ПАЦИДИЙ - ФИЛАЛЕТУ

 

Когда я недавно, пребывая в обществе ученых, сказал, что нахожу превосходным сократический метод рассуждения, показанный Платоном в его диалогах, ибо сама форма дружеского разговора внушает беседующим правдивость а вместе с тем в ней обнаруживается последовательное развитие мысли, когда каждый из собеседников без чьей-либо подсказки дает правильные ответы на умело поставленный вопросы, переходя от известного к неизвестному, ко мне обратились с просьбой: дав образец, попытаться возродить столь полезный метод, который наглядно показывает, что в человеческие умы вложены семена всех Haук. Я долго отказывался, говоря, что это гораздо труднее, чем можно себе представить; что легко писать диалог г. как легко вести случайный и беспорядочный разговор, но показать в речах, как понемногу из тьмы начинает высвечивать сама истина и в душах зарождается знание. может только тот, кто наедине с собой углубился в размышления, прежде чем отважиться учить других. На эти мои отговорки другие отвечали настойчивыми убеждениями: они знали, что я долго размышлял о движении и этот предмет у меня подготовлен. Тут подошел один юноша знатного происхождения, усердный к наукам, который, в ранней молодости поступив на военную служба, прославился большими успехами, а в возрасте более зрелого суждения проявил интерес к геометрии, соединяя научные дарования с бодростью духа. Он ежедневно ощущал недостаток познаний в механике, находя у писавших в этой области только немногое и общеизвестное о понятии тяжестей и о так называемых пяти простых машинах, и жаловался, что не только нигде не устанавливаются общие основания этой науки, но и нет достаточно определенных указаний об ударе и столкновении, о приращении и убывании сил, о сопротивлении среды, о ipfнии, о натяжении луков и о силе, называемой упругостью, о течении и волнении жидкостей, о сопротивлении твердых тел и обо всех ежедневно возникающих вопроса v этого рода. Его-то и привели ко мне друзья, настроив та -

 

==228

 

ким образом, чтобы постепенно вовлечь меня в столько одобрявшийся мной вид собеседования; и это им так удалось что после тщетных попыток уклониться, я наконец решился уступить общему горячему желанию.

 

Представил мне Харина (так звали гостя) Теофил, старец большого ума и жизненной опытности, который, отдав свой зрелый возраст делам и приобретя богатство и почет, решил посвятить остаток жизни душевному покою и служению религии. В своем искреннем благочестии, проистекавшем из глубины его чувств, он был воспламенен стремлением к общему благу и всякий раз, когда представлялась надежда ему содействовать, не щадил ни затрат ни трудов. У меня с ним возникла тесная близость и отрадное общение, в котором уделялось много места беседам о государственных делах, о ненадежности исторических свидетельств, исказивших простоту событий пустыми измышлениями об их причинах, как он убедительно показывал на примере дел, в которых сам участвовал. Вместе с Теофилом и Харином пришел Галлутий, замечательный человек, весьма искусный в опытах, изучивший удивительные свойства тел, особенно же поражавший своими медицинскими познаниями и успехами всякий раз, когда он, будучи далеким от звания и профессии врача и каких-либо корыстных интересов, по просьбе друзей давал им лекарства. Ради него, но и не против желания Теофила я перевел разговор с государственных дел на философию.

 

П а ц и д и и. То, что ты, Теофил, говоришь о гражданской истории (historia civilis) — что ее искажают те, кто наугад придумывает тайные причины явных событий, происходит и в естественной истории (historia naturalis), и с еще большей для нас опасностью, на что часто жаловался наш друг Галлутий.

 

Галлутий. Да, мне часто приходилось желать, чтобы наблюдения над природными явлениями, и прежде всего описания болезней, были представлены нам чистыми, подобными тем, какие мы находим у Гиппократа, свободными от домыслов, порожденных стремлением приспособить их к теориям Аристотеля, или Галена, или кого-либо из позднейших ученых: только тогда сможет воздвигнуться философия, когда будут заложены твердые основания. Теофил. Не сомневаюсь, что путь опыта — это царский путь, но если его не проторит рассуждение (ratiocinatio), то мы будем продвигаться медленно и на

 

==229

 

много веков увязнем в начатках. В самом деле, как много прекрасных наблюдении собрано у медиков, сколько тонких опытов известно химикам, какой лес фактов сообщают ботаники и анатомы! Удивительно, что философы не пользуются всем этим и не делают отсюда всех возможных выводов: если бы они их сделали, то, может быть, получили бы многое, на отсутствие чего они жалуются. Пацидии. Но пока еще не найден метод (ars), посредством которого можно было бы в естественных науках получить из имеющихся данных все выводы, какие могут быть сделаны, подобно тому как это происходит по определенному порядку в арифметике и в геометрии. Геометры, поставив перед собой задачу, видят, имеется ли достаточно данные для ее решения, и, следуя неуклонно по некоторому опре деленному и испытанному пути, развертывают все условия задачи, пока из них не получится сам собой искомый результат. Если люди научатся действовать так же и в натуральной философии — а они этому научатся, когда за хотят поразмыслить, — то, вероятно, удивятся, что так долго оставалось неизвестным то, незнание чего следует вменить в вину не лености или слепоте предшественников а отсутствию правильного метода, который один только может пролить необходимый свет.

