Бельгия

Первым регионом континентальной Европы, полностью при­нявшим британскую модель индустриализации, был регион, став­ший в 1830 г. Королевством Бельгия. В XVIII в. этими террито­риями (за исключением Льежа) владели австрийские Габсбурги. С 1795 г. по 1814 г. они находились в составе Французской рес­публики, а впоследствии империи, а с 1814 г. до 1830 г. они со­ставляли часть королевства Объединенные Нидерланды. Несмот­ря на эти частые и, в краткосрочном периоде, разрушительные политические изменения, Бельгия представляла собой замечатель­ный пример постоянства модели экономического развития.

Близость к Великобритании была не последним фактором ее раннего и успешного подражания британской модели индустриа­лизации, но существовали и другие, более фундаментальные при­чины. Прежде всего, регион имел длительную промышленную традицию. Фландрия была важным центром текстильного произ­водства в Средние века, к востоку от долины рек Самбры и Мааса располагался знаменитый центр металлообработки (см. главу 5). Брюгге и Антверпен были первыми городами Северной Европы, воспринявшими итальянские торговые и финансовые тех­нологии в конце Средних веков. Хотя экономика региона значи­тельно пострадала от испанского правления и других бедствий, обрушившихся на нее после восстания в Голландии, она несколь­ко оправилась от них под более мягким правлением Австрии в XVIII в. В сельских районах Фландрии возникло значительное ручное производство льняных тканей, а добыча угля развивалась в бассейне Хайнаут и в долине рек Самбры и Мааса.

Во-вторых, по характеру природных ресурсов Бельгия была схожа с Великобританией. Она имела легкодоступные залежи ка­менного угля и, несмотря на свои небольшие размеры, до 1850 г. добывала наибольшее количество угля среди всех стран континен­тальной Европы. Она также имела залежи железной руды, распо­лагавшиеся недалеко от угольных месторождений, а также руды свинца и цинка. Бельгийский предприниматель Доминик Мос-сельманн играл ведущую роль в создании современной цинковой промышленности, а основанная им фирма Societe de la Vieille Montagne фактически монополизировала эту отрасль на многие годы.

В-третьих, отчасти ввиду своего расположения, традиций и по­литических связей регион, ставший Бельгией, получил большие вливания не только иностранного капитала, но и иностранных технологий и предпринимательских талантов, а также имел благо­приятные условия доступа на некоторые зарубежные рынки, осо­бенно на французский. Это положение стало складываться еще при Старом режиме и укрепилось в период французского господ­ства. В начале XVIII в. в Вервье из Савойи переселилась семья Биолли, которая начала производство шерстяных тканей. К концу столетия ей принадлежали самые крупные предприятия отрасли. Биолли привлекли других иммигрантов, которые приехали к ним работать, а впоследствии основали свои собственные производст­ва. Среди них был Уильям Кокрил, квалифицированный меха­ник, работавший ранее на шерстяных предприятиях Лидса, кото­рый прибыл в Вервье по дороге в Швецию и в 1799 г. основал мастерскую по производству прядильных машин. Луи Терно, уро­женец Седана, который бежал из Франции в 1792 г. и путешест­вовал по Великобритании, изучая британские технологии, вернул­ся во Францию при Директории и основал несколько шерстяных фабрик как во Франции, так и в аннексированных бельгийских провинциях. В 1807 г. на одной из его фабрик недалеко от Вер-

вье, оборудованной прядильными машинами на водной тяге, по­строенными Кокрилом, были заняты 1400 рабочих.

В 1720 г. ирландец О'Келли соорудил первый паровой насос Ньюкомена на континенте — для угольной шахты недалеко от Льежа. Через 10 лет англичанин Джордж Сандерс построил еще один — для свинцового рудника около Вердена. До краха Старо­го режима почти 60 машин Ньюкомена работали в регионе, став­шем затем Бельгией. В 1791 г. братья Перье из Шалота (недалеко от Парижа) установили первый двигатель типа уаттовского, и к 1814 г. построили 18 (а может быть, и больше) из 24 машин этого типа на территории будущей Бельгии. Они работали на текстиль­ных фабриках, металлургических предприятиях, пушечном заводе в Льеже, которым управляли сами братья Перье, а также на угольных шахтах. Однако небольшое число этих машин является свидетельством их достаточно низкой эффективности. Владельцы рудников в основном предпочитали старые машины Ньюкомена, которые продолжали строить еще в 1830-х гг.

