Студопедия — МАГИСТРАТУРА 2013г.
Студопедия Главная Случайная страница Обратная связь

Разделы: Автомобили Астрономия Биология География Дом и сад Другие языки Другое Информатика История Культура Литература Логика Математика Медицина Металлургия Механика Образование Охрана труда Педагогика Политика Право Психология Религия Риторика Социология Спорт Строительство Технология Туризм Физика Философия Финансы Химия Черчение Экология Экономика Электроника

МАГИСТРАТУРА 2013г.

Наталья Каминская

Ружье

Вопреки всем законам современной жизни, на нашей планете все еще обитают порядочные люди. Они зарабатывают честным трудом, руководствуются моральными принципами, чтят уголовный кодекс и верят, что человек человеку скорее все же друг, нежели волк. Жизнь, как правило, мстит таким людям безумной в своей скупости будничностью, превращаясь для них в монашку, которая под своими скромными одеждами скрывает самые пикантные места. Хотя бывают и исключения.

Людмила Неклюдова, студентка четвертого курса филологического факультета, относилась к числу именно таких людей.

 

***

За окнами, убаюкивая, падали апатичные хлопья снега. На доске висел портрет Михаила Булгакова, под портретом даты его рождения и смерти. «Дьяволиада» Булгакова служит блистательным примером гротескно-фантастического, сатирического обнажения противоречий действительности», - монотонно вещал голос преподавателя Анны Иоанновны (так прозвали ее за чрезмерную монолитность, особенно в области бюста). Студенты дружно спали, кто с закрытыми, а кто с открытыми глазами. Людмила, как собака Павлова, ждала звонка и при этом преданно смотрела на учителя. Сашка Ковров что-то писал. Наверное, свой очередной гениальный очерк или рассказ. Сашка обладал удивительной способностью творить, где придется и когда придется. Жизненные обстоятельства и условности никогда не стояли препятствием на пути главного, сути Сашкиного существования – его творчества. Творчество – слон, а все остальное – маленькая, визгливая, никчемная Моська, до которой слону нет никакого дела. Сашка - Талант. Каждая его строчка, словно глоток родниковой воды в жару – пьешь, пьешь и не можешь напиться. Жаль только, что писательский талант сейчас не в моде. Сейчас в моде Деньги со своей, как у Волланда, свитой, состоящей из Власти, Криминала и Шоу «Выдающихся частей тела». Круто, экстремально, башнесрывающе. Чем меньше мыслей и заумных идей о духовных ценностях и всеобщей достойной жизни, тем лучше. Так проще жить, чтобы делать Деньги. Кому нужна какая-то родниковая вода, если, конечно, ее нельзя выгодно продать в пластиковых бутылках.

Юлька Пономарева – староста группы, всегда бодрая и свежая, будто только что из проруби, впилась в Анну Иоанновну своим честолюбивым лазурным взглядом, всасывая каждое слово и при этом неимоверно завидуя Булгакову. Самая большая мечта Юльки – быть знаменитой, чтобы про нее тоже говорили на лекциях, а лучше по телевизору приблизительно так: «Юлия Пономарева служит блистательным примером красоты, ума и таланта». Юлька – дерзкая, холодная и прекрасная, как звезда. Шоувумен. Если бы Сашка и Юлька решили жить вместе в мире и согласии до конца своих дней, то у них, помимо всего прочего, получился бы милый творческий дуэт. Сашка направлял бы мощный белый свет своего таланта на Юльку как на призму, а она бы преломляла его, разбивала с безупречным вкусом на все цвета радуги, адаптировала к моде. Хотя достойна ли этого мода?

Люда не обладала ни особыми талантами, ни звездным честолюбием. Люда – Свеча, возле которой светло, уютно и спокойно. Звезда, безусловно, ярче и величественнее, но звезда – вселенский холод, а свеча – земное человеческое тепло.

- На сегодня все.

Лекционный зал очнулся и загудел.

- Минуточку, попрошу минуточку внимания. Домашнее задание, - торжественно объявила Анна Иоанновна.- Прошу обдумать следующее (пауза), представьте (пауза), если бы Булгаков жил в наше время, - Анна Иоанновна обвела всех загадочным взором, - то какие противоречия действительности обнажила бы созданная им Дьяволиада? На семинаре проведем сравнительный анализ пороков и противоречий начала и конца двадцатого столетия. Будем учиться сравнивать и анализировать, дамы и господа. А вот теперь все свободны.

На улице Людмилу облепили повеселевшие снежинки, облизывая своими мокрыми горячими язычками ее лицо и руки. Она вздохнула с наслаждением и, не спеша, пошла по университетской аллее. Вдоль аллеи росли маленькие сосны. На их пушистых лапках дремал снег. На свежей зелени свежий снег. Красиво. Чистота земных красок. Можно было думать, как свободному художнику, о чем хочется, а не о том, о чем надо.

