ПРИБЛИЖЕНИЕ БЕДЫ 7 страница

— Я.

Ответ будто повис в воздухе, и Харт ошеломленно взглянул на старика.

— Но… Этого не может быть! Я думал, у вас не может быть детей!

— Я тоже так думал. И был уверен в этом на протяжении многих веков. Однако когда я встретил твою бабушку, я впервые за все мои долгие жизни полюбил. Не было в ней чего‑то необыкновенного или исключительного… Но только не для меня. Она была воительницей из какого‑то старого, ныне всеми забытого телесериала о будущем. И никто, кроме нас двоих, не был удивлен, когда она забеременела. Я едва не оставил ее, решив, что ребенок не мой, но очень скоро обнаружил мощный скрытый потенциал вынашиваемого в утробе плода и узнал природу силы, которой может обладать дитя. Это была моя сила — сила Времени. Поначалу тайна принадлежала лишь нам двоим. Мы понятия не имели, что все это означало. Беременность протекала долго и болезненно и под конец убила мать. И я остался один с мертвой любовью, с ребенком, в котором после рождения не было и признака какой‑либо силы, и пророчеством, казавшимся бессмысленным. Я не хотел ничего — ни первого, ни второго, ни третьего. На некоторое время я просто потерял рассудок. Учитывая специфику моей работы, прошло некоторое время, прежде чем кто‑либо что‑то заметил. Я видел несметное число смертей в Шэдоуз‑Фолле, но ни одна из них так глубоко не ранила меня, как смерть жены. Я не хотел ребенка. У меня не было ни опыта воспитания, ни интереса к приобретению этого опыта… В итоге я отдал малыша Хартам. Они только что потеряли своего ребенка и были рады моему предложению. Взяв себя в руки, я снова окунулся в работу. После нескольких смертей и перерождений мое видение некоторых вещей стало более отчетливым. Ничто не привносит столько умиротворения в твою душу, как несколько собственных старений и смертей. А за Джонатаном я приглядывал. Он рос абсолютно нормальным мальчиком, без малейшего признака той силы, что я тогда почувствовал в нем. Годы шли, и я позволил себе временно оставить сына без своего внимания. И не заметил, как он стал мужчиной, женился и жена его понесла. Ты родился таким крошечным. Отец с матерью долго переживали за тебя и молились, чтобы ты выжил. А я никогда в этом не сомневался, потому как увидел в тебе силу, скрытую, но могущественную, пылающую, как солнце. Я не спускал с тебя глаз. Не став отцом Джонатану, я пытался стать дедушкой тебе, хотя бы на расстоянии. И вот, когда тебе едва минуло десять, каким‑то образом люди узнали о пророчестве. Я отправился к твоим родителям и все им рассказал. Для взаимных обвинений или примирений времени не оставалось — необходимо было поскорее увезти тебя целым и невредимым. Они собрали все только самое необходимое, и я незаметно вывел их из города. Тогда это казалось лучшим решением — дать всем нам небольшую передышку. И какое‑то время все было спокойно… А потом твоих родителей убили.

Харт почувствовал, что ему надо как‑то среагировать — вскочить с кресла или что‑то сказать, но на самом деле он просто оцепенел. За ту минуту, что он слушал деда, Харт успел столько всего пережить. Он не сразу понял, что Время смотрит на него и ждет его реакции. Джеймс облизнул пересохшие губы и прочистил горло.

— Кто… Кто убил их?

— Крестоносцы. Это старинная экстремистская организация, армия христиан‑террористов, считающих своей прерогативой лелеять и отстаивать свою собственную версию христианства посредством уничтожения всех и вся, кто может противиться или угрожать ей. Работают они в основном в тени, применяя не только политическое лоббирование и экономическое давление, но и время от времени проливая кровь, хотя можно предположить, что последнее они делают с неохотой. Столетиями они пытаются найти и атаковать Шэдоуз‑Фолл. Отчасти потому, что видят в нашем городе рассадник демонов и неестественных существ, но по большей части для того, чтобы наложить лапу на Дверь в Вечность. Они верят, что это откроет им прямую дорогу к Господу.

