О событиях, которые, как говорит Бен-инхали, станут известны тому, ктоо них прочтет, если только он будет читать со вниманием Когда храбрец бежит, значит, он разгадал военную хитрость противника, амужам благоразумным должно беречь себя для более важных случаев.Справедливость этого положения подтвердилась на примере Дон Кихота. Давшисельчанам полную волю яриться, а рассвирепевшему их отряду - осуществлятьнедобрые свои намерения, он бросился наутек и, не думая о Санчо и огрозившей ему опасности, скакал до тех пор, пока не почувствовал, чтобояться нечего. Санчо, как было сказано, следовал за ним поперек осла.Нагнал он его, будучи уже в полном сознании, и, весь избитый, поколоченный иунылый, свалился с серого к ногам Росинанта. Дон Кихот спешился, чтобыосмотреть его раны, но, оглядев его с ног до головы и удостоверившись, чтотот цел и невредим, довольно сердито заговорил: - Выбрали же вы время, Санчо, реветь ослом! Откуда вы взяли, что в домеповешенного следует говорить о веревке? И разве дубины - не самый подходящийаккомпанемент для ваших ослиных трелей? Благодарите бога, Санчо, что ониперекрестили вас только палкой, а не сотворили per signum cruces {1} саблей. - Я не в состоянии отвечать, - сказал Санчо, - потому у меня такоечувство, будто говорит не язык, а спина. Сядемте верхами, поедемте своейдорогой, и реветь ослом я уж больше не стану, но зато не стану и молчать отом, что странствующие рыцари бегут и оставляют добрых своих оруженосцев нарасправу врагам, а те молотят их, словно зерно. - Отступление не есть бегство, - заметил Дон Кихот. - Надобно тебезнать, Санчо, что смелость, которая не зиждется на осмотрительности,именуется безрассудством, подвиги же безрассудного скорее должны бытьприписаны простой удаче, нежели его храбрости. Итак, я признаю, чтоотступил, но я не бежал, образцом же мне служили многие смельчаки, которыеберегли себя для лучших времен, и романы этим полны, но пересказывать их яне стану, ибо и тебе это пользы не принесет, и мне удовольствия не доставит. Между тем Санчо с помощью Дон Кихота уселся верхом, Дон Кихот сел наРосинанта, и они не спеша двинулись к роще, видневшейся на расстояниичетверти мили. Санчо по временам глубоко вздыхал и тяжко стонал; когда жеДон Кихот осведомился о причине столь мрачного расположения духа, онответил, что у него отчаянно болит спина от самого кончика позвоночника дозатылка - прямо до дурноты. - Боль эта вызвана, без сомнения, тем, - сказал Дон Кихот, - чтодубина, которою тебя ударили, была длинная и прямая, и она охватила все этиучастки спины, которые у тебя болят, а если б она пошире взяла, тебе было быеще больней. - Клянусь богом, ваша милость разрешила глубокое мое сомнение, да еще вкаких прекрасных выражениях все растолковала! - воскликнул Санчо. - Ах ты,будь я неладен, да неужто это такая загадка: отчего у меня болит спина, итребуется еще объяснять, что у меня болят все как есть места, до которыхдостала дубина? Если б у меня заболела лодыжка, я бы еще, может,призадумался, отчего это она у меня болит, а что у меня болит там, где меняогрели, тут думать да гадать не приходится. Поистине, досточтимый сеньормой, чужую беду руками разведу, и с каждым днем мне все яснее и яснеестановится, что от вашего общества прок невелик: сегодня вы дали меняизбить, а потом, опять двадцать пять, начнется подбрасывание на одеяле ипрочие детские забавы, нынче я спиной расплатился, а завтра как бы непришлось расплачиваться глазами. Куда лучше было бы мне, - вот только ясущий варвар, и ничего хорошего от меня не жди, - куда лучше было бы мне,говорю я, вернуться домой, к жене и к деткам, растить их и чем бог пошлетпитать, а не плутать следом за вашей милостью по непутевым путям ибездорожным дорогам, мало пивши и совсем ничего не евши. А уж насчет сна иговорить нечего! Отмерьте себе, любезный оруженосец, семь пядей земли, аколи хотите, так еще столько же, тут вы сами себе господин, и располагайтесьсо всеми удобствами. Чтоб ему сгореть на костре, чтоб его пепел развеялся поветру, - я разумею первого человека, который начал городить огородстранствующего рыцарства, или уж, по крайности, первого, кото рый пожелалпоступить в оруженосцы к таким олухам, какими, наверно, были прежниестранствующие рыцари. О теперешних я ничего не говорю: коли ваша милость изих числа, стало быть, я должен относиться к ним с уважением, ибо по частиума и красноречия ваша милость самому черту нос утрет. - Я охотно побился бы с вами об заклад, Санчо, - сказал Дон Кихот, -что вот сейчас, когда вы болтаете не переставая, у вас нигде ничего неболит. Говорите, сударь, все, что вам придет в голову и что вертится у васна языке, - лишь бы у вас ничего не болело, я же безропотно снесу вашидерзости. Вам не терпится возвратиться домой к жене и детям - сохрани бог,чтобы я этому препятствовал, деньги мои у вас, высчитайте, сколько днейпрошло с того времени, как мы в третий раз выехали из села, прикиньте,сколько вы можете и должны заработать в месяц, и выдайте себе сами. - Когда я служил у Томе Карраско, отца бакалавра Самсона Карраско,которого ваша милость хорошо знает, - сказал Санчо, - я зарабатывал двадуката в месяц, не считая харчей, а сколько мне взять с вашей милости - этоуж я не знаю, знаю только, что у оруженосца