Подъехал нужный трамвай. Людмиле оставалось несколько шагов. И вдруг что-то непреодолимо скользкое оказалось под ее ногами. Она начала выбрасывать их поочередно вперед, накреняясь при этом всем корпусом назад, приобретя, таким образом, вид абсолютной непосредственности. Пассажиры смотрели на Людмилу с отупевшим интересом, деревянно и бессмысленно. Двери закрылись, и трамвай тронулся. А Люда осталась сидеть пусть в замершей, но луже. Неловкая и унизительная позиция.

Следующего трамвая пришлось ждать долго из-за какой-то небольшой аварии на линии. Наконец он приехал. Людмила села возле окна, закрыла глаза и невольно вспомнила сон, который приснился ей прошлой ночью.

Сон был удивительный, какой-то криминально-изысканный: с шикарными одеждами, автомобилями, погонями, кейсами, набитыми деньгами, холодным дулом пистолета у взмокшего виска. Страшно и прекрасно. Недосягаемо. И оттого, что недосягаемо, как-то дьявольски страшно и легко одновременно, не как в реальности. И прекрасно по-особому, с присутствием острой, словно лезвие, романтики и пронзительным, словно клинок, авантюризмом. Почему такой сон? Наверное, Люда, живя скромной, неприметной жизнью, подсознательно желала другой, волнующей и страстной. А в наше время эпицентр всех треволнений и страстей – криминал – самый популярный жанр, отсюда и направленность сна. Все сходится.

Почему-то вспомнилась подруга детства, Катька Лисицына, из второго подъезда. Катька росла в большой семье ребенком полуголодным и самостоятельным. В шесть лет воровала булки из магазина. Люду брала с собой, но поступала благородно – оставляла ее у входа и также благородно врала, что в магазине работает мамина подруга, которая всегда рада угостить ее свежими булками. Катька была ребенком не только самостоятельным, но и находчивым. Однажды, дома ей дали пятилитровый бидон и отправили за молоком. Подошла Катькина очередь. Продавщица почему-то взвизгнула. Оказалось, что на дне бидона сидел рыжий, тощий и шустрый, как все члены семейства Лисицыных, таракан. Люда смутилась, а Катя ничуть. Она надела на свое востроносенькое личико выражение лукавого упрека и запричитала: «Ах, эта тетя Маша с пятого этажа, попросила купить молока, а бидон даже не сполоснула».

С тех пор прошло много лет. Катька превратилась в стройную красавицу с хищно-наивным взглядом, аккуратными губками, всегда готовыми к лицемерной улыбке, и копной вызывающе рыжих волос. Подвела под венец нового, (а может, и не очень) русского и теперь живет в большом городе большой жизнью. Сейчас у нее наверняка есть и платья на лямках, и туфли на шпильках, и шикарные автомобили и прочее, прочее по сценарию Людмилиных снов. Мечта цвета металлик всех мало-мальски «реальных» девчонок. Эталон аморального поведения для бывших ударниц труда.

«Порочная и современная - живой ответ на вопрос Анны Иоанновны», - думала Людмила. А может жизнь наша – уссурийский тигр на арене цирка, а мы – дрессировщики. Есть дерзкая уверенность и решительность и тигр порхает с тумбы на тумбу, словно бабочка. Нет этого - и человек в лапах тигра-судьбы: захочет - сожрет, захочет - что-нибудь откусит. У Катьки, казалось, есть и уверенность, и решительность, и, наверное, еще что-то. Возможно, жестокость, возможно, вечно жаждущая алчность по отношению к жизни.

С этой мыслью Людмила подошла к выходу. На ее лице остановилось выражение задумчиво-покорной грусти. Оно как будто говорило «каждому свое и ничего нельзя изменить». Так выглядит увядающая осень.

- Девушка, не грустите, скоро и в Ваши двери постучится счастье.

Людмила посмотрела на говорящего, чтобы проверить, ей ли адресовано это обнадеживающее предсказание.

- Да, да, да, - утвердительно покачал головой тщедушный, лысоватый, неопределенного возраста человечек, с необычайно живыми и лукавыми глазками.

Люда смутилась. Половина трамвая таращила на нее глаза, в которых читался либо интерес, либо замаскированное безразличие, порой скептическое недоверие и даже зависть. Но у каждого из пассажиров с разной скоростью, интенсивностью и формулировкой промелькнула одна и та же мысль: «Почему к ней, а не ко мне?»

Людмила почувствовала, что краснеет от такого внезапно обрушившегося на нее внимания. Она быстро поблагодарила человечка, не вникая в подробности предстоящего визита, и пулей выскочила из трамвая.

А на улице в разные стороны неслись машины, куда-то спешили люди. Наверное, им тоже обещали бесплатную встречу со счастьем, и теперь они боялись опоздать.

 

***

- Здравствуйте, - деловито, четко выговаривая звуки, поздоровался высокий молодой, на вид очень строгий и порядочный полицейский.

- Здравствуйте, - промямлила Люда.

Действие разворачивалось в подъезде Людмилы.

Возле почтовых ящиков, у противоположной стены стоял еще один, но попроще и помельче, а рядом с ним какой-то незнакомый тип, старомодного вида, в шляпе.

- Сержант Голованов, участковый, - представился порядочный полицейский, показав удостоверение.

- Младший лейтенант Карасев, - представился еще один.

