Об остроумной и забавной беседе, какую вели между собой Санчо Панса и супруга его Тереса Панса, равно как и о других происшествиях, о которых мы не без приятности упомянем Дойдя до пятой главы, переводчик этой истории объявляет, что глава эта,по его мнению, вымышленная, ибо в ней Санчо Панса изъясняется таким слогом,какого нельзя было бы ожидать от ограниченного его ума, и рассуждает о такихтонкостях, которые не могли быть ему известны; однако ж, дабы исполнить долгслужбы, переводчик положил перевести ее; итак, он продолжает. Санчо возвратился домой ликующий и веселый, настолько, что жена учуялаэто веселье на расстоянии арбалетного выстрела и принуждена была спросить: - Что с тобой, друг Санчо? Отчего ты такой веселый? А Санчо ей на это ответил: - Была б на то господня воля, женушка, я бы гораздо охотнее так нерадовался. - Я тебя не понимаю, муженек, - сказала жена, - не возьму в толк, чтоты хочешь этим сказать: была бы, мол, на то господня воля, ты бы гораздоохотнее не радовался, - я хотя женщина темная, а все-таки не могу себепредставить, как это можно быть довольным оттого, что не получаешьудовольствия. - Слушай, Тереса, - сказал Санчо, - я весел оттого, что порешилвозвратиться на службу к господину моему Дон Кихоту, который намерен втретий раз выехать на поиски приключений, и я опять поеду с ним - меня наэто толкает нужда вместе с радостною надеждою: а вдруг я найду еще стоэскудо в возмещение уже истраченных, хотя, с другой стороны, меня огорчаетразлука с тобой и с детьми, и вот когда бы господу было угодно, чтобы язарабатывал на кусок хлеба без особых хлопот и у себя дома, не таскаясь погиблым местам да по перепутьям, - а ведь богу это ничего не стоит, только бызахотеть - веселью моему, конечно, была бы другая цена, а то к немупримешивается горечь разлуки с тобой. Вот и выходит, что я был прав, когдаговорил, что, была б на то господня воля, я охотнее бы не радоПвался. - Послушай, Санчо, - сказала Тереса, - с тех пор как ты стал правоюрукою странствующего рыцаря, ты такие петли мечешь, что тебя никто не можетпонять. - Довольно и того, жена, что меня понимает господь бог, а он все насвете понимает, - возразил Санчо. - Ну, ладно, оставим это. Вот что,матушка, тебе придется в течение трех дней хорошенько поухаживать за серым,дабы привести его в боевую готовность: удвой ему порцию овса, осмотри седлои прочие принадлежности - ведь мы не на свадьбу едем, нам предстоит кружитьпо свету, выдерживать стычки с великанами, андриаками и чудовищами, слышатьшип, рык, рев и вопль, и все это, однако ж, сущие пустяки по сравнению сянгуасцами и заколдованными маврами. - Да уж я вижу, муженек, - сказала Тереса, - что хлеб странствующихоруженосцев - это хлеб трудовой, и я буду бога молить, чтоб он поскорейизбавил тебя от таких напастей. - Я тебе прямо говорю, жена, - сказал Санчо, - не рассчитывай я вскором времени попасть в губернаторы острова, мне бы и жизнь стала не мила. - Ну нет, муженечек, - возразила Тереса, - живи, живи, петушок, хоть ина языке типунок, и ты себе живи, и пусть черт унесет все губернаторства насвете: не губернатором вышел ты из чрева матери, не губернатором прожил досего дня и не губернатором ты сойдешь, или, вернее, тебя положат в гроб,когда на то будет господня воля. Не все же на свете губернаторы - и ничего:люди как люди, живут себе и живут. Самая лучшая приправа - это голод, и убедняков его всегда вдоволь, оттого-то они и едят в охотку. Но только тысмотри у меня, Санчо: коли ты ненароком выскочишь в губернаторы, то незабудь про