— Зачем? — спросил Харт, чтобы что‑то сказать.

— Кто знает… — пожал плечами Время. — Может, хотят задать Ему какие‑то каверзные вопросы о сотворении мира. А может, они сами не знают, чего хотят. С течением времени расслоение свойственно всем экстремистским организациям, и крестоносцы — не исключение.

— А Дверь в Вечность может открыть им доступ к Богу?

— Не исключено. Однако, что называется, в одностороннем порядке, как и всем другим. Обратной дороги нет.

Харт медленно покачал головой, пытаясь собрать все воедино и понять. Скользнув с его колен, Друг обвился вокруг плеч Харта, сочувственно обняв его.

— Успокойся, Джимми, — шепнул Друг. — Не позволяй ему сломить тебя. И попробуй воспринимать не все сразу, а — по капле. Главное, помни: ты здесь не один. Я всегда рядом.

Харт коротко кивнул и взглянул на Время. Его мучил лишь один вопрос:

— Зачем крестоносцам понадобилось убивать моих родителей?

— Затем, чтобы ты вернулся в Шэдоуз‑Фолл и «активизировал» пророчество.

Харт дернулся так, будто Время ударил его.

— По‑вашему, это я во всем виноват? Они погибли из‑за меня?

— Твоей вины здесь нет. Выкинь это из головы. Крестоносцы должны нести полную ответственность за свои акции и за их последствия. Они видят в тебе и твоем пророчестве этакий рычаг, с помощью которого можно попытаться взломать защиту города. Сомневаюсь, что они дадут тебе время на размышление. Шэдоуз‑Фолл прикрыт всеми мыслимыми заслонами и средствами обороны, однако слишком поздно мы поняли, что среди нас есть предатели. В связи с этим я решился на беспрецедентный шаг. Единственный остававшийся мне. Я закрыл Дверь в Вечность и полностью отрезал город от внешнего мира. Я даю себе отчет в том, что это шаг отчаяния, и долго держать закрытой Дверь в Вечность не отважусь: давление приходящих душ постоянно растет, и со временем, образно говоря, оно разнесет Шэдоуз‑Фолл на кусочки. Люди не понимают, насколько хрупка и зависима природа этого города. Если баланс будет серьезно нарушен, придется сдвигать небеса и землю, чтобы восстановить его. В буквальном смысле слова. Но в настоящее время я, по сути, беспомощен. Я должен выявить предателей, но не в состоянии сделать это. Крестоносцы скрывают их от меня, а ведь еще каких‑то несколько месяцев назад я бы утверждал, что такое невозможно. А еще мне не удается наблюдать за их приготовлениями. Я всегда был в курсе всех событий в Шэдоуз‑Фолле и его окрестностях — событий прошлого и настоящего. Но, увы, не теперь. Кое‑что из происходящего надежно укрывают от меня. Такое впечатление, будто в рассудке моем появились мертвые зоны, и от этого становится очень не по себе. Сейчас ты сам все увидишь.

Харт вздрогнул, потому что обстановка вокруг резко переменилась. Он кружил в полете над городом достаточно высоко, чтобы видеть все и в то же время находиться в эпицентре событий — как паук в центре паутины. Ничего не происходило такого, о чем бы он не знал, ни одно движение не ускользало от его внимания — все становилось известным с точностью до минуты. Он был в состоянии видеть тысячи событий, происходящих одновременно, и слышать рев тысячи голосов, говоривших одновременно. Это было так грандиозно, а себе он казался таким незначительным. Едва не захлебываясь в море информации, Харт с огромным трудом сохранял чувство собственной индивидуальности. Однако, несмотря на свое неумелое барахтанье, он смог рассмотреть сложные узоры и переплетения судеб и почувствовать нити этих судеб в своих пальцах. Будь у Харта время, он смог бы до конца постичь все увиденное и почувствовать, как вращается мир вокруг него. Однако то там, то здесь он стал замечать белые пятна — места, куда проникнуть ему было не под силу, и как бы Харт ни напрягался, люди там не были видны. Ощущение напоминало зуд, невыносимо хотелось почесать зудящее место, но было не дотянуться. И вдруг так же внезапно, как исчез, вернулся пляж, голый и безлюдный, и Харт глубоко вдохнул и протяжно выдохнул, откидываясь на спинку шезлонга.

