Регионализация в гуманитарной географии

Культурно-исторические регионы мира. Поделить земной шар на регионы можно по-разному. Любое такое деление будет пред­ставлять продукт нашего мышления и носить условный характер. Вспомним, что еще в недалеком прошлом весь мир подразделял­ся на Старый и Новый Свет. Под Старым Светом подразумевались три известные с древности части света — Европа, Азия и Афри­ка, а название Новый Свет обозначало неизвестную европейцам вплоть до XVI в. четвертую часть света — Америку. Таким же чрез­вычайно общим делением планеты на регионы могла бы явиться сегодня ее «разбивка» на освоенные и обжитые регионы (Ойкуме­на), с одной стороны, и неосвоенные — с другой.

В качестве особых регионов можно рассматривать также физи­ко-географические регионы (Сахара, Гималаи, Памир, Западно-Сибирская низменность и др.), экономические регионы, компак­тные территории проживания этнически родственных народов,

конфессиональных групп и даже отдельные страны. Еще недавно весь» мир вполне серьезно делился на социально-экономические мир]ы — «мир социализма», «мир капитализма» и «третий мир»* (развивающиеся страны). Сегодня такое деление по вполне понят­ным! причинам утратило свой смысл. Иногда в степень главного критерия дифференциации человечества возводится уровень бла­госостояния стран и народов (богатый север и бедный юг и т.д.). Весьма распространены методы регионализации мира, основан­ные на различиях языков, религий и т.п. Всё зависит от того, какой критерий положен в основу регионализации.

Иначе говоря, на процессы регионализации (или районирова­ния]) общества оказывает влияние множество факторов: этниче­ский и конфессиональный состав населения, демографический фактор и рисунок расселения жителей, политика государства, особенности природной среды и т.д. В качестве примера обратим­ся к роли этнического фактора.

Во многих странах Азии и Африки этнонациональные пробле­мы становятся доминантой их современного развития. При этом речъ> зачастую не идет о прямых этнических конфликтах. Явление приобретает более глубинные черты, затрагивая многие аспекты межличностного общения и души людей. В этнической картине этой части Земли особенно много нестандартных ситуаций, по­рой искусственно созданных и веками «консервирующихся» воп-рекп чаяниям миллионов людей. Например, одна из таких ситуа­ций,, порождающая колоссальные импульсы регионализма, свя­зана! с курдским этносом — одним из крупнейших в мире, не имеющим своего государства. Известно, что курды «рассеяны» по всему миру, но более или менее компактно они населяют горные районы, вошедшие в Юго-Восточную Турцию, Северо-Западный Иран, Северо-Восточный Ирак и Северо-Восточную (а частично и Северо-Западную) Сирию. В этой связи фактом является нали­чие целостного этнического региона, подразделяющегося в оте­чественной литературе на Турецкий, Иранский, Иракский и Си­рийский Курдистан.

Несмотря на многовековое воздействие естественной и насиль-ственной ассимиляции и «вестернизации», самосознание курдов не только не утрачено, но и приобрело новые качества. Как бы не стремились вышеупомянутые государства к созданию мононацио-

* Термин «третий мир» впервые предложил французский социолог А.Сови (по аналогии с третьим сословием эпохи революции 1789 г.). Интересно, что идеологический отдел ЦК КПСС лишь спустя многие годы заметил опасность это г о) термина, порождавшего некую «квазитриаду» трех миров. Последняя бра­лась тогда на вооружение левооппортунистической пропагандой (т.е. КНР, пре­тендовавшей на лидера «третьего мира»), что. по мнению партийных идеологов, находилось в противоречии с «научным» делением мира лишь на две противопо­ложное общественно-политические системы.

нальных и моноконфессиональных (многие курды исповедуют йезидизм) государств, курдский регионализм, по всей вероятно­сти, еще проявит себя.

Можно специально анализировать затяжное противостояние таких этносов, как хуту и тутси в Руанде, тамилов и сингалов в Шри-Ланке, ханьцев и тибетцев в КНР, турок-киприотов и гре­ков-киприотов на Кипре, палестинцев и евреев в Израиле, много­численных племен в Йемене, Нигерии, Чаде, Камеруне, Либе­рии, Сомали и других странах на фоне то обостряющихся, то осла­бевающих процессов сепаратизма и регионализма. Однако и без этого ясно: нигде в мире этнический фактор регионализма не выражен так ярко, как в Азии и Африке.