Х а р и н. Если вы позволите мне, неопытному в этих вопросах, высказать свое мнение, то я счел бы затруднительным переход о геометрии к физике. Нет науки о движении, которая связывала бы материю с формой, умозрение с практикой как показал мне опыт — пусть даже недостаточно обширный — моей лагерной службы: часто меня постигала неудача при попытках ввести новые машины или полезные приспособления по той причине, что движение и сила не поддавались изображению и воображению так, как фигуры и тела. Когда я задумывал форму здания или укрепления, то на первых порах помогал воображению небольшими моделями, сделанными из дерева или другою материала, затем, приобретя некоторый опыт, я стал довольствоваться плоскими чертежами для изображения объемных предметов, и постепенно я достиг такой способности воображения, что мог представить себе, как бы перед глазами, весь предмет в полном его завершении со всеми его частями, отчетливо различаемыми. Но когда вопрос касался движения, все мои заботы и старания оста вались тщетными, и я никогда не мог достигнуть тою, чтобы охватить воображением связи в соотношения сил

 

==230

 

судить о ходе действия машин: всякий раз самоопределение начала действия ставило меня в тупик, ибо хотя бы в самом начале действия некоторым образом предполагает, что должно произойти на всем остающемся промежутке времени, однако произвести расчет для каждого момента — это я должен был признать превосходящим мои способности. Поэтому мне оставалось только, отказавшись от расчетов, обратиться к опыту своему и чужому. Но и опыт нас часто обманывал, когда мы приписывали ложные причины тому, что наблюдали в нем, и относили делаемые отсюда выводы к тому, что нам представлялось верным

 

II а ц и д и и. То, что ты нам рассказал, Харин, весьма поучительно и позволяет мне, привычному к оценке умов, легко садить, чего можно ожидать от тебя, если ты получишь правильное руководство. Я очень рад, что ты на собственном опыте понял, что движения и силы не доступны воображению, — это обстоятельство очень важно для истинной философии. А то, что ты считаешь науку о движении необходимой для натуральной философии, совершенно справедливо, но это не противоречит сказанному мною ранее о необходимости прежде всего разработать логику. Ибо знание общих отношений, примененное к средним натурам, как их называли древние, т. е. к фигурам, которые сами по себе неразрушимы и вечны, как бы облекаясь плотью, создает геометрию. А геометрия в применении к предметам, подверженным разрушению и гибели, создает науку об изменениях движения во времени, силе, действии. И вот, подобно тому как выдающийся философ нашего века правильно назвал геометрию математической логикой, так я смело скажу, что форономия 1 — это физическая логика. Харин. Ты окажешь мне великое благодеяние, Пацидий, если просветишь меня в этом предмете. Галлутий. Ты давно уже обещаешь изложить нам свои размышления о движении. Пришло время удовлетворить наши ожидания, если ты не предпочтешь, чтобы мы взломали ящик твоего письменного с гола. Пацидий. Вы найдете в нем, как говорится в сказке, угли вместо золота: вместо законченных работ — разрозненные записки, плохо выраженные следы отдельных мыслей, сохраняемых только как памятные заметки. Поэтому, если вы ожидаете от меня чего-то достойного вашего внимания, то надо было назначить мне срок.

Т е о ф и л. После стольких отсрочек должнику надо

 

==231

 

быть готовым к расплате, чтобы не испортить свою репутацию. Галлутий. Мы вступили в союз, чтобы добиться истины, но ты, как наш товарищ, должен знать, что наш иск не превысит того, что ты можешь сделать. А определить, что ты можешь сделать, мы предоставляем тебе самому — так мы тебе доверяем. Мы удовольствуемся выплатой по частям; сделай только не напрасным, что мы привели к тебе Харина, горящего научным усердием;

Х а р и н. К требованиям друзей я присоединяю свои просьбы. И прошу я не законченного сочинения или речи, а только случайных наставлений, как они могли возникнуть в ходе разговора.