— Ничего, со временем ты привыкнешь к подобному, — сказал Время. — В тебе сила, Джеймс. Возвращение в Шэдоуз‑Фолл пробудило ее. Правда, большая часть этой силы пока что дремлет — оттого, по‑видимому, что миру невозможно справиться сразу с двумя Дедушками‑Время.

— Я — что, должен стать вашим… преемником? — изумился Харт.

— Не знаю. Возможно. По идее я бессмертен и неуязвим, но кто его знает… Белые пятна ты видел. Они тоже — по идее — невозможны, однако столько невозможного в последнее время творится в Шэдоуз‑Фолле! Тебе не приходилось встречаться с Михаилом‑архангелом? Он сошел на землю специально для того, чтобы предостеречь нас о грядущих серьезных переменах, но кто‑то или что‑то заблокировало его память, дабы не позволить ему завершить миссию. Архангела убили (точнее, умертвили тело, в которое он вселился), прежде чем он смог что‑либо припомнить. Я не сомневаюсь, что рассудок ему замутили крестоносцы, но в то, что убили его они, — не верю. Это дело рук Беса. О нем я расскажу тебе позже, когда мы отобьем и переживем вторжение крестоносцев. Если переживем…

— Вторжение?! — Харт так резко выпрямился в шезлонге, что едва не опрокинул его. — Как вторжение? У этих крестоносцев есть армия? И когда их ждать?

— Крестоносцы — сами по себе армия, и ждать их надо скоро. У них прекрасно налажена разведка, лазутчики по всему свету, помимо этого — собственные военно‑тренировочные базы.

— Если они так многочисленны и сильны, почему я о них ничего не слышал?

— Скорее всего, слышал. Формы и методы самовыражения у них могут быть разными, но по сути своей в душе все они — крестоносцы. В их руках большая, хотя и скрытая, власть, и они чрезвычайно опасны. К их несчастью, Шэдоуз‑Фолл для них может представлять тоже очень большую опасность, к тому же у нас есть могущественные друзья. Уверен, нам придется обратиться к ним за помощью. Я приказал, чтобы тело Де Френца не кремировали — на случай возвращения архангела, но пока что этого не произошло. И это все, что мне удалось предпринять, больше идей никаких. Вот почему я вызвал тебя сюда. Знай, в тебе заложена вся моя сила. Пророчество всегда страшило меня тем, что в нем моему внуку предначертано уничтожить Шэдоуз‑Фолл. Но теперь я думаю иначе: а может, там говорится о том, что ты защитишь город от крестоносцев? Такое вполне возможно. Я не могу просить тебя, как дед просит внука. В душе твоей не может быть ко мне благодарности — я фактически не занимался воспитанием своих детей. Мэд стала мне почти родной, но это совсем другое. У меня ведь очень мало опыта в делах человеческих. Почти всю свою жизнь я на работе, и веками был счастлив такому положению вещей. Мир для меня переменился после того, как я встретил твою бабушку. Мою Сару. Она научила меня, каково это — быть человеком, со всеми его радостями и горестями. Я до сих пор не уверен, стала ли после той встречи моя работа легче или тяжелей. В общении с людьми мне приходится держать определенную дистанцию, иначе не удастся сделать то, к чему порой обязывает меня мой долг. И тем не менее в свою работу я пытаюсь привносить наряду с эффективностью сострадание. Если ты не хочешь сделать это для меня, Джеймс, сделай это для города. Шэдоуз‑Фолл — особое место, и крестоносцы, пытаясь сотворить из него то, что задумали, просто‑напросто уничтожат его.

