О ПРИРОДЕ ТЕЛА И ДВИЖУЩИХ СИЛ

 

Хотя до сих пор я не опубликовал ни одной книги против картезианской философии, однако кое-где в лейпцигских «Ученых записках», во французских и голландских журналах можно найти мои очерки 1, в которых я заявляю о своем несогласии с ней. Но прежде всего (не говоря сейчас о другом) мне нужно было бы в связи с вопросом о природе тела и движущих силу присущих телу выступить против всего остального. Картезианцы видят сущность тела в одной лишь протяженности, я же, хотя и не допускаю никакой пустоты (вместе с Аристотелем и Декартом, вопреки Демокриту и Гассенди) и вопреки Аристотелю считаю (вместе с Демокритом и Декартом), что разрежение и сгущение являются лишь кажущимися, однако (вместе с Демокритом и Аристотелем и вопреки Декарту) считаю, что в теле помимо протяженности существует некое пассивное начало, т. е. то, благодаря чему тело сопротивляется проникновению; и кроме того (вместе с Платоном и Аристотелем, вопреки Демокриту и Декарту), я признаю в теле некую активную силу, или энтелехию (), так что, как мне кажется, Аристотель правильно определил природу как начало движения и покоя — не потому, чтобы я считал, что какое-то тело движется само по себе или благодаря какому-то качеству, например тяжести (если оно уже не находится в движении), но потому, что я считаю, что всякое тело всегда обладает движущей силой, более того — действительным внутренним движением, изначально присущим вещам. И я совершенно согласен с Демокритом и Декартом, вопреки толпе схоластиков, что действие движущей потенции и телесные явления всегда могут быть объяснены механически, если не затрагивать самих причин законов движения, которые исходят от более глубокого начала — от «энтелехии», и не могут быть выведены из одной лишь пассивной массы и ее модификаций.

 

По для того чтобы лучше понять мою точку зрения в чтобы стали яснее ее основания, я прежде всего считаю нужным сказать, что природа тела не состоит в одной лишь протяженности, так как, развертывая понятие протяженности, я заметил, что оно является относительным к тому, что должно быть протяженно, и означает распростране-

 

==219

 

ние, т. е. повторение,- какой-то природы. Ведь всякое повторение (т. е. множество одного и того же) может быть дискретным, как в вещах, поддающихся счету, где различаются части целого, так и непрерывным, где части не определены и могут быть взяты бесконечными способами. Непрерывное же множество бывает двух родов — последовательное, как время и движение, и одновременное, т. е. состоящее из сосуществующих частей, как пространство и тело. И как, говоря о времени, мы понимаем не что иное, как само расположение или ряд изменений, которые могут случиться в его продолжение, так и под пространством мы понимаем не что иное, как возможное расположение тел. Таким образом, когда говорят, что пространство протяженно, то мы воспринимаем это точно так же, как и то, что время длится или число счисляется; ведь в действительности ни время не придает ничего длительности, ни пространство — протяженности, но как во времени существуют последовательные изменения, так в теле существует разнообразие того, что может быть распространено одновременно. Ведь так как протяженность есть непрерывное одновременное повторение, подобно тому как длительность — последовательное, то отсюда всякий раз, когда одна и та же природа одновременно распространена на многое, как в золоте — ковкость, или специфическая тяжесть, или желтизна, в молоке — белизна, вообще в теле — сопротивление, т. е. непроницаемость, говорят, что имеет место протяженность, хотя следует признать, что это непрерывное распространение цвета, веса, ковкости и тому подобного, однородного лишь на вид, является лишь кажущимся и не имеет места в произвольно малых частях, а потому одна только протяженность сопротивления, распространяющегося по материи, может в строгом смысле слова сохранить это имя. Отсюда ясно, что протяженность является не каким-то абсолютным предикатом, а относительным к тому, что протягивается, или распространяется, и оторвать ее от той природы, распространение которой происходит, так же невозможно, как число — от исчислимой вещи. А поэтому те, кто воспринял протяженность как некий атрибут тела, абсолютный и первичный, не поддающийся определению и невыразимый (Ьссзфпн), грешат недостаточностью анализа и на деле прибегают к скрытым качествам, которые в других случаях сами же презирают, как будто бы протяженность есть нечто такое чего нельзя объяснить.

