БЕСЕДА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

 

 

Я говорил вам, что дружба имеет большую ценность, чем любовь. Никто до меня этого не сказал. Я также говорю, что дружелюбие даже выше, чем дружба. Никто никогда не упоминал об этом. Мне придется объяснить.

Любовь, какой бы прекрасной она ни была, остается привязанной к земле. Это что-то, подобное корням деревьев. Любовь пытается подняться над землей и телом — но снова и скова падает. Поэтому не удивительно, что люди говорят «влюбился». Эта фраза существует во всех языках, насколько мне известно.

Я пытался изучить это, спрашивая многих людей из разных стран. Я написал во все посольства, спрашивая, есть ли на их языках эквивалент выражения «влюбиться». Все они ответили: «Конечно».

А когда я спрашивал: «Есть ли у вас фраза или что-то подобное тому, что я называю «подняться в любовь»?» — они или смеялись, хихикали, или начинали говорить о чем-то еще. Если я задавал этот вопрос в письме, ответ не приходил. Конечно, никто не даст ответ сумасшедшему, который спрашивает: «Есть ли в вашем языке эквивалент «подняться в любовь»?»

Ни в одном языке нет подобного слова, и это не может быть просто совпадением. В одном языке, возможно, даже в двух, но это не может быть совпадением в трех тысячах языков. Не случайно, что все языки сговорились и создали слово, которое на трех тысячах языков имеет значение «влюбиться». Нет, причина в том, что любовь существует на земле. Она может немного подпрыгнуть или, вы можете назвать это подскочить…

Я слышал, что бег трусцой в моде, особенно в Америке, и настолько, что только вчера я получил подарок от дамы, которая любит мои книги. Она послала мне свитер для бега. Прекрасная мысль! Мне это понравилось. Я сказал Четане: «Постирай это, и я буду его использовать».

Она спросила: «Ты будешь бегать?»

Я сказал: «Во сне! Я буду использовать это как пижаму». И, кстати, вы, возможно, знаете, что все мои пижамы — это свитера для бега. Мне нравятся они, потому что в своем сне я могу бегать или делать упражнения, или бороться с великим Мухаммедом Али, и делать все возможное — но только в своем сне, под своим одеялом, в абсолютной тайне.

Я говорил вам, что любовь однажды подпрыгивает и чувствует, что как будто она оторвалась от земли; но земля лучше знает: скоро она вернется к своим чувствам с ударом, если не со сломанными костями. Любовь не может летать. Это петух с прекрасными перьями — но помните, он не может летать. Да, петух может подпрыгивать…

Любовь очень приземленная. Дружба немного выше, у нее есть крылья, не только оперенье, но также крылья попугая. Вы знаете, как летают попугаи? От одного дерева к другому, или, может быть, от одного сада к другому, от одной могилы к другой, но они не летают к звездам. Они плохие летчики. Дружелюбие — это наивысшая ценность, потому что у дружелюбия совершенно нет гравитации. Это только левитация, если вы позволите мне употребить это слово. Я не знаю, как ученые мужи английского языка объяснят слово «левитация»; оно всего лишь означает «против гравитации». Гравитация тянет вниз, а левитация вверх. По кто заботится об ученых мужах? Они очень приземленные, они уже в своих могилах.

Дружелюбие — это чайка — да, как Джонатан, она летает за облаками. Это просто вводная часть с тем, что и говорил вам…

Моя бабушка плакала, потому что думала, что у меня не будет друзей. В чем-то она была права, а в чем-то нет. Она была права в том, что касалось моей школы, колледжа и университетских дней, но не права в том, что касалось меня, потому что даже в мои школьные дни, хотя у меня не было друзей в обыкновенном смысле слова, у меня были друзья в очень необычном смысле. Я рассказывал вам о Самбху Бабу. Я рассказывал вам о Нани. На самом деле, эти люди испортили меня так, что не было пути назад. Что они делали?

Первой идет моя Нани, также и хронологически, она была так внимательна ко мне. Она слушала всю мою ерунду, мои сплетни с таким сосредоточенным вниманием, что даже я верил, что говорю правду.