меня и про детей. Помни, что Санчико уже исполнилось пятнадцать иему в школу пора, настоятель, который ему дядюшкой приходится, обещалсянаправить его по духовной части. Еще помни, что дочка твоя, Марисанча {1},совсем даже не прочь выйти замуж, - мне сдается, что она думает о муже неменьше, чем ты о губернаторстве, да ведь и то сказать: для девушки лучшеплохой муженек, нежели хороший дружок. - Клянусь честью, - молвил Санчо, - коли господь пошлет мне что-нибудьвроде губернаторства, то я, милая женушка, выдам Марисанчу за такое высокоелицо, что ее станут величать не иначе как ваше сиятельство. - Ну нет, Санчо, - возразила Тереса, - выдай ее за ровню, это будетдело лучше, а то ежели вместо деревянных башмаков она вырядится в туфельки,вместо дешевенького платьишка - в шелковое, да с фижмами, и вместо Марика,ты, все станут называть ее донья такая-то и ваше сиятельство, так девчонкарастеряется, на каждом шагу станет попадать впросак, и тут-то по пряжесейчас видно будет толстое и грубое рядно. - Молчи, дура, - сказал Санчо, - годика два-три ей надобно будетпопривыкнуть, а там барские замашки и важность придутся ей как раз впору, ане придутся - что за беда? Только бы ей стать вашим сиятельством, а всеостальное вздор. - Сообразуйся, Санчо, со своим собственным званием, - сказала Тереса, -не лезь в знать и затверди пословицу: "Вытри нос соседскому сыну и бери егосебе в зятья". Подумаешь, какое счастье - выдать Марию за какого-нибудьграфчонка или там дворянинишку, чтобы он после шпынял ее и, чуть что,обзывал деревенщиной: отец, дескать, у тебя простой мужик, а мать пряха!Нет, друг ты мой, ни в жизнь! Для того ли я ее растила? Лучше, Санчо,проивози-ка скорей деньжат, а выдать ее замуж - это мое дело: у меня напримете сын Хуана Точо, Лопе Точо, крепкий, здоровый малый, все мы егознаем, и девчонка, видать, ему приглянулась: вот с ним-то, потому как он ейровня, она и будет счастлива, и будут они всегда у нас перед глазами, изаживем мы одной семьей, родители и дети, зятья и внуки, в мире и в ладу, иблагословение божие вечно будет со всеми нами, и. не смей ты мне отдавать еев столицу или в какой-нибудь громадный дворец, там и люди ее не поймут и онаникого не поймет. - Ах ты дурища, Вараввина жена! - вскричал Санчо. - Ну какая тебекорысть - не давать мне просватать дочку за такого человека, чтобы внуковмоих все величали ваше сиятельство? Вот что, Тереса, мне частенькоприходилось слышать от стариков: кто не сумел воспользоваться счастьем,когда оно само в руки давалось, тот пусть, мол, не сетует, коли оно прошломимо. Вот и нехорошо будет, если мы теперь затворим дверь, когда оно само кнам стучится: ветер дует попутный - пускай же он нас и несет. Подобные обороты речи, а также иные из тех выражений, которые Санчоупотребит ниже, и вынудили переводчика этой истории объявить, что онпризнает эту главу за вымышленную. - Говори, тварь неразумная, - продолжал Санчо, - чем же это плохо,ежели я приберу к рукам какое-нибудь выгодное губернаторство и через то мывсе выйдем в люди? Дай Марисанче подцепить, кого я пожелаю, и ты увидишь,что все тебя станут звать доньей Тересой Панса и в церкви ты, назло и назависть нашим дворянкам, будешь восседать на коврах, да на подушках, да нашелку. А нет, так и торчи на одном месте, ни туда ни сюда, как все равноцерковная статуя! И довольно разговоров, - как ты себе хочешь, Санчика будетграфиней. - Ты соображаешь, что говоришь, муженек? - воскликнула Тереса. - Даведь я чего боюсь: что это самое графство погубит мою дочку. Делай, какзнаешь, выдавай