Была ли Россия отсталой страной

 

Обращаясь к российской истории XIX – XX вв., очень важно понять, были ли объективно обусловлены катаклизмы, пережитые страной за последние 100 лет. Есть ли основания считать, что коммунистическая модернизация вырвала страну из отсталости, выведя ее в сверхдержавы, на пик могущества, никогда прежде Россией не достигавшийся, а рыночные реформы 1990-х гг., напротив, привели ее в состояние упадка. Или же справедлива иная гипотеза: перед революцией Россия была динамичной, быстроразвивающейся страной и, не будь, этой самой революции, она могла бы добиться куда больших успехов.

Оценивая ситуацию в целом, справедливо будет отметить, что перед революцией Россия отставала от передовых стран Западной Европы и США по уровню производства и потребления. В 1913 г. объем промышленного производства, был в 2,5 раза меньше, чем во Франции, в 4,6 раза – чем в Англии, в 6 раз – чем в Германии, в 14,3 раза – чем в США*. Средняя урожайность хлебов в 1909– 1913 гг. была в 2 раза ниже французской, в 3,4 раза ниже германской. Но здесь надо делать поправку на интенсивность хозяйства: в России экстенсивное направление в сельском хозяйстве было тогда выгодней.

* Лященко П.И. История народного хозяйства СССР. Т. 2. М., 1954. С. 220.

 

В то же время по темпам развития обрабатывающей промышленность Россия в предвоенные годы уступала только США и Японии. В 1911 - 1913 гг. по сравнению с 1896 – 1900 гг. среднегодовые темпы (%) составили*:

Россия.............................................. 4,8

США................................................ 5,2

Германия......................................... 4,0

Великобритания.............................. 1,6

Франция........................................... 3,5

* Хромов ПА. Экономическая история СССР. М., 1969. С.129.

 

Япония обогнала Россию по темпам роста промышленности только после 1900 г.

Правда, по расчетам Ю.П. Соколова*, в США за 1860-1913 гг. ВВП на душу населения вырос с 860 до 2500 долл., а в России за те же годы – с 350 до 600 долл. Отставание, стало быть, нарастало. Но это только в сравнении с одной из наиболее динамичных тогда стран. В целом же Россия медленно догоняла Европу, держась от нее все же на весьма солидном расстоянии. По общепринятым показателям (объему ВВП или национальному доходу) перед Первой мировой войной наша страна входила в число лидеров, занимая пятое место в мире после США, Германии, Англии и Франции. Таким образом, по сравнению с западными странами Россия была отсталой, но динамично развивалась. В целом отставание не увеличивалось.

* Sokoloff G. La puissance pauvre. Une historic de la Russie de 1815 a nos jours. Paris, 1993. P. 787–790.

 

Но это в целом. Что же касается структуры экономики, то бросалось в глаза колоссальное различие между современным промышленным сектором, полностью интегрированным в мировую экономику, и огромным аграрным, большей частью находившимся в состоянии крайней отсталости, практически продолжавшим жить в средневековье. Собственно, противоречия между потенциалом динамичного развития и отставанием большей части страны стали одной из главных причин катаклизмов XX в.

В современный сектор почти без задержки доходили мировые достижения науки и техники. Машиностроительные заводы Петербурга, Москвы, Риги, текстильная промышленность Московского и Ивановского районов, уголь и металлургия Донбасса, нефть Баку, растущая сеть железных дорог представляли лицо той России, которая доказывала свою способность усваивать и распространять материальные достижения передовой техники и технологии. Зависимость от Запада безусловно имела место, иностранные инвестиции играли важную роль в подъеме российской экономики. Жители Петербурга, Москвы, Варшавы, Одессы получали доступ к благам цивилизации практически одновременно с жителями европейских столиц. Здания дореволюционной постройки до сих пор являются украшением многих русских городов.

Но сельская Россия, огромное количество провинциальных городов жили еще примерно так же, как 50 лет назад, когда 19 февраля 1861 г. император Александр II издал манифест о крестьянской реформе, об отмене крепостного права. Аграрный сектор был опутан феодальными пережитками. Свойственные предыдущей эпохе институты, такие, как община, круговая порука, периодический передел земель, продолжали препятствовать развитию свободных рыночных отношений в деревне и росту производства.

Комплекс неполноценности, обусловленный отставанием страны, стал появляться в России еще в XVII в., до Петра I, когда русские на практике ощутили, что европейцы ушли вперед в промышленности, военном деле, управлении государством. С тех пор стремление ликвидировать отсталость, догнать Европу, жить не хуже стало неизменным побуждением властей и их подданных к реформам и модернизации.

В политико-экономическом мышлении стали складываться два основных течения. Одно – прозападное, стремящееся перенести европейские достижения на российскую почву, не всегда с учетом отечественных реалий. Другое – почвенническое – защищало традиции, старалось усмотреть в российской отсталости особость русского пути, превосходство над Европой, где ценности материального благосостояния вытесняли, как казалось, ценности духовные. Эти дискуссии в новых формах, в иных терминах и по иным поводам продолжаются и сегодня. Продолжаются и поиски исторических институциональных и потому непреодолимых различий между Россией и Западом.

