Памятники Владимиро-Суздальской земли XII-XIII вв.

На Северо-Востоке Руси знаменательной была деятельность младшего сына Мономаха - Юрия Долгорукого (1090-1157), ставшего затем основателем Москвы. Его сыновья Андрей Боголюбский и Всеволод Большое Гнездо развили грандиозное храмовое и дворцовое строительство, благодаря чему до нас дошли великолепные образцы зодчества и монументального рельефа XII-XIII вв. в Переславле, Кидекше, Владимире, Боголюбове, на реке Нерли, в Суздале и Юрьеве-Польском.

Город Владимир в середине XII в. соперничал с Киевом в красоте и богатстве своих церковных и гражданских сооружений. Может быть, несколько неожиданно для русских художественных традиций здесь определилась, однако, яркая отличительная особенность - пышность наружного скульптурного убранства храмов. Поэтому так хочется верить и летописям и единичным находкам археологов, которые подтверждают, что скульптурные изображения вообще были там в широком употреблении. Изучая материалы по истории зодчества Владимиро-Суздальской Руси, Н. Н. Воронин нашел свидетельство историка и писателя XVIII в. Ф. А. Эмина о том, что Андрей Боголюбский приказал соорудить над гробницей своего сына Мстислава, умершего в 1173 г., мраморную статую: "Тело его (Мстислава. - В. Е.) погребено во Владимире, в церкви пресвятые богородицы, родителем его Андреем построенной, и была зделана над гробом его мраморная статуя для вечного о нем незабвения, однако ж все снедающее время не только память о нем, но мраморное сие здание изтребило" (Ф. А. Эмин, Российская история, кн. III, Спб., 1769, стр. 239). Н. Н. Воронин, комментируя это свидетельство Ф. А. Эмина, пишет: "При наличии круглых скульптур в убранстве Успенского собора не могло ли быть изваяно теми же резчиками и скульптурное надгробие Мстислава с лежащей фигурой в типе скульптурных надгробий романского Запада?" (Н. Н. Воронин, Зодчество Северо-Восточной Руси, т. I, стр. 521, прим. 85) Хочется подчеркнуть, что, хотя у Эмина нет указания, была ли статуя стоящей или лежащей, предположение Н. Н. Воронина звучит вполне правдоподобно. Несомненно, что саркофаг со скульптурным изображением князя Мстислава Андреевича не был исключением в богатом великокняжеском Успенском соборе, служившем усыпальницей владимирских князей и митрополитов.

При раскопках в Боголюбове, производившихся Н. Н. Ворониным уже в послевоенные годы, на территории дворца Андрея Боголюбского был обнаружен белокаменный саркофаг антропоидной формы, правда, без всяких украшений и крышки. В отличие от византийского типа киевских прямоугольных гробниц, этот саркофаг "с плечами" и полукруглым выступом в изголовье имеет, по мнению Н. Н. Воронина, прямую параллель с франкской гробницей из церкви Михаила в Ингвейлере (Эльзас-Лотарингия). Датируя найденный им памятник 60-ми гг. XII в., Н. Н. Воронин справедливо связывает это сходство с тем обстоятельством, что, по летописным данным, зодчие, приглашенные Андреем Боголюбским от Фридриха Барбароссы, принесли на Русь и этот тип романских саркофагов (См.: Н. Н. Воронин, Боголюбовский саркофаг. - КСИИМК, М., 1947, вып. XIV, стр. 78-83). Вряд ли будет большой натяжкой с нашей стороны вытекающее отсюда предположение, что эти же мастера могли изваять и упоминаемое Эминым скульптурное Мстиславово надгробие.

Саркофаг, подобный найденному Ворониным в Боголюбове, был обнаружен и в Суздале при раскопках 1938 г., производившихся А. Д. Варгановым и А. Ф. Дубыниным (Там же). Он также отличается своими антропоидными формами и приписывается князю Святославу Юрьевичу, сыну Юрия Долгорукого, умершему в 1174 г. Вообще тип белокаменных антропоидных гробниц очень устойчив и держится веками. Его суровые формы, лишенные всяких украшений (хотя, возможно, были и исключения (Во время раскопок 1962 г. в соборе смоленского Загородного монастыря Н. Н. Воронин обнаружил на одной из гробниц под аркосолием яркий живописный орнамент из красных гвоздик и черных крестов. См.: Н.Н.Воронин, Смоленская живопись XII в. - Журн. "Творчество", 1963, № 9)), определялись его элементарной функцией - быть вместилищем для тела умершего.