Т е о ф и л. Помнишь, Пацидий, что ты нам говорил о сократических диалога: что же нам препятствует оценить теперь наконец их, достоинства на живом примере, если только ты не ставил Харина ниже Федопа и Алкивиада 2, которым он не уступает ни дарованиями, ни воодушевлением, ни богатством

П а ц и д и и. Как вижу, вы пришли хорошо подготовленными, чтобы уговорить меня. Что делать, раз один учиняет мне судебный иск, а другой воздействует на мою медлительность просьбами, которые имеют для меня меньшую силу; пусть так и будет, подчиняюсь вашему желанию. Но каков будет успех — это остается на вашей ответственности, и я не хочу оценивать им ни моих мыслей (которые я в такой спешке не могу и припомнить как следует), ни сократического метода (который требует размышления 3); а впрочем, все зависит от тебя, Харин.

Х а р и н. Как так?

П а ц и д и и. Потому что ты сам будешь учить себя, ведь в этом и состоит сократический метод.

Х а р и н. Но как же я смогу чему-нибудь научиться у невежды?

П а ц и д и и. Ты будешь учиться у себя, и отнюдь не у невежды, ибо ты знаешь больше, чем помнишь. Я только дам тебе повод вспомнить то, что ты знаешь, и вывести отсюда то, чего ты не знаешь, и, как говорил Сократ, посредством акушерского искусства помогу тебе, беременному, родить.

Х а р и н. Tы предъявляешь мне нелегкое требование — обнаружить в речах мое невежество, которое я кое-как прикрываю молчанием.

Г а л л у т и й. Если верить Пацидию, ты сан удивишься своей учености. Харин. Как ни велик для меня авторитет Папидия, однако собственное сознание мне ближе.

П а ц и д и и. Ты еще не испытал, Харин, на что ты способен; надо наконец попытать удачи, чтобы ты сам знал, как тебе следует себя ценить.

Т е о ф и л. Предо-

 

==232

 

ставь женам, Харин, твое содействие и не препятствуй твоей собственной пользе и нашему удовольствию.

X a р и н. Подчиняюсь вам, хотя и с опасностью для мнения, которое вы могли обо мне составить: каково бы оно ни было, оно, во всяком случае, станет хуже после этого опыта. Но честность требует не поддерживать заблуждений, и я с готовностью иду на то, чтобы вы думали обо мне так как это соответствует действительности, лишь бы вы помогли мне разрешить мои недоумения (и дали возможность продвинуться в понимании затрудняющих меня вопросов.

П а ц и д и и. Мы так и сделаем, насколько это будет в наших силах. Ты только не откажи отвечать на мои вопросы. Так как мы поставили перед собой задачу исследовать движение, скажи мне, пожалуйста, Харин, что ты называешь движением.

Х а р и н. Как же я могу с самого начала сказать то, что я едва надеюсь уяснить себе, приложив длительные старания?

П а ц и д и и. Но думал ли ты когда-нибудь о движении?

Х а р и н. Это то же самое, как если бы ты спросил, пользовался ли я когда-нибудь сознанием и разумом.

П а ц и д и и. Тогда скажи нам, что ты мысленно представлял себе, думая о движении.

Х а р и н. Это трудно сразу сообразить и изложить без размышления.

П а ц и д и и. Все же попробуй; ведь тебе нечего опасаться ошибки: как бы ты ни определил движение, мы это примем, лишь бы ты только в дальнейшем не примыслил чего-нибудь, что не содержится в этом твоем определении.

Х а р и н. Позаботиться об этом — ваша обязанность, я же полагаю, что движение — это перемена места, и говорю, что движение присутствует в том теле, которое перемещается.

П а ц и д и и. Превосходно, Харин, ты поступаешь любезно и благородно, сразу предоставляя нам то, что я едва рассчитывал исторгнуть у тебя долгим рядом вопросов; смотри же, будь последователен в этом твоем благодеянии.

Х а р и н. Разве ты думаешь, что я должен еще что-то прибавить?

П а ц и д и и. Нет-нет, если только мы поймем то, что ты сказал.

Х а р и н. Но что может быть яснее слов «перемена», «тело», «место», «присутствовать»?

П а ц и д и и. Извини мне мое тугоумие, которое не дает мне понять и то, что другим представляется яснее ясного.

Х а р и н. Пожалуйста, не подшучивай надо мной.

Пацидий. Уверяю тебя, Харин, что этого у меня и в помыслах не было и я совершенно искренне сознался в своем непонимании.

Х а р и н. Я попытаюсь разъяснить свою мысль,

 

==233

 

если ты задашь мне определенные вопросы.

П а ц и д и и Правильно. Как ты думаешь, состояние изменения — это некоторое состояние вещи?

Х а р и н. Да, я так думаю.

П а ц и д и и. Отличающееся от прежнего состояния вещи до изменения, когда все в ней сохранялось в целости?

Х а р и н. Отличающееся.

