ЛЕЙБНИЦ — ФУШЕ. Ваше письмо вместе с рассуждениями по поводу взглядов св

 

Ваше письмо вместе с рассуждениями по поводу взглядов св. Августина на философию академиков я получил Примите мою благодарность. Я прочел их с удовольствием и скажу Вам без преувеличения, что я полностью с ними согласен. Законы академиков, приведенные Вами в изложении св. Августина ae, — это законы истинной логики. Всё, что я могу добавить к этому и — это то, что

 

==278

 

пора бы уже применять эти законы на деле, не ограничиваясь поясниями о том, что еще не установлено, но стараясь по мере cил устанавливать прочные истины. Некогда я сделал попытку дать доказательства de contincnte et contento 27. Я доказал с помощью буквенных символов, (вроде тех, какие употребляются взамен чисел в алгебре) правильность предположений, из которых можно вывести в качестве следствий и правила силлогизмов, и некоторые математические предложения. Я мог бы представить немало других доказательств, касающихся не только величины, но и качеств, формы и отношения. Все эти доказательства строятся гипотетически, исходя из некоторых предположений, путем простой подстановки эквивалентных символов. Наиболее важные должны касаться таких понятий, как причина, следствие, изменение, действие, время, причем я нахожу, что истина далеко не совпадает с тем, что думают на этот счет. Ибо, хотя субстанция по праву могла бы именоваться физической, а нередко и моральной причиной того, что происходит с другой субстанцией, тем не менее в строго метафизическом смысле каждая субстанция (с божиего соизволения и содействия) является непосредственной и подлинной причиной того, что происходит в ней самой, и потому, строго говоря, ничего навязанного ей извне не существует. Можно даже сказать, что тело приходит в движение только под действием силы, заключенной в нем самом. Да и опыт подтверждает это: именно силой своей упругости тело, восстанавливаясь после сжатия, удаляется от другого тела. II хотя сила упругости происходит от движения некоей жидкости, жидкость эта, осуществляя свое действие, остается все-таки внутри тела и таким образом сообщает ему упругость. А еще из этого следует, что в каждой субстанции, если это истинная субстанция, а не просто машина или агрегат нескольких субстанций, имеется некое Я (quelque пюу), соответствующее тому, что в самих себе мы называем душой, что невозможно создать и невозможно разрушить и что зачинается лишь в акте творения. И если животные не являются простыми машинами, то следует полагать, что их появление на свет, как и их кажущаяся погибель, на самом деле суть всего лишь простые превращения одного и того же животного, которое оказывается то более, то менее видимым. Такого мнения придерживался еще автор книги «De diaeta», Приписываемой Гиппократу.

 

==279

 

Тем не менее я полагаю, что духи, подобные нашему, сотворены во времени и не претерпевают этих преображений после смерти, ибо они связаны совершенно особым образом с верховным существом в должны сохранять эту связь, поскольку Бог является для них не только причиной, но и господином: этому учат нас и религия, и простая логика. Если бы тела были обыкновенными машинами и в теле не было бы ничего, кроме протяженности и материи, то как легко доказать, все тела были бы лишь феноменами; это, как мне кажется, прекрасно понимал Платон. На мой взгляд, нечто подтверждающее эту мысль имеется и у Вас, на с. 59 Вашего рассуждения о мнении св. Августина относительно академиков. Более того, я утверждаю, что пространство, форма и движенье заключают в себе нечто воображаемое и кажущееся, и хотя они воспринимаются более четко, нежели цвет и теплота, однако при более глубоком анализе, какой предлагаю я, выясняется, что эти понятия содержат и нечто неясное и оказываются такими же мнимыми, как чувственные качества или связные сны, если только не предположить, что кроме них существует некоторая субстанция суть которой состоит в чем-то другом. Ибо невозможно определить, какому предмету принадлежит движение, если рассматривать его само по себе, и по-моему, нетрудно доказать, что тело не имеет никакой точной формы. Нечто близкое к этому признавал и Платон, но он не сумел преодолеть сомнения. Ведь в его эпоху геометрия и математический анализ не получили еще достаточного развития. Аристотель также признавал необходимым полагать в телах нечто иное кроме протяженности, но, не зная тайны вечной длительности субстанций, допускал перерывы в смене поколений в прямом смысле слова и тем самым отрезал себе путь к уразумению этих идей. Пифагорейцы приблизились к истине в своем учении о метемпсихозе, но и они не догадывались о превращениях одного и того же животного, а считали или по крайней мере подозревали, что душа одного животного переходит в другое; однако сказать так — значит ничего не сказать. Впрочем, подобные взгляды далеко не являются общедоступными, и широкая публика едва ли способна понять их без предварительной подготовки.

