Неделю спустя

Даже если она и захотела бы относиться к тому, что происходило, как к чему-то само собой разумеющемуся, ей бы вряд ли это удалось. Атмосфера в подвальном кабинете то накалялась до предела, то становилась близка к точке замерзания. Скалли чувствовала, как терпение крупинка за крупинкой покидает ее.

Всю неделю Малдер выводил ее из себя. Своей безупречной вежливостью, своим безразлично-непроницаемым видом, своей маской строгого, затянутого по уши в доспехи, профессионала. Он приходил и уходил внезапно, не руководствуясь никаким расписанием, получая странные звонки и без конца обрабатывая на компьютере какие-то данные. И он молчал.

После их последнего разговора гордость не позволяла Скалли снова расспрашивать его о деле, которое ему поручили, но неизвестность мучила ее хуже бессонницы. Она беспрестанно ловила себя на том, что сходит с ума от беспокойства, когда Малдера не было. Воображение тут же услужливо демонстрировало ей жуткие картины передряг, в которые он попадал, одна хуже другой. К тому времени, когда ее волнение достигало предела, напарник объявлялся как ни в чем не бывало, вежливо осведомлялся о том, как ее дела, и снова погружался в работу. Скалли чувствовала мгновенное облегчение и сразу же раздражение и досаду. На себя и на этого бесчувственного умника, который будто воды в рот набрал.

Иногда к нему приходили другие агенты, с большинством из которых Скалли не была знакома. В таких случаях Малдер всегда уверял коллег, что не стоит отвлекать его напарницу, и уводил их куда-нибудь поговорить. А напарнице оставалось лишь тихо беситься в своем углу.

Мартин присылал ей букеты каждый день. Возможно, если бы между ней и Малдером не возникло этой ледяной стены молчания, кирпич за кирпичиком выложенной ее гневом, раздражением и обидой – больше всего именно обидой, хоть Скалли и не хотелось в этом признаваться, - она по-другому воспринимала бы знаки внимания со стороны Мартина. Но напряжение, возникшее вследствие неожиданного превращения Малдера из лучшего друга в коллегу по работе, искало выхода, требовало разрядки.

Скалли не могла понять, почему вдруг стала чувствовать себя мебелью, неодушевленным предметом, там, где раньше была равноправным партнером. Хотя было ли такое когда-нибудь? Возможно, она просто обманывала себя все это время? Ведь это Малдер, каждый раз Малдер, вел ее за собой по очередному следу, вернее, даже не вел, а тащил на прицепе навязанный начальством груз. Он привык беречь этот груз и заботиться о нем, иногда даже гордиться им, как гордятся дорогим сувениром. Было ли в их отношениях что-то еще, или она просто обманывала себя, тешила иллюзиями, пытаясь скрыться от подступающего одиночества? Хотела верить? Господи, вот ведь как, хотела верить …

Она больше ни в чем не была уверена, она не знала, чему верить сейчас. А Мартин был так чуток, так нежен, стараясь сделать все, чтобы она чувствовала себя удобно и спокойно. Каждый день он присылал ей букет, каждый день приглашал поужинать. И каждый день она соглашалась. Она прекрасно понимала, что ведет себя нечестно по отношению к нему, что никогда не сможет ответить на его чувства так, как ему хотелось бы. Но она не могла отказать себе в маленькой передышке, крохотном островке комфорта и спокойствия, перед очередным напряженным днем.

Малдер ни разу не спросил ее о букетах. Подсознательно она все время ждала и почти желала этого, ей хотелось увидеть хотя бы малейший намек на интерес к своей персоне, хоть толику пусть даже чисто академического любопытства. Но Малдер молчал, хотя иногда, неожиданно подняв глаза, она встречала его странный, задумчиво-холодный и какой-то чужой взгляд, скользивший по ее лицу. Впрочем, она никогда не могла с уверенностью сказать, смотрел он на нее или сквозь. Но каждый раз она чувствовала неприятный, липкий холодок, стекающий вниз по спине, каждый раз поспешно отводила глаза.