П а ц и д и и. Но также и от того, которое наступит после изменения?

Х а р и н. Несомненно

П а ц и д и и. Боюсь, что это нас приведет к затруднениям.

Х а р и н. Каким, скажи на милость?

П а ц и д и и. Ты мне позволишь выбрать пример?

Х ар и н. Да ты и не нуждаешься в моем позволении.

П а ц и д и и. Не является ли изменением смерть?

Х а р и н. Несомненно.

П а ц и д и й. Я подразумеваю самый акт умирания.

Х а р и н. Также и я.

П а ц и д и й. Умирающий живет?

Х а р и н. Это трудный вопрос.

П а ц и д и и. А мертв ли умирающий?

Х а р и н. Это я признаю невозможным. Ведь быть мертвым означает, что чья-то смерть уже в прошлом.

П а ц и д и и. Если у мертвого смерть в прошлом, то у живого она в будущем, подобно тому как для рождающегося рождение ни в будущем, ни в прошлом *.

Х а р и н. Очевидно.

П а ц и д и и. Итак, об умирающем нельзя сказать, что он живет. Х а р и н. Признаю это. П а ц и д и и. Следовательно, умирающий — это ни мертвый, ни живой.

Х а р и н. Согласен.

П а ц и д и и Но ты, кажется, согласился с нелепостью.

Х а р и н. Я пока еще не замечаю нелепости.

П а ц и д и и. Не заключается ли жизнь в каком-то определенном состоянии.

Х а р и н. Несомненно.

П а ц и д и й. И это состояние или существует, или не существует. Х а р и н. Третьего никакого нет.

П а ц и д и й. А в чем нет этого состояния то, говорим мы, лишено жизни.

Х а р и н. Да.

П а ц п д и и. Не является ли моментом смерти начало отсутствие жизни?

Х а р и н. Конечно.

П а ц и д и и. Или прекращение состояния жизни?

Х а р и н. Именно так. Пацидии. Спрашивается: отсутствует ли или присутствует жизнь в этот момент.

Х а р и н. Теперь я вижу трудность Действительно, нет оснований предпочитать одно из этих утверждений другому.

П а ц и д и и. Значит, приходите или оба отвергнуть, или оба принять.

Х а р и н. Но ты сам преградил мне этот выход. Ведь я ясно вижу, что любое состояние должно непременно или присутствовать или отсутствовать и не может одновременно присутствовать и отсутствовать или не присутствовать и не отсутствовать.

П а ц и д и й. Что же тогда?

Х а р и н. Что же еще

 

==234

 

как не то, что я в безвыходном положении.

П а ц и д и и. А что если и я также?

Г а л л у т и й. Неужели ты так и покинешь нас, Пацидий?

П а ц и д и й. Я всегда говорил что основные начала заключают в себе великие трудности.

Г а л л у т и й. Зачем же ты завел нас на такую скользкую почву, если не можешь поддержать падающих?

П а ц и д и и. Но это стоило сделать, чтобы увидеть трудности.

Т е о ф и л. Если я тебя знаю, Пацидий, то ты не успокоился бы, если бы не нашел удовлетворительный выход. Ведь не впервые же ты сегодня столкнулся с этими вопросами. Поэтому пора тебе раскрыть нам твои соображения.

П а ц и д и й. Если я вас послушаюсь, друзья, то окажется, что я, еще не выйдя в открытое море, потерпел крушение в гавани.

Т е о ф и л. Как это так?

П а ц и д и й. Ведь я тогда нарушу закон сократического метода в тот же день, когда я впервые, по вашей просьбе, решился его применить.

Т е о ф и л. Этого я не хотел бы.

П а ц и д и й. Тогда ты не должен доискиваться моего мнения. Харину надлежит под моим руководством найти истину, а не просить, чтобы я ее нашел. И мы не должны лишать его плодов этого метода и удовольствия его применения.

Г а л л у т и й. Позволь же нам, прошу тебя, вкусить плоды, о которых ты говоришь.

П а ц и д и й. Попытаюсь и для этого продолжу свои вопросы. Скажи мне, Харин, считаешь ли ты мертвыми тех, кто прожил свою жизнь?

Х а р и н. Это несомненно, как бы мы ни изощрялись в рассуждениях.

П а ц и д и й. И жизнь их когда-то прекратилась?

Х а р и н. Прекратилась.

П а ц и д и й. Значит, был какой-то последний момент их жизни?

Х а р и н. Был. Пацидий. С другой стороны, Харин, считаешь ли ты прожившими тех, которые теперь мертвы?

Х а р и н. И это достоверно, более того, это только повторение предыдущего.

П а ц и д и й. Достаточно того, что это достоверно. Значит, для них началось состояние мертвых?