— Но.. Что же это? — медленно проговорил Харт. — Что на самом деле есть Шэдоуз‑Фолл?

— Уверен, ты слышал дюжину объяснений и толкований, но если задуматься, все невероятно просто. Вера человеческая многогранна. Старые мечты должны уступать место новым. Ведь именно сюда старые мечты приходят умирать и обретать забвение, именно здесь находят утешение те, кому действительность доказала слишком многое. Шэдоуз‑Фолл необходим: он избавляет мир от страдания и боли.

Они немного помолчали, глядя на безмятежное море. Ветерок был приятно прохладен, высоко в небе кружили уже две чайки и жалобно перекликались друг с другом.

— Как скоро ждать этих крестоносцев? — наконец спросил Харт.

— Если мыслить категориями внешнего мира — осталось недолго. Однако здесь у времени иной отсчет. Чтобы принять решение, можешь взять себе столько времени, сколько тебе понадобится.

Харт кивнул, опустил руку и подобрал гладкий камень — холодный и чуть сырой. Взвесив его в руке, он взглянул на Время:

— Ты когда‑нибудь пускал «блинчики»?

— Думаю, нет. Это тоже свойственно человеку?

— Да. Как и семья.

И весь нескончаемо долгий полдень Джеймс Харт и Дедушка‑Время по очереди швыряли в море гладкие плоские камни — иногда просто кто дальше, иногда — кто больше сделает «блинчиков».

 

Синеозерье начинало свою биографию как детский оздоровительный лагерь, но детским он был недолго. Из года в год в превратившемся в турбазу лагере менялись владельцы: пытаясь извлечь из него пользу с выгодой, они неизменно обрекали себя на неудачу. Бывали там «повернутые» на здоровом образе жизни и на ориентировании на местности и инструкторы по выживанию. Причем последние — «повернутые» на первом, втором и всем остальном. Группы приходили и уходили, а лагерь оставался, с годами лишь ветшая, и никто из живущих поблизости ничему не удивлялся. Лагерь на Синеозерье лежал в самом сердце красивейшей сельской местности, но, к сожалению, далековато от города. Природа в тех краях была необычайно живописна, однако похожие места можно было отыскать и в более дешевых и доступных землях округи. Так что брошенные шалаши и туристские домики пустовали, и казалось, будто о Синеозерье забыл весь белый свет. А это очень устраивало крестоносцев.

Уильям Ройс, верховный главнокомандующий крестоносцев, бодро шагал через густо населенный лагерь, с одобрением оглядывая его хаотичное, но контролируемое бурление. Сотни людей в военной форме были заняты строевой подготовкой, лай выкрикиваемых сержантами команд агрессивно резал тишину спокойного вечера. Солнце садилось, и повсюду в лагере начинали постукивать генераторы. Туда‑сюда с ревом проносились джипы, а на вырубке поблизости тяжеловооруженные штурмовые вертолеты прогревали двигатели. Всюду, куда ни смотрел Ройс, была его армия, умело, оперативно и достойно готовившаяся к войне. Чувства переполнили его сердце, и он позволил себе коротко улыбнуться. Менее чем через двенадцать часов он наконец будет окончательно готов повести свою ударную армию против дьявольских отродий, наводнивших Шэдоуз‑Фолл. Прольется много крови, и нечестивцы падут тысячами, и он пройдет по улицам с триумфом, о котором столько лет мечтал.

Ройс был невысоким коренастым мужчиной лет сорока пяти с угловатыми чертами волевого лица, особенностями которого был большой крючковатый нос и неприятный сверлящий взгляд. Ройс знал, что от этого взгляда людям становится не по себе, и применял его как оружие, чтобы отсеивать мужчин от мальчишек. Он почти облысел, но его это не заботило. Ройс сделал блестящую карьеру военного в своей стране, продвигаясь наверх медленно, но неуклонно, пока Всевышний не призвал его уйти в отставку и начать собирать свою собственную армию, армию вторжения.