Достаточно старой и достаточно щекотливой проблемой стран Юго-Восточной Азии, провоцирующей импульсы регионализма, является наличие во многих из них солидной прослойки китай­ского национального меньшинства — хуацяо. Так, китайская об­щина на Филиппинах составляет 600 тыс. человек, в Малайзии — около 6 млн и т.д. Строго говоря, указанные цифры являются очень условными и приблизительными. Если учесть филиппинцев с 1/4 «китайской крови», то численность китайской диаспоры на тех же Филиппинах увеличивается сразу в несколько раз (причем в ее числе оказывается и глава католической церкви на Филиппи­нах кардинал Син, и бывший президент Корасон Акино, и т.д.). Не ясно также, следует ли относить к китайцам многочисленных жителей Таиланда — выходцев из племен неханьского происхож­дения, но проживающих на территории Южного Китая.

Хотя взятые в целом хуацяо не составляют единой, монолит­ной массы (это лица различного имущественного и социального происхождения, разнообразных идеологических, культурных и религиозных ориентации), они во многих странах этой части Азии играют заметную роль в сфере бизнеса, а иногда вообще контро­лируют сферу торговли. Это невольно порождает «этнонациональ-ную напряженность», приводит к внутрирегиональной стратифи­кации общества.

В реальной жизни наряду с выделением государств мы часто сталкиваемся с упоминанием своеобразных интернациональных регионов, таких, как Западная Европа, Ближний Восток, Индоки­тай, Вест-Индия, Тропическая Африка и др. Такие крупные регионы характеризуются, как правило, относительной схожестью исто­рических судеб населяющих их народов, природных условий, куль­тур, определенными этноконфессиональными параллелями, не­которой общностью хозяйственной специализации и т.д. С неко­торой долей условности их можно назвать культурно-историче­скими регионами мира.

Разумеется, такие регионы отличаются различной степенью

внутреннего единства. Одни из них (например, Западная Европа)

 

давно уже представляют собой более или менее целостные в по­литическом, культурном и хозяйственном отношении организ­мы, в то время как единство других (например, Тропической Африки) из-за огромных различий в путях культурного и соци­ально-экономического развития подвергается сомнению.

От чего же зависит степень внутренней интеграции культурно-исторических регионов? От множества факторов, и прежде всего от их исторической судьбы и типа сложившейся цивилизации, хода этнических процессов, направления экономических связей, развития транспортных путей и даже расположения природных барьеров (высоких гор, морей и т.д.).

В современную эпоху особую роль в «цементировании» таких регионов играют экономическая интеграция государств, создание общего рынка, единого экономического пространства, единой валюты и т.д. Например, отсутствие реальной экономической ин­теграции в странах Африки или Океании лишний раз подчерки­вает географическую разобщенность народов этих регионов.

Культура и цивилизация: географическая интерпретация. Несмот­ря на различие подходов к научной интерпретации понятий «куль­тура» и «цивилизация», огромное влияние этих феноменов на тер­риториальную дифференциацию современного мира не оспари­вается никем. Учитывая тот факт, что именно культура способна удержать и охладить «кипение» мирового «политического котла», тщательное исследование культурного разнообразия мира, его цивилизационных рубежей и «разломов» представляется исклю­чительно важным.

Классическое определение культуры подразумевает под этим понятием совокупность знаний, которые человек должен приоб­рести для обогащения своего духовного опыта и вкуса посред­ством занятий искусством, литературой и науками. Иногда куль­тура трактуется более объемно — как совокупность материальных и духовных ценностей, а также способов их создания и примене­ния, и в этом смысле она практически аналогична понятию ци­вилизация.

Существует мнение, что культура (понимаемая в узком смыс­ле) в отличие от цивилизации относится к явлениям субъектив­ного порядка, поскольку совокупность знаний у человека может формироваться через образование и средства массовой информа­ции, которые, в свою очередь, могут контролироваться централь­ной авторитарной властью в своих целях. В истории можно найти примеры, когда навязываемая обществу культура оказывалась в противоречии с ценностями традиционной цивилизации (нацист­ская Германия и т.д.).

Термин «цивилизация» впервые вошел в обиход во Франции. Им первоначально обозначались добродетели людей — завсегда­таев просвещенных парижских салонов. С тех пор как термин был

введен в научную литературу (шотландским историком и филосо­фом А. Фергюссоном), его смысл заметно изменился. Какое-то время он употреблялся как синоним слова «культура», затем его содержание стало трактоваться более широко. Ныне под цивили­зацией понимается «некая культурная общность, самый высокий уровень группировки людей по признаку культуры и самый ши­рокий срез культурной идентичности после того, который отде­ляет человека от других биологических видов» (С.Хантингтон,

1993).