- Владимир, - улыбнулся тип.

- Людмила, - не понимая ровным счетом ничего, отреагировала Люда.

- Вы здесь проживаете? – спросил Порядочный.

- Да, а что случилось?

- Дело в том, что здесь, недалеко от вашего дома, в переулке была совершена попытка убийства, - он дождался от Людмилы выражения лица, которое обычно появляется при получении подобной информации: глаза чуть-чуть на выкате, рот чуть-чуть приоткрыт, и продолжил, - потерпевший, к счастью, остался жив, а преступнику, к сожалению, удалось скрыться. Но у нас имеются вещественные доказательства. Перед тем, как скрыться, незадачливый киллер оставил орудие преступления в вашем подъезде. Это ружье, - сержант указал в угол, где стояло что-то завернутое в клетчатое шерстяное покрывало. - Владимир был первым, кто его обнаружил.

Речь Голованова была настолько заученно-привычной - именно так говорят все порядочные полицейские во всех детективных фильмах и книгах - что на мгновение Людмила даже успела соскучиться. Но вдруг после последних слов сержанта Владимир подмигнул ей. «Какой-то странный, - подумала Люда, - и кого-то он мне напоминает; интересно, кто это такой».

- Я друг вашего соседа с пятого этажа, давно его не видел, решил навестить, а тут вот надо же такое, - тип развел руками, продемонстрировав тем самым ужас происходящего, и покачал головой. - Наверное, минут тридцать стоим, разбираемся, - добавил он, придав своей едва заметной улыбке едва заметную загадочность, и многозначительно посмотрел на Людмилу.

Чтобы добраться от университета до дома Людмиле требуется около получаса; сегодня у нее ушло приблизительно в два раза больше. Кто знает, если бы не эта несчастная замерзшая лужа на ее пути, возможно, она столкнулась бы нос к носу с убийцей на лестничном марше, возле почтовых ящиков. Люда с большой, искренней благодарностью мысленно потрепала косматую гриву своей судьбы.

- А чем я могу вам помочь? – надеясь, что ни чем, спросила Людмила.

- От Вас требуется выступить в качестве понятого, то есть сейчас мы будем изымать ружье, а Вы будете присутствовать и поставите свою подпись в надлежащих документах, подтверждающую, что это действительно ружье, и что Вы действительно присутствовали, - высказался Карасев, явно довольный своей складной речью и тем, что сумел опередить Голованова.

Людмила подозрительно посмотрела в угол: клетчатое покрывало целомудренно окутывало стройный коварный предмет, так что ничего не было видно. «А действительно ли это ружье? Может, это какой-нибудь веник», - подумала Людмила, переводя взгляд на Владимира, вызывающего не меньшее подозрение, но вслух ничего не сказала. Она привыкла доверять правоохранительным органам.

Вся процедура изымания заняла минут пять. Они составили какой-то акт, где фигурировали имя и фамилия Людмилы, дали ей прочитать написанное и попросили расписаться.

- Все, я могу идти? - облегченно улыбнулась Людмила.

- Да, да, конечно можете, - сказал Голованов.

На следующей лестничной площадке Людмила обернулась и еще раз посмотрела на всю эту компанию. Голованов что-то писал с неизменно серьезным, неинтересным видом. Владимир приподнял шляпу и сказал, все также загадочно улыбаясь:

- Желаю удачи.

А Карасев вдруг неожиданно, совсем по-свойски предложил:

- А может, как-нибудь в кино сходим?

Голованов перестал писать, нарочно кашлянул и строго спросил, так как будто он учитель, а Карасев – двоечник-шалопай:

- Карасев, ты на работе или где?

- На планете Земля, - ответил немелочный Карасев.

- У вас и так жизнь – беспросветное кино, - кокетливо отозвалась оживившаяся Людмила, убегая ввысь по лестнице панельной пятиэтажки.

 

***

Была пятница. Раннее утро. Ревел допотопный, еще советских времен будильник и интеллигентно, будто извиняясь, попискивал современный китайский. Люда всегда заводила сразу два будильника для подстраховки, так как боялась, что один из них может сломаться от старости, а другой из-за отсутствия качества. Людмила уже не спала. Лежала и смотрела в подушку. На наволочке были изображены маленькие фрагментики свободы и счастья: кусочек неба, кусочек моря, а между ними веселый кораблик с парусами. Не хватало только двух человечков, взявшихся за руки, на палубе корабля. Но ведь счастье никогда не бывает полным, и если бы там и были человечки, то им наверняка не хватало бы чего-то еще. Люда перевела взгляд на окно, за окном на балконе висели поникшие веревки, и, казалось, сожалели о том, что они не гитарные струны и что их жизненное предназначение лишено всякой романтики.

Где-то внизу, под Людмилой, начинала пробуждаться жизнь, со своими фрагментами счастья. Она имела громовой, одуревший от пьянства голос, выражающийся матом, которому аккомпанировал звон пустых бутылок и глухое падение чьего-то одурманенного сонного тела. Это просыпался Серега и его собутыльники.

