С порога на меня смотрит Линдси, застенчиво улыбаясь и не спуская с меня своих темно-карих глаз. Сегодня она выглядит проще, чем вчера: на губах нет ядерно-красной помады, глаза тонко подведены черным карандашом, волосы ровными прядями спадают вниз до плеч, немного завиваясь у кончиков, да и одета она в обычную повседневную одежду. Но все же внешность девушки не настолько изменилась, чтоб я сразу же не узнал ее, тем более что с нашего с ней знакомства прошло совсем мало времени.
Я все еще удивленно смотрю на Линдси, ожидая ответа на свой вопрос, надеясь услышать хотя бы пару слов качестве объяснения. Что она здесь делает? Не помню, чтобы я приглашал ее в гости, да и тем более давал ей знать, где живу. И все-таки она сейчас здесь стоит передо мной, не говоря ни слова и, похоже, не собираясь мне ничего говорить. Она лишь нервно теребит пальцами края футболки, будто ожидая чего-то от меня. Сама пришла, а я должен говорить?
Хорошо, раз так, тогда я позволю задать себе следующий вопрос.
- Как ты меня нашла? – все так же удивленно спрашиваю я, нахмурив брови и, словно пытаясь найти какие-то ответы во внешности девушки, мельком осматриваю ее с ног до головы.
Еще пару секунд она молчит, протяжно выдыхая воздух, а потом все-таки находит в себе силы хоть что-то сказать. И мне почему-то кажется, что этот момент растягивается в целые минуты, точно как в замедленной съемке: она раскрывает рот, взмах ресниц, блеск испуга во взгляде, растерянность, а затем уже звучит голос, отбиваясь от языка и разлетаясь по помещению несколькими словами.
- Ты не впустишь меня? – тихо спросила Линдси, боязливо вглядываясь в мои глаза. – Я ненадолго. Я все объясню и уйду, просто не хотелось бы говорить с порога. Но, конечно, если ты против, я... – она не договорила до конца, когда я открыл дверь шире, нехотя приглашая ее внутрь.
Не знаю, что ей нужно объяснять и вообще, что ей нужно от меня, но на долгие разговоры я не настроен. Надеюсь, она не рассчитывает на мое гостеприимство, потому что вряд ли я сейчас способен на подобные знаки внимания, да и зачем?
Мы вместе прошли вглубь номера: девушка уселась на кресло в углу комнаты, а я устроился сбоку на диване, смотря на Линдси, которая теперь всячески пытается избежать любого зрительного контакта со мной. И что это должно означать?
- Ты хотела мне что-то объяснить, как я понимаю? А теперь ты сидишь и молчишь, - начал я, понимая, что если ждать первого слова от Линдси, то на это может уйти еще очень много времени, которое я не хочу тратить на нее.
Девушка наконец-то поднимает на меня глаза и зачем-то кивает, что от этой картины у меня создается впечатление, словно я сам заставил ее прийти, а теперь вынуждаю что-то говорить мне.
Тишина съедает время, уничтожая вместе с ним мое терпение, но я жду, когда Линдси опять решиться хотя бы на парочку слов, а может, даже фраз.
- Я пришла извиниться за вчерашнее, - произносит она, сжимая пальцами колени. – Прости, что так получилось. Мне, правда, очень неудобно... и стыдно. Я даже не знаю, что меня может оправдать, - девушка нервно хихикнула, явно из-за волнения, и постаралась улыбнуться.
- Будем считать, что ты просто слишком много выпила вчера, - пожав плечами, сказал я.
На самом деле я давно выкинул из головы наш «инцидент», мало того, у меня нет даже желания сосредотачивать на нем свое внимание. Хотя в остальном то, что Линдси решилась прийти и извиниться показывает ее с лучшей стороны, и я бы обязательно оценил этот жест, только не сейчас, когда меня тошнит от всего окружающего меня мира.
Конечно, эта девушка ни в чем не виновата, да и я не виню ее, просто не могу принять ее должным образом, не могу оправдать ее ожидания, обнадежить ее, чтоб она понимала, что пришла не зря. Не могу улыбнуться, говоря ей, что все в порядке. Вместо этого я лишь равнодушно смотрю на нее, ожидая, когда наконец-то останусь один в этом чертовом номере.