 

==220

 

Теперь спрашивается, какова эта другая природа, распространение которой составляет тело? Мы уже сказали, что материя конституируется распространением сопротивления; но так как, по нашему мнению, в теле помимо материи существует и нечто иное, спрашивается, в чем же состоит его природа? И мы говорим, что она не может состоять ни в чем ином, кроме силы (фп пхнбм,йкпн), т. е. изначально присущего телу принципа изменения и постоянства. Поэтому и физика пользуется принципами двух математических дисциплин, которым она подчинена, — геометрии и динамики; элементы последней, до сих пор не получившие достаточного освещения, я обещал изложить в другом месте 2. Сама же геометрия, т. е. наука о протяженности, в свою очередь подчиняется арифметике, так как в протяженности есть, как я сказал выше, повторение, т. е. множество, а динамика подчиняется метафизике, которая имеет дело с причиной и следствием.

 

Далее, сила (фп Sim^iy-фv), т. е. потенция, в теле бывает двух родов — пассивная и активная. Пассивная сила собственно составляет материю, т. е. массу, активная — энтелехию (енфелЭчейб), т. е. форму. Пассивная сила и есть само сопротивление, благодаря которому тело сопротивляется не только проникновению, но и движению; благодаря ему же другое тело не может занять его место, если оно само не отступит, а отступает оно только, несколько замедлив движение воздействующего тела, стараясь таким образом остаться в прежнем положении, не только не отступая добровольно, но и сопротивляясь изменяющему. Таким образом, сопротивлению, т. е. массе, присущи два качества: во-первых, так называемая антитипия, т. е. непроницаемость, а во-вторых, сопротивление, или то, что Кеплер называет естественной инерцией тел, которую вслед за ним признает в своих письмах и Декарт, считая, что тело получает новое движение только благодаря силе, а потому сопротивляется действующему на него [телу] и ослабляет его силу 3. А этого бы не происходило, если бы в теле помимо протяженности не присутствовало динамическое начало (фп дхнбмйкпн), т. е. принцип законов движения, в соответствии с которым количество силы не может увеличиться и потому тело не может получить толчок от другого тела, не ослабив силы последнего. И эта пассивная сила в теле повсюду одна и та же и пропорциональна его величине. Ведь хотя одни тела кажутся более плотными, чем другие, это происходит потому, что их поры

 

==221

 

более заполнены материей, тогда как, наоборот, более разреженные тела подобны губке и их поры заполняются другой, более тонкой материей, которая не относится к телу, не следует за его движением и не ожидает его.

 

Активная сила, которая может быть названа силой й; в абсолютном смысле, не должна мыслиться как простая общеизвестная потенция, о которой толкуют в школах, т. е. как условие (receptivitas) действия, но включает в себя усилие, или тенденцию к действию, так что если не мешает ничто другое, то следует действие. В этом, собственно, и состоит энтелехия (енфелЭчейб), которую плохо поняли в школах; ведь такого рода потенция влечет за собой действие и не состоит в одной лишь голой возможности, хотя и не всегда целиком превращается в действие, к которому стремится, как, например, тогда, когда встречается препятствие. Активная сила, далее, бывает двоякого рода — первичная и производная, т. е. или субстанциальная, или акцидентальная. Первичная активная сила, которую Аристотель называет первой энтелехией (енфелЭчейб Ю рсюфз), а обычно называют формой субстанции, есть второе начало природы, которое вместе с материей, т. е. пассивной силой, образует телесную субстанцию, представляющую собой единство, а не просто агрегат из множества субстанций; ведь есть большая разница, например, между животным и целым стадом. Так что эта энтелехия есть либо душа, либо что-то аналогичное душе, в она всегда приводит в действие какое-нибудь органическое тело, которое, взятое само по себе, т. е. лишенное души, не является единой субстанцией, но собранием многих субстанций, короче, природной машиной.

 

А природная машина обладает тем наивысшим преимуществом перед искусственной, что, являя собой свидетельство о своем бесконечном создателе, она состоит из бесконечных скрытых в ней органов, а потому никогда не может быть полностью разрушена, точно так же как не может заново родиться, а может только уменьшаться и расти, свертываться и развертываться, пока в ней сохраняется нетронутой сама эта субстанция, а в этой последней (при всех видоизменениях) — какая-то степень жизненности или, если угодно, первичной активности. То же самое, что было сказано об одушевленных вещах, должно быть сказано соответственно и о тех, которые не являются живыми в собственном смысле. Между тем надо полагать, что наделенные разумом, т. е. более благородные, души -—

 

==222

 

духи управляются Богом не только как машины, но и как подданные его государства и не подвержены тем превращениям, которым подвержено другое живущее.