Люда встала и пошла в ванную. По дороге она заглянула в зал. Что такое в точности вертеп (кажется, пещера разбойников) и как он выглядит, Людмила не знала наверняка, но то, что она увидела в зале, почему-то вызвало у нее определение «вертеп». Вещи были разбросаны везде, за исключением стен и потолка. На столе лежал один тапок, а из него высовывалась зубная щетка, другой лежал на диване. Даже Сальвадор Дали не довел бы свою сюрреалистическую живопись до такого безумства. Людмилина мама собиралась в командировку. Здесь, наверное, следует несколько слов сказать о маме.

Маму звали Ирина Николаевна. Она была женщиной деловой и очень энергичной. Ирина Николаевна работала в Государственном Наркологическом центре психологом и к тому же писала докторскую диссертацию. Она часто задерживалась на работе. Иногда Людмиле казалось, что если мама и не любит своих наркоманов больше, чем ее, то, по крайней мере, заботится о них гораздо больше. Ирина Николаевна не просто работала, она творила, реставрировала души. Излюбленной темой всех маминых разговоров была тема ее диссертации: «Роль социальной реабилитации наркозависимых в процессе лечения». По мнению Ирины Николаевны, лечение не заключается лишь в том, чтобы снять с наркомана «ломку», пропоить десять дней таблетками и раза два прочитать лекцию о вреде наркотиков. Это к тому же обучение больного новой жизни. Он должен заново научиться трудиться, отдыхать, общаться, получать удовольствия, страдать и при этом каждый день контролировать свое желание к употреблению. Желание к употреблению станет для него инстинктом, который нельзя уничтожить, а можно только подавлять. Это адский труд и для больного, и для врача.

Сегодня Ирина Николаевна собиралась куда-то на юг страны, где планировалось открытие отделения социальной реабилитации. Два коттеджа – сто спальных мест, столовая, небольшая библиотека и спортзал, компьютерный зал, комнаты для занятий, комната отдыха, швейный и строительный цеха, свой огород и скотный двор. Ирина Николаевна ехала туда в числе делегации из самых опытных и квалифицированных специалистов, чтобы помочь в открытии. Она находилась в крайне радостном возбуждении. Как будто воплощалась в реальность идея всей ее жизни. Почему как будто?

Людмила не разделяла маминых идей и взглядов. Она решительно не понимала, как можно стремиться к открытию подобных учреждений по всей стране. Надо стремиться как раз к прямо противоположному, чтобы такие филиалы вообще не были нужны нигде и никогда. Зачем вскармливать ненасытную, как птенец кукушки, структуру нарколечения, наряду уже с другой мощнейшей структурой наркобизнеса. Не практичнее ли бросить все силы и средства на уничтожение последней, чтобы необходимость первой со временем отпала сама по себе или хотя бы свелась к минимуму.

Людмила не высказывала своих мыслей вслух. Не хотела перечеркивать идею всей маминой жизни, тем более что маме было совсем не до этого.

- Ну, все, кажется, ничего не забыла, - удовлетворенно вздохнула мама, - теперь можно и чайку попить, как ты на это смотришь? - обратилась она к Люде.

- Всегда положительно.

За чаем мама начала давать Люде наставления, грозя при этом пальцем:

- Значит так, наркотики не употребляй, дверь никому не открывай. Придет тетя Таня, отдай ей книгу, о которой я вчера тебе говорила.

- Ты же сама только что сказала никому не открывать.

- Логично, но мы же все-таки женщины, нам простительно и даже очень к лицу, по мнению некоторых мужчин, нелогическое мышление, - мама посмотрела на часы, - ой, уже время, ладно я побежала, а то опоздаю, со мной такое случается.

- Лучше поздно, чем никогда, сказал еврей, опоздавший на поезд, - сказала Люда с такой интонацией, будто прочитала строчки из стихотворения.

- Банально. Запомни, банальность – это то, что мужчины вначале всегда ищут в женщине, а потом никак не могут ей этого простить.

- Я думала, гендерные отношения тебя больше не интересуют. А смотрю, ты еще ничего, - шутливым тоном сказала Люда.

- Ты тоже. Хамка. Я тебя люблю.

- А я тебя.

 

***

На следующий день в квартире Людмилы раздался звонок. Несмотря на все мамины наставления, Люда пошла открывать.

- Добрый день, - на пороге стояла какая-то незнакомая женщина средних лет в голубой шапочке и голубом шарфе, завязанном впереди по-детски.

- Здравствуйте, - поприветствовала женщину Люда.

- Людмила Неклюдова здесь проживает?

- Да, это я.

- Вам повестка в суд.

- В какой суд? – Людмила слегка побледнела.

- В Третейский.

- В какой? – не поняла Люда.

- Да в наш, городской. Вас вызывают в качестве свидетеля по делу Иванова. Вот читайте, здесь все написано, – добродушно сказала женщина, как бы извиняясь за свою неуместную шутку, и протянула повестку Людмиле.

Женщина не наврала и не пошутила, там действительно было все написано, а именно: «Суд города А вызывает Вас в качестве свидетеля к 11.30 14.12.98, по делу Иванова, по адресу …» и подпись «секретарь судебного заседания», а справа адрес и фамилия Неклюдовой.