Крестоносцев он нашел почти случайно, хотя позже понял, что именно их велел отыскать ему Господь Бог. В недавние времена крестоносцы развалились на враждующие фракции, но Ройс явился к ним со своей мечтой и военным опытом и в течение года трансформировал их в армию, достойную Всевышнего. Все, в чем они по‑настоящему нуждались, — это единая цель, и он нашел ее: Шэдоуз‑Фолл.

Ройс мечтал об этом городе с детских лет, но знал, что путь туда ему закрыт. Пока закрыт. Пока демоны и чудища безнаказанно разгуливали по улицам, а ведьмы творили свои темные делишки в открытую. Шэдоуз‑Фолл должен принадлежать людям и только людям. Все это Ройс видел в своих мечтах и поклялся, что в один прекрасный день придет и очистит улицы города от скверны. И вот, спустя столько лет вынашивания планов, лет учебы, муштры, подготовки и выжидания своего часа он наконец готов. Он обратил крестоносцев в профессиональную грозную силу, он собрал их, буквально выдергивая по одному из сотен очагов необъявленных военных конфликтов по всему миру, — наемников, закаленных в боях и познавших кровь. Снова и снова они заставляли его ими гордиться, и если кто‑то неизвестный погибал в бою где‑нибудь в отдаленном уголке мира, смерть его не была напрасной: крестоносцы помнили павших и бились во имя их с новой силой и ожесточением. И никто из них не возражал и не жаловался. Крестоносцы знали, что выполняли Божью волю, и довольствовались этим.

Время от времени к верховному подбегали помощники с картами, рапортами и внезапными проблемами, и он разбирался с ними спокойно и рассудительно. Он всегда был достаточно вежлив со всеми соратниками, никогда не позволяя себе суетиться, волноваться или выходить из себя из‑за новостей, принесенных ими. Люди должны верить в своего лидера, а лидер — постоянно питать их веру. Даже если внутренне он так напряжен, что готов в любую секунду сорваться.

Ройс остановился у длинного трейлера, переоборудованного в мобильный штаб, и вновь окинул взглядом лагерь: добропорядочные мужчины и женщины, все истинные христиане, не испорченные соблазнами и изъянами современного мира; ни секунды не колеблясь, они не остановятся ни перед чем, чтобы исполнить свой долг. Либо ты крестоносец, возлюбленный Господом, либо грешник и достоин уничтожения. Все они были его детьми, и он поведет их к победе. Так предопределено свыше.

Верховный потянул на себя дверь и вошел в штаб. В своей первой жизни трейлер был оборудован всеми мыслимыми средствами и приспособлениями для удобства и комфорта, но Ройс приказал лишнее демонтировать, и освободившееся пространство заняли компьютеры с мониторами и прочая техника, без которой современному военачальнику нельзя никак. Когда Ройс был в штабе, любой его человек в любой точке планеты находился от командующего не далее ближайшего телефонного аппарата. Хорошо обученные мужчины и женщины, замершие перед мониторами, ничего не упускали. У крестоносцев был даже свой спутник — благодаря ему бесперебойная связь работала круглосуточно. Полмиллиона солдат Всевышнего, разбросанные по всему миру, в любую секунду были готовы убить или умереть за благое дело и ждали только слова от своего командира. Порой его это слегка смущало.

Ройс кивнул секретарше за столом, и она ослепительно улыбнулась в ответ, когда он проходил мимо. Как секретарь, она защищала его от не особо нужных посетителей и от бумажной работы, а как телохранитель — защищала от врагов Господних. Она была прекрасным работником. Ройс прошел в свой отдельный кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. Он почувствовал, что ему сейчас не помешает немного тишины и размышлений, ведь потом времени на это не найдется. Но сначала — документы.

