Глава 35. Темной выдалась ночь четырнадцатого дня последнего месяца пятнадцатого года эры Генроку

 

 

ОШИБКА

 

Темной выдалась ночь четырнадцатого дня последнего месяца пятнадцатого года эры Генроку. Но перед ней был еще день.

Знал о мстителях Сумитомо. Восхищался. Желал быть рядом душой и телом. Покинул свою Хариму. Торопился. Предстояла встреча с Обоси Кураносукэ.

Достойный человек Обоси. Когда “пал дом господина”, опустел замок, обожгли сердце Обоси спокойствие, благополучие врага. Отмщения требует дух Асано. Воля Обоси тверда, подобно металлу! Долг чести не списан!

Сорок семь самураев собрал Обоси. Сорок семь верных сердец, гиси. В едином порыве решили они: лежать на могиле Асано голове должника.

Дух Наганори взывает к отмщению.

Знают Обоси и Сумитомо: не за себя лишь пошел отдавать долг чести Асано. Он, даймё, чьи вассалы теперь бездомны.

Только… Не может убедить Сумитомо своего друга Обоси.

— Мы метим в другую цель, — настаивает Сумитомо. — Наганори мстил не Ёсинака. Другому. Сам он сказал мне перед атакой. Мерзок старик Ёсинака, жаден, развратен, спесив. Но… Не его хотел зарубить Наганори в коридоре дворца, иначе никак не понять, почему не убил. Остались лишь раны. Жив Ёсинака! А Наганори — воин искусный. Врут, что коротким мечом он не смог убить старика. Нет! И коротким мечом Наганори легко бы его обезглавил.

Вздохнул Сумитомо.

— Асано, видно, с дороги хотел убрать, оглушить Ёсинака, плашмя бил мечом. Иначе никак невозможно!

— Но почему он кричал: “Отомстил! Теперь отомстил!”, — сомневался Обоси.

— Не знаю. Точно лишь знаю, мы мстим не тому. Асано пошел убивать Ёритору. Он сам мне сказал. Мы встречались за час до событий.

— Знаю одно, — упрямо твердит Обоси, — Асано, мой господин, пострадал из-за Кира. Пока голова Ёсинака не будет лежать на могиле Асано, нет мне покоя. Все остальные думают также.

“Отомстил! Теперь отомстил!”, — зазвучали опять в голове Сумитомо слова Наганори.

Молчит Сумитомо, колеблется. “Что Наганори решил в последний момент? Кто знает? Почему закричал “отомстил!”? К тому же поздно планы менять. Не удалось убедить Обоси. Штурм завтра. Столько работы проделали сорок шесть смельчаков. Столько лишений стерпели! Пришла пора умирать! Выполнить долг! Отомстить! За господина!”

Трудна подготовка к мести. Сумитомо знает: смельчаки с трудом купили форму пожарных, с “горным узором”, ямамити. Столько лишений стерпели они, самураи: нужду, унижения.

Гордый Кураносукэ вел разгульную жизнь в “Итирике”, чтобы обмануть шпионов Кира, ожидавшего мщения. Надменный Нориясу торговал апельсинами у дома Кира, наблюдая за врагом. Добыл план особняка. Кто продавал веера, кто писцом, кто музыкантом… Сбросив доспехи, год почти гордые ронины терпели свое унижение ради отмщения.

“Нельзя не присоединиться, — решил Сумитомо. — Ничего не скажет Асано. Почему он крикнул о мщении? Кто знает? Нет, нужно мстить вместе со всеми. Долг чести! Долг перед Асано! Одним ронином больше пойдет в атаку.”

Ждут мстители большую чайную церемонию. Чтобы враг наверняка оказался в доме. И вот, день назначен!

В четыре утра, отряды смельчаков ринулись в бой. Атаковали ворота особняка.

Настал час отмщения!

“Тигр и дракон!”

Ронины схватились с осажденными. Нет силы способной остановить штурм. Множество врагов противостоит героям. Исключительный бранный труд.

Отчаянно рубится на мечах семнадцатилетний Като Ёмосити. Грозен всегда хмельной копьеносец Сакагаки Масаката. Виртуозен прекрасный мечник Юкагава Сенпай.

Нет равных шестидесятилетнему Онодэра Хидэтома. Разит как смерть нанигатой музыкант Исоаи Масахиса. Страшен несравненный Окано Канэхидэ. Бьются, как львы, Така Фуса и Тада Ката. Сверхъестественно стремителен Обоси Нобукиё. Страшно рубится шестидесятидвухлетний Масэ Масааки.

