Великобритания

Мы начинаем наш обзор с Великобритании, «первой индустри­альной страны». В конце наполеоновских войн Великобритания была несомненным мировым промышленным лидером, на которо­го приходилось, по некоторым оценкам, около одной четверти со­вокупного мирового выпуска промышленной продукции¹. Более того, благодаря своему промышленному лидерству и статусу веду­щей морской державы, приобретенному в ходе войн, она также завоевала позиции лидера мировой торговли. На нее приходилось от '/4 до ¹/з всей мировой торговли, что более чем в два раза

¹ Имеется в виду выпуск современных, рыночно ориентированных отраслей. Не представляется возможным оценить стоимость продукции традиционной домашней промышленности в Индии и Китае (как и в дру­гих странах), большая часть которой была предназначена для потребле­ния внутри домашних хозяйств.

превышало долю ее главных соперников. Великобритания сохра­няла свое доминирующее положение и в промышленности, и в торговле на протяжении почти всего XIX в. После некоторого ос­лабления ее позиций в середине столетия, в 1870 г. она все еще контролировала около одной четверти всей мировой торговли и фактически увеличила свою долю в мировом промышленном про­изводстве до 30%. После 1870 г., хотя общий объем производства и торговли продолжал возрастать (промышленное производство за период 1870 — 1913 гг. увеличилось в 2,5 раза), она стала посте­пенно сдавать свои позиции, уступая лидерство другим быстро ин­дустриализирующимся странам. Соединенные Штаты превзошли ее по общему объему промышленного выпуска в 1880-х гг., а Гер­мания — в начале XX в. Накануне Первой мировой войны Вели­кобритания все еще оставалась ведущей торговой державой, но на нее приходилось уже лишь около '/6 совокупного объема торгов­ли, и ее быстро догоняли Германия и США.

Надежными опорами британского процветания продолжали ос­таваться текстильная промышленность, черная металлургия, угольная промышленность и машиностроение. Еще в 1880 г. бри­танское производство хлопчатобумажной пряжи и ткани превосхо­дило производство всех остальных стран Европы. К 1913 г., не­смотря на некоторое ослабление своих относительных позиций, Великобритания все еще производила треть всей европейской про­дукции данной отрасли, более чем вдвое превосходя своих бли­жайших конкурентов. Сходным образом, в черной металлургии Великобритания достигла максимального превосходства около 1870 г., производя более половины мирового чугуна. Однако к 1890 г. Соединенные Штаты перехватили лидерство, а в начале XX в. Германия также вырвалась вперед. В свою очередь, в угольной промышленности Великобритания сохраняла свое лидер­ство в Европе (хотя США превзошли ее в начале XX в.), постав­ляя излишки угля на экспорт. В расчете на душу населения в XIX в. Великобритания производила почти в два раза больше угля, чем ее главные европейские конкуренты — Бельгия и Гер­мания. Северо-восточные угольные бассейны (Нортумберленд и Дархэм) и южный Уэльс экспортировали уголь на континент уже в начале XIX в. и даже ранее. В 1870 г. вывоз угля по стоимости составлял 3% совокупного британского экспорта. Быстрая инду­стриализация бедных углем европейских соседей Великобритании привела к значительному росту экспорта угля. В 1913 г. на уголь, представляющий собой сырьевой товар, приходилось более 10% совокупного экспорта наиболее развитой в промышленном отно­шении страны мира.

Машиностроение, зародившееся в конце XVIII в., имело тес­ные связи со всеми тремя отраслями, о которых только что шла речь. Текстильное производство нуждалось в машиностроителях и ремонтниках; металлургия взращивала их в своих недрах; потреб­ность угольной промышленности в эффективных насосах и деше-

вом транспорте привела к развитию и парового двигателя, и же­лезных дорог. Железнодорожный транспорт, как мы видели в предыдущей главе, представлял собой наиболее важную новую от­расль экономики XIX в. Он играл особенно важную роль с уче­том его взаимодействия с другими отраслями. Более того, благо­даря лидерству Великобритании в строительстве железных дорог зарубежный спрос как в Европе, так и за океаном на британских специалистов, материалы и капитал явился стимулом для разви­тия всей экономики.

Другим мощным стимулом развития стала эволюция судо­строения, сопровождавшаяся заменой парусников пароходами, а деревянных конструкций стальными. До 1870 г. совокупное водо­измещение паровых грузовых судов, ежегодно сходивших со ста­пелей, не превосходило водоизмещение новых грузовых парусни­ков, но затем пароходы стали быстро завоевывать доминирующие позиции. К 1900 г. на парусники приходилось уже менее 5% со­вокупного водоизмещения новых судов. В 1850-х гг. железо стало все больше заменять дерево в создании как паровых, так и парус­ных судов, а в 1880-х гг. на смену железу пришла сталь. В начале XX в. совокупное водоизмещение ежегодно спускаемых на воду судов в Великобритании составляло в среднем более 1 млн тонн (что составляло более 60% продукции мирового судостроения), и практически все эти суда были стальными. (На протяжении не­скольких лет, в 1880 — 1890 гг. на Великобританию приходилось более 80% мирового производства судов.) Значительная часть этого выпуска, от!/6 до ^]/3, шла на экспорт.