 

Г-н Чирнгауз некогда был более картезианцем, нежели теперь; освободиться от заблуждений помог ему отчасти я. Я доказал ему, что рассуждать о чем-либо можно лишь

 

==280

 

после того, как мы убедились, что понятие, лежащее в основе рассуждений, возможно, — обстоятельство, которое г-н Декарт не учел. Вот почему понятие, которое на первый взгляд кажется ясным и отчетливым, в действительности может оказаться иллюзорным. Вместе с тем не следует представлять себе дело так, будто мы всегда можем довести анализ до конца, т. е. до последних возможных понятий. Да это и не обязательно для науки, хотя придало бы ей полную завершенность. Впрочем, в книге г-на Чирнгауза немало хороших мыслей 29. Его предложение рассматривать фокусы как линии, а не как точки удачно; но некоторые частные выводы и следствия представляются мне слишком поспешными. Например, он считает, что можно легко определить число всех кривых любой степени, я же знаю, что это совсем не так просто. Я хотел бы точно знать, намерен ли он публиковать свой труд, чтобы успеть вовремя помочь ему исправить ошибки. Однако все это ничуть не уменьшает моего восхищения его умом.

 

Что касается законов движения» то законы статики, разумеется, сильно отличаются от законов толчка, однако у них есть и кое-что общее, а именно равенство причины и следствия. Именно поэтому я могу дать определение, одинаково годное для тех и других. Бывают случаи, когда законы г-на Декарта не совпадают с данными опыта. Я указал истинную причину этого: она состоит в том, что Декарт неверно истолковал понятие силы. То, что Вы говорите о маятнике, который встречается с другим, покоящимся маятником и увлекает его в совместное движение, на мой взгляд, мне нисколько не противоречит. Два тела, столкнувшись, никогда не смогли бы совершать совместное согласованное движение, если бы некоторая часть силы не была погашена вследствие их податливости, т. е. если бы она не передалась их частицам. Эта часть силы, в данном случае теряемая, и есть сила удара. Совершенно очевидно, что опора безмена, на котором уравновешены 1 фунт и 20 фунтов, испытывает тяжесть веса в 21 фунт, так как именно в этой точке находится их общий центр тяжести. То же относится и к равновесию жидкостей. Я вспоминаю любопытный эксперимент, который Вы демонстрировали в доме г-на Далансе в присутствии г-на де Мариотта и других. Нечто подобное сообщалось и в голландском журнале э0. Впрочем, достаточно усвоить принцип, чтобы разобраться во всех этих вещах.

 

==281

 

Г-н де Мариотт и некоторые другие показали, что правила г-на Декарта, относящиеся к движению, совершенно расходятся с опытом, но не объяснили истинной причины этого расхождения. При этом г-н де Мариотт основывается главным образом на началах опыта, правильность которых я могу доказать, исходя из моей обшей аксиомы, от которой, по моему мнению, зависит вся механика. Сформулировать правила сложения движения, на которые обычно ссылаются, когда заходит речь о подобных предметах, гораздо труднее, чем думают многие.

 

Р. S. Наш друг 31 весьма признателен Вам за добрую услугу, но, кажется, иностранцев считают нежелательными. Хотелось бы выяснить это, и в том случае (a все же вероятно), если это было бы сочтено полезным. лучшим способом помочь нашему другу было бы привлечь его к участию в переписке, с тем чтобы дать ему возможность сообщать не только о некоторых любопытных открытиях и выводах, к которым он приходит время от времени, но в особенности о тех наблюдениях, которые он сделал за последние годы, а также обо всем, что он постоянно узнает во время своих поездок и изысканий относительно рудников и минералов; ибо растениями и животными занимаются многие, минералы же до сего времени совершенно не исследованы. В этой области^ как ему кажется, он располагает важными открытиями и может с очевидностью доказать, что Агрикола и прочие, кто писал о происхождении этих вещей, были весьма далеки от истины; многие представления на этот счет, излагаемые в книгах и сложившиеся у людей под влиянием этих книг, мало обоснованы. Наш друг мог бы даже время от времени лично посещать Академию, выступать с докладами и получать указания к продолжению исследований, для которых Германия и соседние страны, а в особенности наше государство, предоставляют наилучшие условия, тогда как во Франции, Испании и Италии горнорудное дело развито меньше. Множество любопытных толпится в кабинетах, где выставлены минералы, а между тем эти коллекции служат скорее утехой для глаз, нежели наставлением для ума, поскольку отсутствуют точные наблюдения над местами зарождения минералов и всеми сопутствующими обстоятельствами. Ибо если злак или животное представляют собой нечто цельное и закопченное, то минералы — это обломки целого, и изучать их можно только в связи с этим целым. Кроме того, наш

 

==282

 

друг затратил средства на изготовление целого ряда любопытных моделей инструментов, машин и сооружений, которые успешно используются в горном деле, ибо до сих пор нигде еще нет точного описания, каким образом работают эти устройства, а между тем мы знаем сейчас немало такого, что было вовсе неведомо и Агриколе, и Эркеру, и всем прочим.

 

Если Вы увидите, сударь, что это предложение, по-видимому вполне основательное, никого не соблазняет, что это будет означать, что все лестные слова, которые Вам говорили [по моему адресу], суть не более чем комплименты, либо придется думать, что вопреки доброжелательству, на которое я рассчитываю, надежды на успех нет. Тем не менее умоляю Вас, сударь, действуйте так, чтобы наши усилия не пропали даром и нам не пришлось в этом раскаиваться.