 

Производная сила — это то, что некоторые называют стремлением (impetus), т. е. усилием или, как можно было бы сказать, тенденцией к какому-то определенному движению, которым модифицируется также и первичная сила, т. е. принцип движения. Я показал, что хотя производная сила не остается неизменной в одном и том же теле, однако, распределяясь по многим телам, она остается в сумме неизменной и отличается от самого движения, количество которого не сохраняется. Это как раз и есть то воздействие, которое получает тело от толчка и по причине которого брошенное вперед тело продолжает движение и не нуждается в новом толчке. Это разъяснил еще Гассенди своими изящными экспериментами, произведенными на корабле. Итак, те, кто считает, что брошенное тело продолжает движение благодаря воздуху, не правы. Далее, производная сила отличается от действия точно так же, как мгновенное — от последовательного: ведь сила есть уже в первом мгновении, действие же нуждается во временной протяженности и поэтому получается произведением сил на время, которое имеет отношение к любой части тела. Таким образом, действие состоит в сочетательном отношении тела, времени и силы т. е. способности (virtus), тогда как картезианцы определяют количество движения одним лишь произведением скорости на тело, а сила проявляет себя совершенно не так, как скорость, о чем скоро будет сказано.

 

Многое заставляет нас предположить в телах существование активной силы, и прежде всего сам опыт, который показывает, что движение, существующее в материи, с точки зрения возникновения следовало бы приписать общей причине вещей, т. е. Богу, однако непосредственно и в каждом отдельном случае должно приписываться силе, которую Бог придал вещам. Ведь говорить, что Бог в акте творения дал телам закон действия, — это значит говорить и то, что он одновременно дал им нечто, что обеспечивает соблюдение этого закона, а иначе он сам всегда в чрезвычайном порядке должен будет заботиться о его соблюдении. Напротив, закон его действен, и действенными создал он тела, т. е. дал им внутреннюю силу. Кроме того, следует принять во внимание, что производная сила и действие суть нечто модальное, потому что способны к изме-

 

==223

 

нению. А всякий модус образуется через некоторую модификацию чего-либо постоянного, т. е. более абсолютного. И подобно тому как фигура есть некое ограничение пли модификация пассивной силы, т. е. протяженной массы, так и производная сила и движущее действие есть некая модификация не чисто пассивной вещи (иначе модификация, т. е. ограничение, предполагала бы больше реальности, чем само то, что ограничивается), но чего-то активного, т. е. первичной энтелехии. Следовательно, производная и акцидентальная сила, т. е. сила, способная к изменению, будет некоей модификацией первичной сущностной силы, присутствующей в каждой телесной субстанции. Поэтому картезианцы, не признавая в теле никакого активного субстанционального и способного к модификации начала, вынуждены всякое действие приписывать не самому телу, а только Богу, к которому они в данном случае прибегают, а это не философское решение.

 

Первичная сила видоизменяется через производную в столкновениях тел, в зависимости от того, направлено ли действие первичной силы внутрь или вне тела. Ведь в действительности всякое тело обладает внутренним движением и никогда не может быть приведено к покою. I Эта внутренняя сила направлена вовне, когда она выступает как сила упругости, т. е. когда внутреннее движение встречает препятствие в своем обычном проявлении; отсюда в сущности всякое тело является упругим, и даже вода не составляет здесь исключения, а о том, сколь мощно! способна эта сила отталкивать тело, свидетельствуют метательные орудия. И если бы всякое тело не было упругим, нельзя было бы получить истинные и должные законы движения, Между тем эта сила не всегда обнаруживает себя в самих восприимчивых частях тел, так как они недостаточно связаны друг с другом. А чем тело тверже, тем более оно упруго и тем сильнее отталкивает. Действительно, при столкновении, когда тела взаимно отражаются, это происходит благодаря силе упругости; поэтому и действительности тела после столкновения всегда обладают собственным движением, исходящим от их собственной силы, которой внешний толчок предоставляет только возможность действия и, так сказать, детерминирует ее.