Сев за письменный стол, Ройс быстро просмотрел скопившиеся за день бумаги, подписывая там, где ему поставила пометку секретарь, но не смог избежать растущей убежденности в том, что где‑то что‑то упущено. Причем что‑то важное. Он еще раз не спеша проштудировал свой мысленный «контрольный список». Прибыли последние штурмовые и десантные вертолеты, и специалисты сейчас проверяли их техническое состояние. Последняя партия оружия и амуниции тоже прибыла — она была собрана с нескольких армейских баз, на которых, скорее всего, пока не заметили недостачи. А самое главное, каждый крестоносец обоего пола ответил на призыв и, прибыв в лагерь, отметился в списке.

Сюда пришли люди самых разнообразных профессий, любых социальных и экономических формаций, объединенные верой в Господа и ненавистью ко всем и каждому, кто вступал в противоречие с верой крестоносцев. Все торговцы развратом, безбожники и не в меру жалостливые политиканы будут держать перед крестоносцами ответ, и все, что безбожники творили, откроется глазам крестоносцев, когда Шэдоуз‑Фолл падет под их ударами. Каждый плацдарм был у верховного на связи и сейчас находился в боевой готовности, чтобы по первому приказу начать вторжение. Ройс сделал все возможное для подготовки себя лично и своих людей. Единственное, что оставалось, — молитва. Вот о чем он забыл! Ройс прикрыл глаза, сплел пальцы рук и обратил слова к Господу Богу. К его Богу:

— Возлюбленный Господь, услышь меня. Даруй нам мужество и силу очистить от вредителей и паразитов твой славный город Шэдоуз‑Фолл. Направь наше оружие и обрушь проклятия на тех, кто осмелится воспротивиться нам. Каждая смерть будет подарком Тебе, еще одной душой, присланной на Страшный суд. Мы будем торжествовать победу, и не имеет значения, чего она нам будет стоить, потому что в этом славном крестовом походе Ты с нами, Господи. Точь‑в‑точь, как наши предки боролись за освобождение святых земель от неверных, теперь мы очистим от скверны Шэдоуз‑Фолл, а за ним и весь мир. И миром будут править крестоносцы — во славу Твоего имени, Господи. Виновных постигнет кара.

Ройс открыл глаза и взглянул на экран телевизора в углу кабинета. За те годы, что он создавал свою армию, ему пришлось горы свернуть, воскрешая распавшихся крестоносцев и сплачивая их. Кое‑кого из собратьев он жалел более остальных. В особенности один все еще тревожил не только его сны, но даже совесть.

Оттолкнув от себя стул, Ройс поднялся из‑за стола, вытянул верхний ящик, достал пульт и, как пистолетом, нацелился пультом на телевизор. Во рту пересохло, и рука чуть подрагивала. Он облизал губы и медленно опустил руку с пультом. Сейчас не время — ни для страха, ни для слабости.

— Я ничего не боюсь, потому что мой Бог со мной.

«Ну‑ну, вот только который?»

Фраза — не произнесенная вслух чужим голосом — будто сама собой соткалась у него в голове. Ройс крепко зажмурился, затем открыл глаза и уставился на экран телевизора — тот стоял особняком, компактный и простой, в центре нарисованной мелом пентаграммы. Телевизор не был включен, и антенны у него не было. Пытаясь чуть расслабиться, Ройс глубоко вздохнул и нажал кнопку на пульте. Экран ожил, зарябив серыми полосами, затем очистился и явил взору ведущего телеигры в костюме с блестками, стоявшего в море огня: языки пламени плясали вокруг него. Человек с экрана улыбался, и на зубах его виднелись черные точечки. На лбу у него были утолщения, напоминавшие готовые проклюнуться рога.

— Ну‑ка, ну‑ка, кто это к нам сегодня пришел? Лопни мои глаза! Эй, ребята, да это же Уильям Ройс, верховный главнокомандующий знаменитых (а скорее, печально знаменитых) крестоносцев, образчик добродетели и просто хороший парень. Защитник кротких и смиренных, поскольку они правильно поклоняются правильному Богу; он же — судия и каратель недостойных, плюющий на законы. Что‑что вы говорите, ребята? Протянуть ему руку и сердечно поприветствовать? Хорошо, Уильям Ройс — добро пожаловать!