Одно из главных различий, возникших еще в Средние века, усматривается в том, что в России не сложилась та городская жизнь, которая оказалась столь характерной чертой Западной Европы.

 

Гардарикой, страной городов называли Русь древние варяги. Но это были не те города. В XII – XIII вв. в Европе стали, будто грибы после дождя, расти города как центры ремесленной промышленности и торговли, а также противостояния произволу феодальных баронов со специфической организацией самоуправления. На Русь в это время из Центральной Азии пришли орды татаро-монгольских кочевников.

М.И. Туган-Барановский так писал об этом:

"В России прежнего времени не было города в том смысле, в каком он был в Средние века в Западной Европе. Прежде всего городов в России было так мало, что они тонули в общей серой массе деревень. Но и те города, которые были, имели иной характер, чем города на Западе. Город на Западе был центром мелкой промышленности, работавшей не на торгового посредника, а непосредственно на потребителя. В России же город был преимущественно административным и торговым центром, а промышленность была раскинута главным образом по деревням. Во многих местах России издавна была развита кустарная промышленность – преимущественно там, где почва была мало пригодна для земледелия и населению приходилось прибегать к подсобным заработкам. Но между западноевропейским городским ремесленником и русским деревенским кустарем было существенное различие: первый работал на местного жителя, на местный рынок, а второму приходилось работать на отдаленный рынок (ибо местного рынка не было), почему являлась необходимость в торговом посреднике. Таким образом, из отсутствия городов вытекала необходимость торгового капитала, и торговый капитал подчинял себе мелкого производителя. Купец был необходим для русского кустаря потому, что потребители кустарных изделий были развеяны по всей огромной территории России и прямые сношения с ними были невозможны для кустарей.

Отсутствие городского ремесла имело своим естественным следствием особенно влиятельное положение в экономическом и социальном строе Московской Руси капиталиста-торговца.

Политическое преобладание Москвы основывалось, между прочим, и на том, что Москва была торговым центром громадного края, промышленность которого находилась в непосредственном подчинении торговому капиталу, сосредоточенному преимущественно в Москве. Торговый класс был, вслед за земельным дворянством, самым влиятельным классом старинной Руси.

В то же время Московское государство совершенно не знало того социального класса, который сыграл такую огромную роль в истории Западной Европы – класса свободных городских ремесленников. Новейшие исследователи – например, недавно скончавшийся Н.П. Павлов-Сильванский – находят в древней Руси элементы феодального строя (Павлов-Сильванский Н.П. Феодализм в древней Руси, 1908; Его же. Феодализм в удельной Руси, 1910). Но цеха, городского ремесла – в том виде, как это сложилось на Западе, – Россия ни древняя, ни новая никогда не знала. Россия не знала той стройной и законченной организации мелких промышленников, на почве которой возникла вся цивилизация и культура Запада; городские общины Запада завоевали не только свою свободу от власти феодалов, но и привели, в конце концов, к крушению абсолютной монархии. «Die stadtische Luft macht frei» («городской воздух дает свободу») – говорили в Средние века, и эта поговорка полна глубокого смысла. У нас не веял этот воздух промышленного города – и потому не было почвы и для свободы"*.

* Туган-Барановский М.И. Основы политической экономии: 5-е изд. Петроград: Право, 1918.

 

Интересно, что в наше время дискуссия о феодализме в России возобновилась. Так, профессор С. Хакамада утверждает, что феодализм – особенность Европы, а в России и в Японии его не было. Отсюда вопрос, что такое феодализм?

Вот описание русской социальной организации, которую дает А. Г. Вишневский со ссылкой на И. В. Киреевского:

 

"Большинство населения составляли крестьяне. Крестьянин в России жил как бы в самой глубине социальной матрешки: сам он находился внутри семьи, семья – внутри общины, а уж на семейно-общинном основании возводились все остальные этажи русского общества. В середине XIX века И. Киреевский так рисовал всю его иерархическую структуру: «Семейные отношения каждого были определены прежде его рождения; в таком же предопределенном порядке подчинялась семья миру, мир более обширный – сходке, сходка – вече и т.д., покуда все частные круги смыкались в одном центре, в одной Православной Церкви».

«Матрешечная» конструкция системы общественных связей по-своему сложна и эффективна. Она позволяет сочетать достаточно жесткое вертикальное соподчинение уровней социальной пирамиды с относительной самостоятельностью каждого уровня (это относится, в частности, к поземельным отношениям: право на пользование землей как бы распределено между уровнями, ни одному из которых она не принадлежит полностью). В силу малых размеров и значительной замкнутости сельской общины, в рамках которой протекала жизнь большинства людей, человек постоянно находился в непосредственном общении и взаимодействии с односельчанами, с сельским «миром», под его постоянным надзором, был связан со всеми взаимной ответственностью, круговой порукой. Такая система отношений предполагает многообразие неравенства, сложную иерархию личных зависимостей. В то же время все отношения персонифицированы, что придает жизни в этой системе «человеческую теплоту», о которой ностальгически вспоминают люди, оказавшиеся в мире городских обезличенных связей"*.

