасней остальных, похоже, была русской.

— Хороши, — выдохнул Доченко.

— Хорош девка, нежни, ласкови, звезда ночи, губки бархатни, кожа — шелк, — принялся нахваливать Ахмед.

— Ничего, — протянул генерал. — А как они, э-э-э…

— Все увидишь, увидишь, забыть не сможешь, — причмокнул Ахмед.

Последовала лающая команда, и девушки, потупясь и краснея, скинули жилетки. Глазам Доченко предстало потрясающее зрелище пяти пар упругих, налитых, стоящих влекущими холмиками девичьих грудей. Генерал вскочил и шагнул к рабыням:

— Дай-ка я…

— Нельзя, ага, — склонился в поклоне Ахмед, преграждая дорогу. — Сначала плати, потом бери. Но ты не все видишь.

Новая команда, и смущенные девушки развязывают веревочки, поддерживающие шальвары, и легкий шелк медленно соскальзывает по стройным ногам на ковер. Открыв рот, генерал плюхнулся на подушки. Доченко пересел так, чтобы рвущийся на свободу «старый дружок» не слишком выделялся.

Дождавшись, пока гости оправятся от первого потрясения, Ахмед дал новую команду. Девушки повернулись — сначала боком, а потом и спинами к покупателям, демонстрируя совершенство форм. Разглядывая ряд прекрасных попочек, Доченко почувствовал, что еще чуть-чуть — и он сойдет с ума.

— Неплохо, — произнес генерал. — Называй цену. Ахмед назвал, и как только речь зашла о деньгах.

Доченко разом отрезвел. С ходу поделив цену в десять раз, он приступил к торгу, длившемуся не меньше часа. Ахмед заламывал руки, кричал, что разорен, плакал и орал, как ишак на базарной площади, но бизнесмен был непреклонен. Когда цену удалось снизить вдвое, в торг вступил генерал. В ходе продолжавшегося еще полчаса препирательства он сумел сбить цену еще на треть. Доченко подумал, что генерал, не исключено, лучший торговец, чем татарин и он сам вместе взятые. На бедного Ахмеда было жутко смотреть, но когда покупатели объявили, что выбирают трех, он несколько успокоился. Сделка состоялась.

Солнце уже почти село за горизонт, когда они подошли к месту, где проникли в этот мир. Стоя со связанными руками за их спинами, рабыни — негритянка, полька и русская красавица — недоумевали, что делать тут, посреди степи. И вообще, кто эти непонятные хозяева — странные люди без арбы и юрты, не христиане и не мусульмане, не купцы и не воины, не конны, не пеши.

— Ну что ж, пора домой, — произнес Доченко, доставая дистанционный пульт и нажимая кнопку вызова.

Вместо зеленого огонька на конце металлической палочки загорелся красный.

— Не понял, — буркнул Доченко, со всей силы вдавливая кнопку и обводя пультом горизонт.

— Ты место не перепутал? — с тревогой спросил генерал.

— Нет, вон метка, — бросил Доченко, — холм, который на входе приметили. Все правильно. Не пойму, почему нет контакта…

И тут генералу стало по-настоящему страшно.