Если гробница замуровывалась в полу или в стене храма, то роль надгробия в известной степени выполнял аркосолий, в нише которого над местом погребения либо помещалась надпись, либо орнамент, а иногда изображался соименный погребенному святой. В Суздале в соборе Рождества Богородицы под хорами и в притворах были заранее сооружены аркосолий для погребения суздальских князей и владык. Один из них сохранил роспись 1233 г. в виде растительного орнамента (См.: Я. Я. Воронин, Владимир, Боголюбове, Суздаль, Юрьев-Польской, М., 1958, стр. 44, 103).

Аркосолий устраивался иногда и с наружной стороны храмов (как, например, в Успенском соборе Княгинина монастыря во Владимире); иногда в таких случаях сооружали у этого места часовенку или одноапсидныи храмик. Так был сооружен у северо-восточного угла собора в Юрьеве-Польском Троицкий придел (ныне не существующий), поскольку здесь в аркосолий с наружной стороны был погребен в 1252 г. строитель собора князь Святослав (См.: Г. К. Вагнер, Мастера древнерусской скульптуры, М., 1966, стр. 49). Свидетельством этого обычая являются часовни, правда, уже сравнительно поздние - XVII в. - при церквах Николы со Усохи и Жен Мироносиц в Пскове, а также усыпальница купцов Скрипиных у северной стены церкви Ильи Пророка в Ярославле и многие другие.

На владимиро-суздальской почве обнаруживается любопытное явление, когда в роли надгробия выступает не архитектурно-скульптурная композиция, а фреска, связанная с личностью погребенного. В 1947 г. А. Д. Варганов, занимаясь изучением древних фресок в соборе XII в. Бориса и Глеба в Кидекше, обнаружил фреску на северной стене в нише над гробницей умершей в 1161 г. княгини Марии, снохи Юрия Долгорукого, жены его сына княза Бориса. После расчистки и укрепления фрески группой реставраторов под руководством Н. П. Сычева на фреске можно было рассмотреть "райский сад" с кипарисами, пальмами и павлинами и две женские фигуры в малиново-красных одеждах. По-видимому, одна из фигур изображала святую Марию, соименную погребенной здесь княгине, а другая - в богатых одеждах византийского типа - по предположению Н. П. Сычева - могла быть изображением жены Юрия Долгорукого, греческой царевны Ольги, в иночестве Ефросиний, из дома Комнинов, сыном которой был князь Всеволод Юрьевич III. При вокняжении Всеволода III, чтившего свою мать, и была, вероятно, выполнена роспись с ее портретной фигурой в храме, где были погребены князь Борис - брат Всеволода - и его супруга (См.: Я. П. Сычёв, Предполагаемое изображение жены великого князя Юрия Долгорукого. - "Сообщения Института истории искусства АН СССР", вып. 1, М., 1951, стр. 51-62 и фото; Я. Я. Воронин, Владимир, Боголюбово, Суздаль, Юрьев-Польской, стр. 277). Это косвенно подтверждается и свидетельством епископа суздальского Стефана, который, сообщая в 1675 г. царю Алексею Михайловичу и сыну его Федору Алексеевичу, что гробница Бориса пришла в ветхость, писал, что "на стенах той церкви шаровным строением (то есть в красках. - В. Е.) воображены подобия князей, захороненных в этой церкви, которые и доныне знать" (См.: Я. П. Сычёв, указ. соч). Таким образом, фреска эта, относимая учеными к 80-м гг. XII в., говорит о появлении в надгробном изображении своеобразного живописного портрета.

К подобным же образцам относит Н. Н. Воронин и открытые им во время раскопок 1962 г. интересные многофигурные фрески в аркосолиях над гробницами в руинах большого храма Загородного монастыря в Смоленске, датируя их концом XI в. Ученый пишет, что "отдельные лики наделены как бы индивидуальной характеристикой". К сожалению, руины собора не сохранили имен погребенных, поэтому можно лишь предположительно думать, что эти изображения в аркосолиях имели прямое отношение к конкретным лицам (Н. Я. Воронин, Смоленская живопись XII в. - Журн. "Творчество", 1963, № 9).