Несмотря на впечатляющие достижения, темпы и масштаб бри­танской индустриализации не следует преувеличивать, как это часто делается. Последние исследования показали, что темпы роста промышленности за столетие 1750—1850 гг. были значи­тельно ниже, чем предполагали ранние приблизительные подсче­ты, и что «еще в 1870-х гг. около половины совокупной мощности промышленных паровых двигателей приходилось на текстильную промышленность, в то время как во многих других отраслях ме­ханизмы, приводимые в движение силой пара, играли крайне не­значительную роль. Подавляющее большинство промышленных рабочих в 1851 г. и, возможно, даже в 1871 г. были заняты не в крупной фабричной промышленности, а в небольших ремеслен­ных мастерских. Массовое применение паровой силы началось не ранее 1870-х гг., поднявшись с примерно 2 млн л.с. в 1870 г. до 10 млн л.с. в 1907 г.»¹

Перепись 1851 г. подтверждает это заключение. В частности, сельское хозяйство оставалось крупнейшей отраслью экономики по числу занятых вплоть до 1921 г.; на втором месте стояла до-

¹ Musson A.E. Technological Change and Manpower // History. 1982. V. 67. P. 240-241.

машняя прислуга. В текстильной промышленности было занято менее 8% всей рабочей силы (в т.ч. в хлопчатобумажном произ­водстве — около 4%). Кузнецы численно превосходили рабочих черной металлургии (112,5 тыс. против 79,5 тыс.), а рабочие обувной промышленности (274 тыс.) — шахтеров (219 тыс.).

Великобритания достигла максимума промышленного превос­ходства по отношению к другим странам в период с 1850 — 1870 гг. Темпы роста валового национального продукта с 1856 г. по 1873 г. (обе даты являлись верхними точками экономического цикла) достигали в среднем 2,5%, что было самым высоким пока­зателем за все столетие. В период 1873 — 1913 гг. они снизились до 1,9% (самый низкий показатель за все столетие), что было су­щественно ниже темпов роста в США и Германии за тот же пери­од. Темпы роста выпуска в расчете на душу населения были даже ниже, чем во Франции, которая традиционно рассматривается как самая «отсталая» из великих держав. Как следует интерпретиро­вать столь неутешительную картину?

Прежде всего необходимо отметить, что темпы роста могут в некоторой степени вводить в заблуждение, поскольку при низком исходном уровне рассматриваемых показателей высокие темпы роста могут быть достигнуты при очень незначительном абсолют­ном приросте. Великобритания не могла сохранять свое преобла­дание на протяжении неопределенно долгого времени после того, как другие менее развитые, но в изобилии наделенные ресурсами страны начали индустриализацию. В этом смысле относительный упадок Великобритании был неизбежен. Более того, ввиду нали­чия огромных ресурсов и быстрого роста численности населения в США и России неудивительно, что они могли в конечном счете превзойти маленькое островное государство по уровню валового выпуска. Труднее объяснить низкие темпы роста выпуска на душу населения; с 1873 г. по 1913 г. темпы роста общей производитель­ности факторов производства (выпуск на единицу всех производ­ственных ресурсов) были нулевыми.

Предлагалось множество объяснений такого обескураживаю­щего факта. Некоторые из них носили высокоформализованный характер, принимая во внимание относительные цены сырья и го­товых товаров, условия торговли, объемы и характер инвестиций и т.д. Рискуя несколько упростить дело, мы, с учетом наших целей, можем не принимать эти объяснения в расчет. Некоторые ученые видели суть проблемы в доступности природных ресурсов и сырья, но здесь на самом деле не возникало особых проблем. Конечно, хлопчатобумажная промышленность всегда зависела от импорта хлопка-сырца, но это не помешало Великобритании стать мировым лидером в производстве хлопчатобумажных изделий, и в любом случае все другие европейские производители хлопчатобу­мажных тканей также приобретали хлопок за границей, причем часто через Великобританию. Месторождения руд цветных метал­лов — меди, олова и свинца — были постепенно исчерпаны или

не могли конкурировать с более дешевыми поставками из-за океа­на, однако в большинстве случаев это более дешевое сырье добы­валось и импортировалось в страну британскими фирмами, дейст­вовавшими за рубежом. К началу XX в. черная металлургия им­портировала около трети всей руды, главным образом из Испа­нии, но это было связано прежде всего с неспособностью промыш­ленности полностью перейти в производстве стали на использова­ние основного процесса Томаса —Гилкриста, который позволил бы ей использовать местную фосфорсодержащую руду.