Из‑за спины оглушительно рванулись приветственные вопли неисчислимых зрителей. Какое‑то мгновение весь экран заполнили сполохи пламени, затем схлынули, и Ройс вновь увидел ведущего, но только уже в облике рокера: с длинными волосами, с ног до головы в коже, заклепках и цепях. Лицо его припухло от неуемного ублажения плоти. На лбу заметно выделялись загибающиеся вверх рога. Рокер улыбнулся, и меж капризно изогнутых пухлых губ мелькнул раздвоенный язык.

— Ну, чему ты так удивлен, Уильям? Разве это не то, о чем ты всегда подозревал? У меня масса образов, форм и личин, и имя мне Легион. Знаю, это старая сплетня, но ведь здесь внизу, на земле, принято чтить традиции, верно? Я всего‑навсего простой рокер, только песня моя, может, громковата для твоих драгоценных ушей. А стоит воспроизвести запись задом наперед, можно услышать мой голос, если, конечно, как следует прислушаться. Но это лишь в том случае, если очень хочется его услышать. Ты чего такой неулыбчивый, Уильям? Образ мой не по душе? Знаешь, я на все готов ради тебя, раз уж мы нашли друг друга. Может, вот это тебе больше понравится?

Рокер превратился в мальчика‑певчего в девственно белой сутане, прибитого к деревянному кресту. С запястий и лодыжек обильно текла кровь, и в глазах его не было ни капельки жизни. Открыв похожий на бутон розы рот, он запел: «Я нужен Иисусу, как солнечный лучик…»

— Хватит! — Капельки пота сбегали по лицу Ройса, но командный голос был тверд. — Хватит трепаться, сатана. Я призвал тебя от имени Господа Бога и приказываю тебе вести себя более достойно.

— Ну вот, весь кайф сломал, — вздохнул мальчик‑певчий.

Языки пламени снова взметнулись, а когда опали, на месте мальчика оказалась девочка‑подросток в джинсах и свитере. Она сидела в плетеном кресле, вытянув и скрестив ноги так, что в глаза бросалась их великолепная длина.

— Помнишь меня, Билли? Я была первой девочкой, улыбнувшейся тебе тогда, в школе, помнишь? Ты лелеял обо мне на удивление разнообразные мечты! Однако не отваживался даже заговорить со мной. А сейчас можешь взять меня. Можешь делать со мной все, что захочешь. Всего‑то для этого надо стереть пентаграмму и выпустить меня на волю, и тогда я стану всем тем, о чем ты когда‑либо мечтал.

— Ты бредишь, — сказал Ройс. — Неужели сам никогда не устаешь от своих жалких кривляний? Я знаю, кто ты и что ты, и не пытайся искушать меня — бесполезно. Я присягнул Господу, и во мне его сила.

— Ни на секунду не сомневаюсь в этом, мальчик Билли. Вот только, раз уж ты такой непорочный и благочестивый, а цель твоя так чертовски праведна, будь добр, скажи мне, как же ты докатился до того, что за подмогой обратился ко мне? И ведь тебе без меня никак, а, Билли? Молитва и пост — это неплохо, да только ими города не взять. Все армии и предатели мира не в состоянии пробить оборону Шэдоуз‑Фолла. Для этого тебе нужны я и такие, как я. А когда битва закончится и падет ночь, я буду стоять там, на линии фронта, и требовать платы за все. И тогда тебя не спасут все молитвы мира, мальчик Билли.

— Лжец и царь лжецов, — спокойно заговорил Ройс. — Ты повинуешься мне, потому что со мной Господь, а Его слову ты не можешь не подчиниться.

Дьявол невозмутимо пожал плечами:

— «Нет более глухих, чем те, что слушать не хотят…» И чего же ты хочешь от меня на этот раз?

— Расскажи мне о Шэдоуз‑Фолле. Кто‑нибудь в городе подозревает о неизбежности нападения?