Вторым был Самбху Бабу. Он тоже слушал все не моргнув глазом. Я никогда не видел никого, кто слушает не моргая; на самом деле, я знаю только одного такого человека, и это я. Я не могу смотреть кино по простой причине, что когда я смотрю, я забываю моргать. Я не могу делать два дела одновременно, особенно если они такие разные, как просмотр фильма и моргание. Даже сейчас для меня это невозможно. Я не смотрю кино, потому что смотреть дна часа не мигая, вызывает у меня головную боль и мои глаза устают, так устают, что я не могу даже спать. Да, усталость может быть такой сильной, что даже сон будет казаться слишком большим усилием. По Самбху Бабу слушал меня не мигая. Иногда я говорил ему: «Самбху Бабу, пожалуйста, моргни. Пока ты не моргнешь, я больше ничего не скажу».

Потом он несколько раз быстро мигал и говорил: «Хорошо, теперь продолжай и не тревожь меня».

Бертран Рассел однажды написал, что придет время, когда психоанализ станет величайшей профессией. Почему? Потому что психоаналитики — единственные люди, которые слушают внимательно, а каждому человеку надо, чтобы его хотя бы иногда выслушивали. Но платить психоаналитику за то, чтобы он выслушал вас — только подумайте об абсурдности этого, платить человеку за то, чтобы он выслушал вас! Конечно, он совершенно не слушает, он просто претворяется. Поэтому я был первым человеком в Индии, который просил людей, чтобы они платили, за то, чтобы слушать меня. Это прямо противоположно психоанализу, и имеет смысл. Если вы хотите понять меня, то платите за это. А на Западе люди платят за то, чтобы их слушали.

Зигмунд Фрейд, как совершенный еврей, создал одно из величайших изобретений в мире - кушетку психоаналитика. Это действительно великое изобретение. Бедный пациент лежит на кушетке, так же как я здесь, но я не пациент, в этом и трудность.

Пациент пишет заметки: пациента зовут доктор Девагит. Его называют доктором, но он не похож на Зигмунда Фрейда. Он здесь не как доктор. Странно - со мной все странно - доктор лежит на кушетке, а пациент сидит на докторском месте. Мой личный доктор сидит здесь, у моих ног. Вы когда-нибудь видели доктора, сидящего у ног пациента?

Здесь совершенно иной мир. У меня все правой стороной вверх — я не могу сказать вверх ногами.

Я не пациент, хотя очень терпеливый, а мои врачи не врачи, хотя и прекрасно квалифицированные врачи. Они мои саньясины, мои друзья. Вот о чем я говорю, что может сделать дружелюбие — чудо. Это алхимия. Пациент становится доктором, доктор становится пациентом, это алхимия.

Любовь не может это сделать. Любви, хотя она и хороша, не достаточно. А когда вы съедаете слишком большое количество хорошей нищи — это плохо для вас; это становится причиной диареи или спазмов в желудке. Любовь может сделать все, за исключением выхода за свои пределы. Она идет все ниже и ниже. Она становится придирками, борьбой- Каждая любовь, если в ней естественно идти до логического конца, обречена закончиться разводом. Если вы не следуете логически, это другое дело, тогда вы застреваете. Видеть застрявшего человека действительно ужасно, вы должны что-то с этим делать. Но эти застрявшие люди, если вы начинаете что-то с этим делать, начинают бороться с вами оба, зубами и ногтями.

Я помню, что всего несколько недель назад, друг Антония приехал из Англии, чтобы принять саньясу, а вы знаете английских джентльменов - он так застрял, он так завяз в глине. Вы могли увидеть только несколько волосков - только несколько, потому что он был лысым человеком, прямо как я. Если бы он был совершенно лысым, было бы намного лучше; по крайней мере, его никто бы не заметил. Я пытался вытащить его, но как вы можете вытащить человека, у которого из глины видны только несколько волосков? У меня свои способы,

Я попросил Антония и Уттама помочь бедняге. Они сказали мне: «Он хочет уйти от своей жены». Я видел и его жену, потому что она настояла, что должна присутствовать, когда он будет принимать саньясу. Она хотела увидеть, как его будут гипнотизировать. Я позволил ей присутствовать, потому что здесь не практикуется гипноз. На самом деле, она сама заинтересовалась чтим. Я пригласил и ее, сказав: «Почему бы и вам не принять саньясу?»