Совершенно очевидно, что цивилизация может определяться как объективными критериями (история, религия, язык, тради­ции, институты), так субъективными — характером «самоиден­тификации». Она может охватывать множество государств (как за­падноевропейская) или только одно (Япония). Каждая из циви­лизаций отличается своей неповторимой спецификой и только ей свойственной внутренней структурой (так, японская цивилиза­ция имеет в сущности один вариант; западная цивилизация — два основных варианта: европейский и североамериканский; ислам­ская — по крайней мере, три: арабский, турецкий и малайский). В данном случае цивилизация интересует нас прежде всего как региональное (глобальное) пространство, наполненное особым культурным содержанием. Любую из цивилизаций образуют сово­купности компонентов и компонентных связей, причем не следу­ет забывать о том, что понятием цивилизация охватывается не только материальная и духовная культура людей, но и окульту­ренные естественные ландшафты, т.е. в сущности природа.

Одним из замечательных проявлений современного процесса общения являются разнообразные культурные контакты челове­чества. Они берут начало с древнейших времен с обмена предме­тами материальной культуры между первобытными племенами и продолжаются сегодня в масштабной интеграции региональных культур и цивилизаций. Подобный синтез культур способствует устранению изоляционизма народов и экономической автаркии государств, преодолению обывательского чувства страха перед всем

новым и непривычным.

Может быть, это звучит несколько парадоксально, но особый вклад в интеграцию мировых культур внесли полиэтнические со­общества — империи, практически всегда стремившиеся к терри­ториальной экспансии. С одной стороны, порабощенное, напри­мер, Римской или Македонской империями население вынужде­но было терпеть жестокость «этноса-гегемона», с другой — завое­ватели, как правило, обладали большими цивилизаторскими до­стижениями. Происходила консолидация интеллектуальной эли­ты — главного двигателя культурного развития, передавались «по цепочке» (от человека к человеку) обычаи и традиции, расширя­лось поле духовного творчества населения метрополий и коло-

ний, обогащалось военное искусство и т.д. В ряду неупомянутых империй, сыгравших видную роль в интеграции мировой культу­ры, можно назвать также Арабский халифат, Китайскую, Осман­скую, Британскую, Российскую и другие империи.

На рубеже XX —XXI вв. мир меняется с невиданной быстротой. Культурную экспансию теперь вовсе не обязательно можно осу­ществлять путем территориальных завоеваний. Сегодня стремитель­но переплетаются экономические связи, расширяется сеть гло­бальных коммуникаций и средств массовой информации, огром­ный размах приобрел обмен ценностями культуры в рамках раз­личных национальных и международных программ. Судьбы наро­дов сливаются в одну всемирную судьбу.

Некоторыми западными учеными в этой связи высказывается мнение о том, что «мир перерос суверенитет». Действительно, с каждым годом государства делегируют мировому сообществу (в частности, ООН) все больше полномочий. Однако роль государ­ства как стабилизирующей и направляющей силы в процессе ми­ровой интеграции не уменьшается, а скорее усиливается. Под­тверждается мысль Гегеля, высказанная в его работе «Философия права», о том, что государство преодолевает ограниченность эт­нического сообщества и гражданской ассоциации: оно становит­ся формой, в которой человечество может наиболее полно раз­вернуть свои творческие силы. И напротив: пока не сбываются руссоистские представления (подхваченные К. Марксом и его по­следователями) об отрицании государства и его постепенном от­мирании.

Процессы интеграции и регионализма всегда «шествуют» ря­дом, центростремительные тенденции сменяются центробежны­ми и наоборот. Во всяком случае до общечеловеческого духовно-нравственного единства (того, что русские философы XIX в. на­зывали соборностью и всечеловечностью) еще далеко. По иронии судьбы, острое соперничество государств в экономической, во­енной и идеологической сферах имеет самое непосредственное отношение к культуре и цивилизации.