 

Отсюда понятно, что хотя мы и допускаем эту первичную силу, т. е. форму субстанции (которая в действительности, производя движение, детерминирует формы в материи), однако при истолковании силы упругости и дру-

 

==224

 

гих явлений всегда следует продвигаться методом механики, т. е. посредством фигур, являющихся модификациями материи, и посредством усилий, являющихся модификациями формы. И когда необходимо показать конкретные и специфические причины, бессмысленно прибегать непосредственно и в родовом смысле к форме, т. е. к первичной силе в вещи, точно так же как бессмысленно в истолковании феноменов тварного мира прибегать к первой субстанции, т. е. к Богу, не давая одновременно специального объяснения его орудий и целей и не приводя правильного толкования ближайших действующих или даже собственных конечных причин, так чтобы стали очевидными его могущество и мудрость. Ведь вообще (что бы ни говорил Декарт) не только действующие, но и конечные причины могут истолковываться с физической точки зрения; ведь мы не сможем хорошо представить дом, если будем говорить только о строении его частей, не касаясь их назначения. Выше, говоря о том, что в природе все можно истолковать механически, я уже предупреждал, что из этого следует исключить сами основания законов движения, т. е. принципы «механизма», которые должны выводиться не из одних только математических и подчиненные воображению [представлений], но и из метафизического источника, т. е. из понятия равенства причины и следствия и других аналогичных законов, которые существенны для энтелехий. Ведь физика через геометрию подчинена арифметике, а через динамику — метафизике.

 

Картезианцы же, не поняв в достаточной мере природу сил, смешивая движущую силу с движением, допустили грубые ошибки при установлении законов движения. Ведь хотя Декарт понимал, что в природе сила должна сохраняться неизменной и что тело, отдавая часть своей силы (конечно, производной) другому, сохраняет часть ее так, что сумма сил остается неизменной, однако, введенный в заблуждение случаем равновесия, т. е. силы, которую я называю мертвой (и которая здесь не принимается в расчет, представляя бесконечно малую часть живой силы, т. е. той, о которой здесь идет речь), он поверил, что сила есть произведение масс и скоростей, т. е. то же самое, что он называет количеством движения, понимая под ним результат от произведения массы на скорость, хотя я в Другом месте априори доказал, что силы являются результатом произведения масс на квадрат скоростей *. Мне известно, что недавно некоторые ученые вынужден-

 

==225

 

ные наконец вопреки картезианцам признать, что количество движения в природе не сохраняется, и считая лш^о только его абсолютной силой, пришли к заключению, что и эта сила не сохраняется, и прибегли к [понятию] сохранения лишь относительной силы. Мы же показали, что и в сохранении абсолютной силы природа не лишается присущих ей постоянства и совершенства. Впрочем, мнение картезианцев о сохранении количества движения противоречит всем явлениям, наше же представление удивительным образом подтверждается данными опыта.

 

Картезианцы ошибаются и в том, что полагают, будто бы изменения осуществляются скачком и, например, покоящееся тело может мгновенно перейти в состояние направленного движения или тело, находящееся в движении, может быть сразу приведено к покою, не проходя через промежуточные степени скорости. Причиной этого заблуждения является непонимание ими действия силы упругости при столкновении тел. Я согласен, что, если бы этой силы не было, не было бы возможным ни действие закона, называемого мною законом непрерывности и дающего возможность избегать скачков, ни закона эквивалентности, в силу которого сохраняются абсолютные силы, не имели бы места и другие замечательные творения создателя природы, благодаря которым необходимое материи примиряется с красотой формы. Сама же сила упругости, присущая каждому телу, указывает, что всякое тело обладает также внутренним движением и бесконечной, если можно так сказать, первичной силой, но в самом столкновении определяется производной силы под воздействием окружающей среды. (Ведь как в свободной или в натянутой струне любая часть принимает всю силу давления или натяжения и любая частица сжатого воздуха обладает такой же силой, какой обладает вес давящего воздуха, так и любое, самое малое тело побуждает к действию с помощью силы всей окружающей массы ждет только случая, чтобы привести в действие свю потенцию, как это становится ясным на примере пороха)

 

Есть и многое другое, в чем я должен был отступить от Декарта, но то, что я привел здесь, относится прежде всего к самим принципам телесных субстанций и имеет значение для реабилитации древней философии более здравой «школы», если только правильно ее истолковывать, а ее, как я вижу, покинули в совсем не подходящий момент многие новейшие ученые, даже сочувствующие.