ее хоть за герцога или за принца, но только я прямо говорю:не будет на то воли моей и согласия. Я, друг ты мой, всегда была заравенство и терпеть не люблю, когда здорово живешь начинают важничать. Прикрещении мне дали имя Тереса, имя простое и чистое,безо всяких этихпримесей, штуковин и финтифлюшек - всяких там донов да распродонов, отец мой- по фамилии Каскахо, а меня, как я есть твоя жена, зовут Тересой Панса(хотя, по правилам, меня бы следовало звать Тересой Каскахо, ну да одно дело- закон, а другое - король), и я своим именем довольна, и не нужно мненикакой доньи, а то это такой тяжелый довесок, что мне не под силу будет егоносить, и не хочу я, чтобы про меня шушукались, когда я выйду расфуфыренная,как графиня или как губернаторша, - ведь уж непременно скажут: "Глядите, какзазналась наша чумичка! Вчера еще не разгибая спины лен чесала, а в церковьходила, накрывшись подолом вместо накидки, а нынче, ишь ты, - фижмы дазастежки, и нос дерет, как будто она знать нас не знает". Пока господь богне лишил меня не то семи, не то пяти чувств, - одним словом, всех, сколькоих у меня должно быть, - я себя до такого сраму не доведу. Ты, сударь,можешь становиться губернатором или каким-то там островом и напускать насебя важность, сколько душе угодно, а моя дочка и я - клянусь памятью моейматери - никуда из нашего села не двинемся: женщине честной - за прялкоюместо, а девушке скромной своя лачуга - хоромы. Поезжай со своим Дон Кихотомза приключениями, а нам оставь наши злоключения; коли будем жить по-божьи,так и с нами что-нибудь доброе приключится, а вот откуда у твоего господинапоявился дон - это мне, ей-ей, чудно, потому ни отцы его, ни деды донами небыли. - Нет, в тебя просто бес вселился, - объявил Санчо. - Господь с тобой,жена, чего ты только не нагородила безо всякого смысла и толка? Ну чтообщего между застежками, финтифлюшками, поговорками, важничаньем и тем, чтоя тебе сказал? Слушай, ты, невежда и тупица (иначе тебя не назовешь, потомукак ты речей моих не разумеешь и не понимаешь своего счастья): если б ясказал, что моя дочь должна прыгнуть с башни или пойти скитаться по белусвету наподобие инфанты не то доньи Собаки, не то доньи Урраки {2}, - я ужпозабыл, как ее звали, - вот тогда ты вправе была бы со мной не согласиться,но если я раз-раз и готово, так что ты ахнуть не успеешь, пришпилю ей доньюи ваше сиятельство и из грязи выведу в князи, и будет она ходить в шелку дав бархате, то отчего бы тебе не согласиться и что тебе еще надобно? - Знаешь, муженек, отчего я не согласна? - отвечала Тереса. - Оттого,что, как говорится, "платье тебя одевает, платье тебя и раздевает". Оттого,что люди пробегут по бедняку глазами - и ладно, а на богача они глазищи-тосвои так и пялят, и ежели этот богач был когда-то бедняком, тут-то злыеязыки и давай чесать языки, а таких у нас в селе - куда ни плюнь, как всеравно пчел в улье. - Постой, Тереса, - прервал ее Санчо, - слушай, что я тебе сейчасскажу, - такого ты еще отроду не слыхала, да это и не мои слова: то, что янамерен тебе сказать, это изречения отца-проповедника, который в прошломгоду великим постом в нашем селе проповедовал. И вот этот самый проповедник,сколько я помню, говорил так: все, что, мол, является нашему взору внастоящее время, гораздо лучше укладывается и помещается и гораздо сильнеезапечатлевается в памяти нашей, нежели то, что было когда-то. Вышеприведенные речи Санчо составляют вторую причину, по которойпереводчик признает эту главу за вымышленную, ибо они превосходят понятиеСанчо. А