Я молчу и Линдси молчит, словно ожидая от меня еще каких-то слов, и что я должен сказать теперь? Я прощаю тебя? Вряд ли я на нее обижен, чтоб прощать, и вряд ли сейчас ее вчерашняя глупость имеет для меня хоть какое-то значение.
- Если ты боишься, что я буду плохо думать о тебе, то ничего такого нет. Все в чем-то ошибаются, - вдруг опять заговорил я. – И ты совершила не такую уж и страшную ошибку, - уже тише произнес я.
Она совершила не такую уж страшную ошибку, моя ошибка намного страшнее.
Ее жизнь не станет другой, ничего не изменится, ей не за что переживать. Ее может помучить совесть, но это очень скоро пройдет, уже завтра она посмеется над тем, что позволила себе вчера, ее маленькая оплошность останется лишь проходящим эпизодом, настолько незначительным и ненужным, что она и вовсе перестанет о нем вспоминать. А я, что будет со мной? Я никогда не забуду и вряд ли смогу что-то исправить.
Я грустно вздыхаю и устало прикрываю глаза, пытаясь представить, что все произошедшее со мной вчера не правда, что все по-прежнему. Но что толку? Самообман, чтоб на пару секунд отключиться от реальности, а потом вернуться обратно, медленно поднимая тяжелые веки. Что дальше?
Я заметил оттенок улыбки на лице Линдси, какой-то мягкой и теплой, будто бы ей она пытается высказать мне свою благодарность. Благодарность за то, что я избавил ее от чувства вины, лишних назойливых мыслей, в какой-то степени это даже эгоистично, но так поступает почти каждый из нас. В какой-то момент мне даже показалось, что теперь, когда девушка убедилась в том, что я не держу на нее зла, она расплывется в широченной улыбке, а потом просто поднимется с дивана и направится к выходу, так как ее больше здесь ничего не держит. Но вместо этого, она не спуская глаз, смотрит на меня, проникновенно, глубоко, и где-то в этом взгляде есть горечь и досада, еле уловимые нотки печали и тоски.
Значит, еще не все.
- Ты понравился мне, - вдруг говорит она, на одном дыхании, блестя карими глазами. – И я не знаю, зачем я вчера так... Ведь, получается, я сама все испортила! Не подумай, что я так всегда веду с теми, кто мне нравится, я сама не знаю, что на меня нашло. Может, и правда это все алкоголь. И теперь я не могу избавиться от мысли, что все могло бы быть немного иначе, если бы ни мой поступок, - она говорила не громко и прерывисто, делясь со мной тем, что ее так сильно мучает и волнует.
Она пытается что-то изменить, скорее всего, надеясь на взаимность, думает, что не будь вчера той дурацкой ситуации в баре, мы могли бы с ней стать больше чем обыкновенными знакомыми или даже больше, чем друзьями. Ведь она, правда, в это верит, питает какие-то надежды, которым на самом деле не суждено сбыться.
Мы все порой разочаровываемся в чем-то, терпим поражения, от этого никто не застрахован. Сегодня ты, завтра кто-то другой, все закономерно, хотя иногда до ужаса несправедливо. Так же и с Линдси. Разве мне хочется расстраивать ее, рушить ее хрупкие женские мечты, которые она только начала строить? Мне жаль, что все получается именно так, жаль, что она сделала неверный выбор, жаль, что в любом случае, я сведу все наивные надежды Линдси на нет.
Она виновато смотрит на меня, и мне хочется отвернуться. Ведь этого не должно было произойти, вся эта симпатия сейчас явно лишняя, и для нее, хотя она еще не понимает этого, а уж тем более для меня.
Ошибка за ошибкой, и кажется, что все вокруг стало слишком неправильным.
- Ты ничего не испортила, - я утешительно дотронулся до плеча девушки, мягко и практически невесомо. – И ты мне нравишься, - произнес я, и ее глаза в один миг загорелись, словно в них зажглись маленькие яркие огоньки. Она уже собиралась что-то сказать, но я перебил ее, продолжая говорить. – Но не в том смысле нравишься, в котором ты можешь подразумевать. Просто ничего не может быть, в любом случае, и ничего не могло быть. Проблема не в тебе, проблема не в том, что вчера случилось между нами, проблема во мне, если так можно сказать, - мой голос звучал размеренно и спокойно, даже в какой-то степени монотонно.
Огоньки погасли так же быстро, как и загорелись, но так должно было произойти.