“Боги появляются, демоны исчезают”, — сказали об этих ронинах. Синоним сверхъестественной стремительности.

Не уступают героям в мужестве остальные гиси. Всех разят без разбора.

Сеет смерть Сумитомо. Окровавлены клинки. Мечется он по замку, ищет Кира Ёсинака.

Больше двух часов кипит бой. Проснулись соседи. Но… не вмешались. Посочувствовали. Выкрикнул им с крыши дома слова благодарности великолепный лучник Катаока.

Не могут ронины найти Кира. Вслед за рыщущим по дому Сумитомо, ворвался в угольный сарай Ядзама Мотооки, великолепный копъеносец.

— Вот он! — крикнул Сумитомо, увидев, узнав Кира, испачкавшего углем лицо.

Быстр меч Сумитомо, но еще быстрее копье Мотооки. В лоб пришелся Киру удар острия. Сумитомо тут же отсек ему голову. Поднял ее за волосы Мотооки. Увидел шрамы, нанесенные господином, Асано.

Победный боевой клич зазвенел в ночном воздухе.

— Враг господина уничтожен! — радостно возвестил Мотооки.

— Каждый из нас достиг цели! — закричали ему в ответ.

Уходят ронины. Спешат. Идет на помощь Киру его клан.

“… За своего господина — Асано Наганори — они отомстили, добыли голову Кира Ёсинака и покинули место сражения утром пятнадцатого дня… … Вот они — раненые и старики в середине колонны, их окружают молодые, полные сил воины; вот они идут все… … во главе с Кураносукэ, покидают поле сражения… и утренний снег скрепит под тяжестью их поступи.”

Собрались ронины у храма Экоин, чтобы передохнуть. Подошел Обоси, предводитель ронинов, к Тараокэ. Попросил:

— Свези письма в провинцию Аки.

Запротестовал Тараокэ:

— Почему я?

Убедил его Обоси. Смог. Кто-то ведь должен забрать предсмертные письма и записать для потомков бой этот. Тараокэ сумеет. Сможет ли, только, пройти, проскользнуть в одиночку.

— Ты, Сумитомо, — сказал командир, — поддержишь посланца. Вместе пойдете. Ты не из нашего клана. Можешь быть ты хоть пробьешься, если посланец погибнет. Все тебя просят.

“Не к чему спорить, — решил Сумитомо, — опасность везде велика. Здесь враг по пятам наступает, там каждое дерево — враг.”

Он согласился.

* * *

Сергей уселся за руль, изучающе на меня посмотрел и спросил:

— Куда едем?

— Да, куда едем? — пристраиваясь на заднее сидение, поинтересовался и Харакири.

— Так сразу и не скажу, — рассеянно ответила я.

Голова шла кругом. Подумать только: полковник ФСБ, человек, которому доверили безопасность самого президента, оказался гнусным предателем, заговорщиком, презревшим долг, пальнувшим из гранатомета в любимца женщин и народа.

Передать не могу как я негодовала — столько преступлений! Столько преступлений! И где? Под самым носом ФСБ! Мерзавец воспользовался служебным положением и протащил в дом гранатомет. Потом он вероломно подсыпал гадости в нашу водку, купленную несчастной Любой для новоселья, и утром, рассчитывая, что мы еще от яда не очухались, свершил свое черное дело. Свершил и спрятал концы в воду, то есть фуфайку в шкаф, в шкаф больного, парализованного соседа, не подозревая, что сосед этот вовсе и не больной и не парализованный.

Что творится в нашей стране? И бог знает что еще могло сотвориться, если бы не я, умница и красавица! Я спасла президента! Я разоблачила лжепарализованного, окапавшегося под самым носом ФСБ! Я сорвала личину с полковника, проникшего в самые недра ФСБ!

Еще не сорвала, но вот-вот сорву. Вот-вот весь заговор раскрою! Одна! За всю ФСБ! Вот она Я!

Я! Я!!! Я!!!!!

Легко представить какие эмоции переполняли меня. Я мучилась, я страдала, страшно гордилась собой и тут же себя жалела: “И такого человека они преследуют и в темницу бросить хотят? А все этот гад, полковник! Он-то меня и оболгал. Кому скорее поверят, полковнику ФСБ или мне, скромной, хоть и всем известной писательнице-патриотке? … Конечно мне! А куда им деваться?”