 

==226

 

Сочинение по философии (от которого я ожидаю многого), принадлежащее Р П. Птолемею, прекрасно знали с древними и новейшими теориями, чью выдающуюся ученость я сам наблюдал в Риме, до сих пор еще не прибыло к нам 6.

 

Прежде чем закончить, мне хотелось бы сказать еще, что хотя большинство картезианцев отважно отбрасывают в телах формы и силы, сам Декарт, однако, говорит более осторожно и заявляет только, что он не находит никакого смысла в их применении Впрочем, я согласен, что если бы они были лишены практического смысла, то их по заслугам следовало бы отбросить, но я показал, что именно в этом пункте Декарт ошибся Ведь не только в энтелехиях, т е. в, расположены (заключены) принципы механизма, регулирующего все в телах, но еще в «Ученых записках», отвечая знаменитейшему мужу Иоганну Христофору Штурму, обрушившемуся в своей «Эклектической физике» на мое учение, которое он недостаточно понял, я путем неопровержимого доказательства показал, что при данном объеме, даже если бы в материи не существовало ничего, кроме самой массы и различного расположения ее частей, невозможно было бы обнаружить заметного кому-нибудь изменения, так как части, находящиеся у границы, всегда замещались бы эквивалентными, а если бы усилие, т е. сила влечения, переносилось на будущее (конечно, если отказаться от энтелехии), настоящее положение вещей в какой-то момент было бы невозможно отличить от их состояния в какой-то другой момент. Я считаю, что это заметил еще Аристотель, признавая помимо переместительного движения еще и необходимое изменение, чтобы удовлетворить фактам. Изменения же, хотя внешне и многообразные, так же как и качества, при более глубоком рассмотрении сводятся к одному лишь изменению сил. Ведь и все качества тел, т. е. все реальные и устойчивые их акциденции, кроме фигур (устойчивые, т. е. те, которые существуют не в переходном состоянии, как движение, но воспринимаются как существующие в настоящем, хотя и могут быть отнесены к будущему),

 

Сочинение по философии (от которого я ожидаю многого), принадлежащее Р П. Птолемею, прекрасно знали с древними и новейшими теориями, чью выдающуюся ученость я сам наблюдал в Риме, до сих пор еще не прибыло к нам 6.

 

Прежде чем закончить, мне хотелось бы сказать еще, что хотя большинство картезианцев отважно отбрасывают в телах формы и силы, сам Декарт, однако, говорит более осторожно и заявляет только, что он не находит никакого смысла в их применении Впрочем, я согласен, что если бы они были лишены практического смысла, то их по заслугам следовало бы отбросить, но я показал, что именно в этом пункте Декарт ошибся Ведь не только в энтелехиях, т е. в, расположены (заключены) принципы механизма, регулирующего все в телах, но еще в «Ученых записках», отвечая знаменитейшему мужу Иоганну Христофору Штурму, обрушившемуся в своей «Эклектической физике» на мое учение, которое он недостаточно понял, я путем неопровержимого доказательства показал, что при данном объеме, даже если бы в материи не существовало ничего, кроме самой массы и различного расположения ее частей, невозможно было бы обнаружить заметного кому-нибудь изменения, так как части, находящиеся у границы, всегда замещались бы эквивалентными, а если бы усилие, т е. сила влечения, переносилось на будущее (конечно, если отказаться от энтелехии), настоящее положение вещей в какой-то момент было бы невозможно отличить от их состояния в какой-то другой момент. Я считаю, что это заметил еще Аристотель, признавая помимо переместительного движения еще и необходимое изменение, чтобы удовлетворить фактам. Изменения же, хотя внешне и многообразные, так же как и качества, при более глубоком рассмотрении сводятся к одному лишь изменению сил. Ведь и все качества тел, т. е. все реальные и устойчивые их акциденции, кроме фигур (устойчивые, т. е. те, которые существуют не в переходном состоянии, как движение, но воспринимаются как существующие в настоящем, хотя и могут быть отнесены к будущему), при должном анализе сводятся в конце концов к силам Кроме того, если устранить силы, в самом движении не останется ничего реального, ибо из одного лишь изменения положения невозможно определить, где находится истинное движение, т. е. причина изменения.

 

==227