Вдруг Линдси нервно засмеялась, покачав головой и опустив глаза, но в следующую секунду она опять смотрит на меня, и теперь уже я чувствую себя виноватым, хотя тут нет ничьей вины. Она это знает, и я знаю.
- Я понимаю, я все понимаю, - на выдохе говорит она, и словно в подтверждение своих слов кивает. – Извини, мне не стоило поднимать эту тему, - тихо добавила Линдси.
Между нами повисла тишина, какая-то неловкая и неприятная, и мы не только перестали смотреть друг на друга, но и говорить в общем, потому что все, о чем мы могли бы вести беседу сейчас покажется неуместным. Такой ли встречи она ожидала? Да и стоило ли ей вообще приходить ради того, чтоб мы обменялись парой слов, пытаясь натянуть на свои лица улыбки? Мы ведь все равно больше никогда не встретимся, больше никогда не увидим друг друга.
Возможно, все могло бы быть по-другому, мы даже могли бы стать друзьями. При других обстоятельствах, с другим мной, который вчера исчез. В другой жизни, а значит, уже никогда. Все, что еще вчера было реальным, сегодня – пепел, и жизнь словно остановилась, сломалась на моих глазах.
Мои мысли уже где-то далеко за пределами этой комнаты, и на какое-то время я даже забыл о том, что Линдси все еще здесь. Я не думаю ни о ней, ни о том, зачем она пришла, настолько чужие и ненужные для меня сейчас эти вещи, эти мелочи, которые когда-то даже могли показаться мне важными.
- Джерард, - осторожно окликнула меня девушка и я испугано дернулся. – Я больше не буду тратить твое время. Спасибо, что пустил меня... и я уже, наверное, пойду, - растеряно говорит Линдси, и будто бы ждет, что я предложу ей остаться еще ненадолго. Но в свою очередь я лишь вздыхаю, поднимаясь с дивана, чтоб провести ее, и она тоже встает на ноги, подходя ближе ко мне.
Пожалела ли она, что вообще пришла сюда?
Уже возле входной двери мы снова посмотрели друг на друга, девушка выдавила из себя легкую улыбку, и я попытался сделать то же самое, не смотря на то, что ни ей ни мне, сейчас не хочется улыбаться, пусть по разным причинам. Кто-то из нас должен попрощаться первым, но почему-то никто не может решиться, вместо этого мы переминаемся с ноги ногу, поджимаем губы, нервно блуждая взглядами по прихожей.
- Я задерживаю тебя, - вдруг сказала Линдси и открыла перед собой дверь, а потом переступила порог и обернулась ко мне. – Еще раз извини за все, что было не так. И удачи тебе, - снова улыбка, на этот раз искренняя, не притворная.
Я отвечаю ей лишь словом «спасибо» и, дождавшись, когда она уйдет, закрываю дверь.
Думаю, теперь нам обоим стало легче от того, что все закончилось.
Я поплелся в спальню с единственным желанием – уснуть, и надеждой, что, когда я проснусь, сердце уже не будет так болезненно сжиматься в груди, а вместе с этим исчезнет и душевная тревога, беспрерывно терзающая и сводящая меня с ума.
Заснуть я так и не смог, и это ощущение мне настолько знакомо, что я спокойно принял его, до вечера пролежав на кровати и бессмысленно пялясь в потолок. Я спал наяву, а может, бодрствовал во сне, но все вокруг стало настолько абстрактным, что я не замечал ни как проходит время, ни себя в этом времени, которое неумолимо летит вперед.
Сердце все так же тяжело бьется в груди, ничего не изменилось. Пожалуй, мне стало только хуже, хотя я все еще пытаюсь убедить себя, что в этом нет ничего страшного. Я бы мог даже поверить в это, если бы не переживал подобного раньше. Симптомы очень похожи на обыкновенную простуду, вот только в моем случае вряд ли все ограничится насморком. Я знаю, во что потом это выльется, знаю, но никак не могу остановить, как бы ни хотел.
Все заново. Но я устал проклинать и ненавидеть себя, все бессмысленно, потому что, этот механизм не остановить, если он запущен. За героин нужно платить своей болью, своей жизнью. Слишком дорого, и мне придется расплатиться. Тут нет выбора, я ведь знал, на что иду, хотя и могу убеждать себя в обратном, я все равно знал и понимал, во что ввязываюсь.