Х а р и н. Началось.

П а ц и д и й. И это состояние имело какой-то первый момент или начало?

Х а р и н. Имело.

П а ц и д и й. Остается, чтобы ты ответил мне еще на такой вопрос: одно ли и то же последний момент жизни и первый момент отсутствия жизни?

Х а р и н. Если нельзя утверждать ничего, кроме того, что мы понимаем как достоверное, то на такое утверждение я бы не решился.

П а ц и д и й. Поздравляю тебя, Харин, ты научился искусству сомневаться, а это искусство немалое. Здесь я, признаюсь тебе, хотел несколько испытать твою способ-

 

==235

 

ность суждения. Но скажи мне, пожалуйста, что сделало тебя таким осторожным?

Х а р и н. Я видел, что ты хочешь сделать такой вывод: если есть общий момент жизни, отсутствия жизни, то один и тот же в этот момент живет и не живет, что я признаю за нелепость.

П а ц и д и и Но был ли бы такой вывод правильным?

Х а р и н. Я не вижу возможности от него уклониться.

П а ц и д и й Что же ты думаешь об утверждении, из которого с необходимостью вытекает нелепость?

Х а р и н. Что оно нелепо.

П а ц и д и и. Значит, возможны два момента, в которых один непосредственно следует за другим: один — момент жизни, другой — отсутствия жизни.

Х а р и н. Отчего же нет, раз возможны две такие точки; это мне очень кстати приходит на ум, так как делает вещь некоторым образом наглядной. Пусть по совершенно плоской

 

По доске АВ катится совершен круглый шар С; очевидно,

 

составляет одно целое с доской и поверхности их нигде не совпадают, иначе шар мог бы двигаться только вместе с доской; п однако, в одной точке соприкосновение налицо и некоторая оконечность, или точка, шара d не отстоит от оконечности, или точки, доски е; итак, две точки due находятся вместе, хотя и не являются одной точкой.

Т е о ф и л. Я помню, что и Аристотель так отличает смежность от непрерывности: непрерывность — это отношение между вещами, оконечности которых составляют одно, а смежность — это отношение между вещами, оконечности которых находятся вместе 6.

П а ц и д и и. Итак, мы подобным же образом скажем вместе с Харином, что состояние живого и состояние мертвого только смежны, ибо не имеют общей оконечности.

 

Х а р и н. Ты весьма любезно делаешь меня автором того, что сам заставил родиться в моем уме.

П а ц и д и й. Я уже сказал, что твоими мыслями ты обязан сам себе, а поводом к ним — мне. Но это подтвердится и на более значительном; а впрочем, подвигаться надо постепенно.

Г а л л у т и й. Позволь же мне спросить, думаешь ли ты, что из этою можно извлечь что-либо имеющее сколько-нибудь важное значение.

П а ц и д и и. Я удивился бы, что ты уже давно не задал этого вопроса, если бы не знал, что ты Галлутий. Ведь я знаю, что вообще людям, искушенным в исследовании природы в свете опытов, все это покажется бессодержательным или, во всяком случае, бесполезным; но я ду-

 

==236

 

маю, что ты преодолеешь свои сомнения, если рассудишь, там где речь идет об основных положениях, ничто нe должно казаться малозначащим.

Г а л л у т и й. Я не настолько далек от абстрактных рассуждений, чтобы не признать, что начала всех наук тонки, как первые нити крепкой ткани. Но, зная твое обыкновение постепенно прокладывать дорогу ко все более значительному, я ожидал от тебя какой-нибудь предварительной пробы, которая пролила бы свет и на сказанное, и на дальнейшее.

П а ц и д и и. Я не могу сейчас удовлетворить твое пожелание, Галлутий, да если бы и мог, мне не следовало бы это делать. Не могу, ибо, подобно тому как охотники не всегда преследуют определенного и намеченного зверя, а чаще довольствуются встретившейся им добычей, так и мы иногда бываем вынуждены довольствоваться теми истинами, которые нам открываются на пути исследования, в уверенности, что такая добыча никогда не останется бесполезной и что, собрав достаточное число этих истин, подведя им итог и приведя их в должный порядок, мы обнаружим в них такое богатство, на которое и не надеялись. К тому же учти, что разговор развертывается не только по моему усмотрению, но и по усмотрению Харина: мои вопросы должны сообразоваться с его ответами. Но если бы даже я мог представить твоему обозрению дальнейший код наших речей, я не должен был бы этого делать, как согласишься и ты сам: ведь нам часто бывает приятно оставаться в неведении, и тем отраднее всякий успех, чем он неожиданнее. Так, бродячие фокусники доставляют зрителю большое удовольствие, когда, искусно обратив их взоры в сторону, затем извлекают из кармана что-нибудь неожиданное, как будто возникшее из ничего.