Она сказала: «Я над этим подумаю».

Я сказал ей: «Мой принцип таков: «Прыгайте, пока не успели подумать», — но я не могу помочь, поэтому думайте. Если я еще буду рядом в то время, когда вы все обдумаете, я буду готов помочь вам».

Но я сказал Антонию и Уттаму и тот, и другой — мои саньясины, и одни из тех немногих, кто действительно близки ко мне — помочь их Другу. Я сказал, чтобы они совершили все приготовления относительно его жены и ее детей, чтобы не попасть впросак, но духовно ее муж не должен больше страдать. Даже если ему придется все оставить жене, пусть будет так. Для него достаточно меня одного.

Я видел человека и видел его красоту. У него была очень простая, детская черта, такой же аромат вы чувствуете, когда впервые идет дождь и земля радуется — аромат и радость. Он был счастлив стать саньясином.

Только вчера я получил послание, говорящее, что он постоянно спит, просто из-за страха перед женой. Он не хочет просыпаться. В тот момент, когда он просыпается, он снова принимает снотворное. Я сказал, чтобы Антоний передал ему: «Этот сон не поможет. Он может даже убить его, но это не поможет ни ему, ни его жене. Он должен встретиться с правдой».

Очень немногие встречаются с действительностью, то, что пни называют любовью, имеет биологическое качество — и девяносто девять процентов любви — и есть биология. Дружба на девяносто девять процентов — психология; дружелюбие — на девяносто девять процентов духовно. Только один процент в любви остается для дружбы; только один процент в дружбе остается для дружелюбия. И только один процент остается в дружелюбии для того, что не имеет названия. На самом деле, Унанишады назвали это так: «Таттвамаси искусство». Тат… как я назвал это? Нет, я никак не буду это называть. Все названия предали человека. Все названия без исключения доказали, что являются для человека врагами, поэтому я не хочу никак это называть.

Я просто покажу пальцем на эту… а дам ли я ей имя, или нет, все равно его нет. Она без названия. Все имена — это наши изобретения. Когда же мы поймем простую вещь? Роза — это роза; как бы вы ее ни называли, не имеет никакого значения, потому что само слово «роза» не является именем. Она просто есть. Когда вы отбросите между собой и существованием язык, неожиданно произойдет взрыв… экстаз!

Любовь может помочь, поэтому я не против любви. Это было бы, как будто я против лестницы. Нет, лестница это хорошо, но ходите осторожно, особенно по старой. И помните: любовь - это самое старое. С нее упали Адам и Ева, но не было необходимости падать, я имею в виду. Если они это выбрали — иногда человек выбирает падение, тогда это ваш выбор. Но падать, исходя из свободы это одно, а падать в качестве наказания — это совершенно иное.

Если бы мне пришлось написать Библию опять… я бы не совершил такой глупости, верьте мне. Я говорю, если бы я писал Библию, тогда я бы дал Адаму и Еве пасть, но не в наказание, а как выбор, из-за их собственной свободы.

Сколько времени?

«Пять минут девятого, Ошо».

Это хорошо, потому что я даже еще не начал. На начало необходимо много времени.

Любовь — это хорошо, просто хорошо, но не достаточно, не достаточно, чтобы дать вам крылья. Для этого необходима дружба, а любовь этого не допускает Так называемая любовь, я имею в виду, очень против дружбы. Она очень боится дружбы, потому что все, что выше, опасно, а дружба находится выше.

Когда вы наслаждаетесь дружбой мужчины или женщины, тогда вы впервые узнаете, что любовь — это мошенничество, обман. Тогда вы узнаете, сколько времени было потеряно. Но дружба это всего лишь мост. Человек должен пройти по нему; он не должен жить на этом мосту. Этот мост ведет к дружелюбию.