Санчо между тем продолжал: - Отсюда следствие, что когда мы видим особу разряженную, в дорогомуборе и с нею множество слуг, то, словно побуждаемые некой силой, мыневольно проникаемся к ней уважением, хотя в тот же миг память подсказываетнам, что прежде эту особу мы лицезрели в низкой доле, и все-таки этогопозора, чем бы он ни был вызван: то ли бедностью, то ли происхождением, -коли он уже в прошлом, - не существует, а существует лишь то, что мы видим внастоящую минуту. И если тот, кого судьба из нечистоты его ничтожества (этоподлинное выражение проповедника) вознесла на вершины благополучия, окажетсячеловеком благовоспитанным, щедрым и со всеми любезным и не станет тягатьсяс древнею знатью, можешь быть уверена, Тереса, что никто и не вспомнит, кемон был прежде, а будут чтить его таким, каков он есть теперь, кроме развезавистников, ну да от них никакая счастливая судьба не спасется. - Не понимаю я тебя, муженек, - сказала Тереса, - поступай, как знаешь,и не забивай мне голову своим краснобайством и пустословием. И если уж тебетак забезрассудилось... - Заблагорассудилось должно говорить, жена, а не забезрассудилось, -поправил Санчо. - Не спорь со мной, муженек, - возразила Тереса, - я говорю, как мнебог на душу положит, безо всяких этих затей. Так вот что я хочу сказать:если уж тебе так далось это губернаторство, то возьми с собой своего сынаСанчо и прямо с этих пор приучай его губернаторствовать - ведь это хорошо,когда дети идут по стопам отца и обучаются его ремеслу. - Когда я буду губернатором, - объявил Санчо, - я пошлю за ним почтовыхлошадей, а тебе пришлю денег, каковые у меня всегда найдутся, ибо всегданайдутся охотники ссудить губернатору, когда тот сидит без гроша. Сына же тывыряди так, чтобы не было заметно, кто он таков, а было видно, каким емунадлежит быть. - Пришли только денег, - молвила Тереса, - а уж он у меня будет разодетв пух и прах. - Ну, словом, - заключил Санчо, - мы с тобой уговорились, что дочканаша должна быть графиней. - В тот день, когда она станет графиней, - возразила Тереса, - я будусчитать, что я ее похоронила. Но только я еще раз скажу: поступай, как тебеугодно, такая наша женская доля - во всем подчиняться мужу, хотя бы ибезмозглому. И тут она залилась такими горькими слезами, точно Санчика и впрямьумерла и уже похоронена. Тогда Санчо в утешение сказал ей, что хотя оннепременно сделает свою дочь графиней, но только отложит это на возможноболее долгий срок. На том и кончилась их беседа, и Санчо возвратился к ДонКихоту, чтобы окончательно условиться об отъезде. 1 Марисанча. - И жену и дочь Санчо Пансы зовут Мари (см. МариГутьеррес, гл. VII первой части). Мари - широко распространенное в народеженское имя, которое стало нарицательным для женщины вообще. Таким образом,Мари Гутьеррес означает просто "Гутьеррес". Марисанча - просто "Санча". Поустановившемуся в Испании обычаю, жена могла сохранить фамилию своего отца(жена Санчо Пансы называет себя Тереса Каскахо), принять фамилию мужа(скажем Тереса Панса) или сделать своей фамилией имя мужа (Тереса Санча).Дети же могли иметь имена, в которых составной частью входило имя отца, аиногда его уменьшительная или женская форма (Марисанча, Санча, Санчика).Полное имя жены Санчо Пансы было: Хуанта-Тереса (имя) Гутьеррес (отчество)Каскахо (фамилия по отцу). 2 Уррака - дочь короля Фернандо Кастильского (ум. 1065 г.). Согласнопреданию, узнав, что отец лишил ее наследства, она заявила ему, что будетторговать своим телом, а заработанные таким путем деньги отдаст на упокоениедуши отца.