Г а л л у т и й. Надеясь на это, я не буду больше тебя прерывать.

П а ц и д и и. Итак, возвращаюсь к тебе, Харин. Мы пришли к заключению, что состояние изменения невозможно.

Х а р и н. Да, конечно, если в принять момент изменения за момент среднего или общего состояния.

П а ц и д и и. Но ведь вещи изменяются?

Х а р и н. Кто стал бы это отрицать?

П а ц и д н и. Значит, изменение есть нечто.

Х а р и н. Конечно.

П а ц и д и и. Нечто отличающееся от того, что мы признали невозможные, т. е. от моментального состояния.

Х а р и н. Отличающееся.

П а ц и д и и. Не потому ли, что состояние изменения требовало бы некоторой протяженности во времени?

Х а р и н. Очевидно.

П а ц и д и и. Может ли что-нибудь

 

==237

 

частично существовать или не существовать?

Х а р и н. Это требует пояснения.

П а ц и д и и. Может ли возрастать или убывать истинность какого-либо высказывания на протяжении определенного промежутка времени, подобно тому как вода нагревается или охлаждается по градусам?

Х а р и н. Никоим образом: полагаю, что каждое высказывание иди целиком ложно, или целиком истинно Но теперь я понимаю и прежний вопрос: хотя горячая вода может более и более нагреваться, однако нужен один момент, чтобы вода из не горячей стала горячей или наоборот; подобно тому как в один момент из прямого делается кривое.

П а ц и д и и. Итак, мы снова пришли к моментальному состоянию изменения, невозможность которого нам уяснилась.

Х а р и н. Да, мы каким-то образом снова впали в затруднения, из которых уже вышли.

П а ц и д и и. Если состояния двух людей различаются только на один обол, можно ли будет счесть одного из них богатым, не относя то же самое суждение и к другому?

Х а р и н. Думаю, что нет.

П а ц и д и и. Значит, разница в один обол не делает человека богатым или бедным.

Х а р и н. Не делает, полагаю.

П а ц и д и и. Так что прибавление или отнятие одного обола не сделает богатого человека не богатым или бедного не бедным.

Х а р и н. Никоими образом.

П а ц и д и и. Итак, никто никогда не сможет стать из бедного богатым или из богатого бедным, сколько бы ии дали ему или отняли у него оболов.

Х а р и н. Как так?

П а ц и д и и. Положим, что бедному дали обол, перестал ли он быть бедным?

Х а р и н. Нисколько.

П а ц и д и и. Дадим еще раз обол, тогда перестанет?

Х а р и н. Не более прежнего.

П а ц и д и и. Значит, и получив третий обол, он не перестанет быть бедным.

Х а р и н. Надо признать.

П а ц и д и и. То же придется отнести и к каждому следующему оболу: или бедный никогда не перестанет быть бедным, или перестанет от прибавления одного обола. Положим, например, что от тысячного обола он перестал быть бедным, а от девятьсот девяносто девятого еще не перестал, — выходит, что один обол все же отменил бедность.

Х а р и н. Я признаю силу этого рассуждения и удивляюсь, что так сплоховал.

П а ц и д и и. Итак, ты признаешь, что либо никогда нельзя стать богатым из бедного или бедным из богатого, либо можно от прибавления или отнятия одного обола.

Х а р и н. Вынужден признать.

П а ц и д и и. Этот род рассуждения древние называли «Куча» 7. Он небесполезен, если применен

 

==238

 

кстати. Вот теперь перенесем рассуждение от дискретной величины к непрерывной. Если точка А приближается к точке Н 8, то в определенный момент она станет близкой из не близкой, {например в В }. Следуя тому же рассуждению, что и раньше, мы можем утверждать, что она или вовсе не станет близкой, или станет таковой от прибавления одного дюйма, (например FB).

Х а р и н. Да, можем.

П а ц и д и и. Но не можем ли мы вместо дюйма подставить сотую часть дюйма, или F с е в тысячную, или иную сколь угодно малую?

Х а р и н. Конечно.

П а ц и д и и. Если сотая часть (СВ) дюйма {FB) делает из не близкого расстояния близкое а, то для этого не нужен целый дюйм.

Х а р и н. Предыдущие девяносто девять сотых {FC) еще не сделали его близким.

П а ц и д и и. Итак, ясно, что добавление дюйма только потому сделало близкое из не близкого, что дюйм содержит сгою последнюю сотую часть.

Х а р и н. И последняя сотая часть СВ на том же основании делает близким только благодаря своей оконечности.

П а ц и д и й.А эта оконечность — наименьшая?