Итак, культурная интеграция мира может и должна опираться на развитие (возрождение) национальной культуры, самобытное развитие народов, их самоопределение в области языка, духов­ной культуры... Иногда при этом добавляют: и государственности. Однако этот вопрос очень не прост. Начиная с Фихте, а отчасти и раньше в европейской общественной мысли утверждалась идея о том, что каждая нация должна иметь свое государство. А если се­годня нация дисперсно «вкраплена» в другую? А если суверенитет одного народа автоматически ведет к потере независимости дру­гого? А если этнос в силу исторических обстоятельств остался вообще без собственной территории? И что вообще следует пони­мать под нацией? Как видим, вопросов больше, чем ответов.

«Матрешечный» принцип строения культурно-исторических ре­гионов. Большинство крупных культурно-исторических регионов мира отличается сложной многоступенчатой (или «матрешечной») структурой, что хорошо видно на примере «классической» Запад­ной Европы. В ней традиционно различают Южную, Централь­ную, Северную Европу и Британские острова. В пределах некото­рых из них различаются регионы меньшего ранга, например Скан­динавские страны или страны Бенилюкса. В свою очередь, внутри многих государств имеются свои локальные «культурно-истори­ческие очаги». Так, в Великобритании к ним следует отнести прежде всего Шотландию и Уэльс; во Франции — Лотарингию, Эльзас, Бретань, Корсику, Бургундию, Прованс, Лангедок и т.д.; в Гер­мании — Баварию, Тюрингию, Саксонию-Анхальт и др.; в Испа­нии — Страну Басков, Андалузию, Кастилию, Каталонию и др.

Зарубежную Азию чаще всего изучают сквозь призму таких ее слагающих регионов, как Юго-Западная Азия, Южная, Восточная, Юго-Восточная Азия. Распад Советского Союза привел к «появле­нию» (в учебниках) Центральной Азии в составе Узбекистана, Таджикистана, Киргизии, Казахстана и Туркмении. Как правило, в рамках каждого из этих регионов выделяются регионы меньше­го ранга, обладающие непреходящей культурной спецификой. Государства Америки обычно изучают с учетом существования здесь таких более или менее целостных регионов, как англоязыч­ная Америка (США и Канада) и Латинская Америка (в составе регионов меньшего ранга: Мексики, Центральной Америки и Вест-Индии, Андских стран и государств бассейна Амазонки и Лаплат-ской низменности). Что касается Африки, в ее составе четко разли­чают Североафриканский регион (тяготеющий скорее к исламской Юго-Западной Азии, чем к остальным странам континента) и Африку южнее Сахары (в составе Западной, Восточной, Централь­ной и Южной Африки).

Бывает, что некоторые страны одновременно относятся к двум и более культурно-историческим регионам. Так, Египет является североафриканской, ближневосточной, средневосточной и араб­ской страной (Ближний Восток образуют страны на стыке Юго-Западной Азии, Северной Африки и Европы, а в совокупности с Ираном и Афганистаном они составляют Средний Восток).

Границы регионов. Одной из наименее изученных сфер в науке остается область границ (или рубежей) между различными типа­ми регионов в географическом, историческом, социокультурном, экономическом, информационном и других пространствах. Воз­росшее в последние годы внимание регионалистов к осмыслению рубежной коммуникативности принесло хорошие результаты, по­казало большую перспективность этого научного направления. Эти результаты могли бы быть еше значительнее, если бы разработчи­ки чаще и основательнее обращались к междисциплинарным ис-

следованиям на стыке гуманитарной географии и философии, морфологии культуры, этнологии, экономики и т.д.

Философские основы пограничных состояний были впервые изложены И.Кантом, соединившим в себе таким образом фило­софа и географа*. «Только великий ученый,...изучавший духов­ные и земные горизонты, мог сформулировать представления об имманентном и трансцендентном мире, в котором географичес­кие понятия органично сливаются с философскими» (В.А.Дерга-чев, 1999).

При нанесении на географическую карту любых различающих­ся участков земной поверхности (т.е. регионов) возникает необ­ходимость их разделения при помощи тех или иных ограничитель­ных знаков. Сделать это не всегда легко, особенно когда регионы объединяют явления прерывистого или «кучного» распростране­ния. В данном случае затруднения возникают при определении пе­риферийных участков, которые носят переходный характер. И на­против, если регионы отражают различия в интенсивности сплош­ного распространения, то оконтурить их границы не составляет труда.

Характер линий границ зависит от того, о'каких территориях идет речь — обособленных или территориях сплошного или пре­рывистого распространения. Рубежи регионов, обязанных своим происхождением деятельности людей, обычно более четки в срав­нении с природными. Классическим примером здесь могут слу­жить политические и административные границы, имеющие ли­нейный характер. Более или менее четкие границы культурных ландшафтов, в то время как границы, например, естественных геоботанических регионов отнюдь не отличаются ясностью. Так, тайга переходит в тундру настолько плавно, что появляется необ­ходимость выделения лесотундры. В свою очередь, степь нередко соединяется с лесом посредством лесостепи и-т.д.