- Но я не свидетель, я понятой, ведь это разные вещи. Может мое присутствие и не обязательно? - с робкой надеждой спросила Люда.

Женщина пожала плечами. Ее работа – это обязанности посыльного, и она выполняла их честно и добросовестно, а давать юридические консультации – это уже не ее компетенция.

- Придете и все узнаете. Распишитесь вот здесь, где галочка.

Неприятное, тревожное чувство закралось в душу Людмилы.

- Ну, я пойду? - попросила разрешения женщина.

- Идите, - разрешила Людмила.

На лестнице посыльная столкнулась с Серегой, тем самым соседом снизу, который, видимо, поднялся, услышав женские голоса, и тайно присутствовал при разговоре.

- Здрасьте, - сказал Серега, делая шаг наверх.

- Здрасьте, - сказала посыльная, делая шаг вниз.

Несколько секунд они никак не могли разминуться. Женщина подумала, что Серега с ней заигрывает, оценила его внешность и умозаключила:

- Хамло.

Серега обижено отошел к стене, пропуская женщину, и долго смотрел ей вслед, не понимая, чем заслужил такую характеристику.

- Не ходи, - обращаясь к Людмиле, тихо, заговорщицким тоном сказал Серега, - грязное это место. Не ходи.

Если самовар – русская национальная посуда, валенки – обувь, матрешка – игрушка, то Серега – русский национальный человек. В жизни Серега умел пить, работать и мыслить. Причем мыслил он исключительно когда пил. В другие же дни был степенен, угрюм и молчалив. На районе Серега пользовался авторитетом среди местных пьяниц, они его боялись и уважали, наверное, потому, что в отличие от Сереги, умели только пить.

С Людмилой Серега обращался вежливо и даже галантно.

Как-то раз Люда забыла выключить кран: вода свободно и радостно бежала вначале в ванную, потом на пол и, в результате, закапала с Серегиного потолка. Он поднялся на четвертый этаж, позвонил в дверь Людмилы. Люда открыла дверь. Она была в золотистом атласном халате, в вышитых золотистыми нитками тапочках с загнутыми на восточный манер носами, по плечам вились и капризничали золотистые волосы. Весь вид Людмилы напоминал сентябрьское утро в лесу – стройное и лучезарное. Серега был из такой среды, где младенец впитывает в себя мат с молоком матери и уже не может избавиться от него, употребляя по поводу и без, причем если по поводу, то это мат холеный и отборный, как поросенок для праздничного стола. Казалось бы, чем не повод – соседка, дура-баба, забыла закрыть кран и устроила в его доме потоп. Но, увидев Людмилу в образе невинного утра, Серега как-то зацвел, засуетился и выдал нелепую в данной и стране, и ситуации фразу:

- Извините, пожалуйста, Вы меня затопили. (Наверное, прав был великий классик, красота, действительно спасет мир).

Людмила ничего не понимала. Она его затопила, а он извиняется…

- Я не свидетель, я – понятой. Понимаешь? – затараторила Люда.

- Нет.

- Ну, там ружье было в покрывале и два милиционера, а я как раз шла.

- Где там? В каком покрывале?

- В подъезде у нас, на втором этаже, в углу, под ящиками.

- А … ну, тебя и это…

- Да.

- Что, да?

- Попросили присутствовать при изъятии и что-то там подписать, а теперь в суд вызывают.

- А ты боишься?

- Ну, не то чтобы…

- Понятно. Знаешь что, прими душевное, состатает в будничной жизни.

- Нет, спасибо, я по утрам не пью, - Людмила спохватилась: он может предложить выпить и позже, - я вообще не пью, - добавила она, тем самым наглухо заколотив двусмысленность первой фразы.

- Это плохо, - обреченно вздохнул Серега и поник, - Нет! - Серега резко встрепенулся, - это хорошо, что Вы не пьете. Что самое страшное для человека? – он вопросительно посмотрел на Людмилу. Она сразу не нашлась, что ответить и просто пожала плечами. Серега обрадовался, появился шанс проявить весь свой недюжий ум:

- Быть несвободным и быть дураком, - торжественно, как будто единственную на весь свет истину объявил он.

Людмиле показалось, что она это уже где-то слышала или читала, но никогда об этом не задумывалась. Что такое свобода? Она также призрачна, как горизонт. А дурак? Шаг назад и гений. А может, даже и шагать никуда не надо. Такое тоже бывает, причем довольно часто. Вот жить без впечатлений – это действительно ужасно. Людмила грустно улыбнулась своей последнее время любимой мысли, но вслух ничего не сказала.

- Когда человек пьет, - не унимался Серега, - он попадает в зависимость: зависит от водки, значит, он - несвободен, это раз, - Серега загнул сильный грубый указательный палец с грязным ногтем. - И два, - он загнул идентичный указательному средний палец, - становится дураком в квадрате.

- Почему в квадрате?

Серега ждал этого вопроса:

- Потому что дурак, что пьет, а когда выпьет, еще больше дурак! – он заржал, как Папанов в «Бриллиантовой руке», от лихо выстроенной мысли.