Угольные шахты были самыми крупными потребителями паро­вых машин обеих моделей — и Ньюкомена, и Уатта, а также при­влекали большую часть французских предпринимателей и капита­лов. В период французского господства сложились важнейшие связи между бельгийской угольной промышленностью и француз­ской индустрией, которые пережили различные политические трансформации, произошедшие после 1814 г. В 1788 г. австрий­ские Нидерланды экспортировали во Францию 58 тыс. тонн угля, в то время как Великобритания — 185 тыс. тонн. В 1821 г. южные Нидерланды экспортировали 252 тыс. тонн, Великобрита­ния — 27 тыс. тонн, а в 1830 г. Бельгия отправляла во Францию более 500 тыс. тонн угля, в то время как Великобритания — лишь около 50 тыс. тонн. Сеть каналов и других водных путей, связы­вавшая северную Францию с бельгийскими угольными шахтами, стала создаваться еще при Старом режиме, но продолжала совер­шенствоваться и впоследствии, в огромной степени облегчая това-ропоток между двумя странами. Французские предприниматели нашли привлекательными инвестиции в бельгийскую угольную промышленность. В период промышленных бумов 1830-х, 1840-х гг. и даже в 1870-е гг., когда добыча угля сделала огромный рывок вперед, французские капиталы устремлялись на строительство новых рудников в Бельгии.

Хлопчатобумажная промышленность развивалась в Генте и его округе, в результате чего Гент превратился в бельгийский Ман­честер. В городе, который ранее уже был главным рынком для сельского льняного производства Фландрии, в 1770-х гг. было ос­новано несколько ситценабивных фабрик, которые, однако, не ис­пользовали механические двигатели. В начале XIX в. местный предприниматель Льевен Бовен, до этого не связанный с текс­тильным производством, с огромным риском для себя поехал в Англию как промышленный шпион (в то время Франция и Вели-

 

кобритания находились в состоянии войны). Он смог вывезти контрабандой несколько мюль-машин, паровой двигатель и завер­бовать квалифицированных английских рабочих для обслужива­ния машин и изготовления других по их образцу. В 1801 г. он ус­тановил машины в опустевшем монастыре в Генте. Так началось современное бельгийское хлопчатобумажное производство. Бовен вскоре столкнулся с местной конкуренцией, но отрасль начала бы­стро расти, особенно после введения Наполеоном Континенталь­ной системы. К 1810 г. в отрасли работало 10 тыс. человек, пре­имущественно женщин и детей. Превратности войны и даже в большей степени последовавшего за ней мира вызвали значитель­ные колебания производства, которые привели к банкротству мно­гих предпринимателей, включая Бовена, но сама отрасль выжила и продолжала развиваться. Механические ткацкие станки появи­лись в 1830-х гг., а к концу десятилетия введение механического прядения льна в Генте предрешило судьбу сельского льняного производства.

Традиционная черная металлургия, работавшая на древесном угле, долгое время существовала в долине Самбры и Мааса и в Арденнах на востоке страны. Она сыграла значительную роль в обслуживании революционных и наполеоновских войн, но ее ба­зисом оставались традиционные технологии. В 1821 г. Поль Гуа-Шапель ввел на своих металлургических предприятиях недалеко от Шарлеруа процесс пудлингования и проката. В 1824 г. он начал строительство коксовой доменной печи, которая наконец вошла в действие в 1827 г. — это была первая коммерчески эф­фективная домна на континенте. Вскоре многие последовали его примеру, включая Джона Кокрила, чьим партнером был не кто иной, как голландское правительство короля Виллема I.

В 1807 г. Уильям Кокрил перевел свои заводы по производст­ву оборудования для текстильной промышленности из Вервье в Льеж и принял в число компаньонов двух своих сыновей, Джейм­са и Джона. Уильям Кокрил отошел от дел в 1813 г., а в 1822 г. Джон выкупил долю брата. Тем временем около 1815 г. фирма, наряду с текстильным оборудованием, начала производить паро­вые двигатели. Для этих целей было нанято большое число ква­лифицированных английских рабочих, некоторые из которых позже завели собственное дело или работали на других бельгий­ских фирмах. Кокрилы объявили о своем намерении построить коксовую доменную печь еще в 1820 г., а в 1823 г. Джон получил на эти цели субсидию от голландского правительства. Он также нанял в качестве консультанта Дэвида Машета, известного шот­ландского механика. Однако финансовые и технические труднос­ти продолжали преследовать предприятие. В 1825 г. правительст­во выкупило половину его акций за 1 млн флоринов, однако даже это вливание государственных средств было недостаточным, и до 1829 г., когда печь наконец была построена, правительство вло­жило дополнительно 1325 тыс. флоринов.

Накануне бельгийской революции 1830 г. (которая, по иронии судьбы, лишила голландское правительство его инвестиций) фирма Кокрилов была, безусловно, крупнейшим промышленным предприятием Нидерландов и, возможно, самым большим в кон­тинентальной Европе. На нем было занято почти 2000 рабочих, а вложенный в него капитал превышал 3 млн флоринов (около 1,5 млн долларов) — огромную по тем временам сумму. Со свои­ми угольными шахтами и железными рудниками, доменными пе­чами, прокатными станами и механическими мастерскими это была также одна из первых вертикально интегрированных метал­лургических компаний. В этом качестве она служила моделью для других фирм, работающих в растущей отрасли.