Последний факт указывает на другую возможную причину от­носительного упадка Великобритании: недостаток предпринима­тельских талантов. Этот вопрос горячо обсуждался (и все еще об­суждается) учеными без получения сколько-нибудь определенного на него ответа. Безусловно, в викторианской Великобритании было много динамичных, активных частных предпринимателей: Уильям Левер («Левер бразерс», позднее «Юнилевер») и Томас Липтон (производство чая) принадлежат к числу тех из них, чьи имена стали знаменитыми торговыми марками. С другой стороны, есть огромное множество свидетельств того, что предприниматели поздней викторианской эпохи в общей массе не отличались дина­мизмом своих предков, ибо сыновья и внуки основателей семей­ных фирм начинали вести образ жизни праздных джентльменов, оставляя ежедневное руководство своими фирмами наемным уп­равляющим. Запоздалое, почти неохотное введение новых высоко­технологичных (по тому времени) производств, таких как органи­ческая химия, электротехника, оптика и производство алюминия (в которых основные изобретения часто были сделаны самими британцами), является одним из признаков предпринимательской летаргии. Еще более показательной является замедленная и поло­винчатая реакция британских предпринимателей на новые техно­логии в тех базовых отраслях, в которых они долгое время были лидерами. Примером тому может служить ограниченное распро­странение процесса Томаса — Гилкриста или, в той же отрасли, от­носительно медленное внедрение мартеновских печей. Текстиль­ная промышленность долго сопротивлялась использованию более производительных прядильных и ткацких станков, изобретенных в Соединенных Штатах и на европейском континенте, а в произ­водстве соды процесс Леблака 30 лет вел борьбу с процессом Сольвея, впервые внедренным в Бельгии.

Отчасти в замедлении темпов промышленного развития и в не­достатке предпринимательских талантов можно винить отсталую британскую образовательную систему. Великобритания была пос­ледней из ведущих западных стран, которые ввели всеобщее на­чальное образование, необходимое для подготовки квалифициро­ванной рабочей силы. Лишь немногие из крупных английских университетов уделяли какое-либо внимание научному и инженер­ному образованию (в отличие от шотландских университетов).

Хотя они в некоторой степени избавились от оцепенения, харак­терного для XVIII в., они все еще были ориентированы на то, чтобы давать классическое образование отпрыскам семей празд­ных классов. Тем самым происходило закрепление ценностей аристократии, с ее презрением к коммерческой и промышленной деятельности. Контраст с XVIII в. разителен и курьезен, посколь­ку в то время британское общество имело твердую репутацию более подвижного и открытого по сравнению с обществами Старо­го режима на континенте. Столетие спустя восприятие ситуации, если не сама ситуация, решительно изменилось.

Это обсуждение побед и поражений британской промышлен­ности в XIX в. происходит при почти полном игнорировании меж­дународного контекста, что является вопиющим упущением, кото­рое будет до некоторой степени восполнено в главе 11. Однако не­сколько замечаний необходимо сделать уже сейчас, чтобы придать дискуссии соответствующую перспективу.

Из всех великих держав Великобритания в наибольшей степе­ни зависела в своем материальном благосостоянии как от импорта, так и от экспорта. Вследствие этого торговая и особенно таможен­ная политика других государств имела для нее важные последст­вия. Более того, британская экономика даже в большей степени зависела от состояния международной экономической системы, чем экономики менее крупных стран. У нее был самый большой торговый морской флот и самые большие зарубежные инвестиции, которые являлись важными источниками валютных поступлений. Несмотря на то, что Великобритания имела крупные экспортные отрасли, с начала XIX в., если не раньше, у нее был «неблагопри­ятный», т.е. пассивный торговый баланс. Дефицит покрывался (и с избытком) доходами от торгового флота и иностранных инвес­тиций, что позволяло этим инвестициям расти почти непрерывно в течение всего столетия. Более того, в конце столетия домини­рующая роль Лондона в международном страховании и банков­ском деле обеспечивала солидную прибавку к этим «невидимым* доходам. О важности международных источников дохода можно судить исходя из следующего сопоставления. Раньше мы сравни­вали темпы роста валового национального продукта (ВНП) за пе­риод 1856— 1873 гг. (2,5% в год) с темпами роста ВНП за период 1873 — 1913 гг. (1,9% в год). Соответствующие цифры для валово­го внутреннего продукта (ВНП за вычетом зарубежных доходов) составляли 2,2% и 1,8%, соответственно.

Для того, чтобы завершить это краткое обсуждение британ­ской модели индустриализации в XIX в., следует сказать, что при всех рассмотренных проблемах реальный доход на душу населе­ния в Великобритании возрос за период 1850—1914 гг. примерно в 2,5 раза, распределение дохода стало несколько более равномер­ным, доля беднейшего населения сократилась, а средний британец в 1914 г. имел самый высокий уровень жизни в Европе.