* Вишневский А.Г. Серп и рубль. М., 1998. С. 19; Киреевский И.В. В ответ А. Хомякову. Критика и эстетика. М., 1979. С.149.

 

Но матрешечная конструкция – это и есть описание феодальной системы. Просто в России, как и в Японии, она выглядит иначе, чем в Европе. Суть дела в том, что европейские города трансформируют феодализм и ускоряют его распад, а в России такой силы не оказалось, в результате чего феодальные институты проявили гораздо большую живучесть, тормозя развитие рыночных отношений. И что еще более важно, не оказалось силы, изнутри формирующей гражданское общество и демократические институты.

 

"Другим коренным отличием исторических условий развития России сравнительно с Западом, – продолжает Туган-Барановский, – отличием, непосредственно вытекавшим из первого, была необычайная сила и устойчивость в России принудительного труда. Нигде рабство не пустило таких глубоких корней в народную жизнь, как в России. И, что всего замечательнее, рабство у нас не отмирало по мере поступательного хода истории, а все теснее и теснее сплеталось с нашим хозяйственным и социальным строем. В этом отношении чрезвычайно характерна история нашего крепостного права. В XV и XVI веках оно еще не сложилось в определенный социальный институт. В XVI и XVII веках закрепощение крестьянина заканчивается, но крепостной крестьянин все же остается крепостным своего помещика, а не его рабом – он все же не совершенно бесправное существо. Российское государство развивает дальше и дальше свое политическое могущество, превращается в колоссальную империю – и все ниже и ниже падает крестьянин"*.

* Туган-Барановский М.И. Указ. соч. С. 108.

 

Ужесточение эксплуатации крепостных крестьян к концу существования крепостного права объясняется увеличением спроса на сельхозпродукты и возможностей экспорта, стремлением крепостников заработать на внешних рынках. Примерно та же тенденция наблюдалась в США перед Гражданской войной и освобождением негров.

Этот мотив не мог не возникнуть у тех властителей России, которые хотели модернизировать свою страну: давления снизу в пользу свободы и права нет, сопротивление любому произволу сверху почти отсутствует.

В таком положении оказался Петр I, когда вознамерился вывести Россию в ряд европейских держав. Ему это удалось преимущественно за счет заимствования материальных достижений Европы при сохранении и даже закреплении существовавших феодальных порядков. Крепостные мануфактуры Демидова, рекрутчина и т.п. – символы того времени наряду с немецким платьем, учением дворянских детей и бритьем бород. Итогом был промышленный рост, сделавший Россию важным производителем чугуна, оружия. В то время родились многие славные промыслы, например Гжель, усвоившая приемы мастеров из Дельфта. Было немало изделий, не уступавших иностранным, но сделанных руками рабов, а не свободных людей.

В развитии, опиравшемся на самодержавие и крепостничество, был свой потенциал, хотя ясно, что различия в источниках роста в Европе и в России сами по себе определяли отставание последней. Потенциал феодально-крепостнической России достиг максимума во время войны против Наполеона и доминирования в Европе до революций 1848 г. и Крымской войны. Последняя же показала полную исчерпанность этого потенциала, нарастающее отставание от других стран вследствие именно консервации феодальных институтов.

Не правда ли, похоже на то, что произошло у нас еще раз в конце XX в.?

Вопрос в том, означают ли отмеченные Туган-Барановским отличия России от Европы непреодолимость ее отставания? Не являются ли они нашим крестом, который мы должны нести просто в силу неизменности или малой изменчивости сложившихся в нашей стране институтов? Если поверить Д. Норту, то скорее да–с большой вероятностью. Туган-Барановский, напротив, полагал, что традиционный русский строй не помешал России прийти к капиталистической системе хозяйства и "в настоящее время (в начале XX в. – Е.Я.) в России господствует тот же хозяйственный строй, что и на Западе". Последовавшие события поставили под вопрос это утверждение, но они и не подтвердили правоту Д. Норта.

Отмена крепостного права в России произошла примерно через 50 лет после принятия большинством европейских стран подобных актов в годы наполеоновских войн. Наша страна оказалась последней.

Эти полвека есть по сути та минимальная мера отставания России от Европы в развитии социальных институтов, касавшегося важнейшей тогда аграрной сферы*.

* Такое отставание проявлялось не только в аграрной сфере. Если в Англии переход от мануфактуры к фабрике с соответствующими техническими изменениями производства происходил в основном в 1770–1800 гг., то в России те же процессы наблюдались в 1830–1860 гг., т. е. на 60 лет позже, хотя в середине XVIII в. русская мануфактура не уступала английской (Лященко П.И. Указ. соч. T.I. С. 33).

 

Реформы Александра II не только охватили аграрные отношения, но и в целом создали более либеральные условия для развития экономики. Главное – стал усиливаться поток рабочей силы, перетекавшей из сел в города. Города и промышленность стали расти намного быстрее.