*****
На последующие дни у меня было назначено пару деловых встреч, которые, кстати, прошли весьма удачно, несмотря на то, что я пережил их с огромным трудом. И дело не только в том, что я стал чувствовать себя намного хуже и каждое движение теперь отдается резкой болью по телу, а и в том, что у меня не было даже желания с кем-то встречаться, о чем договариваться.
Я перестал радоваться от того, что наконец-то получаю плоды своих долгих стараний, что мое творчество получило чье-то признание. Я безумно хотел этого успеха, ждал, когда это произойдет, а теперь я опустошен, и радость умирает во мне, не успев даже родиться. Мне говорят, что я талантлив, предлагают неплохие деньги за картины, приглашают на новые выставки, а я просто соглашаюсь, не успевая сообразить, что происходит.
Все равно это не будет иметь значения, если я потеряю Фрэнка, если его не будет рядом со мной, все потеряет свой смысл. К черту эти картины, искусство, мои амбиции, мечты. К черту!
Без Фрэнка не было бы ничего, и ничего не будет.
Потому что я ничтожен.
Потому что я жалок.
Иногда меня и вовсе не существует.
Вместо сна ночью я просто плачу, порой без слез, но душа плачет внутри, она рыдает не переставая. Каждый вечер я разговариваю с Фрэнком по телефону, улыбаюсь его голосу, только так я еще могу почувствовать себя счастливым. Я совсем потерял силы бороться, потерял последние капли веры в себя, в то же время мое самочувствие стало просто невыносимым – я с трудом поднимаюсь с кровати из-за жуткой боли в костях и мышцах.
Но и этим вечером я звоню Фрэнку, неизменно, независимо от того, насколько мне плохо. Мы говорим с ним, и когда он спрашивает меня, почему мой голос так странно звучит, мне хочется сказать ему правду, но я не могу. Наверное, не стоит говорить об этом по телефону, не хочу, чтоб он узнал об этом вот так, он в любом случае узнает, но это должно произойти иначе. И я отвечаю, что просто приболел. Я не хочу ему врать, но что еще мне остается?
Мы прощаемся раньше обычного, но как всегда со словами «я люблю тебя».
Сможет ли Фрэнк когда-нибудь простить меня? Сколько бы я не задавал себе этот вопрос, я не могу найти ответ, существует только два варианта, и оба из них возможны. Даже если он не простит, я приму это, я соглашусь с этим, если он не простит, значит, я не заслужил его прощения.
Я практически неподвижно лежу на кровати, пока спустя час я не беру свой мобильный и не набираю номер Робби, но он сам не очень-то спешит брать трубку.
- Приезжай ко мне. Сейчас. Ты знаешь, где я живу, - сразу же сказал я, как только услышал короткое «слушаю» после занудных гудков.
Я не собирался здороваться с ним, вести какие-то разговоры, мы оба знаем, зачем я звоню, и это не нуждается в каких-либо объяснениях, потому тратить на них время я не буду.
- Так срочно? – спросил Робби, и по его голосу явно можно было услышать, что он улыбается. Еще бы он не улыбался – это было бы не похоже на него. – Хотя, честно говоря, я думал, ты позвонишь раньше. Можно сказать, я ждал твоего звонка, - насмешливо произнес он, и я непроизвольно скривился.
- Ты приедешь? – спросил я, проигнорировав издевки Робби.
Он засмеялся, и некоторое время просто молчал, дыша в трубку. Меня это ужасно раздражает, но я ничего не говорю, не возмущаюсь, а послушно жду, когда этот придурок наконец-то соизволит хоть что-нибудь сказать.
- Я скоро буду. Знаешь, я даже скидку сделать для тебя могу, - уверен он опять улыбнулся, я даже могу представить ядовитую ухмылку на его лице. Как я мог вообще связаться с этим человеком?
- Да пошел ты, - прошипел я и на другом конце линии опять раздался смех.
- Не злись, Джи. Жди меня где-то через полчаса, а может быть, даже раньше, - сказал он, и я, услышав все, что мне было нужно, положил трубку, откинув телефон в сторону.
Мне противно от одной мысли, что я не могу так просто отказаться от героина, что сейчас это невозможно, хотя бы потому, что если мое состояние еще больше ухудшится, я не смогу даже доехать до аэропорта, не говоря уже о самом полете. Мне нужно дожить до пятницы, до того дня, когда я вернусь домой.