Хотя бельгийская революция повлекла за собой минимум раз­рушений и человеческих жертв, тем не менее, она привела к эко­номической депрессии из-за неопределенности относительно ха­рактера нового государства и его будущего. Однако депрессия оказалась короткой, и уже в середине десятилетия наблюдался стремительный промышленный взлет. Помимо международных экономических условий, которые были также благоприятны, на характер и масштабы этого бума в Бельгии повлияли еще два осо­бых фактора: 1) решение правительства построить полномасштаб­ную сеть железных дорог за счет казны (см. главу 8), что стало особенно ценным подарком для угольной промышленности, метал­лургии и машиностроения, и 2) значительные институциональные инновации в области банковского дела и финансов.

В 1822 г. король Биллем I объявил о создании акционерного банка Societe Generate pour favoriser ['Industrie des Nationale des Pays-Bos (известный после 1830 г. как Societe Generate de Bel-gique) со штаб-квартирой в Брюсселе. Он передал банку государ­ственную собственность на сумму 20 млн флоринов и вложил зна­чительную часть своего собственного состояния в его акции. Банк имел широкие возможности для деятельности, но его работа в первое десятилетие существования была в лучшем случае неблес­тящей. Однако после революции при новом управляющем, назна­ченном новым правительством, он способствовал инвестиционному буму, не имевшему прецедентов на европейском континенте. Между 1835 г. и 1838 г. он создал 31 новое «анонимное общест­во» с совокупным капиталом, превышавшим 100 млн франков. Среди них были металлургические предприятия, угольные компа­нии и машиностроительный завод «Феникс» в Генте, Антверпен­ская пароходная компания, текстильная фабрика, сахарорафинад­ные заводы и предприятия стекольной промышленности. Во всех этих предприятиях банк выступал в кооперации с парижским фи­нансистом Джеймсом Ротшильдом, наиболее влиятельным банки­ром того времени, что способствовало доступу Бельгии к француз­скому рынку капиталов.

В 1835 г. конкурирующая группа финансистов получила раз­решение на создание еще одного акционерного банка — Banque

de Belgique. Созданный во всех важнейших аспектах по образу и подобию Societe Generate (хотя и значительно уступая ему по раз­мерам), новый банк не терял времени: менее чем за 4 года он уч­редил 24 финансовых и промышленных предприятия с общим ка­питалом в 54 млн франков. В это число входили угольные шахты, металлургические предприятия, машиностроительные заводы Сен-Леонар в Льеже, текстильные фабрики, сахарорафинадные заво­ды и, что особенно важно, компания, которая стала крупнейшим з мире производителем цветных металлов — Societe de le Vielle Montagne, выкупленная банком у ее основателя — Моссельмана. Как и Societe Generate, Banque de Belgique имел связи с Фран­цией через частный парижский банк Hottinguer et Cie. Утвержда­лось, что более 90% капитала Banque de Belgique было француз­ским.

К 1840 г., если не ранее, Бельгия со всей очевидностью стала самой высокоразвитой промышленной страной на европейском континенте, а по объему промышленного производства на душу населения она почти догнала Великобританию. Хотя, как и в дру­гих странах ранней индустриализации, темпы промышленного роста в Бельгии со временем снизились и стали отставать от тем­пов роста новых индустриализирующихся стран, к 1914 г. она ос­тавалась наиболее высокоразвитой промышленной страной на кон­тиненте по объему выпуска продукции на душу населения, усту­пая в Европе только Великобритании. В течение всего столетия основой ее процветания продолжали оставаться отрасли, которые инициировали ее рост: угольная промышленность, черная и цвет­ная металлургия, машиностроение и — хотя и в меньшей степени, чем в Великобритании, — текстиль. В химической промышлен­ности введение процесса Сольвея по производству соды дало тол­чок к развитию этой прежде медленно растущей отрасли, а бель­гийские машиностроительные фирмы превзошли конкурентов в сооружении за границей (как и у себя дома) узкоколейных желез­ных дорог и, после 1880 г., электрических трамвайных и приго­родных линий. Также на протяжении всего столетия бельгийская промышленность в значительной степени зависела от состояния международных экономических связей: в конце века экспорт со­ставлял 50%, или даже более, ее валового национального продук­та. Наиболее важными для Бельгии были торговые связи с Фран­цией. Так что если сделать контрфактическое (но не слишком не­вероятное) предположение, что Бельгия в течение всего XIX в. могла бы оставаться в составе Франции, то в результате мы бы потеряли важнейшие статистические данные по региональной эко­номике, однако статистика для Франции в целом засвидетельство­вала бы значительно более впечатляющий экономический рост. Как бы там ни было, в 1844 г. (который отнюдь не был каким-то исключительным годом) 30% совокупного выпуска бельгийского чугуна было экспортировано во Францию. В течение всего столе­тия Франция ввозила более 30% необходимого ей угля, причем

 

более половины этого количества поступало из Бельгии, преиму­щественно с шахт, принадлежавших французским компаниям.