Кто сам не грешен, тот, конечно, осудит меня за то, что разом забываю, порой, обо всех своих недостатках и кажется мне тогда, что перл из перлов я в этом мире, умнейший и справедливейший человек на планете. В этом есть своя польза: в такие моменты чувствую себя всемогущей.

“Нет, — решила я, — не бывать тому, чтобы это черное дело осталось безнаказанным. Жизни лишусь, но раскрою гнусный заговор, выведу на чистую воду мерзавцев!”

Но как?

И тут я вспомнила Капитолину. Просто удивительно, что так поздно о ней вспомнила. Капитолина женщина решительная, честная и благородная. Правда, с первого взгляда я этих достоинств в ней не угадала. Потому может, что слишком много достоинств обнаружила в ее муже Коле.

Да, теперь, когда пришли мудрость и опыт, могу точно сказать: один вред от этих мужчин. К примеру, какая милая у меня подруга, моя Капитолина, а ведь познакомились мы весьма недружелюбно, даже вспомнить стыдно, как мало на Капочке осталось после нашей первый встречи волос. Она смелая и решительная, но очень миниатюрная. Справиться с ней было совсем легко, ну, да что о быльем поросшем. Теперь мы обожаем друг дружку, жаль, только, видимся редко.

“Да, надо срочно мчаться к Капитолине, — решила я. — Ее Коля, хоть и тюфяк, а все-таки генерал ФСБ.”

Да, наш Коля генерал ФСБ. Просто удивительно как такие никчемные люди до генералов дослуживаются. И, главное, зачем? Как жила Капитолина в своей двухкомнатной квартирке, так и живет…

Нет, вру, в трехкомнатную перебралась, но рыдания душат меня, когда гляжу я на эту квартирку, а Капитолину рыдания душат, когда глядит она на мои хоромы.

Да, у меня роскошные хоромы, и это при том, что у меня ни разу не было мужа генерала ФСБ.

Как тут рыданиями не душиться?

И обратите внимание, нас душат рыдания, а Коле хоть бы хны. Он, с присущей ему честностью, хладнокровно смотрит на наши страдания и в ус не дует. Сколько раз моя Тамарка за помощью к Коле обращалась и деньги очень большие сулила, но каждый раз получала возмущенный отказ и добрый совет жить по совести, то есть честно. Будто это пройдохе Тамарке от генерала ФСБ нужно!

Боже мой! Бедная Капа! В стране только ленивый не ворует, Коля же дослужился до генеральских погон, но так ни смелости ни ума и не набрался, иначе чем такой нонсенс объяснить, что человек упорно воровать и брать взятки отказывается? Абсолютно уверена, что нет у Коли ума. Судите сами: все, что плохо лежит, он наивно чужим считает. О каком уж уме тут скажешь?

Впрочем, стоит ему хоть на шаг от своей Капитолины отойти, как смелость, ум и решительность появляются у него бог знает откуда. И все это непромедлительно он Родине отдает с утра и до глубокой ночи. Сослуживцы так хвалят его, что, порой, мы с Капой гадаем наш ли это Коля и если наш, то где таких качеств набрался?

Сам он, конечно, утверждает, что ум, смелость и решительность всосал с молоком матери, но лично я думаю, что всего этого добра он у Капы своей и нахватался, не даром же горюет она, что своими руками его вывела в люди, откуда невозможно теперь его загнать обратно домой. Даже в отпускное время, даже когда в квартире ремонт, этот бестолковый Коля рвется на работу.

“Да, к Капитолине, — укрепилась я в своем решении, — с таким вопросом больше не к кому. Слава богу, дожилась до таких времен, когда и Колькина честность на что-то сгодится.”

— Так куда мы едем? — уже нетерпеливо поинтересовался Сергей.

— Да, пора бы уж и куда-нибудь поехать, — энергично согласился с ним Харакири.

Возникла необходимость принимать решение.

“Тащить их к Капитолине рискованно, — подумала я. — Коля, конечно, генерал, но его жена моя подруга, следовательно есть опасность, что и за его квартиркой присматривают. Если Сергея засвечу, лишусь крова, бежать совсем будет некуда, где ночевать тогда? В кустах? На вокзале? Нет уж, лучше на испанской кровати. К тому же с Сережей у нас флирт, даже больше: намечается страшенный роман, следовательно небезразличен мне уже и его бизнес. Зачем без всякой нужды подставлять хорошего человека?”