Однажды она все-таки не выдержала и, едва Малдер в очередной раз закрыл за собой дверь, кинулась к его компьютеру. Ее пальцы почти дрожали над клавиатурой, пока она искала последние файлы, ее слегка трясло, словно школьницу, списывающую со шпаргалки первый раз в жизни. Но к ее разочарованию, никаких намеков о том, чем занимался напарник, она не обнаружила. С досадой погасив монитор, она встала и, нагнувшись, принялась исследовать содержимое ящиков стола.

-Я, кажется, забыл его в кабинете, одну минутку…

Скалли, вздрогнув, выпрямилась, чтобы встретить взгляд стоящего на пороге напарника. И хотя она тут же вспыхнула, как рождественская елка, его лицо осталось совершенно невозмутимым.

-Я… у меня закончились стержни, - неубедительно пояснила она свои действия.

Он спокойно кивнул и, обогнув стол, достал их из верхнего ящика, где они всегда и лежали, о чем Скалли, разумеется, прекрасно знала. Она покраснела еще больше, а он протянул их ей, с безупречной вежливостью произнеся:

-Пожалуйста.

-Спасибо.

Она проводила его взглядом, подавляя в себе жгучее желание запустить стержнями ему в лицо. Впрочем, он и тогда вряд ли удивился бы, вероятно, и бровью бы не повел. Ей вдруг совершенно иррационально и нелогично, зато до безумия сильно захотелось, чтобы он в гневе спросил ее, чем она занимается, роясь в ящиках его стола. Если это был единственный способ вызвать его на доверительный разговор, ей хотелось, чтобы он разозлился, чтобы они поссорились, только бы прекратилось это бездушное ледяное молчание и холодная предупредительность.

Скалли закусила губу. Словно не они, а кто-то другой всего каких-нибудь пару недель назад сидели воскресным вечером в ее квартире, болтая ни о чем, смотря какой-то старый фильм по видео. И ей было так тепло, уютно и спокойно, и она могла бы поклясться, что и ему тоже… Куда все это ушло? Когда это случилось? Как?

Она со вздохом обвела взглядом пустой офис. Малдера снова не было, хоть это был понедельник, самое начало дня. Скалли бесцельно шагала по кабинету, пока наконец не остановилась перед его столом, рассматривая лежащий на нем документ. Протокол о вскрытии. Которое проводила не она.

Черт, почему все вдруг расплылось перед глазами? Надо быть сдержанней, надо посмотреть, что там, в этом протоколе. Но она не могла себя заставить. Так значит, он уже и вскрытие не может ей доверить? В чем же она ошиблась? Где лежит эта точка отсчета, в чем, черт побери, ее вина? Почему он решил, что больше не может полагаться на нее?

Неожиданный телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Скалли, сердито притопнув, подошла и сняла трубку.

-Скалли.

-Агент Скалли, вас просит зайти заместитель директора Скиннер, - произнесла секретарша.

-Уже иду, - отозвалась Скалли, обрывая связь.

Отлично. Хоть какое-то разнообразие. Поправив ни мало не нуждающийся в этом костюм и нацепив на лицо обычное нейтральное выражение, Скалли вышла из кабинета.

-Он ждет вас, - сообщила Ким, едва Скалли ступила в приемную.

Кивнув, она постучалась и вошла в кабинет начальника.

-Агент Скалли, - Скиннер приподнялся из-за стола. – Прошу вас, садитесь.

-Спасибо, сэр, - Скалли заняла свое обычное место пред светлыми очами.

-Агент Скалли, - без предисловий начал он. – Вы, вероятно, заметили, что агент Малдер последнее время ведет себя несколько неадекватно?

-Неадекватно?

Скиннер помолчал, собираясь с мыслями.