— Кое‑кто начинает подозревать, но они и понятия не имеют, что на самом деле их ждет. Мы экранировали от них будущее и затуманили им головы. Расслабься, Билли. Твои и мои агенты — на местах. Все пойдет по плану.

— А лазутчик, архангел Михаил?

— Я и мои братья продолжаем колдовать над тем, чтобы удержать его от возвращения в человеческое воинство. Умора! Билли, дорогой, не находишь ли ты занимательным тот факт, что человек, заявляющий, что служит Господу, якшается с одним из его врагов?

— Твои слова для меня — пустой звук. Я делаю то, что считаю нужным. — Ройсу приходилось быть очень внимательным, чтобы не дать своему голосу дрогнуть. — И для праведной битвы использую любое оружие, какое в силах найти. Зло я буду бить злом, если это потребуется. Архангел Михаил предал Бога и дело Господне. Он собирается защищать неестественные существа, которыми зачумлен Шэдоуз‑Фолл. Если ради того, чтобы остановить его, я должен марать свои руки о таких, как ты, я сделаю это не колеблясь. Со мной Бог.

— Вот‑вот, все так говорят… — Дьявол кокетливо хихикнул.

— Хватит, я сказал! Не думай, что тебе удастся искусить меня или сбить с толку, сатана. Я отлично знаю, насколько ты развратен и порочен. А теперь убирайся!

— Минуточку… — небрежно уронил дьявол. — Мы так премило тут болтаем, а между тем защита твоя совсем ослабла.

Ройс автоматически бросил взгляд на линии пентаграммы вокруг телевизора. Они были по‑прежнему целы. И неожиданно почувствовал укол тревоги: что‑то в кабинете изменилось. С экрана на него вдруг повеяло обжигающе знойным ветерком с отвратительным запахом серы. Откуда‑то сзади, из‑за сцены, вновь понеслись крики боли и ужаса, но теперь они казались ближе и к ним примешивался жуткий хохот.

Дьявол поднялся со своего кресла и пошел вперед, заполняя собой весь экран. Языки пламени взметнулись выше в зловещей пляске. Дьявол протянул руку — из экрана, прямо в кабинет. Ногти на пальцах были длинными, острыми и кроваво‑красными. Ройс невольно сделал шаг назад, и дьявол издевательски рассмеялся. Рога над его бровями были витыми и изогнутыми, как у козла.

— Не слышал ли ты поговорку, Билли: садишься хлебать суп с дьяволом — бери ложку подлиннее? Коротковата у тебя ложка. «Гейм овер». Ты проиграл. А теперь пришло время начинать игру новую, но только заправлять в ней буду я. Пришло время командовать парадом мне и всем моим друзьям. Мы дьявольски повеселимся!

Экран телевизора стал вытягиваться в высоту и ширину, с каждым, моментом напоминая больше дверь, чем окно. Ройс с трудом оторвал взгляд от хохочущего демона и глубоко вздохнул. Все еще зажатый в руке пульт телевизора чуть успокоил его. Он снова встретился глазами с дьяволом — тот начал вытягиваться из рамки экрана и уже совсем не был похож на девушку.

— Я не боюсь тебя, — сказал Ройс. — Я тебя призвал, я же могу и отправить обратно. Ты вступил со мной в сделку и связан ее условиями. Я знаю твое настоящее имя, поэтому властен над тобой. Назад, прочь в огонь, дьявольское отродье, и сиди там, пока не позову!

Он нажал кнопку на пульте, и экран начал сужаться. Дьявола начало засасывать назад, как он ни сопротивлялся. Он рычал и брызгал слюной, отчаянно упираясь в края рамки экрана, но через мгновение опять оказался внутри, а телевизор вновь обрел прежние размеры. Ройс нажал кнопку второй раз, и с экрана исчезло изображение — будто его и не было. Затем телевизор выключился, и все, что осталось, — это неприятно нагретый воздух в кабинете и запах серы. Ройс уселся за стол, отложил пульт и включил кондиционер.