Х а р и н. Непременно, ибо если бы она не была наименьшей, то от нее можно было бы отсечь часть, оставив только то, что создает близость. Действительно, положим, что оконечность отрезка СВ не наименьшее В, а отрезок DB 10, тогда она сделает близкое из не близкого не всей своей величиной, а только некоторой своей еще меньшей частью ВЕ.

П а ц и д и и. Итак, мы видим, что <,влп то, чем что-либо в собственном смысле через само это становится близким, является ничем, или) вещь становится близкой из не близкой [или наоборот] п от прибавления или отнятия чего-то наименьшего, и, следовательно, в вещах есть наименьшие части 12. Но наименьшее расстояние может ли быть пройдено иначе, как в наименьшее время?

Х а р и н. Не может: иначе в течение части этого времени была бы пройдена часть наименьшего расстояния, а наименьшее не имеет частей.

П а ц и д и и. Таким образом, опять обнаруживается, что и в этом примере (от удаленности к близости) состояние изменения является моментальным.

Х а р и н. Это так.

П а ц и д и и, Итак, мы возвращаемся к прежнему затруднению. Последнему ли моменту предшествующего состояния или первому моменту последующего должны мы приписать состояние изменения?

Х а р и н. Мне кажется, что я нако-

 

==239

 

нец нашел выход. Я сказал бы, что оно складывается из обоих, и хотя называется моментальным, однако содержит оба момента, подобно тому как место касания, (которое называется точкой касания), содержит обе оконечности соприкасающихся тел.

П а ц и д и и. Ты сказал это правильно и в полном соответствии с твоими прежними словами, так что у меня нет на это никаких возражений.

Х а р и н. Итак, мы ввели обратно в природу изменение, ранее изгнанное.

П а ц и д и и. Будем помнить только, что оно представляет собой (соприкосновение или сочетание двух противоположных состоянии,

 

а) не сущность особого рода, отличную от самого качества или состояния, не среднее состояние и не переход от потенции к акту, или от лишенности к форме, (как обычно, кажется, представляют себе философы изменение и движение.

Х а р и н. Теперь, очевидно, мне будет позволено определить движение как изменение.

П а ц и д и и. Итак, ты должен признать, что движение (тела GH от АВ или 1С1Я к EF или 3G3H) составлено из последнего момента нахождения в месте {АВ), от которого начинается (движение), и первого момента нахождения в ближайшем месте, к которому направлено движение тела. Теперь, Харин, обозначь мне, пожалуйста, ближайшее место, куда передвинулось тело.

Х а р и н. Обозначу тебе какое-нибудь место CD (или 2G2H).

П а ц и д и и. Но я прошу обозначить не какое-нибудь, а ближайшее.

Х а р и н. Для этого мне представляегся достаточным, чтобы промежуток АС был наименьшим.

П а ц и д и и. Но 13 необходимо, чтобы движущееся тело перешло с места АВ на место EF скачком, не проходя через все промежуточные места (например, CD}.

Х а р и н. Это невозможно.

П а ц и д и и. По видимости это так. Но скажи, пожалуйста: разве движение не непрерывно?

Х а р и н. Что ты здесь называешь непрерывным?

П а ц и д и й. Я требую, чтобы оно ни разу не прерывалось состоянием покоя, т. е. длилось так, чтобы тело GH ни в каком (равном ему) месте АВ, CD, EF или промежуточных не находилось более одного момента.

Х а р и н. А что, если я тебе в этом откажу?

П а ц и д и и. Ты сможешь это сделать не без авто-

 

==240

 

ритетного примера, ибо и среди древних Эмпедокл и некоторые из ученых Нового времени утверждали существование некоторых малейших промежутков покоя.

Х ар и н. Полагаясь на такие авторитеты, я отрицаю сказанное тобой, на что я не решился бы в ином случае.

П а ц и д и й. Для отрицания или хотя бы сомнения тебе, Харин, нет надобности в каком-либо другом авторитете, кроме твоего собственного. Но ответь мне вот на что: промежутки покоя не означают ли нахождение тела на одном и том же месте в течение некоторого времени?

Х а р и н. Конечно.

П а ц и д и й. Итак, пусть существуют промежутки покоя; я спрашиваю, существует ли между двумя промежутками покоя какое-то движение?

Х а р и н. Непременно, если только мы не предположим вместо промежутков покоя непрерывный покой.

П а ц и д и й. А это движение моментальное или длящееся некоторое время?