- Я знал одного человека (любая теория должна подкрепляться практикой), он пил и курил всю свою жизнь, врачи сказали ему, если не бросит, то потеряет ногу. И, что ты думаешь, - Серега неожиданно перешел на «ты». - Бросил? Да хрен, - Серега спохватился, - не бросил, значит. Ну, и отрезали ему ногу. Очнулся он, значит, после операции, еле дышит, а сам просит медсестру, знаешь о чем? Ни в жисть не догадаешься. Налить ему спирту.

Серега сиял. Он явно был в ударе, говорил страстно, с толком и чувством, широко жестикулировал. В его жизни начинался «интеллектуальный запой». Нет, это не означает, что он с утра до вечера сидел в библиотеке, конспектируя «Зигмунда» или «Фрейда». Это означает, что каждая рюмка сопровождалась новой мыслью, а может и двумя.

Неизвестно, сколько бы еще Людмиле пришлось слушать Серегины разглагольствования, если бы на лестнице не появился его соратник в трико, «казаках» и пиджаке, из кармана которого выглядывала совсем не ветреная, а вполне земная муза.

Тогда Людмила с облегчением подумала: «Ну, все, отделалась». А теперь, казалось, все начиналось сначала.

- Не ходи, - настоятельно качал Серега своей черной косматой головой. Людмила почему-то подумала, что он похож на волка из «Ну, погоди!».

- У них свидетелей нет, да и возиться им с этим делом не хочется, а раскрываемость нужна. У меня один кент был, так его также вызывали, а он ни ухом, ни рылом, так, можно сказать, случайный прохожий. Ему там сказали, так мол и так, скажешь, что ты свидетель, и дашь показания против Б, а что и как говорить мы тебя научим. Да-а. Он, значит, не согласился, так его так обработали, что и придраться не к чему было.

- Это как?

- Избили, значит, до полусмерти, а знают куда бить, собаки, все по почкам, в основном. Одним словом, гнилое место. Не ходи.

Тут с осторожным скрипом отворилась соседняя дверь, и на пороге показалась Антонина Андреевна. Антонина Андреевна, интеллигентная, обескровленная бытом женщина преклонных лет – приходящий детский сад. Каждое утро она приходит в дом сына как на службу, сидеть с двумя внучками-погодками, чтобы не лишать девочек утреннего сна, не тащить их в любую погоду в настоящий детский сад и избавить родителей от лишних затрат. Помимо няни Антонина Андреевна выполняла обязанности домработницы и Луки Утешителя, выслушивая жалобы сына на неудавшуюся карьеру ученого-археолога и невестки на неудавшуюся жизнь с неудавшимся ученым-археологом, мужем и отцом.

- Извините, я совершенно случайно стала невольным свидетелем вашего разговора, - Антонина Андреевна зарделась. - Я не хочу навязывать Вам своего мнения, Людочка, Вы вправе поступать, как сочтете нужным, - Антонина Андреевна с теплой доброжелательностью дотронулась до плеча Людмилы в знак того, что она уважает любое ее решение. - Но, как это ни прискорбно, мне приходится соглашаться с Сергеем. «Туда», - Антонина Андреевна понизила голос и притянула Людмилу к себе за плечо, - «туда», - многозначительно повторила она еще раз, - действительно лучше не ходить.

- А я и говорю, - обрадовался новому единомышленнику Серега.

- У нас в доме, еще когда был жив мой покойный муж, произошел один нижайший случай: жена против мужа выступила в суде. А его, представьте себе, оправдали. Ну, был ли он и вправду невиновен, об этом история умалчивает, только на следующий день, как его освободили, жена куда-то исчезла. Как в воду канула. Говорили, а сами знаете, зря говорить не станут, что его рук дело.

- А то, как же, - добавил Серега.

- Справедливости Вы, Людочка, все равно не добьетесь, а только себе навредить можете. Ведь ни чести, ни совести не стало. Обесчестили страну. А кто? – Антонина Андреевна сокрушительно покачала головой, - все пьяницы и воры.

Антонина Андреевна сама не ожидала от себя такой страшно неделикатной прямоты, тем более что она не привыкла высказывать своего мнения вслух, потому что никто из ее домочадцев в этом не нуждался. Она испуганно посмотрела на Серегу. Но тот, по-видимому, ничуть, не обиделся, потому что, как все истинные пьяницы, таковым себя не считал и был свято уверен, что если захочет, то может бросить в любой момент.

Людмила приобрела вид человека, которого ударили обухом по голове. Немного ошарашенный и туповатый. До этого Людмила жила в своей привычной, безупречной среде, словно в сосуде с чистой прозрачной водой, хладнокровно наблюдая жизнь со стороны. Золотая рыбка в аквариуме. Томилась. Ждала впечатлений. Судьба оказалась не богата и подкинула то, что было. Судьба всегда почему-то подкидывает не то, что ждешь. Людмиле хотелось «острой романтики, пронзительного авантюризма». Как в кино или во сне. Но жизнь - это ни кино и ни сон. В жизни не все дьявольски легко и прекрасно.