Дружелюбие это чистый аромат. Если любовь это корень, а дружба — цветок, тогда дружелюбие - это аромат, невидимый глазу. Вы не можете даже прикоснуться к нему, вы не можете держать его в руках, особенно если вы хотите удержать его в сжатом кулаке. Да, он может быть у вас на открытой ладони, но не в кулаке.

Дружелюбие — это почти то, что в прошлом мистики называли молитвой. Я не хочу называть это молитвой по простой причине, что это слово ассоциируется не с теми людьми. Это прекрасное слово, но нахождение в плохой компании портит, от вас начинает пахнуть вашим окружением. В то мгновение, когда вы говорите «молитва», каждый напрягается, пугается, становится внимательным — как будто генерал призвал солдат к вниманию, и все они неожиданно превратились в статуи.

Что происходит, когда кто-то упоминает такое слово, как «молитва», «бог» или «небеса»? Почему вы закрываетесь? Я не осуждаю вас, я просто говорю или просто доношу до вашего сведения что эти прекрасные слова были бесконечно испачканы так называемыми «святыми». Они совершили такое не святое дело, что я не могу простить их.

Иисус говорит: «Простите врагов своих», что я могу сделать -но он не говорит: «Простите священников ваших». А если бы он и сказал, я бы сказал ему: «Замолчи! Я не могу простить священников. Я не могу ни простить их, ни забыть их, потому что если я их забуду, то кто разрушит их? А если я прощу их. тогда кто же исправит то, что они сделали с человечеством? Нет, Иисус, нет! Врагов я могу понять да, они должны быть прощены, они не понимают, что делают. По священники? Пожалуйста, не говорите, что они не понимают, что делают. Они прекрасно понимают, что делают. Поэтому я не могу ни простить, ни забыть. Я должен бороться до последнего вздоха».

Любовь забирает вас, это шаг, но это любовь, только если она ведет вас к дружбе. Если ома не ведет вас к дружбе, тогда это похоть, не любовь. Если она ведет вас к дружбе, будьте ей благодарны, но не позволяйте ей покушаться на вашу свободу. Да, она помогла, но это не означает, что теперь она должна мешать вам. Не несите лодку на своих плечах просто потому, что она перевезла вас на другой берег.

Не будьте глупыми! Я имею в виду, извини меня, Девагит, это слово я оставил для тебя, я имею в виду, не будьте идиотами. Но я забываю. Снова и снова я употребляю неправильное слово, «глупы», для других, когда это особое слово для Девагита. Особенно в этом Ноевом Ковчеге — это мое название этой комнаты.

Любовь это хорошо. Перейдите ее, потому что она может привести вас к чему-то лучшему к дружбе А когда два любящих человека становятся друзьями, это редкое явление. Человеку хочется плакать просто от радости, или праздновать, или, если он музыкант, играть на гитаре, или, если он поэт, тогда писать хайку, рубаи. Но если человек не музыкант и не поэт, он все равно может танцевать, может рисовать, может тихо сидеть и смотреть на небо. Что еще можно сделать? Существование уже все сделало.

От любви к дружбе и от дружбы к дружелюбию, можно сказать, что это вся моя религия. Дружба - это снова «корабль», отношение, определенная зависимость… очень тонкая, более тонкая, чем любовь, но она есть; и со всеми ровностями и болезнями любви. Они подошли к очень тонкой форме. Но дружелюбие - это свобода от другого, поэтому здесь нет вопроса об отношениях.

Любовь может быть к кому-то, так же и дружба. Дружелюбие — это только открытие вашего сердца существованию. Неожиданно, в какое-то мгновение, вы можете открыть его мужчине, женщине, дереву, звезде… в начале вы не можете открыть его всему существованию. Конечно, в конце вам придется открыть ваше сердце всему одновременно, никому в частности. Это мгновение… давайте называть его просто мгновение.

Давайте забудем слова просветление, бытие Будды, сознание Христа, давайте просто называть это

МГНОВЕНИЕ

напишите это заглавными буквами

Это было так хорошо. Я знаю, что время есть, но оно так прекрасно, а от того, что прекрасно, нельзя требовать большего. Большее разрушает.