-По всей вероятности, он поделился с вами соображениями о деле, над которым сейчас работает?

Скалли спокойно посмотрела ему в глаза, хотя сердце ее издало ощутимый перебой при этих словах. В чем подвох?

-Нет, сэр, - произнесла она. – Агент Малдер работает по этому делу самостоятельно. Он не обсуждал со мной никаких подробностей.

Скиннер вновь замолчал, и тревога Скалли усилилась. Правильно она поступила или нет? Если бы хоть что-нибудь знать, не пришлось бы вот так ступать на тонкий лед…

-Хорошо, - наконец вымолвил Скиннер. – Даже лучше, чем я думал. Скалли, - он доверительно на нее посмотрел. – Вы беспокоитесь за вашего напарника?

Ответ последовал мгновенно и твердо:

-Нет, сэр.

Скиннер внимательно ее изучал.

-А не для протокола?

Скалли промолчала, только посмотрела на него. Неужели неясно?

Очевидно, было ясно, потому что Скиннер удовлетворенно кивнул.

-Скалли, вам, вероятно, будет очень нелегко это принять, - он помедлил. – Но постарайтесь понять меня правильно. Малдер не посвящает вас в это дело, потому что так будет лучше для него. Ваша помощь ему сейчас не потребуется, скорее наоборот, любое ваше вмешательство, продиктованное самыми лучшими намерениями, только отвлечет его внимание. Ему сейчас нужна вся его концентрация, поэтому я хочу попросить вас не предпринимать никаких шагов, чтобы выяснить обстоятельства этого дела. Вы понимаете?

Скалли сидела, молча глядя перед собой. Чего же непонятного? Не будь обузой, девочка, когда умные дяди работают и им некогда с тобой возиться. Неожиданно ей показалось, что внутри нее сердце не выдержало, настолько сильна, практически физически ощутима была боль. Но на лице ее ничего не отразилось. Голубые озера глаз покрылись прочной ледяной коркой. Она спокойно взглянула в лицо начальнику, ничем не выдав того незначительного факта, что мир внутри нее распадается на тысячу кусочков.

-Да, сэр, мне все понятно.

-Хорошо, агент Скалли, - он задержал на ней внимательный взгляд, но ему просто не за что было зацепиться на этом словно из стали отлитом лице. – Вы можете идти.

Скалли лаконично кивнула и, поднявшись на ноги, направилась к выходу. Плечи расправлены, подбородок высоко поднят, походка ровная, как у королевы. За бронированным фасадом не мелькнул ни один лоскуточек изорванной в клочья души.

 

 

Малдер ненавидел себя. Это разрушительное чувство не оставляло его в покое ни днем ни ночью, с тех пор как это началось. Это дело… Он десять тысяч раз проклял это дело и тех, кто заставил его им заниматься. Оно было так важно для Дома Тайн, что к нему привлекли его, несмотря на всю его чудаковатость. Несмотря на то, что он был Призраком Малдером, которого многие откровенно презирали, его пригласили, потому что те, кто пользовался уважением, уже исчерпали свой кредит доверия. И теперь начальство хваталось за соломинку.

За соломинку, черт! Это дело, чем бы оно не закончилось, грозит положить конец его партнерству со Скалли. А это стало бы самым жестоким и сокрушительным ударом, который они могли бы ему нанести.

Малдер со злостью пнул ни в чем не повинный стол в своем кабинете. Он видел, что с ней происходит. Несмотря на непроницаемую, безупречную вывеску «мне-все-это-глубоко-безразлично», он видел, что это далеко не так. Он знал ее слишком хорошо, чтобы сомневаться. Он буквально нутром чувствовал ее недоумение, раздражение, обиду. Он видел, как она сдерживается, чтобы промолчать, не накинуться на него с расспросами. Иногда он безумно надеялся, что она сделает это, загонит его в угол, чтобы ему пришлось раскрыться. И все же он молился, чтобы этого не произошло, потому что он не мог ей рассказать. Он видел, к чему это вело, но ничего не мог сделать.