Однако могут быть и исключения. Например, край рудного тела, когда он обнажен сбросом, проступает резко и легко наблюдается в полевых условиях, хотя речь идет о естественном рубеже и чело­век здесь «ни при чём». С другой стороны, границы социокультур­ных регионов тоже во многих случаях носят переходный, ярко выраженный «маргинальный» характер. Это явление можно про­иллюстрировать не только зонами влияния поликлиник, средних школ, детских садов и т.д., но и границами культурно-истори­ческих регионов. Так, Лангедок во Франции или Пьемонт в Ита­лии представляются четко очерченными только на далеком рас­стоянии, но при близком рассмотрении распадаются на ряд еще

* «Кантовская проблема — это проблема пограничных состояний, которые в принципе только на границах и существуют. Проблема полей, напряжений, со­здаваемых существованием самих этих границ» (М. Мамардашвили, 1992).

более мелких «типичных ареалов». Можно приводить бесчислен­ные примеры споров вокруг понятий «Центральная Европа», «Во­сточная Европа», «Средний Восток», «Центральная Азия» и т.д. Следует четко различать для себя два обстоятельства, связан­ные с границами регионов: одно дело — характер границ, пред­ставляющих собой четкую линию или «расплывчатую переход­ную полосу», другое — это способ их делимитации, изображе­ния на карте. При незначительном масштабе толщина проводи­мой картографом линии может оказаться шире реальной грани­цы-зоны, что исказит действительность. При этом ясно, что гра­ница региона, выделенного по единственному признаку, наибо­лее точно соответствует изображению на карте (при условии со­впадения толщины линии на карте с шириной переходной зоны), в отличие от границы региона, идентифицируемого по совокуп­ности признаков. В последнем случае граница региона будет точ­ной только при условии, если образующие ее «частные» линии

совпадут.

Понятие о рубежной коммуникативности и рубежной энерге­тике. Латинский термин «коммуникация» (соттитсаИо) озна­чает форму связи, путь сообщения, процесс передачи инфор­мации и т.д. Это понятие «имеет универсальный смысл, рас­крывающийся в конкретном географическом, историческом, со­циокультурном, экономическом, информационном и других пространствах....В социокультурном пространстве коммуникация обычно определяется как «передача информации» от человека к человеку в процессе любой деятельности. Традиция как коммуни­кация во времени осуществляет трансляцию от поколения к по­колению социокультурных ценностей и письменности. Разновид­ностями трансграничной коммуникации в социокультурном про­странстве являются комплиментарные этнические отношения, а в экономическом пространстве — коммуникационные коридоры ускорения оборачиваемости торгового, промышленного и фи­нансового капитала (свободные экономические зоны и др.)» (В.А.Дергачев, 1999).

Существует мнение, что на рубеже II и III тысячелетий по мере исчезновения прежних возможностей для территориальной колонизации и духовной экспансии пришла эра пограничных, маргинальных состояний, обещающая значительно расширить горизонты человеческого познания. Речь идет о маргинальных (лат. таг§таИ$ — находящийся на краю) состояниях не только веще­ства, но и людей (маргинальные территории, сословия, общества; контактные зоны между океаном и континентами, биосферой, литосферой и атмосферой; рубежные бинарные отношения в си­стемах запад — восток, север —юг, атлантизм —евразийство, ислам — христианство, западные и восточные цивилизации, город и де­ревня и т.д.).

С рубежной коммуникативностью тесно ассоциируется поня­тие «рубежная энергетика». Принято считать, что именно марги­нальные зоны несовпадающих природных, экономических, этно­культурных, информационных и других полей и служат источни­ком энергетических импульсов. Нетрудно видеть, что рубежная энергетика имеет непосредственное отношение к эмоционально-чувственной сфере и, таким образом, может являться не только стратегическим ресурсом материального развития, но и ресурсом духовного возрождения социума, этноса, государства.