И я решила не брать с собой Сергея.

А поразмыслив немного, удивилась и тому, как может о Харакири вопрос стоять? На кой ляд он мне в разговоре с Капитолиной? Уши развесит, а я, между делом, о Женьке с Юлькой должна ей много чего рассказать. Да-да! Капа не в курсе до какого дожила я предательства!

“В общем, — решила я, — от спутников пора избавляться.”

— Поезжай-ка домой, Сережа, а у меня дела, — ласково сказала я, и Сергей испугался.

— Как домой? А ты? — спросил он, неприветливо глянув на Харакири, который тут же заважничал, презрительно усмехнулся и заявил:

— А мы без тебя обойдемся.

— Ты, кстати, тоже мне больше не нужен, — с удовольствием обломала я вконец обнаглевшего Харакири.

Он забеспокоился похлеще Сергея:

— Как — не нужен? Почему не нужен?

— Все, ребята, расстаемся, не хочу больше вами рисковать, потому что уже смертельной опасности подвергаюсь. Теперь одна на дело пойду.

Харакири, как обычно, от удивления открыл рот, реакция же Сергея оказалась неожиданной.

— Раз ты в опасности, значит я должен быть рядом, — заявил он.

Удивление Харакири сменилось возмущением.

— Что? — закричал он. — Ты? Почему именно ты? Ты не член БАГа! Это мы, члены, всю ответственность несем за борьбу с автократией и с этим, как его, с тоталитаризмом. Вот станешь членом и валяй, геройствуй! А пока изволь проваливать, пока по-хорошему просят.

Однако, несмотря на грозное заявление Харакири, Сергей проваливать не спешил. Вместо этого он начал занудливо и подробно объяснять, что и Харакири еще не член БАГа.

— Не БАГа, а ВАГа, — компетентно поправила я, чем несказанно сразу обоих удивила.

Теперь уже и Сергей открыл рот, хотя раньше за ним такой привычки не водилось.

— Почему “ВАГа”? — спросил он.

— Да, почему это “ВАГа”? — следом за ним поинтересовался и Харакири. — Уже что ли переименовали?

Напустив на себя побольше важности, я ответила:

— Не переименовали, а сразу такое название дали. “Всероссийская ассоциация граждан” — вот как это называется. Пока вам не слишком доверяла, в целях конспирации говорила БАГ, теперь же вижу, что парни вы в доску свои, и от конспирации решила отказаться. Пора уже знать вам, с кем дело имеете.

Признаться, мальчики мои от сообщения этого обалдели, хотела бы сказать иначе, да будет неточно. Пока они таращили глаза, я гордо повела подбородком и поставила их в известность:

— Мне пора!

Харакири мгновенно пришел в себя и эхом повторил:

— Нам пора!

Я тут же его пыл охладила:

— Не нам, а мне. Лотком своим займись, книгами, и… Ну, в общем, чем хочешь, тем и займись. Понадобишься, найду.

Харакири пришел в неописуемое волнение:

— Я же член! — завопил он. — Настоящий член! Сама же говорила!

Мне даже жалко его, дурачка, стало.

— Член, ты, член, конечно настоящий член, — успокоила я его. — Но дело, по которому иду, только для … членов политсовета. Простые настоящие члены тут не годятся.

Харакири погрустнел.

— София, — заныл он, — умоляю, не могу покинуть тебя в минуту опасности. Мой долг, мой священный гири…

— Вот ведь шарманку завел с гирей своей! — взорвался Сергей. — Сказано тебе: без сопливых обойдутся! Как Софья решила, так и будет.

Харакири окрысился и едва ли не с кулаками набросился на Сергея, но я одним махом покончила с препирательствами.

— Организация — это дисциплина, — заявила я. — Закончу дело и сразу с вами свяжусь. Поэтому отбывайте без дальнейших возражений.

— Хорошо, — мгновенно согласился Харакири, покидая “Бентли”.

Он открыл мою дверцу и галантно протянул руку, приглашая меня выйти. Я уже вынесла ноги из машины, собираясь нежным взглядом проститься с Сергеем, но он жалобно попросил:

— Соня, но хоть немного подвезти тебя можно?

Я мгновенно согласилась:

— Да, конечно.

Быстро вернула ноги в салон, хлопнула дверцей, и “Бентли” сорвался с места, оставив опешившего Харакири одиноко стоять у дороги с галантно протянутой рукой.