Люда наконец-то избавилась от своих заботливых соседей. Прошла в комнату. Легла на диван. Скрестила руки на груди. Закрыла глаза. Было тихо. Больше уже не хотелось никаких эмоций. Перегруз. Лифт Людмилы застрял и завис. А она находилась в кабине и не могла нормально функционировать. Надо было успокоиться и искать выход. «Ну, что, в самом деле, здесь такого, я же не буду опознавать убийцу, приду, скажу про ружье и уйду». Но тут в памяти Людмилы мгновенно всплывали слова Сереги о подставных свидетелях или Антонины Андреевны о загадочном исчезновении последних и еще ко всему этому все криминальные документальные и художественные фильмы с подобными сюжетами, бескрайними стадами идущие по телевидению. И тут Людмиле пришла в голову мысль позвонить Сашке Коврову. Он умный, наверняка что-нибудь посоветует.

В трубке раздались сначала длинные гудки, а потом Сашкино «алло», уже в одном котором пульсировала энергия его таланта.

- Сашка, привет, это я, скажи, чем отличается свидетель от понятого? – переходя сразу к делу, спросила Люда.

- Большей вероятностью умереть насильственной смертью, - почти не задумываясь и не удивляясь вопросу, ответил Сашка.

- А у понятого такая вероятность, соответственно, меньше?

- Смотря, против кого идешь. Люди, к сожалению не звери, чаще убивают не из-за утоления голода, а из-за утоления своих амбиций.

- Ведь ты пошутил, да? – упавшим голосом спросила Люда.

- На счет чего?

- Насильственной смерти.

- Нет. А почему это, собственно, тебя так волнует?

- Мне повестка пришла в суд. Меня вызывают в качестве свидетеля, а я не свидетель, я – понятой. Понимаешь? – затараторила Люда.

- Нет.

- Ну, там ружье было в покрывале и два милиционера, а я как раз шла.

- Где там? В каком покрывале?

- В подъезде у нас, на втором этаже, в углу, под ящиками.

- А … ну, тебя и это…

- Да.

- Что, да?

- Попросили присутствовать при изъятии и что-то там подписать, а теперь в суд вызывают.

- А ты боишься?

- Ну, не то чтобы…

- Понятно. Знаешь что, прими душевное состояние «насрать» и никуда не ходи.

- А если приедут? Там, то есть в повестке, написано «в случае злостного уклонения от явки в суд свидетеля, суд вправе подвергнуть его приводу».

Бушующее воображение Людмилы накрыло ее ледяной волной новой фантазии. Она представила, как за ней приедут в университет. Несколько потоков будут сидеть в большом многоступенчатом лекционном зале, слушать лекцию по философии об «Отрицании отрицания» или «Единстве и борьбе противоположностей». И тут с «бесцеремонностью присущей лицам, наделенным властью», зайдут в аудиторию и спросят: «Гражданка Неклюдова здесь учится?» «Да это я», - ответит Людмила, отчаянно краснея. «Пройдемте». Людмила встанет и пойдет. Несколько десятков глаз будут буравить ее спину. А преподаватель философии нервно затеребит свой конспект, задергает желтоватыми глазами. Философ – материалист. Берет взятки и мешками с картошкой, и нежным девичьим телом. Поэтому он не сразу поймет, что пришли не за ним, и еще долго будет вытирать влажный лоб сухим накрахмаленным платком.

- Да кому ты нужна, - осушил ее голос Сашки.

- Тебе когда-то, - обиделась Людмила.

- Пи-пи-пи, - обиделся Сашка. Когда-то он предлагал ей свое крепкое мужское плечо, свою поддержку и любовь. Она не оценила, отказалась. А теперь звонит зачем-то и просит то, от чего отказалась. Но он, Александр Ковров – не Антонина Андреевна, Лукой Утешителем работать не собирается. Все-таки на первом месте у мужчин мужская гордость, а потом уже благородство.

«Успокоил. Дурак», - с досадой думала Людмила. «Что делать? Была бы мама, наверняка что-нибудь придумала бы, но мамы нет. Надо учиться взрослеть. Надо». Людмила решила воспользоваться интуитивным методом решения проблемы, как учила ее мама, то есть спросить свою интуицию. Людмила полностью расслабилась, легла по удобнее, закрыла глаза, прогнала все мысли, выставила за дверь здравый смысл и спросила: «Идти или не идти?» Вопрос как стрела взметнулся в космос, пронзая на своем пути все известные сферы, влетел в ухо Высшему Разуму. Ответная стрела из уст Высшего Разума, вторично пронзая все известные сферы, вонзилась в душу Людмилы. «Идти», - почувствовала Люда. «Идти, так идти. Точка». Душа Людмилы наполнилась какой-то новой смелой, оголтелой энергией. И все что еще совсем недавно так волновало Людмилу, показалось ей ничтожным пустяком, как облако на пути стрелы. Но спустя какое-то время в душу Людмилы снова начало закрадываться беспокойство, словно лиса в курятник. Душа затрепетала всеми перышками, и посыпались бесконечные «А вдруг…», будто куриный помет. А вдруг заставят выступать с навязанными обвинениями против этого злосчастного Иванова? А вдруг он какой-нибудь маньяк-мститель? А вдруг у него «крыша»? А вдруг. А вдруг. А вдруг. Можно сойти с ума.