странствующего рыцаря большедел, чем у деревенского батрака; ведь и правда: когда мы в батраках, то какбы мы днем ни работали, как бы нам ни приходилось подчас туго, а все-такивечером мы едим похлебку и ложимся спать в постель, а с тех пор, как япоступил на службу к вашей милости, я про постель и думать забыл. Если несчитать нескольких дней, проведенных у дона Дьего де Миранда, тогопиршества, которое я себе устроил из пенок с котлов Камачо, и всего, сколькоя наел, напил и наспал в доме Басильо, все остальное время я спал на голойземле, под открытым небом, подвергался всевозможным, как их называют,стихийным бедствиям, питался крохами сыра и корками хлеба и пил воду изручьев и источников, которые нам попадались в дебрях. - Признаю, Санчо, что вы говорите истинную правду, - молвил Дон Кихот.- Насколько же, по-вашему, больше, чем Томе Карраско, я должен вамзаплатить? - Я так полагаю, - отвечал Санчо, - что коли ваша милость надбавит подва реала в месяц, то это будет по-божески. Но это - только мое жалованье, аза то что вы дали слово и обещали ввести меня во владение островом, нужно бынакинуть еще по шести реалов, так что всего-навсего тридцать реалов. - Отлично, - сказал Дон Кихот, - выехали мы из дому назад тому двадцатьпять дней, так вот, Санчо, исходя из той суммы, которую вы себе положили,извольте подвести общий итог, подсчитайте, сколько я вам должен, и, как яуже сказал, уплатите себе собственноручно. - Э, нет, ишь вы какой! - воскликнул Санчо. - Ваша милость очень дажеошибается в своих расчетах, потому за обещанный остров должно считать с тогодня, как ваша милость мне его обещала, и по сегодняшний день включительно. - Сколько же прошло, Санчо, с того времени, как я вам его обещал? -спросил Дон Кихот. - Если память мне не изменяет, - отвечал Санчо, - уж верно, летдвадцать с хвостиком. Дон Кихот хлопнул себя по лбу, весело рассмеялся и сказал: - Да ведь я пробыл в Сьерре Морене и вообще провел в походах около двухмесяцев, а ты говоришь, Санчо, что я обещал тебе остров назад тому двадцатьлет! Ну так вот что я на это скажу: ты желаешь, чтобы все деньги, которые ясдал тебе на хранение, пошли в счет твоего жалованья, - что ж, если ты этоготак хочешь, я тебе их отдам сей же час, бери на здоровье, я предпочитаюостаться нищим, без единого гроша, лишь бы избавиться от такого скверногооруженосца. Но скажи мне, нарушитель установлений, касающихся оруженосцевстранствующего рыцарства: где ты видел или же читал, чтобы какой-нибудьоруженосец странствующего рыцаря приставал к своему господину: "Сколько вымне будете платить в месяц?" Погрузись, погрузись, разбойник, негодяй,чудовище, ибо ты именно таков, погрузись, говорю я, в mare magnum {2}рыцарских романов, и если тебе попадется, что кто-нибудь из оруженосцевсказал или даже подумал то, что сейчас сказал ты, так можешь вырезать мнеэти слова на лбу и вдобавок влепить штук пять хороших щелчков. Итак, подбериповодья и поезжай домой - со мною вместе ты не сделаешь более ни шагу. Вотона, благодарность за мой хлеб! Вот кого я собирался наградить! Вот в комболее скотского, нежели человеческого! Как? В то самое время, когда янамеревался так тебя вознести, что все наперекор твоей жене величали тебяваше сиятельство, ты со мной расстаешься? Как? Ты уезжаешь в то самое время,когда я возымел твердое и бесповоротное решение назначить тебя губернаторомлучшего острова в мире? Словом, ты сам когда-то сказал, что некоторыхживотных медом не кормят. Осел ты есть, ослом ты и будешь, и быть тебе осломдо последнего твоего издыхания, ибо я уверен, что нить твоей жизни прерветсяпрежде, нежели ты догадаешься и поймешь, что ты скот. Пока Дон Кихот распекал Санчо, тот не сводил с него глаз и наконецпочувствовал такие угрызения совести, что его прошибла слеза, и он упавшим ижалобным голосом заговорил: - Государь мой! Я сознаю, что мне недостает только хвоста, иначе был быя полным ослом. Коли вашей милости угодно мне его привесить, то я будусчитать, что он висит на месте, и в качестве осла буду служить вам до концамоих дней. Простите меня, ваша милость, и сжальтесь надо мной, - ведь ясущий младенец и худо во всем разбираюсь, и болтаю я много неумышленно:такая уж у меня слабость, а кто грешит да кается, тому грехи отпускаются. - Я бы удивился, Санчо, если б ты не вставил в свою речь какого-нибудьэтакого присловьица. Что ж, коли ты раскаиваешься, то я тебя прощаю, сусловием, однако, чтобы впредь ты заботился не только о собственной выгоде,- будь отзывчивее и с бодрою и смелою душою ожидай исполнения моих обещаний,каковое, правда, запаздывает, но коего возможность отнюдь не исключена. Санчо отвечал, что так оно и будет и что он непременно возьмет себя вруки. Тут они въехали в рощу, и Дон Кихот расположился у подножия вяза, аСанчо у подножия бука, - известно, что у этих, равно как и у всех другихдерев, ноги всегда бывают, а рук никогда. Санчо провел мучительную ночь, ибоот ночной росы у него еще сильней разболелись отхоленные дубиной места, аДон Кихот по обыкновению предался своим мечтаниям, однако в конце концов сонсмежил вежды обоим, а на заре они двинулись к берегам славного Эбро, и там сними случилось то, о чем будет рассказано в следующей главе. 1 Крестное знамение (лат.). 2 Великое (безбрежное) море (лат.).