Х а р и н. Никоим образом не моментальное, иначе тело в один момент передвинулось бы на некоторое расстояние, а это равносильно возвращению к скачкам, от которых мы уже отказались. Действительно, пусть NP — время, в течение которого тело GH переходит с места АВ на место ЕЕ, MN — время покоя, в течение которого тело остается на месте АВ, и ОР — время, в течение которого оно остается на месте CD. Тогда NO будет временем движения, в течение которого тело перейдет с АВ на CD, a PQ — временем движения, в течение которого оно перейдет с CD на EF 15. Предполагаю промежутки АС, СЕ и не наименьшими, а какими-либо иными, например имеющими длину одной сотой дюйма; тогда и соответствующие передвижения должны быть не моментальными, а имеющими определенную продолжительность во времени; иначе или не было бы никакого продвижения, или в наименьшее время или момент между двумя промежутками покоя произошел бы скачок тела GH с места АВ на удаленное место CD, так что оно или не находилось бы в промежуточное время (поскольку такового в наименьшем времени нет) в промежуточном месте (L) между А и С, или в один и тот же момент находилось бы во всех промежуточных местах. Но то и другое представляется нелепым.

П а ц и д и й. Твое рассуждение превосходно, но оно говорит в мою пользу.

Х а р и н. Как так?

П а ц и д и й. Ты признал движение на промежутке АС " в течение времени NO непрерывным и не имеющим никаких промежутков покоя. Так ты вернулся к тому, что ранее отклонял.

 

==241

 

Х а р и н. Не могу этого отрицать, так как, если бы я ввел еще новые промежутки покоя, возник бы только снова (тот же самый) вопрос, и, хотя бы я без конца продолжал подразделение и помещал самые малые и не допускающие определения промежутки покоя между движениями такой же малости, все же нужны были бы промежутки времени, обозначаемые соответствующими отрезками прямой и возобновлялись бы постоянно те же самые рассуждения. Ибо покой всегда выходил бы за пределы одного момента, иначе он не был бы покоем; следовательно, и движения не могли бы быть моментальными, иначе их совокупность в соединении с совокупностью промежутков покоя не имела бы никакой измеримой величины и, таким образом, или не было бы никакого продвижения тела, или происходили бы скачки, от которых мы отказались.

П а ц и д и и. Я рад, Харин, что твоя проницательность избавила меня от большой части труда; ведь все это мне надо было бы доказывать. Одно добавлю: раз мы допустили какое-то непрерывное движение, промежутки покоя уже не будут служить той цели, для которой их предназначили nv изобретатели, не понимавшие, как одно движение может быть быстрее другого, без допущения промежутков покоя. Я покажу, как возникает неодинаковая скорость движения, без промежутков покоя. Пусть тело А находится в непрерывном движении в течение некоторого, н наименьшего, промежутка времени. Если оно переместится из d в е, увлекая, также непрерывным движением, радиус cfd в cg', то движение радиуса в точке d, проходящей дугу dbe будет иметь большую скорость, чем в точке, проходящей дугу fig.

Х а р и н. Это очевидно.

П а ц и д и й. А раз допущено непрерывное движение, посмотри, какие из этого вытекают следствия.

Х а р и н. Какие же, скажи, пожалуйста.

П а ц и д и й. То, что в настоящее время движется, находится ли еще в том месте, откуда оно движется?

Х а р и н. Полагаю, что нет, иначе оно с таким же основанием находилось бы и в том месте, куда оно направляется, и, таким образом, находилось бы одновременно в двух местах.

П а ц и д и й. Значит, оно уже покинуло какое-то место.

Х а р и н. Да, то, откуда оно приходит.

П а ц и д и й. Но покинуть оно не могло, не

 

==242

 

имея движения.

Х а р и н. Согласен.

П а ц и д и й. Значит все, что движется, уже раньше двинулось.

Х а р и н. язвительное заключение.

П а ц и д и й. На основании того же соображения мы заключим, что движущееся тело будет и далее двигаться.

Х а р и н. Согласен с этим, ведь то что движется, еще не находится в том месте, куда направлено движение, а дойти до него оно не может иначе, как продолжая движение. Итак, все, что движется, будет и далее двигаться.

П а ц и д и й. Но отсюда следует, что движение вечно.

Г а л л у т и й. В этом с тобой согласятся и Аристотель 18, и занимавшийся этим вопросом Прокл.

Т е о ф и л. И все же надо избегнуть этого вывода.

П а ц и д и и. Так или иначе надо избегнуть, но, если кто не сочтет его поистине нелепым, того мы подобным же рассуждением приведем к явной нелепости, если вместо общего случая движения рассмотрим какой-нибудь определенный вид или степень его; например, если тело будет непрерывно приближаться к другому телу, то из того же ^r\ ^(-\ ^q рассуждения будет следовать, -^-—————-^————^ что оно к нему всегда приближалось и всегда будет приближаться. Но это нелепо, ибо тело А, двигаясь от 1 к 2, приближается к телу В, по если будет двигаться далее — от 2 к 3, то уже не приблизится к нему, (а удалится