Людмила решила отвлечься. Включила телевизор. Наткнулась на фильм. Фильм отражал эпоху и не отличался сложностью и оригинальностью сюжета. Кто-то кого-то убил из-за денег, преступника искали. Был свидетель, но свидетеля убили в самый последний момент. Его сбила машина по пути в суд. Люда выключила телевизор и рухнула на диван лицом вниз.

 

***

Настал день суда. Люда встала, привела себя в порядок, оделась и пошла. Она чувствовала раздражительность, болезненную сосредоточенность и беспокойство. Все казалось каким-то особо очерченным и значительным: деревья, дома, прохожие и даже собаки. Беспокойство колыхало ее нервы, словно ветер созревшие колосья пшеницы. День был хмурый, пасмурный. Солнце спряталось за серую, единственную на все небо тучу. Шел снег. Земля была бело-мрачной. Откуда-то в памяти выплыла строчка из какого-то стиха и прилипла, как глупая и навязчивая пьяная баба:

И я узнала белый траур цвета,

В котором умирают все цвета.

Людмила подошла к зданию суда, которое почему-то было выкрашено в розовый цвет, словно спальня молодоженов. Наверное, здесь восстанавливается справедливость, а справедливость должна быть, несомненно, приятного цвета.

Людмила вошла. Поднялась на третий этаж. Повернула направо, зашла в узкий темный коридор. В коридоре сидели люди, притихшие, с вытянутыми, серыми от тусклого освящения лицами, и были похожи на богомолов. Одна женщина в углу тихонько всхлипывала и аккуратно вытирала глаза платочком. Людмила зарегистрировалась и присоединилась к их рядам. Мимо прошел молодой, подтянутый еще пока отсутствием денег и власти представитель правосудия.

- Попрошу всех отойти в сторону, сейчас проведут заключенного.

Люди засуетились. Женщина, вытирающая слезы напряглась, лицо ее стало жестким.

«Неужели он настолько опасен, что может вот так в суде на кого-то накинуться. Убьет», - с готовностью подумала Людмила. Но вопреки созданному воображением Людмилы монстру, подсудимый выглядел каким-то домашним, даже ручным. Он был в очках, тапочках, спортивном костюме, не хватало только газеты. «Не убьет, наверное», - немножко успокоилась Люда.

Спустя какое-то время Людмилу пригласили для дачи показаний. Людмила зашла в зал суда. На ней была одета дубленка, напоминающая тулуп, в руках она мяла вязаную шапку. Вид у Людмилы был такой, будто она крестьянский мужик, который пришел просить взаймы у богатого помещика, заранее зная, что кроме тумаков ничего не получит. Катька Лисицына пришла бы разнаряженая, в глубоком декольте. Независимые и смелые люди могут позволить себе быть красивыми всегда. А веч




<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>
Положение. 4 мая 1954 года Фонтейн принимал в своем доме лучших людей Восторга | Б32.2…Диф. диагностика синдрома мальобсорбции.

Дата добавления: 2015-09-15; просмотров: 340. Нарушение авторских прав; Мы поможем в написании вашей работы!



Функция спроса населения на данный товар Функция спроса населения на данный товар: Qd=7-Р. Функция предложения: Qs= -5+2Р,где...

Аальтернативная стоимость. Кривая производственных возможностей В экономике Буридании есть 100 ед. труда с производительностью 4 м ткани или 2 кг мяса...

Вычисление основной дактилоскопической формулы Вычислением основной дактоформулы обычно занимается следователь. Для этого все десять пальцев разбиваются на пять пар...

Расчетные и графические задания Равновесный объем - это объем, определяемый равенством спроса и предложения...

САНИТАРНО-МИКРОБИОЛОГИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ВОДЫ, ВОЗДУХА И ПОЧВЫ Цель занятия.Ознакомить студентов с основными методами и показателями...

Меры безопасности при обращении с оружием и боеприпасами 64. Получение (сдача) оружия и боеприпасов для проведения стрельб осуществляется в установленном порядке[1]. 65. Безопасность при проведении стрельб обеспечивается...

Весы настольные циферблатные Весы настольные циферблатные РН-10Ц13 (рис.3.1) выпускаются с наибольшими пределами взвешивания 2...

Гидравлический расчёт трубопроводов Пример 3.4. Вентиляционная труба d=0,1м (100 мм) имеет длину l=100 м. Определить давление, которое должен развивать вентилятор, если расход воздуха, подаваемый по трубе, . Давление на выходе . Местных сопротивлений по пути не имеется. Температура...

Огоньки» в основной период В основной период смены могут проводиться три вида «огоньков»: «огонек-анализ», тематический «огонек» и «конфликтный» огонек...

Упражнение Джеффа. Это список вопросов или утверждений, отвечая на которые участник может раскрыть свой внутренний мир перед другими участниками и узнать о других участниках больше...

Studopedia.info - Студопедия - 2014-2024 год . (0.012 сек.) русская версия | украинская версия