Стержни она искала… Он чуть улыбнулся при воспоминании о ее вспыхнувшем лице. Ты никогда не умела врать, Скалли, а учиться поздно. Ты так обо мне волновалась, что переступила через свою обиду, гордость и что там еще. Но удар ты держала. Как всегда.

Хотя… откуда ему знать, что ей руководило? Ему хотелось бы верить, вот черт, хотелось верить, что это была забота, но кто может сказать наверняка?

Это же Скалли.

Ее величество Ледяная Королева.

Иногда Малдер спрашивал себя, а может, ей действительно безразлично? Не вообразил ли он ее беспокойства там, где его никогда не было? Временами сидя в задумчивости, он смотрел в ее покрытые серебристым инеем глаза и думал: зачем ей все это? Почему она с ним? Почему рискует своей жизнью ради него, почему следует за ним по его пути, почему соглашается на самые абсурдные авантюры, хотя уверена, что он не прав? На ее лице всегда смесь этакой холодноватой отстраненности, слегка презрительного сарказма, недоверчивого сочувствия к его персоне. Несколько раз он был свидетелем взрыва ее темперамента, явления во плоти урагана по имени Скалли, и вынужден был признать, что был потрясен ее силой. Но буря быстро одолевалась, и Скалли вновь надевала маску безупречно-вежливого безразличия, идеального самоконтроля. Конечно, если это была маска.

Малдер вздохнул. Цветы еще эти… Разумеется, он их заметил. Трудно не заметить занимающий полкомнаты благоухающий букет. Каждый день, Господи, Боже мой, каждый день! И он не мог спросить от кого они, не мог шуткой выяснить, что происходит в ее жизни, понять, насколько все серьезно. Он не мог, не имел никакого права, дать ей понять, как она ему нужна, насколько сильно он от нее зависим. Только не теперь, когда она стреляла ледяными взглядами так, что ему каждый раз стоило большого труда не отшатнуться, не вскинуть в защитном жесте руки.

Его мучили подозрения и, чего уж там, самая настоящая ревность. Особенно когда он видел неподдельную радость на ее лице, когда каждый день появлялся Джерри с букетом. Он видел, что она ждала этого мгновения, с наслаждением вдыхала аромат, доставала записку из конверта и улыбалась. Так тепло, так… нежно.

Он не думал, конечно, что обладает монопольным правом на эти эмоции с ее стороны. Уж во всяком случае, не теперь, когда, с ее точки зрения, ведет себя, как последняя сволочь. У него были свои причины, но он не мог сейчас объяснить ей это. Сейчас не мог, а потом не станет ли поздно? Слишком поздно для них обоих?

Он не мог даже позволить себе позвонить ей вечером, чтобы узнать дома она или… или. Даже если бы он позвонил и, услышав ее голос, бросил трубку, она знала бы, что это он. Она слишком хорошо его знала. Поэтому он не звонил и каждый вечер мучился неизвестностью.

Малдер чертыхнулся и запустил смятый комком бумажный лист в корзину.

Не попал.

Ему не хватало ее. Бог знает, как не хватало. Их пикировок по утрам, подколов и шуточек, не хватало теплоты в ее взгляде, мягкой укоризны, когда его «заносило», не хватало ее острых замечаний, споров о том, кому вести машину, не хватало ее вливающего силы холодного профессионализма, ее поддержки, в которой он всегда черпал энергию, не хватало мгновений, когда ее головка признаком безграничного доверия сползала во сне ему на плечо в машине или самолете, и он боялся вздохнуть, чтобы не спугнуть это редкое блаженство…

Ему не хватало ее. Все и ничего в одной фразе.

Стоп, парень. Так нельзя. Нет никаких шансов изменить это до того, как завершится это дело. Значит, нужно перестать жалеть себя и продолжить работу. Пока в этом еще есть смысл.