Среди наиболее часто упоминаемых в литературе объектов ис­следования рубежной коммуникативности — политические (буфер­ное, транзитное государство), экономические (свободная эконо­мическая зона, маргинальная экономика), социокультурные (мар­гинальная культура, бикультура, диаспора), природные (атмосфер­ные фронты, контактные зоны суша —океан). Появились даже специальные термины для идентификации соответствующих яв­лений и структур: геостраты — т.е. стратифицированные, нало­женные друг на друга разнотипные пространства; геомары — энер­гоизбыточные граничные поля и др. (В.А.Дергачев, 1999).

Именно линии раздела между цивилизациями как очаги ру­бежной энергетики, по мнению крупного американского полито­лога С.Хантингтона, заменят в XXI в. политические и идеологи­ческие рубежи времен «холодной войны» и станут источником кризисов и даже войн. Автор выступил с утверждением, что в «новом мире» коренные источники конфликтов будут лежать в сфере культурных различий. «Главные конфликты... будут проис­ходить между нациями и группами, принадлежащими к разным цивилизациям. Столкновение цивилизаций будет доминировать в мировой политике» (С.Хантингтон, 1993).

Противоборство цивилизаций, по Хантингтону, имеет место на двух уровнях: локальном и глобальном. На микроуровне населе­ние соседних межцивилизационных регионов, «заряженное ру­бежной энергетикой», оспаривает территории и демонстрирует превосходство своих культурных традиций. На глобальном уровне страны, принадлежащие к различным цивилизациям, соперни­чают в военной и экономической сферах, всеми силами утверж­дают свои духовные и религиозные ценности. Наибольший энер­гетический потенциат якобы сосредоточен на границе между за­падной (христианско-иудейской) и исламской цивилизациями, борьба которых, по утверждению автора, продолжается около 1300 лет и не обнаруживает никаких признаков угасания.

Вместе с тем схема С.Хантингтона многим кажется слишком простой. Высказывается мнение, что до сих пор самые страшные и кровавые драмы имели место в рамках одних и тех же цивилиза­ций. Гитлеровцы истребляли европейцев-христиан и иудеев, боль­шевики, маоисты и полпотовцы осуществляли геноцид в собствен-24

ных странах. Конфессиональное и культурное родство Японии с Китаем и Кореей не мешало ей неоднократно воевать с этими странами и т.д. К тому же известно, что именно гражданские вой­ны обычно отличаются наибольшей жестокостью.

Как же быть в таком случае с концепцией рубежной энергети­ки? Не колеблется ли ее истинность из-за отрицания конфликта цивилизаций?

Различия между цивилизациями, действительно, реальны и зна­чимы, и многие люди готовы сражаться и умирать за свои убежде­ния, свой род, самобытность, свою землю, священную землю пред­ков. Но в глобальном плане модель Хантингтона вряд ли «сработа­ет»: во-первых, глобальный конфликт равносилен самоубийству человечества; во-вторых, государства, принадлежащие к разным цивилизациям и заинтересованные в успешном социально-эконо­мическом развитии, будут все больше интегрироваться в мировом рынке, тем более что закон стоимости един для всех формаций и цивилизаций; в-третьих, высказываются сомнения относительно отождествления мира с цивилизациями — последний слишком ге-терогенен. То есть представление о цивилизациях как «единицах» не всегда плодотворно с точки зрения мироцелостности.

Итак, в качестве стержня наиболее перспективного деления (или регионализации) мира служат культурные характеристики, которые менее подвижны и переменчивы, чем идеологические, политические или экономические. («Коммунисты могут стать де­мократами, богатые бедными и наоборот, но русские не могут стать эстонцами, а азербайджанцы — армянами», — писал С.Хан­тингтон.) Ясно, что понятием «культура» охвачены и язык, и религия, и экономика, и многие другие критерии. В свою очередь, внутри крупных культурно-исторических регионов, как правило, имеются регионы меньшего ранга.

Контрольные вопросы и задания

1. В чем состоят преимущества культурно-исторической регионализа­ции мира в сравнении, например, с экономической или политической? 2. Как принято разграничивать понятия «культура» и «цивилизация»? 3. Как можно оценить вклад империй в интеграцию мировых культур? Проил­люстрируйте свои мысли на конкретных примерах. 4. Раскройте смысл выражения «культура — это "твердый осадок" территориальных обще­ственно-политических образований». 5. Большинство рубежей, разделя­ющих регионы, не отражают внезапных переходов. Отчего это происхо­дит? 6. Какой смысл вкладывается в понятие «рубежная коммуникатив­ность»? 7. Какое отношение имеет теория конфликта цивилизаций С.Хан­тингтона к феномену рубежной энергетики?